Литература

Источник: ВИКИНГИ. МОРЕПЛАВАТЕЛИ, ПИРАТЫ И ВОИНЫ

КУЛЬТУРА ЖЕСТОКОСТИ И НАСИЛИЯ

Когда норвежские викинги впервые предприняли набег на европейское побережье на закате VIII столетия от Р. Х., предводительствовали ими не короли или ярлы, а воины среднего ранга, называемые херсирами. В тот период херсирами были независимые землевладельцы или местные вожди. Обычно они обладали лучшим снаряжением, чем их спутники. К концу X века независимость херсиров ушла в прошлое, и они превратились фактически в местных представителей норвежского короля. Снаряжение херсира и положение его соответствовали снаряжению и положению непосредственных вассалов скандинавского или английского короля, т. е. равнялись статусу хускарлов времен битвы при Гастингсе.

Как уже упоминалось в разделе "История викингов", самый ранний случай агрессивных проявлений скандинавов на побережье Британии датирован "Англосаксонской летописью" 789 г. В независимости от того, стоит или не стоит рассматривать убийство должностного лица короля Беортрика как часть набега, хронист доверительно сообщает: "То были первые корабли датчан, что пришли в Англию". В действительности викинги являлись норвежцами из региона Хордаланда.

Тот факт, что информация в ранних источниках подается с точки зрения Англосаксонской церкви, способен исказить наш взгляд на проблему и скрыть от нас более ранние случаи набегов викингов на Англию. Известно, что король Оффа приказывал строить в Кенте укрепления для противодействия нападениям разбойников с моря в 792 г., и хотя в источнике не содержится точных указаний, мы можем сделать вывод о том, что имелись в виду скандинавские пираты. К концу того периода термины "язычники", "пираты" и "моряки" стали синонимом слова "викинги". Предлагаемая нам информация относительно особого внимания к монастырям на Линдисфарне (793 г.) и Ионе (795 г.), вероятно, скрывает более широкую палитру набегов. Рейды на континент не демонстрируют такого остронаправленного интереса к религиозным объектам. Так, например, викинги, появившиеся у Луары в 799 г., не выискивали преднамеренно каких-либо монастырей или обителей. Набег скандинавов (датчан) в 810 г. на каролингскую провинцию Фризия и последующее нападение в 820 г. нацеливались преимущественно на торговые объекты. Совершенно очевидно, что к середине 30-х гг. IX века главными точками притяжения внимания викингов являлись экономически важные поселения.

Сосредоточение древнеанглийских записей на антицерковной направленности рейдов северян представляют собой один из аспектов культурных различий между язычниками-скандинавами и христианами-европейцами в VIII столетии. Даже в Дании, наиболее, если можно так выразиться, передовой из трех скандинавских стран, взаимоотношения основных групп общества и класса элиты значительным образом отличались от тех, чтобы были свойственны Северо-Западной Европе. Отсутствие унитарной церкви и даже общей религии ослабляло перспективы появления единой национальной монархии.

Слабость или нехватка действенных рычагов управления у центральной власти подразумевали произвол со стороны отдельных лиц, племен и кланов как нечто неизбежное и даже само собой разумеющееся. Постоянно набиравшие силы и упрочивавшиеся в положении монархии различных английских королевств обладали способностью предотвращать акты насилия с помощью законов, которые к тому же одобрялись Церковью. Близкие взаимоотношения Церкви и государства ограничивали агрессию таким образом, каким не могла действовать культура викингов. Впоследствии, когда в силу обстоятельств скандинавы стали проникать в относительно мирную по большей части континентальную Европу, неограниченное насилие (вполне повседневное явление в землях северян) нашло привлекательные русла для излияния на более слабых европейцев.

ПОДГОТОВКА

В раннем скандинавском обществе привычным воинским соединением являлось, по сути, все племя. Дальнейшие деление на части принимало форму семьи или клана. В древненорвежском языке для обозначения такой расширенной семьи использовалось слово "этт" (aett). В "Старшей Эдде" описываются Ангантюр и его сыновья, фактически военный отряд (как говорили, берсеркеров), похороненные в общей могиле после поражения и смерти в бою. В культуре, где семья являлась основополагающей боевой единицей, ежедневные тренировки представляли собой, в общем-то, естественное и само собой разумеющееся занятие.

Некровная лояльность базировалась по большей части на основе явления, называемого "экономикой пожалований", основой которой служили взаимоотношения вожака и его сподвижников. Такие связи часто могли оказаться подняты на самый высокий уровень, становясь более привычным явлением, чем родственные. Фактически подобные тенденции приводили к формированию "искусственных кланов". Другой версией некоего псевдоклана могли служить объединения маргинальной безземельной молодежи, добывавшей себе пропитание разбоем и войной. Именно такой элемент, по всей видимости, послужил питательной средой для возникновения скандинавских историй о берсеркерах. В некоторых сагах берсеркеры предстают перед нами в отрядах бродячих разбойников. В раннесредневековом обществе Исландии, где очень и очень многое строилось на семье, земельном держании и четко определенных правах поселенцев, берсеркеры являлись лишенными корней аутсайдерами.

В сагах уцелело несколько вариантов клятв, которыми связывались члены "искусственного клана". Одну такую мы находим в "Гислиевой саге", где все описывается в следующих словах:

Бралась длинная дерновина, оба конца которой еще не были оторваны от грунта. Она поднималась копьем с таким длинным древком, что, протянув руку, мужчина едва способен дотянуться до гвоздя, который удерживает наконечник. Те, кто хотел скрепить узы клятвой, смешивали кровь под куском поднятого дерна. Встав на колени, они произносили священные слова клятвы, пожимали друг другу руки и призывали в свидетели богов, обещая мстить один за другого.

Иным искусственным способом расширения семейного отряда служила система воспитанников. Детей еще маленькими или уже подростками отправляли жить в разные семьи. Подобные "командировки" обычно происходили внутри границ клана, а самым распространенным случаем можно назвать передачу племянника на воспитание дяде. В ранних германских языках имелось несколько слов для описания особого рода отношений, установленных такой системой. В семье приемного отца обязанности мальчика могли быть практически такими же, как и у родного сына хозяина – включая обучение воинскому ремеслу.

На раннем этапе эры викингов вся подготовка неизменно зависела от формы клана или псевдоклана. Старшие члены этта передавали знания и обучали боевым приемам младших, как в обычных учебных боях, так и просто путем рассказов о том, как сражались какие-то наиболее заметные персонажи. Примеры из жизни героев и каких-либо выдающихся и бесстрашных воинов способствовали повышению чувства ответственности молодого человека перед военным сообществом.

Особого характера импульсивные жестокость и насилие были свойственны Эгилу Скаллагримсону, которые еще на раннем этапе подстегивал в нем Торд Гранисон. Торд описывается в "Этиловой саге" как человек молодой, но старше, чем Эгил. Эгил уговорил Торда взять его на ежегодные состязания в долину Белой Реки в Исландии. Когда Эгил поссорился с неким Гримом Хеггсоном, что привело к взрыву в отношениях между этими двумя, именно Торд, который снабдил Эгила нужным снаряжением, поддержал его в стремлении убить Грима. На тот момент Эгил еще не достиг 12 лет от роду. Аналогичный инцидент имел место в жизни Греттира Асмундсона, хотя дело тогда обошлось без убийства, ограничившись угрозами отомстить. Впервые Греттир убил человека в возрасте около 15 лет. Если рассказы эти хотя бы отчасти достоверны, мы с вами можем составить картину общества, где господствовали жестокость и насилие, служившие обычным способом разрешения даже пустяковых противоречий. Естественно, что подростки росли не в стороне от подобных аспектов жизни, где экстремальное поведение корректировалось сравнительно мягкими средствами. Детей мужского пола воспитывали как людей, которым предстоит стать воинами уже в самом недалеком будущем. Полувоенные по природе игры, в которые играли Эгил и Греттир и которые пропитывались духом насилия, позволяли подросткам быстро приучаться пользоваться настоящим оружием. Большое количество древнескандинавских источников, касающихся искусства владения оружием и не скупящихся на подробности, предлагают нам возможность заглянуть внутрь военного сообщества и понять, какую важную роль в жизни викинга-воина играло мастерство бойца.

Йомсвикинги

Когда малые государства Норвегии стали утрачивать независимость (на изломе IX-X веков. – Прим. пер.), для тех, кто не хотел покориться власти династии Харальда Харфагри (Прекрасноволосого), оставалось несколько альтернативных путей. Первым вариантом служило поселение в какой-то другой части Европы, где правили не столь сильные и могучие государи или же государи, которых представлялось бы возможным свергнуть с трона. Для зажиточного землевладельца средней руки с его немалым движимым имуществом более годилась колонизация ненаселенных областей Исландии. Для безземельного воина старая традиция отправляться в набеги в составе сколоченной накануне предприятия малочисленной ватаги постепенно утрачивала привлекательность и даже жизнеспособность. Укрепления Западной Европы позволяли их защитникам отражать нападения любых, кроме самых крупных, армий. Большие же отряды искателей поживы скреплялись воедино присягой верности каким-то особо заметным фигурам вроде Хрольфа Пешехода (иначе Ральф, Ролло, или Роллон, даже Роберт – первый признанный королем франков правитель Нормандии. – Прим. пер.). Образование Йомсвикингелаг, или искусственного племени йомсвикингов, стало ответом на повышение обороноспособности тех, в чьих землях промышляли скандинавы. Уровень организации и подготовки таких сообществ заметно повысился, что позволяло его членам глубоко проникать на территорию английских королевств.

Согласно более поздним датским источникам, в конце X столетия (вероятно, где-то в 80-е гг.) йомсвикинги укоренились в Вендланде (в Германии. – Прим. пер.) благодаря датскому королю Харальду Синезубому, выгнанному из собственного королевства сыном, Свеном Вилобородым. Крепость Йомсборг, которую, как считается, он основал, находилась, по всей видимости, недалеко от Воллина, в устье Одера. Крепость располагала искусственной гаванью, вход в которую прикрывала башня, расположенная по одну сторону каменной арки с железными воротами. Бухта, если верить самым древним из доживших до наших дней манускриптам, обладала способностью вмещать три корабля, хотя позднее число заметно возросло и достигло 300 или 360 судов. В одном месте говорится, что Харальд научил вендов (племя славян. – Прим. пер.) пиратству, и не исключено, что Йомсборг имел гарнизон из вендов, находившихся под командой датчан; совершенно определенно, в ходе битвы при Свёлде (Svoldr, встречается и написание Svolder – Свулдер. – Прим. пер.) один из кораблей йомсвикингов имел команду полностью из вендов. Однако "Сага о йомсвикингах" утверждает, что Йомсборг представлял собой исключительно крепость викингов, обустроенную приемным отцом Свена Вилобородого, Палнатоки. Как бы там ни было, источники в большинстве своем сходятся на том, что вожаком йомсвикингов в период их звездного часа на закате X столетия являлся эрл Сигвалд, сын короля по имени Струт-Харальд, который правил Сканией на юге Швеции (в ту пору считавшейся частью Дании).

Исландские хроники предоставляют нам список законов, на основе которых строилось военное сообщество йомсвикингов. "Сага о йомсвикингах" дает их в следующей последовательности:

1. Не брать никого старше 50 и младше 18.

2. Родство не должно идти в расчет при приеме.

3. Никто не может бежать от слабого противника.

4. Йомсвикингам надлежит мстить одним за других, как делают братья.

5. Никто не может выказать страх в словах, независимо от обстоятельств.

6. Под угрозой исключения сдавать всю добычу в общий котел.

7. Не разводить раздоров.

8. Не распространять слухов. Новости сообщает вожак.

9. Ни один мужчина не может иметь женщину в стенах крепости.

10. Никто не должен отсутствовать более трех дней.

11. Вожаку принадлежит последнее слово в вопросе кровной мести за родича, убитого, если такое случится, за пределами братства йомсвикингов.

Следует проявлять осторожность и не принимать сразу же за чистую монету подобный кодекс, служивший законом для жизни средневекового воинского отряда. Регламентации направлены на подавление уз, связывающих членов братства прошлыми обязательствами, и на замену их новым долгом, суть которого в подчинении сообществу йомсвикингов. Некоторые параллели с отдельными законами просматриваются в "Саге Хальфа ок Хальфсрекка" и эхом перекликаются с обычаями "хирда" (hird – дружина. – Прим. пер.), о которых идет речь в "Хирскре". Подготовка йомсвикинга не ограничивалась только искусством владения оружием. Самым крупным инновационным моментом вышеназванного кодекса является применение старых схем и наработок в том, что касается верности сообществу в новых условиях.

И хотя новичков набирали часто с нарушением предписаний, все же некоторая форма отсеивания присутствовала. Половину людей Сигвалда Струт-Харальдсона, что называется, "завернули", когда вожак присоединился к организации. При таком селективном рекрутстве, когда общественные связи заменяются новой формой обязательства по отношению к искусственному образованию, где наличествует руководящий его действиями сборник правил, мы невольно замечаем у братства йомсвикингов черты, присущие более современным способам организации воинских формирований.

"Каждым летом они оставляли крепость и отправлялись воевать в разные страны, пользуясь там большим почетом, ибо на них смотрели как на великих воинов; едва ли нашлись бы такие, кто мог сравниться с ними в те времена". Так говорит "Сага о йомсвикингах", тогда как автор "Саги о короле Олафе Трюггвассоне" замечает: "В те годы считалось почетным иметь в составе войска викингов из Йомсборга". Истинное же положение вещей, однако, судя по всему, несколько отличалось от приведенных здесь выше оценок, ибо все три крупные кампании, в которых – если верить источникам – принимало участие братство, закончились катастрофически для их нанимателей: Стюрбьёрн Старки, добивавшийся трона Швеции, потерпел поражение от собственного дяди, Эрика Победоносного, под Фюрисвольдом около Уппсалы; предприятие Свена I Вилобородого против ярла Хакона Норвежского окончилось чувствительнейшим поражением под Йедрюнгавагом что-то в 990 г.; король же Норвегии, Олаф I Трюггвассон, не только проиграл битву, но и принял смерть от рук шведов и датчан под Свёлдом в 1000 г. Все эти неудачи, по всей видимости, имели одни и те же причины и состояли в склонности эрла Сигвалда бросать дело сторонников и обращаться в бегство, если обстановка казалась ему чреватой скверными последствиями! Вероятно, поэтому "Сага о короле Олафе Трюггвассоне" отзывается о нем как о "человеке осторожном и всегда готовом к принятию решения".

В 1043 г. король Норвегии Магнус Добрый разрушил Йомсборг, "побил множество народу, сжег и разгромил многое как в городе, так и вокруг него, посеяв великий ужас и разрушения". Однако же ядро гильдии йомсвикингов, судя по всему, распалось гораздо раньше приведенной здесь даты похода норвежцев, возможно, уже после смерти эрла Сигвалда, наступившей через год-другой после 1010 г. Остатки сообщества йомсвикингов, как говорилось, находились в рядах войска братьев эрла Сигвалда, Херринга и Торкела Длинного, во время похода в Англию в 1009 г., где впоследствии образовали ядро тинглита (Tinglith) короля Кнута, или, иначе говоря, королевской стражи, позднее превратившейся в дружину знаменитых хускарлов.

Искусство обращения с оружием

Саги изобилуют множеством легенд и сказок о том, кто из викингов, как и какие чудеса совершал с оружием в руках. Благодаря этому мы имеем возможность увидеть нечто, что проливает некоторый свет на то, каким образом скандинавам удалось успешно действовать на столь заметно удаленных друг от друга территориях, как Каспийское море и Северная Америка.

Так, скажем, зимой Скарпхедин Ньялсон, как рассказывают о нем, съехал по склону, срубив одного противника на пути и перепрыгнув через щит, который другой бросил, чтобы остановить его. Олаф Трюггвассон будто бы обладал способностью метнуть два дротика сразу обеими руками и с равным проворством. Немало упоминаний о том, как кто-то бросает копья, а другой – тот, в кого они обращены, – перехватывает снаряды и посылает их обратно. Безусловно, уровень подготовки, необходимый для того, чтобы проделывать подобные вещи, приходилось поддерживать постоянными тренировками.

Упражнения с луком, хотя и не возведенные в правило в раннюю эпоху в средневековой Англии, судя по всему, проводились довольно часто. Эйнар Тамбаршелф славился умением пустить стрелу без наконечника так, чтобы та прошла через шкуру. Подобное нельзя было бы проделать без умения сильно натянуть лук, хорошо прицелиться и выждать момент для точного выстрела. Охота с луками помогала выковывать боевые навыки в необходимом искусстве поражать врага на расстоянии.

Охота способствовала выработке смекалки, оттачивала рефлекторные реакции и являлась интегральной частью боевой подготовки представителей класса воинов. Она сочетала в себе приятное и полезное: с одной стороны, уничтожение опасных хищников, а с другой – добыча дополнительного провианта, что и проиллюстрировано "Греттировой сагой", где герой встречает на узкой тропинке злобного медведя.

ТАКТИКА

На море

Подвижность викингов являлась их огромным стратегическим преимуществом. Не связанные письменными договорами и обязательствами, отряды разбойников и грабителей на начальном этапе набегов занялись делом, служившим выпускным клапаном для темных инстинктов и дававшим выход жестокости, на которой базировалась скандинавская культура. Результаты порой были невероятными, учитывая обычно малую численность дружин первых рейдеров. Когда же характер деятельности воинов викингов изменился, когда появились полупрофессиональные армии, вперед выдвинулись другие задачи, состоявшие в том, чтобы удержать сделанные приобретения. В результате мы видим, как предводители войска викингов в 876 г. скрепляют мирное соглашение с Альфредом клятвой на священном кольце в качестве условия их правления в Нортумбрии, чего прежде никогда и никому не удавалось от них добиться.

Сочетание передававшихся из поколения в поколение традиций мореходов с передовыми приемами навигаторского дела, отвага и искусство моряков позволяли скандинавам угрожать любой части Европы, где бы хватило воды под килями не требовавшим большой глубины фарватера легким и вертким суденышкам.

Когда же викингам доводилось сражаться друг с другом, крупные битвы неизбежно происходили на море, правда, в непосредственной близости от берегов, причем порой на ход и развитие боя влиял рельеф прилегавшей к участку боя местности. В 896 г. три судна викингов попались в ловушку и подверглись уничтожению силами флота короля Альфреда на показавшейся им удобной стоянке у Гемпшира. Должным образом подготовленные и снаряженные защитники подчас оказывались в состоянии на равных мериться силами с викингами.

Тем не менее скандинавы прилагали немало труда для того, чтобы сделать морское столкновение максимально похожим на сухопутное сражение, поскольку выстраивали "эскадры" в линии или даже в клинья, связывая корабли веревками с одной (а иногда и с двух) стороны планширь к планширю так, чтобы образовывалась единая боевая система – если угодно, платформа. Самые крупные суда с наилучшими командами обычно располагались на среднем участке строя, при этом командирская ладья находилась в самом центре, поскольку – что естественно – он имел, как правило, самый большой корабль. Торговые суда с их более высокими бортами обычно дислоцировались на флангах строя. Носы наиболее длинных ладей выдавались из него вперед, а потому такие суда, называвшиеся "бардами", или "барами" (bardi), и принимавшие на себя основной груз боя, обивались железом на баке и юте. Некоторые снабжались рядами из нескольких железных копий в носу, образовывавшими этакую бороду, или "шегг" (skjegg), и предназначавшимися для пробивания вражеского корабля, который приблизился бы для рукопашной.

В дополнение к основной боевой формации из связанных воедино кораблей в бою действовали размещенные на флангах или в тылу отдельные суда, задача которых состояла в исполнении роли застрельщиков и связывании боем также отдельных кораблей противника; в атаках на вражескую платформу, если она наличествовала и если требовалось, а также в преследовании обращенного в бегство неприятеля. Паруса в бою спускались и передвижения осуществлялись только на веслах, а потому утрата весел при столкновении серьезным образом снижала боеспособность ладьи. Тем не менее классический маневр "дикплюс" (diekplus), производившийся для срезания ряда весел вражеского судна носом атакующей ладьи, по всей видимости, не являлся особо важной целью, как не был в ходу и намеренный таран. Основной боевой прием на море заключался попросту в сближении с вражеским кораблем и последующей рукопашной между командами. Взяв на абордаж и очистив от врага неприятельское судно, его нередко – особенно если оно находилось на краю фланга платформы – отсекали от строя, после чего атаковали другой корабль. На единые формации, или платформы, старались обрушиться всей наличествующей массой. В моменты сближения перед абордажем противники поливали друг друга стрелами, на более близкой дистанции дротиками, кольями с обитыми железом концами и камнями, по каковой причине каждого гребца обычно прикрывал щитом его товарищ, не сидевший в тот момент на веслах. На самой последней стадии перед абордажным боем щиты держали над головой "так плотно, что они прикрывали воинов полностью, не оставляя ни одной части тела открытой". На некоторых кораблях помещался дополнительный запас камней и прочих метательных снарядов. Камни особенно часто упоминаются в описаниях морских битв викингов, и совершенно ясно, что они являлись предпочтительным оружием на близкой дистанции. Самые крупные сбрасывались с высоких судов на палубы вражеских кораблей, оказавшихся у борта.

В ходе рейдов викинги предпочитали вытаскивать ладьи на небольшой островок или на полуостров в излучине реки, насыпая вал или даже ставя палисад, который бы прикрывал любые подступы к стоянке с суши. Получавшиеся в результате полевые укрепления оборонял небольшой гарнизон, поскольку викинги всегда особенно заботились о том, чтобы сохранить в целости линии коммуникаций и обеспечить себе гарантированную возможность отхода. Пренебрежение таковой необходимостью могло повлечь за собой не только тяжелые потери, но и привести к полному поражению. Подобные лагеря годились и для обороны перед лицом превосходящих сил неприятеля: последнему редко доводилось овладеть ими успешным штурмом, в случае же попытки взять викингов измором в периоды вынужденного бездействия осаждающие обычно начинали разбегаться.

Построения для сухопутного сражения

Когда приходилось биться на суше, викинги предпочитали строиться "стеной щитов", называвшейся у них "шолдборг", или "шулдбург" (skjoldborg), и представлявшей собой плотную и глубокую фалангу (пять рядов или более), в которой лучше вооруженные и защищенные воины занимали передовые шеренги. В некоторых случаях они могли образовать две или более таких "стен из щитов", как наблюдалось в сражениях при Ашдауне и Миртуне в 871 г., а также при Корбридже в 918 г. (где один из созданных ими отрядов держался в резерве на тщательно замаскированной позиции). Несколько отрядов иногда строились так, чтобы оказывать друг другу взаимную поддержку, располагаясь с таким расчетом, чтобы в нужный момент перейти в неожиданную контратаку.

Возникало и возникает немало споров по поводу того, насколько плотно стояли в таких построениях воины. Современные событиям литературные источники дают понять, что рукопашный бой требовал для резких и размашистых движений пространства, на котором бы сражающиеся могли в нужный момент отскочить вбок или назад, "раскрутиться" для более энергичного удара, что вызывает сомнения в отношении возможности построиться так, чтобы щиты как бы захлестывали один другой. Тем не менее на каменном надгробье X столетия в Госфорте (Камберленд) вырезана как раз такая стена щитов, в которой они прикрывают друг друга примерно на половину ширины (при таком варианте на каждого человека в строю должно было приходиться не более 45 см), кроме того, на Усебергском ковре IX века тоже изображен такой же вал (или стена) из наложенных один на другой щитов.

Так же и Снурри Стурлуссон, описывая битву у Стамфорд-Бриджа в "Саге о короле Харальде", сообщает нам, что скандинавы стояли так, что щиты "покрывали их нахлестом спереди и сверху". Харальд Хардрада воспользовался стеной из щитов как оборонительной мерой при Стамфорд-Бридже, пока дислоцировал и приводил в порядок воинов, строя их кругом из неглубоких рядов. В задних шеренгах воины сомкнули щиты так же, как те, кто находился на переднем крае. Указания Хардрады копейщикам напоминает стандартную практику пехоты перед лицом конной атаки (свидетельства относительно якобы наличествовавшей у Стамфорд-Бриджа английской кавалерии неубедительны). Переднему ряду предписывалось упереть тыльную часть древка копья в землю, чтобы острый конец нацеливался в грудь всаднику; тем же, кто занимал место во второй шеренге, надлежало метить копьем в лошадь. Кроме того, личные дружины Тостига и Харальда образовывали подвижный резерв, предназначенный для противодействия англичанам на наиболее опасных или угрожаемых участках. Среди дружинников находились и лучники, обязанность которых состояла в том, чтобы оказывать поддержку пешим воинам в рукопашной.

Что особенно любопытно, члены Норвежского общества фильмов и инсценированных представлений (организации, занимающейся постановкой спектаклей и тому подобных зрелищ), которые используют репродукции оружия и доспехов викингов, провели тесты и установили, что в бою получение пространства, необходимого для замаха мечом или секирой, наилучшим образом достигается за счет броска в строй неприятеля, а не тогда, когда воин стоит в рядах товарищей. Данное соображение подтверждает гипотезу относительно того, что, вполне вероятно, вначале викинги держали щиты так, чтобы те перекрывали друг друга, что позволяло лучше отразить первый бросок неприятеля, после чего стена из щитов автоматически "расслаивалась", предоставляя пространство для поединков дерущимся.

Главной, если можно так выразиться, вариацией викингов на тему обычной фаланги являлась "свинфюлка" (svinfylka), или "боевой порядок свиньей", представлявший клиновидное построение и придуманный – как говорили в доказательство того, сколь древней являлась подобная формация, – самим Одином. Судя по всему, последний был как будто бы и ни при чем, поскольку такой же строй в IV и V столетиях применяли древнеримские легионы, он и назывался у них "порцинум капет" (porcinum capet – "свиная голова"). Описанный в "Флатейярбок" как состоящий из двух человек в переднем ряду, трех в следующем и пяти в третьем, подобный строй мог использоваться в повторяющихся формациях, которые, если взять их все целиком, напоминали бы некую зигзагообразную по фронту фигуру.

Судя по всему, викинги не очень-то любили отбиваться от кавалерии, хотя, в общем и целом, они, как можно предположить, умели по меньшей мере в порядке отойти и даже, перестроившись, оставить в итоге поле за собой. Битва при Сокуре в 881 г. (на севере Франции. – Прим. пер.), где, если верить хронистам, викинги потеряли ни много ни мало от 8 до 9 тыс. чел., закончилась первым решительным разгромом скандинавов в схватке с франкской кавалерией (считавшейся в ту пору лучшей в Западной Европе), причем она едва-едва сумела одолеть их. Когда первая атака, по всей видимости, завершилась успехом, франки допустили тактическую ошибку, кинувшись грабить побежденного, как казалось, врага, тогда как викинги собрались и контратаковали, причем чуть не сокрушили конницу. В результате повторного приступа франки вынудили викингов к отходу, но отошли они в порядке, несмотря на просто невероятные потери. Так же и на Востоке викинги, как отмечают летописи, оказывались в проигрышной позиции перед кавалерией, как происходило в сражении с теми же византийцами под Силистрой в 972 г. В "Хеймскрингле" (у нас в переводе "Круг земной". – Прим. пер.) описан нечастый случай, когда викингам удалось одолеть в полевом сражении феодальную кавалерию: в 1151 г. на севере Англии отряд скандинавских разбойников сумел одержать победу над конными рыцарями и поддерживавшей их пехотой за счет применения луков.

Несмотря на общепризнанный факт, что викинги сражались пешими, иногда они выставляли в поле даже и кавалерию, как происходило это в сражении при Салкойте в Ирландии в 968 г. и в битве под Монфоконом во Франции в 888 г., в описании которой хронист Аббо из Флери отмечал крупный отряд конных викингов, сражавшихся отдельно от пехоты. Однако традиционно викинги применяли коней преимущественно для повышения подвижности в ходе грабительских экспедиций. Они либо собирали лошадей в местности поблизости от лагеря, либо разживались ими у разгромленного в бою врага, о чем рассказывает и "Англосаксонская летопись", повествуя о событиях 999 и 1010 гг. В 866 г. отряд викингов обосновался в Восточной Англии, добыл коней и смог быстро добраться посуху до Йорка. Нет сомнения, что лошади, которых они привезли в Англию из Франции в 885 и в 892 гг., были военными трофеями, захваченными у побежденных франкских армий. В результате удачного снятия осады с Рочестера в 885 г. викингам пришлось бросить коней. Возможно, именно утрата подвижности на суше в Англии вынудила захватчиков вскоре убраться на континент.

Конец IX столетия в Англии ознаменовался переходом, так сказать, к позиционной войне, в ходе которой викинги и саксы, в свою очередь, занимались активным строительством фортификационных сооружений. Обычно укрепления носили временный характер, в отличие, скажем, от фортов Треллеборга в родных датских землях (см. "Укрепления", стр. 106). В тех местах, где удалось обнаружить скандинавские крепости, они обычно состояли из насыпи и рва, очень вероятно, что также строился и деревянный палисад. В ходе осады Рочестера в 885 г., возможно, применялось даже образование циркумвалационных линий (т. е. обтекающих или охватывающих и способных изолировать осаждаемую крепость. – Прим. пер.). Очень вероятно, что сравнительно небольшой, но значительный форт воздвигали также перед укреплениями города, чтобы тот служил базой для осаждающих его скандинавов. В 894 г. король Альфред блокировал два лагеря викингов в Эпплдоре и Милтоне, служивших центрами, из которых совершались набеги, и вынудил противника оставить их. Отдаленные районы морского побережья и острова захватывались викингами с целью обеспечить себе удобные пристанища. Подобные морские базы часто даже не обносили укреплениями, полагаясь на их удаленность, препятствия в виде вод моря, озера или реки, а также и на тот факт, что скандинавы правили бал на морских просторах. В таких базах викинги постоянно не жили, их обычно бросали, но потом могли задействовать снова.

Еще один характерный штришок ведения боевых действий у скандинавов в эру викингов – так называемое "поле в орешнике". Речь идет о заранее выбранном для сражения месте, окруженном со всех сторон ветками орешника, где в оговоренное время по обоюдному согласию начинался бой между оппонентами. Если кому-то предлагали выяснить отношения на поле в орешнике, считалось, как можно с уверенностью предположить, позорным уклониться от столкновения или же отправиться опустошать территорию противника до сражения. Англичане тоже знали о такой довольно архаичной традиции, поскольку, если верить "Эгиловой саге", битва при Винхете, отождествляемая с битвой при Брюнабурге в 937 г., протекала как раз на таком поле в орешнике, которое подготовил король Ательстан с тем, чтобы отсрочить разграбление своей земли викингами и их валлийскими и шотландскими союзниками до тех пор, пока он сумеет собрать армию, достаточно большую для того, чтобы разгромить их. Последнее известное в настоящее время упоминание о таком поле в орешнике относится к 978 г., когда эрл Хакон Сигурдссон Норвежский победил короля Рагнфрида (одного из сыновей Эрика Кровавого Топора) на поле, отмеченном "хуслюр" (hoslur).

Также викинги широко практиковали тактику так называемого малого боя. О применении отрядов одержимых говорится в части повествования, посвященной битве в Хафрс-Фьорде. Использовали и другого рода "специалистов". В сражении при Свёлде, например, Олаф Трюггвассон имел на борту флагмана вооруженного луком снайпера, Эйнара Тамбаршелфа. Вооруженные метательным оружием люди, хотя и редко решавшие исход битвы, всегда – или почти всегда – присутствовали на полях боев. Во многих описаниях сражений содержатся поэтические эвфемизмы, или "кеннинги" (kenning), метафорическим слогом передающие стрелы и копья (в сагах часто использовались довольно красочные и уводящие от истинного смысла метафоры вроде "дубов сечи" или "льдин битвы", скрывающих за собой в действительности просто воинов и их оружие, мечи. – Прим. пер.). В древненорвежском языке имеется специальное слово, "флюн" (flyn), обозначавшее бросок копья. Греттир Асмундсон, как утверждается, вынул гвоздь, которым крепился к древку узкий наконечник копья, чтобы не дать возможности предполагаемой жертве воспользоваться им в ответ.

Многие из видов оружия того периода плохо подходили для боя в сомкнутых рядах. Без приличного пространства для маневра использование, например, двуручной секиры было бы крайне неудобным, если вообще возможным. Поскольку уставов по применению того или иного вооружения в ту эпоху не сохранилось, будет разумным предполагать, что отряды викингов обладали способностью действовать в различном по характеру строю, выбирая его для себя в соответствии с ситуацией. Во время набегов в Курляндию Эгил и Торолф Скаллагримсон разделили имевшиеся у них силы на группы по 12 чел. Жители Курляндии не проявляли желания сойтись в решительной битве и предпочитали короткие стычки, а потому отряду Эгила удалось без посторонней помощи атаковать и разграбить небольшое поселение.

Знамена и их сигнальная функция

С самого момента появления перед христианским миром любое войско викингов неизменно располагало боевым знаменем, или "гюннефане" (gunnefane), с разными клыкастыми и крылатыми чудовищами, каковой вывод напрашивается по крайней мере из "Фульдских хроник", где такие флаги описаны как "устрашающие знаменья" (signia horribilia). Кроме того, известно, что даже христианский король Олаф Трюггвассон имел знамя с изображенным на нем змеем. Однако самым распространенным – по меньшей мере в литературе – являлись, судя по всему, флаги викингов с разного рода воронами. Например, в 1016 г. под Эшингдоном Кнут сражался под белым шелковым флагом с вышитым на нем вороном, тогда как в "Англосаксонской летописи" говорится об отбитом у врага еще в 878 г. знамени, называемом "Рефан" (Reafan – по-английски raven, т. е. ворон. – Прим. пер.). Согласно "Анналам Св. Неота", если "Рефан" развивается в небе, значит, викинги одержали победу, если же он опущен, это символизирует поражение.

Магические свойства приписывались знамени с вороном ярла Сигурда Оркнейского. Знамя изготовила для него мать, бывшая, как считалось, колдуньей. Летописец говорит о нем следующее: "Очень затейливо вышит был образ ворона, так, что, когда знамя развевалось в дуновеньях бриза, казалось, что ворон простирает крылья". Если верить "Оркнейской саге", мать Сигурда предупредила его, что "оно принесет победу тому, перед кем его несут, но смерть тому, кто его несет". Ну и можете не сомневаться, уже в самом первом бою, не успел он толком начаться, как пал знаменосец Сигурда: "Ярл велел другому воину взять стяг, но и тот погиб скоро. Ярл потерял трех знаменосцев, но выиграл сражение".

По прошествии нескольких лет то же самое знамя находилось при ярле Сигурде в битве при Клонтарфе. Автор "Ньяловой саги" описывает действия Кертъялфада, воспитанника ирландского верховного короля Бриана Бору:

(Он) пробился через порядки ярла Сигурда прямо к знамени и убил знаменосца. Ярл приказал кому-то другому взять знамя, и бой запылал с новой силой. Кертъялфад тут же убил нового знаменосца и всех, кто находился с ним рядом. Ярл Сигурд велел Торстену Галссону поднять флаг, и Торстен уже было протянул к нему руку, когда Амунди Белый воскликнул: "Не бери знамени, Торстен. Все, кто держит его, погибают". "Храфн Рыжий, – сказал ярл, – ты возьми знамя". – "Ты и бери своего дьявола", – отозвался Храфн. Тогда ярл произнес: "Нищий сам носит свой узел", – сорвал полотнище с древка и засунул себе под одежду. Чуть позднее пал Амунди Белый, а затем и ярл нашел смерть, пронзенный копьем.

Точно так же, как знамя Сигурда с вороном на нем изготовила для него мать, флаг "Рефан", захваченный саксами в 878 г., как уверяет источник, сделали для датского предводителя – сына Рагнара Лодброка (вероятно, Убби) – его собственные сестры. При этом автор "тонко" намекает на то, что и они, как видно, были колдуньями, что давало стягу способность приносить победы владельцу. Разумеется, способность знамени с вороном даровать успех в битвах крылась в глубине верований язычников-скандинавов, ведь ворон был птицей самого Одина и ассоциировался с кровавыми битвами во всем германском мире. Потому вполне вероятно, что флаг Харальда Хардрады, "Ландейтан" (Landeythan – Разоритель Земель), тоже нес на себе изображение ворона, поскольку "говорилось, что он дает победы в битвах тому мужу, перед которым его несут – и так было всегда с тех пор, как он владел им". Даже в поздние времена – уже в правление короля Норвегии Сверри (1184-1202 гг.) – мы читаем в "Сверриевой саге", как один из сподвижников его говорит: "Давайте же поднимем знамя перед королем... и принесем жертву под когтями ворона".

Помимо знамени командир располагал и иного рода средствами для связи с воинами. "Эгилова сага" упоминает о рогах, в которые дудели и так подавали знак рассеявшимся отрядам грабителей в Курляндии. Мы читаем также о сигналах, призывающих к оружию, применяемых при выходе в море и высадке с кораблей, для подачи команды атаковать или, напротив, отступить. Трубы применялись также для созыва всеобщих ассамблей в поселениях. Поскольку существовало такое множество сигналов самого разного назначения, надо полагать, викинги точно знали смысл каждого из них.

Саги воздают хвалу некоторым выдающимся скандинавским полководцам раннего Средневековья за те уловки и военные хитрости, на которые они пускались. В народных сказаниях одни и те же невероятные способности или неожиданная изобретательность часто обнаруживаются у разных лидеров. Фантазия их неистощима. Один из них, например, велит приближенным распустить слухи о его смерти и попросит осажденных защитников города разрешить внести себя в него якобы с целью погребения, другой – во что совсем мало верится – применяет в качестве невольных зажигательных снарядов птиц. Даже если все истории и вымышлены, все равно в них отражается тенденция дезинформировать врага, обманывать его, чем зачастую не брезговали полководцы и в куда более "цивилизованные" времена.

Хороший результат могла принести обычная неожиданная атака. Так, нападение зимой на Уэссекский королевский дворец в Чиппенгеме представляло собой мастерский выпад, который застал Альфреда совершенно неподготовленным и едва не привел к самым печальным для него последствиям. Мы видим, как викинги готовятся к рейду в тот период, когда враги их резонно, как им кажется, полагают, что те наслаждаются отдыхом – скажем, во время религиозных празднеств – или появляются с такого направления, откуда не приходили раньше, причем с большой скоростью и превосходящими силами. Чем не отличный способ привести в замешательство противника? Совершенно ясно, что даже и без всяких письменных военных предписаний устная традиция воинов викингов обеспечивала их целым спектром разного рода стратегических и тактических приемов.

"Медвежьи" и "волчьи шкуры", или берсеркеры и ликантропы

В языческие времена, т. е. еще до распространения в Скандинавии христианства, на берсеркир, или берсеркеров (berserkir), смотрели как на некие ходячие вместилища сверхъестественной силы, дарованной им главным богом викингов, Одином. В "Юнглинговой саге" рассказывается, как они "бросаются в битву без доспехов, обезумевшие, подобно собакам или волкам, кусают свои щиты в нетерпении, будучи сильны, точно медведи или вепри, как убивают врагов одним ударом, причем ни железо, ни огонь не способны уязвить их. Это называли яростью берсеркеров". (В современном английском языке есть выражение to go berserk, что означает входить в безумный рамс, или неистовствовать; иногда вместо "берсеркер" используют "берсерк", что для нас фактически одно и то же, хотя второе это "медвежья шкура", а первое "некто в медвежьей шкуре", "некто ведущий себя как безумец". – Прим. пер.)

В действительности ярость берсеркеров являлась, несомненно, одной из форм параноидальной шизофрении, основанной на ликантропии (бреде превращения в волка. – Прим. пер.), тогда как в других случаях состояние, вероятно, вызывалось приступами эпилепсии. Что бы то ни было в действительности, речь, по-видимому, идет о некой наследственной склонности или свойстве организма, нежели о чем-то, чему можно выучиться. Одна история рассказывает нам о некоем человеке, все 12 сыновей которого были берсеркерами: "В обычай их вошло, когда они находились среди своих людей и чувствовали, что ярость берсеркера подступает, отправляться на берег и сражаться там с камнями или деревьями; иначе в неистовстве они могли убить друзей".

Свидетельства веры в ликантропию можно видеть в "Волсунговой саге", где повествуется о том, что некий Сигмунд и его сын Синфьётли облачались в волчьи шкуры, говорили на языке волков и издавали вой, когда устремлялись в атаку; в легенде же о Хрольфе Краки его сторонник берсеркер, Ботвар Бьярки, будто бы бился в облике огромного медведя. Конечно же, волки и медведи есть те животные, которые чаще всего ассоциируются с берсеркерами, альтернативным названием для которых служило другое древнее скандинавское слово – "ульфхеднар" (ulfbednar – "волчьи кафтаны" или "одетые в волчьи шкуры"). Между прочим, это подтверждает, что berserkir изначально означало "медвежья рубаха" (bear-shirt по-английски), а не "в одной рубахе" (baresbirt – т. е. имеется в виду без доспехов. – Прим. пер.), как часто считается.

В "Храфнсмале" берсеркеры описываются как воины, которые никогда не уклоняются от битвы. Данный факт, да к тому же еще явное особое благорасположение Одина к ним приводили к тому, что подобные люди часто оказывались среди ближайших телохранителей языческих королей викингов, т. е. были членами отряда из 12 чел., о которых часто упоминают источники. Они сражались на переднем крае сухопутных битв и в передних замках, или боевых надстройках, королевских флагманов на море. В "Саге о Харальде Прекрасноволосом" сказано, что "на носовом замке его корабля находились отборные люди с королевским знаменем". Пространство от форштевня до середины корпуса называлось "раусн" (rausn), или "передняя оборона", – вот там-то и любили находиться берсеркеры. Только таких людей принимали в личную дружину короля Харальда (имеется в виду Харальд I, правил в 872-930 гг. – Прим. пер.), ибо они славились силой, храбростью и необычайной сноровкой; лишь они были на борту его корабля. Очевидно, о тех же самых берсеркерах сообщает нам Снурри Стурлуссон, когда описывает сражение при Свёлде в 1000 г., где иные из людей на ладье короля Олафа забывали, что бьются не на суше, "бросались на врага, падали за борт и тонули".

В более поздней христианской Исландии ярость берсеркера была объявлена противозаконным явлением, сами же берсеркеры считались безбожными демонами, которых саги называют безумными наглецами, годными на то только, чтобы пасть от руки героя. Вполне возможно, что такое же отношение к ним сложилось и в христианской Скандинавии.

ТЫЛОВОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ

Задачи обеспечения и снабжения всем необходимым армии викингов в VIII столетии и в значительно более поздний период разительно отличаются между собой. На начальном этапе эры викингов отсутствие сильной централизованной власти не позволяло королям сосредоточить под рукой крупные силы без согласия на то местных правителей.

Херсиры распоряжались тогда ситуацией. Региональные отряды собирались с ареалов проживания. Более поздние законы, на которых строилась оборона Норвегии ("Хирскра"), имели под собой территориальную основу и являются отражением более ранних традиций и правил. Клан и племя играли заметную роль в способности или неспособности короля снарядить экспедицию. Военная организация лежала на плечах местных землевладельцев, которые одновременно и выступали в роли лидеров в обществе – военных вождей.

Полулегендарный Рагнар Лодброк, возглавлявший ранний вариант "великой армии" в Англии, судя по всему, имел претензии на королевский статус. Очень похоже, как и в случае с древней клановой системой, реальная власть заключалась в его собственном этте. Как уже говорилось ранее, "сыновья Лодброка" (которые могли вовсе и не быть его кровными родственниками), как повествуют источники, завоевали Северные Королевства из состава союза Семи Королевств англов и саксов, воспользовавшись как поводом стремлением отомстить за смерть "отца", казненного в Нортумбрии. В основе единства "великой армии" лежала переплетающаяся сеть взаимосвязей между отдельными воинами, обязанными взаимодействовать между собой клятвами, которые не всегда носили вечный и повсеместно обязательный характер. Кампании армии показывают, что небольшие отряды из ее состава имели право проводить малые операции по собственному почину. Один из сыновей Лодброка погиб во время рейда на Девон в 878 г. Цель акции состояла в обретении земли для поселения; в 876 г. Халфдан разделил Нортумбрию между ближайшими соратниками. В равной степени можно полагать, что рейд 878 г. являлся всего лишь страндхёггом.

Мы можем наблюдать две различные системы "логистики". Всегда готовые использовать подвернувшуюся возможность, грабители захватили землю и, пользуясь политическим вакуумом в Нортумбрии, заставили служить себе тружеников сельского хозяйства. В будущем скандинавские короли Йорка правили не без перипетий, но довольно эффективно, причем власть их продлилась – пусть и с перерывами – до середины X столетия. Войска набирались и снабжались с той самой земли, хотя иногда помощь и поддержка приходили со стороны викингов из-за моря. Инцидент 878 г. мог бы иметь и иной характер, и другие последствия, однако по форме своей атака походила на то же нападение на Линдисфарн в 793 г. и представляла собой быстрый и стремительный налет на незащищенное побережье. Находники брали на месте все, что считали годным для себя, и покидали его. К несчастью для вожака (согласно "Анналам Св. Неота", им был Хубба Лодброксон [точнее уж все же Рагнарсон. – Прим. пер.]), характер обороны претерпел изменения. Хотя сам король Уэссекса находился, если можно так выразиться, в бегах, главный королевский чиновник на месте сумел дать отпор и разгромить Хуббу без помощи центральной власти. Такие чиновники правили на иных основах, нежели малые короли более раннего периода, лично связанные с регионом. Королевские представители всецело зависели от государя, который назначал, снимал или перемещал их с места на место по своему усмотрению. Возможно, результат стычки – следствие прихоти военной фортуны, однако, думается, все же требовалась определенная доля готовности, присутствие способностей и решимости, чтобы отважиться дать бой и нанести поражение отряду, явившемуся на 23 ладьях (т. е., вероятно, достигавшему численно более 1000 воинов. – Прим. пер.).

Укрепления

Милитаризация английского государства, сделавшая возможным отражение набегов и завоевание Англии (автор, по-видимому, имеет в виду отвоевание занятых викингами частей страны англосаксами. – Прим. пер.), выражалась в том числе и в строительстве сети укреплений, которые Уэссекской династии пришлось воздвигнуть в конце IX и в начале X столетия. Позиционная война приобрела большее значение ближе к концу правления Альфреда, когда скандинавы предпринимали попытки защитить собственные приобретения и уничтожить последнее саксонское королевство. Источники дают нам картину того, как строились королевские фортификации, располагавшиеся одна от другой на расстоянии в 30-35 км. Поддерживаемые за счет ресурсов района, в котором возводились, они служили центрами сосредоточения верховной власти, где находились монетные дворы, рынки и укрепления, способные вместить большое количество беженцев. Крепость, или "бург" (burh)y могла служить базой для управления территорией и противодействия врагу, но в равной мере и для наступательных операциях в глубь контролируемого им региона. В Англии они частенько строились в местах ранее существовавших поселений, иногда с использованием фундаментов или деталей сооружений еще римского происхождения. Первичная фаза складывания государства оставила сходные следы в археологии Скандинавии.

Наиболее, если можно так сказать, передовое королевство викингов, Дания, в IX столетии пережило в истории своей период строительства замечательных региональных крепостей. Та, о которой у нас сейчас идет речь, носит название в честь места, на котором выросла, Треллеборг. Хотя самая ранняя из рассматриваемой группы, по всей видимости, появилась все же в Фюркате. Поразительная регулярность фундаментов данных строений заставила некоторых авторов предполагать, что форты Треллеборга строились по единому и довольно строгому военному плану. Некоторые даже усмотрели в промерах укреплений усовершенствованный "римский фут" (30 см. – Прим. пер.). Все это так же достоверно, как "пирамидный дюйм" – совершенная фальшивка. В действительности оборонительные сооружения, о которых мы говорим, не такие уж инновационные, какими кажутся на первый взгляд. Круглый шаблон крепостей достигался, возможно, за счет применения до гениальности простого способа: брался отрезок веревки, один конец которого фиксировался в какой-то точке, в то время как другой служил для проведения ровной окружности. Циркулярные форты для приема беженцев обнаружены на Балтике, на Аландских островах и в Нидерландах. Регулярность внутренних строений может являться следствием планируемой краткосрочности использования, а не быть результатом их чисто военного предназначения. Конечно, тот факт, что строения относятся к эпохе Свена Вилобородого или Кнута, говорит решительно в пользу прежде всего военных функций объекта.

Нет никакого сомнения в том, что форты Треллеборга представляли собой продукт деятельности сильной монархии. Возможно, источником вдохновения для строителя послужила система крепостей в англосаксонской Англии. Впрочем, и цели, которым в той или иной мере служили и те и другие строения, состояли в контроле за развивающейся страной. Завоевание датчанами Англии в начале XI столетия стало возможным, безусловно, только благодаря появлению развитой инфраструктуры "логистики", обеспечиваемой не в последнюю очередь крепостью Треллеборг в Дании.

Набор кадров и пополнений

Наиболее заметные и наглядные перемены в характере явления, называемого воин-викинг, произошли с переходом от регионального созыва армий к более сложной общегосударственной схеме набора. О том, сколь серьезной была роль королей, позволяет судить расширение доли участия в широкомасштабных военных проектах представителей королевской власти. Одной из крупнейших ладей, когда-либо построенных на Севере, по праву считался заказанный Олафом Трюггвассоном "Длинный Змей", причем правитель поучаствовал даже в конструировании корабля. Система материально-технического обеспечения, поддерживавшего жизнедеятельность новых армий, строилась и прогрессировала по мере развития экономики государств. Так, мы видим, как перед битвой у Свёлда Трюггвассон вручает мечи стражникам своей свиты, а раздавать ценное оружие считалось очень по-королевски в ту пору.

Йомсвикинги тоже пользовались тем, что черпали из золотого дна "эльдорадо" обложения данью чужестранцев, т. е. получали долю в так называемом датском выходе на рубеже X и XI столетий. Главной целью вожаков служило выжимание серебряной монеты. Торкел Длинный не видел ничего зазорного в смене одного патрона на другого, пусть даже вчерашнего врага, лишь бы поток серебра, лившийся в кошели воинов, не иссякал и рука дающего не скудела. Только так в действительности они и могли получать жалованье, и хотя финансовая практика в ту эпоху имела ярко очерченную склонность выводить на передний план в отношениях количество и качество получаемых драгоценных металлов, шаг от подобной формы сотрудничества к другой – зависящей от доверия – обычно оказывался довольно коротким. Так или иначе, подобная незрелая экономическая система вполне оправдывала себя как способ поддержки, например, йомсвикингов, посвящавших себя военному делу целиком.

Проблема снабжения войска викингов решалось весьма просто. Если они не запасали всего необходимого для экспедиции перед ее началом на родной земле, воины вполне могли "прокормиться с земли", занимаясь грабежом, выбивая провизию из местных властных структур или расселяясь на территории, в которой действовали. Доставка снабжения осуществлялась, как видно, не при помощи телег. Сохранившиеся сведения об использовании колесного транспорта в Скандинавии указывают на церемониальный характер подобного рода средств перевозки, которые к тому же отличались конструкциями, вряд ли позволившими бы применять их интенсивно в стране, где практически отсутствовали дороги.

ВИКИНГИ В СРАЖЕНИИ

Битва в Хафрс-Фьорде. Около 872 г.

Единственные письменные свидетельства о данном сражении предоставляет лишь исландская литература, причем авторов самых близких источников от событий отделяли по меньшей мере 200 лет (потому-то и кажется маловероятной приведенная дата, 872 г., ибо в ту пору королю Харальду было не более 10-12 лет; современные историки склоняются к выводу, что происходила она десятью, а то и всеми двадцатью годами позднее; авторы, правда, предпочли не трогать дату сражения, а, напротив, отодвинули на десять лет назад год рождения Харальда I [см. стр. 9]. – Прим. пер.). Однако разные саги, которые затрагивают вопрос, в основном сходятся на деталях и общем характере боевого соприкосновения. Важность Хафрс-Фьорда в исландской истории заключается в импульсе, или толчке, который получил процесс миграции в результате неблагоприятного исхода противостояния.

С одной стороны, в нем участвовали войска Харальда Харфагри, которому вскоре предстояло сделаться единовластным королем Норвегии, с другой же – довольно неслаженный союз землевладельцев различного общественного положения из северных и западных районов страны.

Харальд Харфагри (или Прекрасноволосый) был сыном Халфдана Черного, через которого унаследовал малое королевство Вестфолд. Данный регион имел заметное значение, поскольку через него пролегал важный торговый маршрут, главенствующий на южных подступах к Норвегии (Каупанг служил главным перевалочным пунктом региона). Обширные равнинные и весьма плодородные земли вокруг Вика предоставляли Харальду определенные преимущества перед соперниками. Путем поступательного процесса подчинения или уничтожения малых королей Норвегии Харальд так или иначе овладел Уппландом, Тронделагом, Наумдалом, Халогаландом, Мере и Раумсдалом. Если верить "Этиловой саге", немало норвежцев уже и так решилось на эмиграцию ввиду постоянного роста власти Харальда. Из тех же, кто остался, "многие большие люди" поднялись против Харальда, стремясь отстоять права свободных земледельцев. В этом их поддержал пока еще независимый король Рогаланда Сюлки. "Греттирова сага" сообщает нам, что владетельный господин одного из немногих сохранивших независимость королевств Хордаланда, Йермунд, находился тогда за морем. Среди вожаков союзников называются Хьотви Богатый и Торир Длинный Подбородок (смещенный с трона король Агдира).

Несмотря на то что битва в Хафрс-Фьорде происходила на море, она тем не менее мало походила на настоящее морское сражение. Метательное оружие имело маловажное значение в столкновении, которое решилось за счет нескольких абордажных схваток. В отличие от принятой тогда практики и тактической традиции тараны намеренно не применялись.

Точная численность и состав противоборствующих сил неизвестны, хотя исландские источники описывают битву как крупнейшее сражение из тех, которые вообще вел король Харальд. "Эгилова сага" особо упоминает людей в "носовых замках" на ладье короля Харальда, сыгравших важную роль. Среди них видное место занимал Торолф Квелдулфсон, брат Скаллагрима Квелдулфсона и дядя Эгила. Отряд отборных воинов на носу корабля, по всей видимости, развертывался позади еще более отборной группы берсеркеров. В "Эгиловой саге" указывается количество королевских берсеркеров – 12 человек – число, которое часто повторяется в скандинавской литературе, когда речь заходит о формированиях таких необычных воинов.

Король стремился сблизиться с ладьей Торира Длинного Подбородка и нанести удар прямо по одному из наиболее видных вожаков коалиции. Он бросил вперед ульфхеднаров, которые не боялись железа и натиск которых никто не мог сдержать. Торир Длинный Подбородок пал зарубленный в самом начале. Решимость его сподвижников поколебалась, что и принесло королю Харальду победу.

Если отвлечься от мистической составляющей битвы, можно сделать вполне земной вывод о том, что централизованной монархии было вполне по силам собрать, экипировать и содержать специальный отряд, обладавший репутацией воинов, наделенных сверхъестественными способностями. В критический момент они – посланные в атаку с четко определенной целью – уничтожили вожака вражеского войска, что привело к быстрому прекращению противодействия со стороны неприятеля. Можно говорить, что избранная Харальдом Харфагри тактика не отличалась затейливостью, однако результат его победы нашел отражение во всей истории Норвегии и наложил отпечаток на сам характер воина-викинга.

Брюнабург, или Винхет. Около 937 г.

Образ предводителя как щедрого дарителя, питающего благами верных сподвижников, оставался господствующей концепцией в представлении человека в эпоху раннего Средневековья. Люди сражались не только за честь и славу, но и за немедленное материальное вознаграждение. Формы пожалований могли варьироваться в зависимости от положения реципиента. Для молодого воина из непосредственного ближнего круга, или дружины телохранителей, хорошей наградой служило какое-то движимое имущество, скажем, красивые ювелирные изделия. Одним из поэтических синонимов для изображения вождя и доброго господина являлось выражение "дарующий кольца". Для нобиля с положением или бывалого ветерана – уже не юного человека – более предпочтительным было бы право владения тем или иным земельным участком. Когда же традиции построенной на дарении экономики стали постепенно отмирать и заменяться выплатами серебром, возник и класс наемников. История Эгила Скаллагримсона под Брюнабургом отражает несколько аспектов произошедших перемен.

Хотя короли Уэссекса распространили влияние на равнине, жители периферийных районов Британии, а особенно тех, что находились под кельтским или скандинавским культурным влиянием, не оставили надежд на обретение независимости. Сходство положения, в котором находился Ательстан, с ситуацией для Харальда Прекрасноволосого в 872 г. поразительно. Наличие приятельских симпатий или же по крайней мере общих интересов у обоих находит отражение в том, что Ательстан взял в воспитанники сына Харальда, Хакона (младший сын Харальда I, Хакон, и будущий король Хакон I появился на свет около 920 г., а Ательстан стал королем Уэссекса и Мерсии в 924 г. – Прим. пер.).

В широком, хотя и странном с политической точки зрения, антианглийском альянсе сошлись интересы нескольких малых королей, берега доменов которых омывало Ирландское море. В союз входил Олаф, король Дублина, человек, в жилах которого текла как скандинавская, так и кельтская кровь. Он, согласно "Этиловой саге", являлся основной движущей силой союза.

Нарушение согласия между Ательстаном и северными королями в 927 г. имело место, по всей видимости, во время вторжения союзников в Нортумбрию. Степень глубины их проникновения на саксонскую территорию точно не ясна. После разгрома эрлов Нортумбрии, Гудрека и Альфгера в северных областях царства Ательстана началось бесчинство. Чтобы прекратить опасную и вредную деятельность неприятеля, Ательстан потребовал от членов коалиции встретиться в определенном месте и в битве решить, кому править в Британии. После получения подобного вызова продолжение грабежей считалось делом, противоречащим чести. Ательстан, занимаясь приготовлениями к маршу в северном направлении, послал ко всем государям Северо-Западной Европы с сообщением, что хотел бы набрать наемников. Эгил Скаллагримсон с братом Торолфом узнали об этом, находясь в Нидерландах, и сага говорит нам, что король счел их достойными занять посты предводителей всего контингента наемников. Роль и степень участия чужих воинов не получили никакого освещения в летописном источнике, который уделяет наибольшее внимание западносаксонским (т. е. Уэссекским. – Прим. пер.) и мерсийским контингентам.

"Эгилова сага" подчеркивает опыт братьев Скаллагримсонов как бойцов-профессионалов, руководствовавшихся определенным кодексом или неписаным уставом, которым определялось все, начиная от необходимого снаряжения до способов противостоять смерти. Они описываются как воины, обладавшие современным оборонительным и наступательным вооружением. Обязанности, взятые на себя братьями в соответствии с соглашением с королем, привели их в самую гущу сражения, где саксонский эрл по имени Альфгер бросил на произвол судьбы Торолфа и его сподвижников. Несмотря ни на что, Торолф сумел пробиться из кольца окружения и еще зарубить британского воеводу из Стратклайда, Хринга. Армия коалиции продолжала оказывать противодействие, и в некотором затишье, образовавшемся на поле боя, Ательстан нашел возможность лично поблагодарить Скаллагримсонов. Как и положено в сагах, автор высказывает заслуженное недоверие королям. Ательстан настаивает на неправильной диспозиции войск, что приводит к гибели Торолфа, которого зарубили люди из Стратклайда, неожиданно атаковавшие из леса.

Уцелевшие воины из личной дружины Торолфа откатываются, но – возглавленные и подбодренные Эгилом – переходят в контрнаступление и обращают в бегство контингент Стратклайда. В ходе боя находит смерть оставшийся вожак британцев из Стратклайда, Адильс. Характер связей лидера с его людьми, основанных на личных взаимоотношениях между ними, наглядно показывает нам тот факт, что случившееся с командиром несчастье привело к поражению британцев из Стратклайда. Смерть Адильса (как и гибель Торира Длинного Подбородка в Хафрс-Фьорде) привела к утрате его воинами фактора, обязывавшего их биться. В то время как профессионализм отряда Торолфа позволил ему отступить с боем.

Последним актом битвы при Брюнабурге для автора саги становится разлад между Эгилом и королем Ательстаном. В рассказанной нам истории саксонский король представляется человеком, готовым на все ради власти. Клан Квелдулфа разделился на две группы: "темных" и "светлых" людей из Мере. Торолф, как представитель последних, питает излишний пиетет пред блеском королевского двора. Эгил, один из представителей "темных", демонстрирует традиционный скепсис, свойственный более раннему периоду независимости. Доверие к королю привело Торолфа к смерти, а потому Эгил искал воздаяния за утрату для клана.

После кровавого преследования разгромленного врага Эгил вернулся, чтобы похоронить брата на поле боя со всеми подобающими почестями, в том числе и с прочтением поэм, одна из которых воспевала славу Торолфа и оплакивала его гибель, другая же воздавала хвалу личным триумфам Эгила. Исполнив долг, уцелевший брат возвратился в ставку короля, где происходило празднование победы. Согласно саге, Ательстан сделал распоряжения, чтобы Эгилу отвели почетное место, однако этого сыну Скаллагрима показалось слишком мало, и он, нахмурив чело, сидел за столом в полных доспехах. В итоге, когда король восстановил положение, оказав достойную честь и вручив понесшему огромную утрату воину золотое кольцо (символически преподносившееся на кончике меча), Эгил почувствовал, что настало время разоблачиться и принять участие в празднестве.

Молдон. 991 г.

Величайшим английским поэтическим сочинением батальной литературы является никак не озаглавленная поэма на смерть Байртнота, наместника Эссекса. Она не только представляет собой один из важнейших источников, освещающих события сражения под Молдоном, но и дает возможность четко рассмотреть очерченные в ней героические идеалы германцев. Историческое значение битвы в том, что она определила судьбу саксонского королевства и дала начало цепи событий, которые привели в итоге к крушению Уэссекской династии.

К концу X столетия исполнилось уже больше века с того момента, когда пришельцы из Скандинавии последний раз выходили победителями в сражении на земле Англии. Независимость Датского Закона подорвал ряд опустошительных кампаний, появились крепости, выстроенные централизованной властью для поддержания своего господства. Попыткой войска викингов переломить ситуацию и поколебать саксонские позиции в Эссексе была осада укреплений Молдона в 925 г. Подход деблокировочной армии предотвратил падение города, и границы саксонского присутствия подвинулись дальше на севере к королевству Йорк, где скандинавы закрепились более основательно. К моменту второй битвы под Молдоном господство саксов в равнинной части Британии было уже полным. Королевство делилось на области, где бал правили представители центральной власти. Одним из таких наместников как раз и являлся Байртнот, человек из благородного семейства, бывший ранее правителем Восточной Англии, но с приближением старости переброшенный в Эссекс – на менее важный участок.

В 80-е гг. X века викинги стали вновь появляться в виду берегов Англии. На сей раз разбойников возглавляли не мелкие вожди из лишившихся положения норвежских нобилей, предводительствовавших над жаждавшими земельной собственности крестьянами из перенаселенной Скандинавии, теперь отряды состояли из искателей добычи самого разного положения, которые жаждали серебра – как можно больше и как можно быстрее. Истощение серебряных рудников в Средней Азии привело к затуханию оживления на русских торговых маршрутах, а потому потребовались новые источники средств для викингов. Что особенно интересно, среди вожаков новой волны грабителей находились люди вроде Торкела Длинного (одного из командиров полупрофессионального военного сообщества йомсвикингов) и Олафа Трюггвассона (претендента на трон Норвегии), и тому и другому требовались деньги для реализации амбициозных планов у себя дома.

Возрождение практики набегов на Восточную Англию летом 991 г. имело характер, отличавший его от аналогичных предприятий предыдущих десятилетий. Теперь главными точками притяжения внушительных по численности сил морских разбойников стали крупные города вроде Ипсуича. Как утверждают источники, под Молдоном викинги имели эскадру численностью в 93 корабля, что не дает, однако, возможности установить по этим данным точную численность армии, так как нам неизвестно количество воинов на каждой ладье. Примерно можно сказать, что счет участникам рейда шел на тысячи.

Войско защитников под началом Байртнота включало прежде всего его собственную дружину, вероятно довольно многочисленную, поскольку за долгую и успешную карьеру наместник, несомненно, приобрел большое влияние, что убеждало людей сражаться на его стороне в соответствии с обычными узами верности. Не было недостатка и в ополченцах, или "файрдах" (fyrd). Молдон являлся центром региона и имел довольно важное значение, так, например, в нем располагался королевский монетный двор, и, надо полагать, при возникновении угрозы со стороны викингов власти попытались мобилизовать все наличествовавшие в Эссексе силы. Подготовка и боевой дух файрдов заметно разнились в качестве, однако традиционно бывали скорее низкими, чем высокими. Недостаток опыта и нехватка мотиваций обернулись катастрофой.

Разграбив Ипсуич, викинги обогнули полуостров Тендринг и вошли в устье Блэкуотер. Они встали лагерем на острове Норти, устроившись так, как обычно полагалось делать викингам на враждебном берегу, в общем, они находились в полной готовности, когда появился Байртнот, чтобы занять позиции на обращенной к суше стороне дамбы, служившей для прикрытия от приливной волны.

Оба противника горели желанием дать битву, что, возможно, говорит о равенстве численности войск сторон. Стремление Байртнота вступить в бой с пиратами могло отчасти основываться на намерении не дать им уйти и позволить бесчинствовать в других местах, или же он твердо верил в возможность одолеть врага только своими силами. Автор поэмы недвусмысленно дает понять, что наместник полностью располагал имевшимися у него людьми, для которых его слово являлось законом, так, соратникам из нобилитета он велел отпустить их ястребов и отогнать коней. Данный прием иносказания применен поэтом с целью показать, что птицы и звери вольны покинуть поле боя, людям же надлежит встать и биться до конца.

Оборона дамбы

Поэма дает нам подробное описание сражения эпохи раннего Средневековья. Посланник от викингов приносит Байртноту условия вожаков, суть которых заключается в требованиях выплаты денег и в угрозах в противном случае не пощадить никого. Наместник дает врагу гордую отповедь в словах, достойных верного подданного государя (в данном случае короля Этельреда II), в которых звучат национальная гордость и презрение к угрозам, а также приглашение скандинавам попробовать силой взять то, что они хотят получить. Отвергнув шантаж, Байртнот готовит воинов к отчаянному сражению, которое распадается на три части. Первая фаза представляет собой обмен метательными снарядами через образованный приливом затон, отделяющий Норти от суши, который перерастает в эпизод обороны прохода по дамбе тремя отважными воинами. Очень маловероятно, что так все и происходило. По крайней мере, невозможно ни доказать, ни опровергнуть утверждение автора, хотя есть подозрение, что в данном случае он черпал вдохновение не в реальных событиях, а в классической литературе о "Горации на мосту" (случай из древнеримской истории едва ли не VI века до Р. Х., когда герой по имени Гораций с двумя товарищами оборонял мост в Риме против наседавших этрусков. – Прим. пер.). Попытки дать все же какую-то правдоподобную интерпретацию данного этапа сражения, описанного в источнике, содержат в том числе и версию, что, возможно, те три саксонских героя были на самом деле командирами трех небольших отрядов, защищавших важные позиции.

Не сумев сломить сопротивления саксов на длинном и узком языке суши, "язычники" вновь послали гонца, который высказал просьбу, чтобы стороны сражались на твердой земле. Любезно соглашаясь на предложение врага, Байртнот становится мишенью для критики со стороны поэта за чрезмерную храбрость (хотя слово ofermod оригинала может означать и неоправданный риск). Как и битва при Брюнабурге, столкновение под Молдоном, вполне возможно, давалось на условиях, понять которые нам теперь не всегда легко. Желание наместника непременно решить спор здесь же и сейчас же в сражении привело к тому, что он позволил "язычникам" перейти на более удобную позицию на твердой земле, чтобы они не отказались от битвы. Когда же англичане оказались перед лицом упорного натиска противника, они стали терять самообладание, Байртнот же допустил просчет, доверив собственного коня некоему Годрику, что обернулось непоправимой бедой, поскольку Годрик бежал с поля боя. Ополченцы из Эссекса ошибочно приняли Годрика за самого наместника и поступили соответствующим образом.

Очутившиеся в меньшинстве воины дружины не могли уже одолеть викингов, и мы вновь становимся свидетелями тактики нанесения сокрушающего удара всеми силами по верховному предводителю. Байртнота сразил метательный снаряд. Умирая, Байртнот думает о прибежище в чертогах христианского Бога и о славе. Придворная стража бьется до последнего вокруг тела господина. (Законы йомсвикингов требовали такого же боя насмерть, однако допускали отход перед лицом значительно превосходящего неприятеля.)

Последующими шагами для короля Этельреда стали выплаты все более возраставших на протяжении завершающих лет X столетия после единственного поражения у Молдона сумм датского выхода скандинавским разбойникам. Откуп послужил материальной базой для организации возглавленного датскими королями на заре XI века массированного вторжения в Англию. Англо-скандинавская военная элита, выкристаллизовавшаяся именно в этот период, в основе своей представляла те же дружины придворных воинов, что и королевские хускарлы Гарольда II Годвинссона, которым через полвека предстояло принять бой и пасть под Гастингсом.

МОТИВАЦИИ И ПСИХОЛОГИЯ

Ранние упоминания о ценностях и воинских идеалах представителей германских племен можно отыскать в работах классических авторов, начиная со Страбона и далее (конец I века до Р. Х. – начало I века новой эры. – Прим. пер.). Свидетельства принесения в жертву плодов победы путем ритуального их уничтожения встречаются в датских болотах в виде окаменелостей времен Железного века, о них говорится и во "Всеобщей истории" Орозия (очевидно, имеется в виду живший в IV-V веках римский монах Павел Орозий. – Прим. пер.). Жертвоприношение служило инструментом выполнения особых клятв, с чем греко-римский мир был прекрасно знаком. Захваченное добро, снаряжение и пленники посвящались богам в обмен на оказание помощи в выигрыше новых сражений. Убеждение, что поля битв представляли собой области, принадлежавшие могущественному божеству войны, оказалось очень и очень живучим и сохранялось у северян долгое время после того, как более южные германские племена континента усвоили христианство.

Имя скандинавского бога войны не всегда одинаковое и не только потому, что оно часто скрывается под эвфемизмами и метафорическими титулами. Существовало по меньшей мере два такого рода божества, как узнаем мы из подробностей, приводимых исландским автором Снурри Стурлуссоном: это Тюр, если можно так выразиться, узкопрофильный бог войны, и Один, отец богов и более сложная фигура, область интересов которой не ограничивается каким-то одним полем деятельности, а касается всех аспектов властной политики (см. "Верования" на стр. 35).

Насилие как образ жизни оставалось частью скандинавского характера в Средние века довольно долго, несмотря на то что христианство к тому времени уже прочно установилось и, что называется, пустило корни. Невозможно списать все особенности военного дела у скандинавов на одно лишь поклонение богам войны. Во многих смыслах бог являлся симптомом культуры насилия, но не ее причиной.

Если верить Стурлуссону, воин-викинг находил себе последний приют в "Зале Павших", или в Вальгалле. Там Один в лучших традициях "экономики пожалований" обласкивал избранных сверх всякой меры щедрости, и они каждый день пировали и бились насмерть, чтобы вновь воскреснуть на следующее утро. Широкий "набор" Одином воинов в понятиях средневекового языческого общества отвечал основному правилу – чем больше дружина, тем значительнее государь. Однако причины, называемые Стурлуссоном, имеют и другое объяснение. Одину необходимо было собрать большую армию из воинов сверхъестественной силы и возможностей для апокалиптической битвы Рогнарёк. Тем не менее нельзя не заметить подозрительного сходства с более поздним средневековым представлением о душе, обретающей место на небесах. Христианский Бог рекрутирует совершенные души, чтобы заменить падших ангелов. Между тем Стурлуссон являлся христианином, писавшим для христианской аудитории. Вовсе не обязательно, что средний викинг верил в представленную Стурлуссоном версию Вальгаллы. Степень того, насколько реальны описания скандинавской религии, никогда уже, вероятно, не будет установлена, поскольку не сохранилось ни одной языческой версии скандинавских мифов, которые представлялось бы возможным сравнить с более поздними.

Концепция мироздания для воина-викинга, как мы можем предполагать, связывалась в запредельном мире с участием в последней битве на стороне щедрого и доброго господина. Земной мир управлялся, по сути дела, в соответствии с теми же правилами и установками. Господин в раннем германском обществе представлял собой ключевую фигуру, вокруг которой крутилось все общество. Само происхождение слова "господин" (по-английски лорд/lord) восходит к древнеанглийскому "хлаф-орд" (hlaf-ord), что говорит о центральной позиции того, кого так называют (hlaf-ord означает нечто вроде "хранитель хлеба" с подтекстом "раздающий хлеб"; в готском языке бытовало слово hleifi в современном верхненемецком до сих пор сохранилось Laib [в значении "буханка", или "каравай"], в которых читатель не может не различить отголосков нашего – "хлеб". – Прим. пер.). В примитивном крестьянском обществе человек, приглядывавший за разделом пищи, являлся выборным правителем. Такова была идея правящей личности, что привело поначалу к появлению местного господина, а затем и монарха. По мере смены природы управления менялась и позиция воина.

Характер лидерства

Ганга Хрольф (т. е. Хрольф Пешеход. – Прим. пер.), сын ярла Рогнвольда Мурского, подвергся изгнанию из Норвегии за нарушение запрета на проведение набегов внутри владений Харальда Прекрасноволосого. Ганга с соратниками действовал на Сене в начале X столетия и в итоге стал доминирующей фигурой на изрядной территории, причем настолько властной и авторитетной, что франкскому монарху пришлось отдать ему во владение будущее герцогство Нормандия. Во время переговоров с франками произошел часто цитируемый эпизод, записанный Дюдо Сен-Кантанским. Когда викингов спросили, какова власть их вожака, они ответили, что никакой власти у него нет, поскольку все они равны. Возможно, в подобной отговорке мы видим попытку уйти от ответа, поскольку из истории герцогства нам известно, что Хрольф, Ральф, или Роллон, являлся в действительности признанным главой отряда. Природа лидерства в группах участников набегов на раннем этапе не вполне ясна. Шайки викингов, действовавших в Северо-Западной Европе в период между концом VIII и последними годами X столетия, судя по всему, собирались и распадались по обстоятельствам.

Долгосрочные обязательства не простирались далее непосредственного вожака отряда воинов, которые могли быть, скорее всего, из одного и того же региона, если вообще не являлись родственниками. Близкое родство между участниками похода, несомненно, давало ряд преимуществ. Единство целей делает отряд еще более сильным. В бою он действует слаженнее – одни воины постараются поддержать других, – а оставление на произвол судьбы раненых товарищей менее вероятно.

Хороший предводитель, как правило, обходил или объезжал армию накануне битвы, чтобы убедиться в готовности воинов к сражению. Для повышения боевого духа произносились зажигательные речи, порой прямо на месте сочинялись какие-то стихи, воодушевлявшие личный состав и вселявшие в него веру в победу. Таким образом, вожак не просто демонстрировал владение искусством стихосложения, но и показывал собственное хладнокровие и спокойствие, которые надеялся внушить товарищам.

Экстраординарные поступки в ходе битвы являлись повсеместно распространенным явлением. Такого рода действия подсказывались особенностями религии, заставляя воина искать славы, служившей стартовым условием для того, кто рассчитывал на достойное место в жизни после смерти, – если воин совершал невероятные подвиги в этом мире, то того же и даже большего вправе был ожидать от него господин в ином. Страницы саг пестрят рассказами о безнадежных сражениях, где выживание уже более не является главным мотивом поведения для участников. Человек, который шел на крайности, проверял себя на прочность, а также пытал удачу в отчаянной рубке с врагом.

Целеустремленность и решительность являлись еще одними характерными чертами викингов. Когда Эрик Кровавый Топор сидел на троне Норвегии в период его короткого и непопулярного правления, Эгил Скаллагримсон поссорился с королевой Гуннхильдой. Король приказал предать Эгила смерти, однако исландец показал себя слишком крепким орешком, чтобы позволить тирану легко раскусить себя. Оказавшись на острове, окруженный королевской стражей, которая стерегла все суда, Эгил разоблачился, связал вместе меч, шлем и копья (одни наконечники без древков, от которых отказался для удобства) и поплыл к ближайшему островку. В процессе поисков беглеца небольшая ладья с 12 бойцами на ней подошла к месту его убежища. Эгил внимательно наблюдал за ними. Когда девять человек пошли обыскивать островок, он, используя знание местности и внезапность, набросился на троих оставшихся. Одного он зарубил сразу, второму, когда тот попытался спастись бегством по склону, отсек ступню. Уцелевший и нераненый воин попытался шестом отогнать ладью от берега, но Эгил ухватился за швартовый канат и притянул добычу к себе. Ни один норвежец не мог равняться с Эгилом в росте и силе, и последний враг был тоже вскоре повержен. Результат налицо: два противника Эгила остались лежать мертвыми, поскольку оказались слабее физически и – главное – морально. Эгил же, со своей стороны, выказал присутствие духа, что вкупе с огромной физической силой и ловкостью помогло ему улизнуть от короля Эрика.

Решительность и готовность действовать – такие характерные для Эгила черты постоянно присутствуют в скандинавской литературе и служат примером для подражания прочим воинам. "Хавамал", мистические наставления Одина человечеству (цитируется в данной работе на стр. 40), содержит ряд стихов, в которых делается упор на тщательный расчет и подготовку атаки, а затем стремительный бросок. Тема эта, звучавшая в передававшихся из уст в уста сказаниях, имела наиболее сильное влияние на умы викингов-херсиров.

ВНЕШНИЙ ВИД И СНАРЯЖЕНИЕ

Самый ранний из зафиксированных морских рейдов скандинавов на Европу совершили геты под водительством Гюгелака. Вожди этого племени из Южной Швеции, судя по всему, располагали снаряжением, сравнимым с тем, которое обнаружено в захоронениях представителей элиты в Валсгарде и Венделе. Найденные там доспехи очень походят на находку в Саттон-Ху, в Суффолке. Гарнитур из Валсгарде включает в себя доспех, куда более экстенсивный, чем обычно принято считать сообразными тем, что носились в период викингов. К концу VIII столетия прикрывающие конечности латы вождя из Валсгарде, по всей видимости, вышли из употребления. Высказываются соображения, что вторичное появление такого защитного снаряжения есть результат византийского влияния, а именно доспехов варяжской стражи. Однако подобное снаряжение не могло в любом случае иметь широкого распространения и, по всей видимости, не представляло большой ценности в подвижной войне. Напавшие на Линдисфарн воины почти наверняка располагали куда более простым облачением. Даже военное снаряжение вожаков не могло быть столь же полным, как у их предшественников VII столетия. Уменьшение набора защитного вооружения, похоже, соответствовало изменению характера войны, которую вели викинги на новом этапе. Битвы за территории у себя на родине, совершенно очевидно, перестали служить единственным достойным скандинавского воина клапаном для выхода его кипучей энергии. Более подвижные боевые действия требовали облегчения боевого снаряжения.

Одежда и уход за телом

Авторы письменных источников на раннем этапе Средних веков часто упоминают о большой заботе, которую проявляли скандинавы в отношении собственной внешности. Количество гребней, найденных в местах проживания викингов, показывает то внимание, которое уделялось ими уходу за телом. Очень и очень хорошо уложенная голова с громадными усами на резьбе по лосиному рогу из Сигтуны дает право предположить наличие у владельцев гребней намерений несколько больших, чем просто стремление вычесать вшей. "Наборы" предметов личной гигиены обнаруживаются как в мужских, так и в женских захоронениях. Среди прочего пинцеты для выщипывания лишних волосков и маленькие ложечки для удаления серы из ушей. Конечно, только особа с положением могла позволить себе тратить время и средства на подобные занятия. Соответственно, ухоженный вид служил приметой, позволявшей отличить воинов среднего и высокого статуса.

Выбирая платье для войны, люди в ту эпоху заботились не о единстве облачения, не придерживались формы и не стремились, чтобы одежда способствовала лучшей маскировке, качество ратной справы отражало богатство и гордость. Воин отправлялся сражаться в самой лучшей и в самой яркой одежде. В "Ньяловой саге" Скарпхедин перед ожесточенными побоищами облачается в особенно дорогое платье. В междоусобных столкновениях противники нередко узнавали друг друга по характерным нарядам. По всему вышеизложенному можно сделать вывод, что воины скорее руководствовались стремлением обратить на себя внимание, нежели постараться остаться незамеченными.

Туфли и сапоги делались из кожи или из шкур животных, часто из шкур рогатого скота, но порой и из шкур тюленя или северного оленя. Древнее слово, обозначавшее обувь из шкур, звучало "рифлинг" (иначе "хрифлинг" – hriflingr). Херсир, скорее всего, мог позволить себе надеть что-нибудь более элегантное, как, скажем, туфли из хорошо выделанной и украшенной кожи, подобно тем, что обнаружены у Хангейта и у Купергейта (в Йорке). Сапоги и туфли шились довольно разнообразные и разномастные: скажем, из целого куска кожи или же из двух, скрепленных между собой нитью по союзке, – шов пролегал в таком случае поверху к большому пальцу ноги. Подошвы обычно изготавливались из отдельных кусков кожи. Обувь могла быть не только естественного цвета, но и крашеной: например, у того же Скарпхедина она была черной. В Купергейте обнаружен даже носок, конструкция которого, по всей видимости, не предусматривала того, чтобы он покрывал пятку и пальцы.

Штаны в период с VII по IX столетие имели разную форму и длину. На надгробье в Готланде и на шпалерах из Скогга и Усеберга они свободные, довольно мешковатые и собираются когда в середине икры, когда выше, а то и прямо под коленом. Готландское надгробье ясно дает понять, что такую одежду носили и в бою. На Усебергской шпалере тоже изображены аналогичные полные штаны как облачение, достойное воина высокого статуса (используя выражение "полные штаны", автор, очевидно, хочет подчеркнуть, что в других частях Западной Европы штаны до XIV века состояли из двух деталей – из чулок и некоего подобия бриджей. – Прим. пер.). Плотно прилегающие штаны вошли в моду и получили большее распространение в X-XI столетиях, что стало, вероятно, следствием тесных культурных контактов скандинавов с англичанами и жителями континента. На заре XI века мы видим короля Кнута в плотно прилегающих чулках, или лосинах. Они, судя по всему, крепятся на середине ноги повязками или подвязками из украшенного материала, ниже которых данные детали одежды кажутся немного мятыми. Штаны делались из шерсти или льна. Остальные конструкционные детали утрачены, а современные событиям иллюстрации не показывают швов.

Рубахи

Изображения рубах двух столетий эры викингов традиционно представляют нам их длинными – до колен – и обычно собранными на талии поясом. До самого заката периода, или эры, викингов изменений почти не наблюдается. Горловина рубахи бывала как квадратной, так и круглой и затягивалась шнурками или фиксировалась крючками, а подчас чем-то вроде пуговицы. Рукава обычно достигали запястий, но бывали и более длинными. От локтя до манжета рукав, как правило, прилегал довольно плотно, но все же не вплотную, так что – особенно если его сдвигали повыше – появлялись складки и морщины. Для отделки по краям широко использовались тесьма и тому подобные украшения, скажем, альтернативная тесьме вышивка. Могли также применяться клинья из контрастного по цвету материала, служившие для придания дополнительной ширины нижней части рубахи. Цвета, которые мы видим на вышитом полотне из Байё, вполне способны послужить проводником в мир красок одежды периода викингов. Вряд ли есть основания полагать, что до конца XI столетия технология крашения претерпела серьезные изменения. Поразительная стойкость цвета на вышивке из Байё говорит о применении очень сильного и стойкого (и, надо полагать, дорогостоящего) закрепителя. Вполне вероятно поэтому, что подобные материалы попадали в Скандинавию как товары импорта, но не исключено, что производились и местными силами. Некрашеные материалы находили широкое применение у людей победнее, однако викинги с более высоким общественным статусом предпочитали что-нибудь яркое и броское.

Плащи прямоугольной или квадратной формы, судя по всему, являлись общепринятой нормой, и, как позволяют судить изображения, воины носили их повсеместно, но только не в бою. Плащи крепились на плече брошью или просто булавкой. Вышитые плащи тоже упоминаются в сагах. Капюшон можно было сделать за счет импровизации – накинув плащ на голову и закрепив под подбородком, хотя нельзя утверждать, что они не добавлялись к плащу в виде отдельной детали. Среди остатков дошедших до нас головных уборов гражданского назначения, которые могли носиться тогда, когда не возникло нужды в шлемах, отделанная мехом шапка из Бирки, в фасоне ее чувствуется восточное влияние. Отсоединяющийся капюшон из красно-коричневого шелка, обнаруженный во время раскопок в Купергейте, судя по всему, принадлежал женскому костюму, хотя главным доводом в пользу подобной версии служит, похоже, только фотография данной детали одеяния на женщине-исследовательнице. Войлочные шляпы описываются в нескольких сагах, даже Один, как сообщают они, носил шляпу с широким полями, отчасти чтобы не быть узнанным. Кроме того, имели широкое распространение (причем использовались как в мирной жизни, так и в сражении) кожаные пояса обычно с украшенными пряжками. Ремни бывали, как правило, узкими – менее дюйма (2,5 см) в ширину. Металлические детали ремня обычно состояли из медных сплавов, тогда как встречались – хотя и реже – вырезанные из кости и покрытые ярью-медянкой (т. е. покрашенные в цвет окислившейся меди. – Прим. пер.). В качестве дополнения к костюму мог служить кожаный кошель, или сумочка. Кошельки часто изготавливались из единого куска кожи с ремешком в петлях по краю, служившим для затягивания мешочка. Более крупная версия такой сумочки, или кошеля, называлась "нестбаггин" (nestbaggin) и служила как заплечный мешок для отправлявшегося в поход херсира.

Шлемы

Единственный шлем, который с полным правом можно приписать к снаряжению викингов, найден в Йермюннбю и, как принято считать, относится к концу IX столетия. Внешне он выполнен вполне в соответствии с более ранними традициями и шаблонами скандинавских шлемов и имеет жестко закрепленное забрало в виде полумаски. Однако конструктивно он все же заметно отличается от предшественников. Шлем из Йермюннбю состоит из каркаса в виде горизонтального "надбровного" обода и двух металлических полос и четырех отформованных пластин, образующих колпак. Одна полоса пролегает вдоль от затылка до лба, а другая идет поперек от уха до уха. Обе полосы прикреплены к "надбровной дуге" в форме горизонтального обода, или окружности, как и неподвижное забрало. Четыре секции колпака соединены с перекрещивающимися полосами при помощи клепок и служат, таким образом, для заполнения пространства между "костяком" каркаса. Шлемы эпохи до викингов, найденные в Валсгарде и Венделе, в общем и целом, более сложные. Некоторые имеют усиливающий конструкцию гребень, а другие – даже ощечья. Шлемы же самой эры викингов более походят на образчик из Йермюннбю.

На резьбе по лосиному рогу из Сигтуны в Швеции изображен воин в коническом шлеме. По всей видимости, он состоит из отформованных путем ковки пластин, скрепленных между собой клепками. Хотя элементы каркаса и не просматриваются, ряд клепок вокруг основания позволяет с большой долей вероятности предполагать наличие, по крайней мере, горизонтальной окружности, или надбровного обода. Насала на данном шлеме может представлять собой продолжение продольной детали каркаса, хотя полной уверенности в этом нет. В монументальном искусстве викингов, например на фрагментах крестов в Кирлевингтоне, в Сокберне и в Миддлтоне, тоже видны фигуры, которые, по всей вероятности, имеют на головах конические шлемы, хотя те запросто могут оказаться остроконечными шапками или капюшонами. На кресте в Уэстонской церкви изображен воин с непокрытой головой.

Среди хорошо известных шлемов из Центральной Европы, которые традиционно ассоциируют с периодом викингов, так называемый "Оломуцкий" шлем, выставленный в Вене, и шлем "Св. Венцеслава" из сокровищницы Кафедрального собора Праги. Купола у обоих выкованы из единого куска металла. Хотя и нет достоверных подтверждений знакомства скандинавских оружейников с подобной техникой, датировка вышеуказанных предметов и сугубо неоднородный характер снаряжения, находившего применение у викингов, позволяет судить о том, что могли использоваться шлемы обоих типов. Как говорят источники, в битве при Нешаре Олаф II Святой задействовал отряд из 100 отборных воинов, облаченных в кольчуги и в "иностранные" шлемы.

Доспехи

Никаких полных кольчужных гоберов рассматриваемого нами периода не уцелело, и даже отдельные детали встречаются редко. Кольчуги сохранили ценность как оборонительное вооружение даже после Средних веков и потому находили применение у следующих одно за другим поколений воинов. Однако одно лишь данное соображение не объясняет скудность находок. Степень использования кольчуг викингами, вероятно, была невысока. Поэтические строки в сагах, обычно относящиеся к более раннему времени, чем основной текст, часто упоминают брони (byrnie). Ссылок на применение кольчуг становится больше по мере того, как речь заходит о более поздних событиях, что, возможно, говорит о большем распространении данного вида доспехов. Из "Хеймскринглы" ("Круга земного") Стурлуссона можно сделать вывод, что поражение норвежской армии в битве у Стамфорд-Бриджа (в 1066 г.) отчасти объясняется отсутствием кольчуг. Норвежцы оставили доспехи на борту ладей, стоявших в Рикколе. В устах Харальда Хардрады, который по ходу сражения разражается стихотворными виршами, тоже звучат упоминания об отсутствии доспехов. Сам король так ценил собственную кольчугу, что даже нарек ее "Эммой", она, как сообщает автор, отличалась необычной длиной, доходя ему до колен. Надо думать, кольчуги находили со временем все большее распространение у викингов и защищали все больше органов человека. Континентальный фасон с применением кольчужного капюшона тоже, по всей видимости, прижился у викингов. Хускарлы последних саксонских королей являлись по крови по большей части скандинавами. На вышивке из Байё ратное облачение саксов и норманнов очень похоже, а норманны, судя по всему, носили кольчужные капюшоны.

Существует мало свидетельств того, что Скандинавия знала массовое распространение чешуйчатых доспехов. Как общепринято считается, подобные доспехи имели восточное происхождение. Несколько пластинок обнаружилось в Бирке, ставшей в наше время отдельным хутором, а раньше бывшей крупным торговым центром в Центральной Швеции. Связи купцов этого поселения с Востоком, возможно, и объясняют столь необычную находку.

Не много находится свидетельств и применения кожаных или матерчатых доспехов. Стурлуссон в "Хеймскрингле" упоминает о сделанном королю Олафу даре в виде 13 комплектов доспехов, выполненных из шкур северного оленя. Как говорит автор, они отличались даже большей прочностью и лучше выносили удары, чем гоберы. Стеганые куртки и "слоистое" – стеганое – защитное снаряжение из ткани, возможно, изображено на воинах на Готландском надгробье. Однако полной уверенности в этом нет.

Щиты

На надгробье в Готланде видны воины с маленькими круглыми щитами. Если судить по пропорциям фигур, то такие щиты достигали в диаметре не более 60 см или даже меньше. Возможно, подобные предметы тоже находили спрос, хотя археологических свидетельств, подтверждающих данное предположение, не существует. Если бы скульптор, резавший украшения на Готландском надгробье, хотел показать метровый щит, тот должен был бы покрывать большую площадь фигуры воина. Не исключено, что автор пожертвовал точностью в пропорциях ради более детального изображения людей. Другие примеры пренебрежения пропорциями вполне типичны для художественного творчества того периода и тоже присутствуют на Готландском надгробье.

Предполагается, что у многих щитов наличествовали металлические ободья. Органические компоненты щитов обычно погибают от гниения, а если доживают до раскопок, то рассыпаются в прах при попытке взять их из земли.

В первые столетия периода викингов щиты, похоже, бывали всегда круглыми. Любопытный овальный щит на шпалере из Усеберга не имеет параллелей в археологии. Каплеобразный щит, который стал все чаще появляться в Скандинавии в XI столетии, назывался "холфинн-шолд" (holfinn-skjoldr). Насколько серьезное распространение находили подобные щиты на закате эры викингов, с точностью установить сложно, однако англо-скандинавские хускарлы, по всей видимости, почти полностью вооружались ими к моменту сражения под Гастингсом. Такие высокооплачиваемые профессиональные воины, надо полагать, быстро перенимали новинки, приходившие с континента.

Хотя самые поздние исландские саги часто говорят о чем-то вроде геральдической раскраски на щитах воинов-викингов, подобные свидетельства имеют ограниченную ценность. Считается, что такие описания отражали существовавшие средневековые практики в эпоху, когда писались саги. Так, в одной из них рассказывается о том, что два воина несли щиты, на одном из которых было изображение дракона, а на другом – льва. Возможно, это анахронизм, однако нужно принимать во внимание большое количество изображений животных на щитах с вышивки из Байё, что дает право предполагать, что такая традиция, судя по всему, бытовала уже за столетие до того.

Как говорится в разделе "Викинги в Северной Америке", щиты символического значения использовались гренландцами во время экспедиций в Винланд, где красные щиты говорили о желании драться, а белые выражали мирные намерения. Сподвижники Олафа II Святого в 1015 г. несли белые щиты с позолоченными, красными и синими крестами на них. Дизайн стал следствием этакого агрессивного христианства, которое беспощадно насаждал их лидер, но также и средством отличаться от язычников в битве.

ВООРУЖЕНИЕ

Типичным наступательным оружием, которое обнаруживается в местах обитания викингов, являются мечи, боевые топоры, копья и луки. Извлекается оружие в основном из захоронений. Датские находки раннего периода включают в себя тот же ассортимент оружия, что шведские и норвежские, однако более раннее обращение Дании в христианство положило конец традиции хоронить воинов с их оружием, что, конечно, не могло не снизить количества поздних датских находок.

Мечи

Обычные мечи викингов (коих в одной только Скандинавии обнаружено не менее 2000 единиц) бывали длинными – около 90 см, прямыми и обоюдоострыми, имели простую крестовину эфеса и головку той или иной формы. Для снижения массы на клинке, как правило, старались проложить желобок. Сам конец меча делался довольно тупым, поскольку оружие предназначалось в большей степени для рубящих, нежели колющих ударов. Мечи бывали сугубо функциональными, но попадались и богато украшенные. Для Скандинавии в большей степени, чем для остальной Европы, было свойственно применение медного сплава в арматуре, но головку эфеса и его крестовину изготовляли тем не менее из черного металла. Все то время, пока мечами не пользовались, их хранили в деревянных ножнах, обычно покрытых кожей и окованных. Внутри ножен имелся слой овечьей кожи, обращенный шерстью внутрь, чтобы натуральный жир обеспечивал мечу смазку. Обычно ножны подвешивались к поясному ремню, но иногда их носили на перевязи через плечо.

Как важный вариант длинного – 90 см – меча нужно назвать заточенный только с одной стороны длинный "сакс". Такого рода оружие, в общем и целом, норвежского происхождения и отличается, как уже говорилось, клинком односторонней заточки, подобно настоящему саксу, который, естественно, ассоциируется прежде всего с племенем саксов. Длинные саксы имеют, в общем-то, ту же арматуру, как и другие мечи. Судя по особой более трудоемкой процедуре производства, включавшей в себя "узорчатую ковку", саксы представляли собой довольно дорогое оружие.

Односторонние ножи меньших размеров часто встречаются на местах обитания викингов. Так, в ходе раскопок в Купергейте в период с 1976 по 1981 г. удалось отыскать просто гигантское количество данного рода изделий – 300 единиц, что говорит о чрезвычайно широком применении их в быту – от столового прибора до рабочего инструмента и оружия нападения и самозащиты. Более крупные саксы служили, по всей видимости, не для боя, а являлись охотничьим оружием. Количество украшений на саксах говорит о том, что пользовались ими люди богатые.

Боевые топоры

Топоры того периода тоже снабжались украшениями в соответствии со статусом и кошельком владельца. Прекрасный экземпляр из Маммена без отличительной серебряной отделки превратился бы в обыкновенный инструмент для рубки деревьев. Форма лезвия у топоров менялась в зависимости от назначения, но надо помнить, конечно, что любой топор, даже если производился он для работы, мог применяться и в военных целях. Топоры с широкими лезвиями и на длинных древках, которые брали двумя руками, появились ближе к концу эры викингов. Ко времени Гастингса они стали своего рода фирменным оружием англо-скандинавских хускарлов и возникли, надо думать, как ответ на участившееся применение кольчуг. Топоры с "бородами", отличавшиеся вытянутыми нижними частями лезвий, считаются сугубо северным оружием. Однако, учитывая широкое применение лезвий такой конструкции в более позднюю эпоху Средних веков, подобное мнение по меньшей мере спорно (такие топоры в Европе назывались датскими, т. е. в широком смысле скандинавскими секирами. – Прим. пер.).

Никакое другое оружие на древках, кроме копий, викинги, похоже, не употребляли, по крайней мере, это то, что известно из археологических находок. Возможно, погребальные традиции не позволяли хоронить воинов с алебардами и чеканами, о которых упоминается в сагах, или же упоминания эти следствие более поздних проникновений чужеродных веяний в древнюю скандинавскую литературу. Любопытное копье для пробивания кольчуг описано в числе снаряжения Эгила Скаллагримсона при Брюнабурге, оно напоминает глефу или гизарму, развившуюся из сельскохозяйственного инструмента. Подобное оружие, как известно, обнаруживалось на раскопках франкских могил в эру Меровингов и на иллюстрациях приписывалось викингам, однако в основном имеющиеся экземпляры его более позднего периода Средневековья. Данное оружие, как видно, все же не нашло широкого применения у скандинавских воинов в VIII-XI столетиях.

Копья

На раннем этапе раскопок датских могил выяснилось, что копье стояло по распространенности на третьем месте после боевого топора и меча. Но важность копья как оружия в бою и на охоте заставляет предполагать более широкое его применение, чем доказывают находки. Поскольку копья представлялись более простым и дешевым оружием того периода, вполне и весьма вероятно, что они использовались даже чаще, чем мечи. Дешевизна копий уже сама по себе могла послужить причиной, почему они реже находятся в захоронениях.

Многие копья, которые приписываются викингам, – каролингского происхождения, что позволяет определить характерное широкое лезвие и "крылышки", выступающие из муфты. Данная особенность появилась также и на более поздних кабаньих копьецах и служила для недопущения проникновения острия слишком глубоко в тело жертвы. Современные эксперименты показывают, что "крылышки", зацепившись за край вражеского щита, могли позволить противнику сдвинуть его в сторону. Копья с более узкими лезвиями, очевидно, использовались как метательное оружие, хотя литературные источники говорят скорее о двухцелевом назначении. Сложные узоры, которыми украшаются некоторые копья, не позволяют тем не менее считать невозможным применение их как дротиков для поражения врага на расстоянии. Владелец мог рассчитывать получить оружие назад после поединка или боя. Персонализированные украшения позволяли установить, чье копье засело в теле врага, сразу же после извлечения его оттуда.

ПРОИЗВОДСТВО ОРУЖИЯ

Рассказы о том, как производили оружие викинги, доходят до нас преимущественно благодаря исландским источникам, авторы которых демонстрируют тенденцию заострять внимание на фамильных реликвиях или еще более того – на обладавшем некими магическими свойствами вооружении героев. Одним словом, мистическая значимость часто затуманивает реальность. Невозможно установить с точностью, насколько описания соответствуют реальности, однако какие-то церемониальные действия, безусловно, выполнялись при изготовлении особого оружия. В то же время не исключено, что необычные шаги мастеров, якобы предпринимаемые ими, следствие незнакомства писателей с особенностями кузнечного ремесла. Трудности, сопряженные в данном случае с использованием саг как исторических источников, ясным образом продемонстрированы ниже.

"Тидрикова сага" повествует о ковке "Мимминга" полубогом Волундом Кузнецом. Невероятный процесс включает в себя при изготовлении меча погружение его в пыль и в кал домашней птицы. Цикл повторяется дважды, поскольку первая попытка, как видно, не дала, с точки зрения Волунда, должных результатов.

Другие независимые источники – скажем, арабский манускрипт – рассказывают об использовании подобной технологии руссами. Истории с употреблением птичьего дерьма, скорее всего, базируются на неправильном понимании кузнечного дела и неверной интерпретации действий мастера, который, возможно, хотел добавить нитратов в сплав изделия.

Наиболее желаемый микроэлемент при производстве оружия из черных металлов – углерод. Железо не становится твердым, если в нем нет хотя бы 0,2%-ного содержания углерода; при однопроцентном содержании его сплав перестает являться сталью. Кузнецам викингам приходилось определять удельное количество углерода, пользуясь традиционными методами, которые передавались ремесленниками из поколения в поколение. Кузнецы "варваров" со II столетия до Р. Х. и далее, по всей видимости, уже понимали, что поверхность железа можно карбонизировать за счет углеродистых газов, помещенных в разреженную атмосферу без воздуха. Добиться этого представлялось возможным за счет применения глиняного сосуда с угленосными материалами при высокой температуре.

Среднего качества сталь для ковки оружия производилась путем нагревания железной руды до 1200 градусов в печи вместе с органическими материалами, такими, например, как кости. Затем из субстанции выковывались пруты со стальной поверхностью. Потом их переплетали с другими прутами, содержавшими меньший процент углерода и ковали клинок, на котором прослеживались очертания разных составляющих. Данный процесс иногда называется "шаблонной" или "узорчатой ковкой".

Топоры и острия копий делались обычно из однородной стали, хотя попадаются образцы того и другого оружия, изготовленные при помощи "узорчатой ковки". Сильно углеродистые режущие поверхности лезвий, как правило, вковывались в основное полотно, состоявшее из менее ломкой и, соответственно, менее карбонизированной, а потому более мягкой стали.

Свидетельства всех стадий изготовления оружия, начиная с самых основных уровней, можно обнаружить на месте обитания викингов в л'Анс-о-Медоуз на Ньюфаундленде. Археолог Хелге Ингстад нашла признаки обработки простого железа. Постройка, которую эта женщина-ученый определила как кузницу, находится на самом дальнем западном краю ареала, в который только заносила викингов страсть к походам. Одним словом, кузница являлась частью временного поселения, люди в котором были в состоянии производить железо по прошествии, возможно, всего нескольких лет с момента прибытия туда.

При ковке меча "Эккисакса" карлику Альбериху понадобилось продержать какое-то время заготовку в земле, чтобы улучшить качество изделия. Возможно, здесь мы имеем дело с "захоронением" железа для поглощения из руды всевозможных нежелезистых примесей. После периода такой пассивной обработки болванку представлялось возможным превратить в толстый прут при температуре значительно ниже плавления железа. Кусок металла разогревался и расплющивался, чтобы так выгнать все ненужные компоненты. Прежде чем современные нам металлургические технологии сделали доступным употребление в данном качестве красного железняка, железо в Скандинавии производилось в основном таким способом.

Производство доспехов

Наши знания о производстве доспехов в эру викингов довольно скудны по причине отсутствия сколь-нибудь соответствующих задачам археологических находок. Латы, так сказать, органического происхождения не обнаружены иначе как в виде довольно тяжело поддающихся точной трактовке рассказов о них в литературе. Найденные щиты почти все раскопаны в захоронениях, органические компоненты их, как правило, сгнили или же стали жертвой археологов, которые ранее применяли не столь совершенные методы извлечения и обработки находок, чем те, что известны сегодня.

Основными металлическими доспехами, которые находили применение у воинов-викингов, являлись кольчуги. В древней скандинавской литературе немало упоминаний о таком защитном вооружении. Единственная использовавшаяся в Северо-Западной Европе технология производства кольчуг базировалась либо на тиражировании узлов из разомкнутых колечек, составлявшихся расплющенными краями и склепывавшихся между собой, либо на плетении из цельных колец. Обычно к одному кольцу крепились четыре других, однако число их могло увеличиваться или уменьшаться в зависимости от необходимости добиться лучшего прилегания изделия к неровностям тела владельца. Все кольца делались из черного металла; применение сплавов меди для украшения изделий отмечается не ранее XIV столетия. Проволока, из которой вырабатывались кольца, пропускалась через поступательно сужавшиеся отверстия в металлических пластинах, чтобы в итоге достигнуть необходимого диаметра.

Ремонт оружия

Поддержание в рабочем состоянии и ремонт оружия распадаются на две отдельные составляющие: приведение в порядок специалистом, действующим в полевых условиях или же в мастерской, и импровизированная починка поврежденного оружия владельцем или кем-то из его товарищей. В последнем случае речь может идти, скажем, о распрямлении погнувшегося меча путем наступания на него ногой. Как уверяют классические авторы, подобные вещи часто проделывали кельты прямо в гуще сражения. Возможно, истории рассказываются для того, чтобы подчеркнуть скверное качество работы кельтских оружейников; они повторяются и в нескольких исландских сагах. Над неким Стентором, персонажем "Эйбюгийской саги", подсмеиваются в бою из-за слабости клинка его меча, которая дала себя знать в предыдущем сражении. Хьяртан из "Ласделской саги" тоже имел подобный опыт, правда, в его случае все закончилось совсем плохо – смертью. "Кормакова сага" сообщает нам, что некто Кормак, незадачливый и слабоватый молодой воин, в битве повредил край "Скофнунга" (меч, изначально принадлежавший Хрольфу Краки, королю Дании). Попытавшись исправить положение и заточить острие, он только еще больше все испортил – заусенец лишь увеличился. Грамотная заточка требовала тонкого мастерства. "Дроплаугарсонская сага" говорит, что слуга по имени Торбьёрн особенно славился умением ухаживать за оружием, он точил меч для Хелги, одного из героев саги. Грим, брат Хелги, позднее попросил у брата именно этот меч. Личные оселки, в некоторых случаях снабженные кольцом для подвески и довольно маленькие, чтобы носить их как амулеты, тоже обнаруживаются в местах обитания викингов. Олаф I Трюггвассон в сражении при Свёлде так беспокоился о том, чтобы все его воины имели острые мечи, что даже распорядился выдавать совершенно новое оружие прямо в разгар боя.

Мечи нередко передавались от поколения к поколению, при этом значимость оружия и его ценность со временем возрастали. Для одного отдельно взятого воина меч являлся не просто оружием, древние мечи служили символами связи с предками, выражением мощи и влияния. Для клана они могли отождествляться с его законностью, правильностью и правотой, что естественным образом связывалось с удачей и процветанием. Хотя в сагах говорится о применении в бою мечей, возраст которых перевалил за 200 лет, надо думать, что владельцы очень и очень заботились о подобных реликвиях.

Некоторые из древних мечей, поврежденных так сильно, что привести их в порядок не представлялось возможным, перековывались в острия копий. Наверное, самый знаменитый из таких "Грасида", или "Серобок", о котором говорится в истории о Гисли Сурсоне. Жизнь "Грасиды" как меча закончилась, поскольку воин сломал его в бою. Металл, из которого сделали меч, как видно, отличался высоким качеством, что делало его привлекательным для перековки. Вероятно, считалось также, что новым изделиям передадутся качества древнего клинка. Предполагалось сделать чрезвычайно смертоносное для врага оружие – операцию поручили не просто кузнецу, а колдуну. В копейной ипостаси "Грасида" получила неожиданно короткое древко – не более 20 см, – что может говорить о неизвестном нам ритуальном предназначении. Созданное путем "узорной ковки" оружие применялось потом для убийства Вестена и Торгрима.