|
(из "Geschichte von Daenemark" Dahlmann)
Северный Один явился в мир, еще до него существовавший. Ему покорились божественные силы ваны, кроткие существа, подобные Ньерду, Фрейру и Фрейе, оставшиеся от прежнего мира: все они присоединились к толпе детей Одина; но все грубое в прежнем мире и несогласное с новым порядком вещей Один разрушил, изгнал и обуздал; он создал новый мир из обломков прежнего, из которого выбрал себе супругу. Он победил исполина Имира; из тела убитого образовал он землю, из крови – море, из костей – горы, из зубов – камни, из волос – леса, из черепа – свод небесный, в котором поставил звезды, неподвижные и движущиеся, для обозначения дней и годов. Мозг, брошенный в воздух, обратился в облака. Но по берегам этой новой, окруженной морем земли жили еще многие древние исполины, йотуны. Они взяли брови Имира и построили из них стену, Мидгард, вокруг земли. Из ясеня и ольхи создали они первую чету людей, Ласа и Эмблу, которых потомки будут населять пространство, окруженное стеной, в Мидгарде. Будущему поколению людей выстроен город, в котором приготовлены жилища для асов, и они охотно озаряли их своим присутствием; Один был здесь судией, строил алтари и храмы, воспламенял горнила кузниц – то был золотой век.
Посредине мира возвышается Асгард, где в вечной зелени, на самой высоте, восседают асы; оттуда смотрит Один на дела людей; он одинок, как солнце, и так же, как и оно, непогрешим. Оттуда выезжает он в битвы на восьминогом коне, Слейпнире. В Асгарде есть чертог, Вальхалла, куда являются к Одину отборные воины, валы, храбрейшие люди свободного звания, павшие на поле сражения от начала мира. В Вальхаллу ведут 540 ворот: в каждые входят за один раз 800 витязей, но не допускаются ни женщины, ни рабы.
Женщин принимает Фрейя, которой имя они носят, а девушек утешает девица Гевьон, отделившая ночью Зеландию от Скании и сделавшая островом эту землю. Умершие рабы вверены попечениям бога Тора, живущего в постоянных заботах. Трусы и все имевшие несчастье умереть на постели от старости, а не от меча, дрожат от постоянного холода в обители мрака, Нифльхейме, царстве морозной Хель.
В Вальхалле у богов павшие витязи, эйнхерии, продолжают прежние воинские упражнения; свободные от полевых работ, они берут оружие, сражаются и убивают друг друга; но в час обеда все получают исцеление и идут в залу, построенную из копий и устланную щитами, а скамьи в ней покрыты панцирями. Там, вместе с асами, пьют они пиво и мед, доставляемые всегда доящимися козами Вальхаллы, и едят вкусного вепря, который хотя каждый день подается на стол, но никогда не убывает. Один совсем не ест, а только пьет вино. Удовольствия в Вальхалле и на земле доставляет Браги, мудрый и красноречивый поэт, наставник скальдов. У жены его, Идунн, есть яблоки, которых отведывают боги, когда начинают стариться, и опять молодеют. Хеймдалль наблюдает за постоянным спокойствием в Вальхалле: он страж, живет на мосту Биврест, ведущем к престолам богов, и охраняет его от исполинов. Спит он меньше птицы, слышит, как растет трава на лугу и шерсть на овцах, видит за сотню миль; его голос – самая громкая труба. Супруга Одина – Фригг, из племени исполинов, купленная им, по обычаю людей, за деньги. Сильнейший из сыновей Одина – Тор, на самом севере, особливо в Норвегии, не уступающий отцу в могуществе, уважаемый финнами и, кажется, добровольно признавший себя сыном Одина. Тор ездит по воздуху на военной колеснице, держит в железной перчатке тяжелый молниеносный молот, Мьелльнир, машет им и производит гром Тор – самый сильный бог он всегда странствует, наблюдает за мироправлением отца, везде ищет исполинов и чудовищ, между тем как неукротимый однорукий Тюр разжигает между людьми войну – но победу дает Один. Хермод Быстрый, также, сын Одина, есть вестник богов. Кротки силы природы под властью ванов, потому что Фрейр располагает ненастьем и вёдром и ниспосылает плодородные годы: его сын, Ньерд, дает пловцам попутный ветер и бурю; дочь Ньерда, Фрейя, богиня красоты, ездит на колеснице, запряженной двумя кошками.
Но истинные свойства любви и кротости олицетворяются в Бальдре, сыне Одина и Фригг, который не имеет никакой должности, но выражает самого себя, доброго, согласно со своим именем. Когда все асы собираются для суда возле вяза Иггдрасиль, которого корни проходят всему миру и ветви осеняют небо, тогда уста Бальдра произносят неизменные приговоры. Бальдр чистейший из асов, но его убил слепой ас, Хед. Страшные сновидения предсказали Бальдру грозившую ему смерть, и тогда, по решению богов, нежная мать его, Фригг, путешествовала по всему свету и брала присягу со всех созданий: с огня, воды, железа и всех металлов, земли, камней и болезней, со всех зверей, змей и ядов, в том, что они не сделают никакого зла Бальдру. После этой присяги асы забавлялись однажды стрельбой в стоящего посреди них Бальдра и любовались, как стрелы отпрыгивают от него, не причиняя ему никакого вреда. Тогда Локи, заклятый враг асов, затеял злой умысел и, подслушав, что Фригг не взяла присяги с одного нежного растения, омелы, как самого ничтожного, достал это растение и отдал слепому, но сильному Хеду, чтобы и он также сделал честь Бальдру и выстрелил в него. Стрела, направленная Локи, убила Бальдра, и богами овладела такая скорбь, что они долго оставались в безмолвии и только после могли плакать. По просьбе Фригг смелый Хермод принял на себя посольство к Хель, чтобы она согласилась отпустить Бальдра из царства теней. Но тело Бальдра отнесено было для сожжения на его корабль и положено возле трупа жены его, Нанны, умершей от горя. Тор освятил костер своим молотом, а Один положил на него золотое кольцо, Драупнир. Хель соглашалась отпустить Бальдра, если все твари будут оплакивать его. Асы послали гонцов по всему миру, чтобы все создания оплакивали Бальдра. Одна исполинка, Текк (коварство), отказалась плакать по нем, и потому он должен был остаться у Хель.
Дети коварного Локи: Хель, которой обитель – бедствие, а оружие – голод; змей Мидгарда, усмиренный Тором и обвившийся вокруг вселенной, и волк Фенрир, при обуздании которого Тюр лишился руки. Но все злое заключается в другом Локи, враждебном исполине, который живет на пределах мира, в Утгарде, и не смеет приблизиться к престолам асов.
Все, что началось, должно и кончиться. Три норны заведывают настоящим, прошедшим и будущим, присутствуют при колыбели новорожденного и знают урочное время ботов, потому что древнее племя исполинов не уничтожено, а только отражено, и целая толпа волшебных чудовищ, больших и малых, мужеского и женского пола, земных и преисподних, противопоставляет рунам богов свои руны и волшебства и уловляет людей в свои коварные сети. Едва погиб Бальдр, обнаруживший в богах человеческое, и уже появились люди, совсем не верующие в богов и полагающиеся только на свои силы. Одна вельва (вещательница) так поет из откровения норн: "Некогда настанет день, возвещенный кровопролитием, сверхъестественными отцеубийствами и жестоким холодом, день, когда падут горы, потухнут звезды, вяз богов, Иггдрасиль, вздохнет как человек, исполины и чудовища разорвут свои цепи. Опоясывающий землю змей изрыгнет пламя, волк поглотит солнце, месяц и Одина Бог огня, Суртр, вместе с Локи, зажжет небо и землю. Боги и люди падут в битве: настанет Божья ночь, или Рагнарекк. Но мир не перестанет существовать, он не сделается добычей исполинов, потому что трупы их, убитых особливо Тором, лежат возле трупов богов и людей. Явится новая, плодоноснейшая земля, оживут добрый Бальдр и многие боги, и будут жить гораздо счастливее, нежели прежде, вместе с честными людьми, в Гимле. Но для соблазнителей, клятвопреступников и коварных убийц назначено жилищем ядовитое болото, Настронд, окруженное, вместо берегов, змеиными, изрыгающими яд головами".
"Такова, – говорит Гейер, – в кратком очерке религия Севера. В самобытной силе, глубине и значении она не уступает ни одной из систем, которые древность составила о начале и конце мира. На многие из них она походит, потому что эти системы вообще между собою сходны, но ни одна не отмечена такими резкими самобытными чертами. Зная восточную мифологию, никто не усомнится, что северная религия ведет свое начало с востока, но никто не станет отвергать, что выражаемое в ней поклонение природе совершенно согласно с тем, что заметил Тацит у древних германцев. Это поклонение, как и у них, в своем роде самобытно и заключает в себе воззрение на непрочность видимого мира. Отсюда та глубокая идея бессмертия, которую еще греки и римляне замечали у северных народов. Непокорность разрушаемости, даже при обожании невечной природы и тленных богов, составляет, без сомнения, самую отличительную черту северной теогонии; ею объясняется состояние свободы, в котором находились норманны даже в отношении к своим богам, хотя печальная ирония, скрытая в основании, везде проглядывает в этой религии".
|
|
