Литература

Источник: Т. В. ТОПОРОВА. О ДРЕВНЕИСЛАНДСКИХ КОСМОЛОГИЧЕСКИХ ЗАГАДКАХ КАК ФЕНОМЕНЕ ЯЗЫКА И КУЛЬТУРЫ

Предлагаемая вниманию читателей книга продолжает исследование автором малых форм древнегерманской литературы¹, постоянный интерес к которым продиктован различными причинами, среди которых в первую очередь могут быть названы относительная компактность памятников, позволяющая выделить определенный корпус текстов и осуществить его комплексное описание на уровне композиции, морфологии, синтаксиса, поэтики и семантики, которое могло бы предоставить полную информацию об объекте изучения. Жанровая специфика произведений, относящихся к малым формам древнегерманской литературы, определяемая письменной фиксацией текстов небольшого объема, создает благоприятные условия для их анализа в синхронии и диахронии, поскольку такие лингвостилистические характеристики как формульность, ограниченный инвентарь ключевых лексем, легко поддающаяся описанию семантика способствуют сопоставлению текстов одного и того же жанра в различных традициях. Во-вторых, рассматриваемые тексты, хотя и принадлежат к маргинальным жанрам, обладают несомненными художественными достоинствами, являясь своеобразными шедеврами древнегерманской литературы. В-третьих, и заговоры и загадки, которым посвящена настоящая монография, представляют собой поэтические произведения, а, как известно, метрическая форма в значительной мере моделировала язык, и поэтому именно малые формы следует считать локусом сохранения архаизмов, некоторые из которых, возможно, являются реликтами индоевропейского поэтического языка. Кроме указанных выше аргументов, свидетельствующих о необходимости обращения к малым формам древнегерманской литературы, можно сослаться на их древность (в отличие, например, от крупных памятников, в частности, эпоса, дошедшего в составе более поздних по сравнению со временем их возникновения рукописей), предполагающую сохранение реликтов языческого мировоззрения и отражение мифопоэтической модели мира.

В предисловии нам хотелось бы помимо доводов в пользу целесообразности анализа загадок, репрезентирующих малые формы древнегерманской литературы, дать краткую характеристику восприятия загадки в архаичной мифопоэтической традиции – в данном случае древнеисландской – определить сферу "загадкообразного", зафиксированную в наиболее ранних древнеисландских памятниках, отражающих в значительной мере языческое мировоззрение, интерпретировать статус загадки, исходя как из экстралингвистических свидетельств о ритуале гадания, так и из собственно языковых данных (прежде всего из принципов номинации загадки в древнегерманских языках), а также описать материал, изучению которого посвящена настоящая монография.

Необходимо акцентировать внимание на различном статусе загадки в современном демифологизированном обществе и в мифопоэтической модели мира. Было справедливо отмечено, что "современный человек склонен видеть в загадках <...> детские забавы и приходит в замешательство, обнаружив, что для ясновидцев и мудрецов древности в них было заключено глубочайшее знание <...>. Выраженная в ритуале и через него, загадка содержит сумму корреляций, посредством которых открывается сокрытая архитектоника вселенной. С помощью игры загадок обнаруживаются великие взаимосвязи и важнейшие равноценности" [Рис 1999, 401-402]. Загадки играют столь важную роль во всех традиционных культурах, потому что они в виде парадоксов представляют адекватные символы преобразования чуждого, непонятного, враждебного, хаотического в свое, близкое, причастное стихии космоса.

О серьезности загадок свидетельствуют многочисленные факты скандинавской мифопоэтической традиции. Хотя ни в "Старшей", ни в "Младшей Эдде" загадки в строго терминологическом значении не представлены, нередко изображаются ситуации, напоминающие процесс загадывания. В "Речах Вафтруднира", в частности, верховный бог скандинавского пантеона Один, скрывающийся под именем Ганграда ("в пути советующего"), задает хранителю мудрости великану Вафтрудниру (букв. "имеющему силу в запутывании") вопросы о происхождении и устройстве вселенной, на которые тот отвечает, причем ставкой в состязании в мудрости служит жизнь проигравшего участника: на последний вопрос, в принципе неразрешимый, – он служит лишь для идентификации Одина – великан не может дать ответа, узнает Одина и умирает. В "Речах Альвиса" бог Тор спрашивает у карлика Альвиса (букв, "всезнающего"), собирающегося взять в жены дочь Тора, как называются различные элементы вселенной в каждом из миров, и получает серию ответов; в конце словесного поединка карлик, застигнутый дневным светом, погибает. В обоих случаях обнаруживаются сходные мотивы: вопрошающую сторону представляет всегда бог, и само состязание выступает в форме "прений живота со смертью", хотя, разумеется, нельзя абстрагироваться и от очевидных различий: Один побеждает благодаря своей мудрости, владению сакральными знаниями, а Тору помогают внешние обстоятельства; кроме того, в "Речах Вафтруднира" состязание в мудрости представлено в "чистом" виде, а в "Речах Альвиса" оно предшествует брачному обряду.

Чтобы понять природу загадки в скандинавской мифопоэтической модели мира, необходимо обратиться к языковым фактам, прежде всего к обозначениям самого жанра – загадки – и соответствующего процесса и изучить контексты, в которых фигурируют эти лексемы. Глагол 'гадать' (др.-исл. gæta) зафиксирован в весьма показательных космологических контекстах, играющих роль рефрена, когда боги гадают, как назвать феномены природы (ночь, вечер, утро, день), кто сделает первого карлика, требовать ли выкуп от ванов, кто подмешал зло в мир. Ср. несколько фрагментов из самой знаменитой мифологической песни "Старшей Эдды" – "Прорицания вёльвы":

В этих примерах принадлежность глагола 'гадать' к космологической сфере не подлежит сомнению, так как субъектами гадания являются боги, а его результатом – их демиургическая деятельность.

Информация о сущности загадки может быть получена не только из контекстуального анализа, она сохраняется также и в принципах номинации или семантических мотивировках обозначений рассматриваемых понятий.

Др.-исл. gáta 'загадка', gæta 'гадать' имеют генетические параллели в славянском ареале, ср. русск. загадка, гадать < слав. *gadati 'гадать, предсказывать, говорить, болтать, тараторить' [ЭССЯ 6, 1979, 77-78], кодирующему особый тип речи, использовавшийся в сакральных высказываниях (ср. др.-инд. gāthā- 'песнь, речь сакрального типа', авест. gāvā 'религиозное песнопение').

Германские обозначения загадки – нем. Rätsel, нидерл. raadsel, англ. riddle соотносятся с гот. rēdan, др.-исл. ráða, др.-англ. rǣdan, д.-в.-н. râtan 'советовать, рекомендовать, отгадывать, предсказывать' < и.-е. *rē-dh-, *rō-dh- [IEW 59-60]. Включение глагола 'советовать' (> 'разгадывать') в сакральную терминологию удостоверяет фрагмент из культовой поэзии – "Речей Высокого". Ср. строфу 144:

В "Речах Сигрдривы" глагол ráða многократно встречается; он всегда начинает поучения и магические заклинания валькирии Сигрдривы, адресованные Сигурду. Ср. типичный зачин этих строф: Þat ræð ec þér iþ fyrsta "Это советую я тебе первое" (22); Þat ræð ec þér annat "Это советую я тебе второе" (23); Þat ræð ec þér þriðia "Это советую я тебе третье" (24); ... Þat ræð ec þér it ellipta (37) "Это я советую тебе одиннадцатое". Высказывания Сигрдривы открывают перед Сигурдом тайны высшей мудрости, которые "были вложены в уста Сигрдривы потому, что она проснулась от долгого сна, во время которого ее душа могла, как полагали, скитаться по другим мирам и, следовательно, приобрести тайные знания" [Стеблин-Каменский 1963, 240].

Материалом исследования служат древнеисландские и частично древнеанглийские загадки, поскольку в других древнегерманских ареалах тексты данного жанра не представлены.

Древнеисландские загадки нельзя рассматривать как корпус самостоятельных текстов, поскольку все они встречаются только в составе одного произведения – "Саги о Хервёр и Хейдреке", в которой им посвящена отдельная глава (X) "Загадки Гестумблинди"; однако, они дают основания судить о жанре как таковом, поскольку их число вполне можно считать репрезентативным – их тридцать. Кроме того, все они отличаются общими структурно-стилистическими чертами, имеют одинаковую композицию и выстраиваются в определенную последовательность, в которой вычленяются, по крайней мере, первый и последний элементы. Иными словам, имеются достаточные основания для того, чтобы трактовать их как различные модификации интересующего нас жанра.

Приведем аргументы, позволяющие на наш взгляд оперировать загадками Гестумблинди как самодостаточным целым и обосновать правомерность их выделения из состава соответствующей саги, возникшей в середине X в. и относимой к циклу "саг о древних временах".

Анализ загадок предварим кратким изложением сведений о рукописях, сохранивших текст саги до наших дней. Из многочисленных вариантов особое значение для конституирования текста имеют лишь шесть, принадлежащих к трем сильно отличающимся друг от друга стеммам, известным как версии R, Н и U.

Версия R начала XV в. (в vellum Gl.kgl.sml. 2845) находится в Королевской библиотеке в Копенгагене. В рукописи имеются большие лакуны, в частности, в ней утрачен конец.

Версия Н входит в состав Hauksbók (AM 544); текст саги записан Хауком Эрлендссоном (ум. 1334 г.). Конец саги (начиная с ответа на вторую загадку) утерян, но в более поздних рукописях XVII в. – AM 281 и AM 597b из Университетской библиотеки в Копенгагене, считающихся непрямыми копиями Hauksbók, имеется эпизод с загадками.

Версия U из рукописи U (R: 715 из Университетской библиотеки в Уппсале) датируется серединой XVII в. Частично эту же версию отражает и рукопись AM 203 из Университетской библиотеки в Копенгагене, содержащая собрание героических саг, записанных Сиром Йоном Эрлендссоном из Виллингахольта (ум. 1672 г.).

Текст издания "Саги о Хервёр и Хейдреке", которые мы в дальнейшем используем, основывается, главным образом, на версии R, первая лакуна воспроизводится в соответствии с версией Н, а с того места, где версия R обрывается, приводятся фрагменты AM 203. Опора на R вызвана тем, что именно эта версия ближе, чем Н и U к первоначальному тексту. Взаимосвязи между различными редакциями "Саги о Хервёр и Хейдреке" можно графически изобразить на схеме [Hervarar Saga 1956, XIX]:

Как неоднократно отмечали исследователи, основное свойство "Саги о Хервёр и Хейдреке" состоит в ее центонности: она включает разрозненные "куски", не всегда искусно соединенные друг с другом, а связующим звеном служит магический меч Тюрфинг, проклятие которого распространяется на его обладателей и охватывает многие поколения. Таким образом, загадки (как, впрочем, и некоторые другие композиционно обособленные части повествования) функционируют в саге как своего рода текст в тексте. По поводу датировки загадок, представленных в десятой главе "Саги о Хервёр и Хейдреке", высказывается предположение, что они возникли ранее описываемой в десятой главе сцены словесного поединка между Хейдреком и Гестумблинди; по всей вероятности, составитель саги имел дело со стихотворными загадками, бытовавшими в устной традиции в течение длительного времени задолго до эпизода состязания (приблизительно с середины X в. до конца XI в. [Hervarar Saga 1956, XV]).

Уникальность саги заключается еще и в том, что она включает значительные по объему метрические вставки, сопоставимые с образцами западногерманской и ранней эддической поэзией, например, с "Речами Хамдира", на основании которых реконструируют "доскандинавский поэтический слой" [Hervarar saga 1956, XII]. Использование метрических схем актуально и по отношению к загадкам Гестумблинди: сами загадки даны в двух размерах – fornyrðislag и ljóðahattr, а ответы всегда приведены в прозе. Специалисты предполагают, что загадки древнее прозаических частей – разгадок – и они ранее функционировали отдельно в устной традиции. Ценность разгадок заключается в том, что в них мотивируется выбор ответа, и тем самым для читателя открывается уникальная возможность проследить механизм решения загадки и участвовать в поиске намеков на разгадку, содержащихся в образной части загадки. Иными словами, в нашем распоряжении оказывается способ расшифровки загадки. Владея средствами раскодирования, можно успешно разгадывать загадки и, тем самым, превратиться из посторонних наблюдателей в действующих лиц "Саги о Хервёр и Хейдреке". Завершая характеристику знаменитых загадок Гестумблинди, еще раз подчеркнем их особое положение среди памятников того же жанра, заключающееся в полной изолированности как среди средневековых собраний загадок вообще (за исключением широко известной в Европе того времени загадки о корове), так и современных исландских загадок, все параллели которых объясняются заимствованиями как раз из загадок Гестумблинди.

"Загадки Гестумблинди" обладают исключительной ценностью не только как единственный образец данного жанра в древнеисландской – и шире – древней скандинавской литературе, но и как отражение архаичного ритуала: дело в том, что в саге в качестве исполнителя загадок выступает верховный бог скандинавского пантеона Один, принявший имя "Слепой гость" (др.-исл. Geslumblindi), и поэтому в таком контексте загадки нельзя считать праздным развлечением или профаническим занятием. Кроме того, вербальная часть – загадывание загадок – сочетается с действиями, спровоцированными разгадками, и, таким образом, слово и дело выступают в неразрывном единстве, и именно слово оказывается первичным, определяющим. Ср. следующие фрагменты из "Саги о Хервёр и Хейдреке", открывающие и завершающие десятую главу: "Тогда сказал Гестумблинди: "Иметь хочу я, / то, что я имел вчера, / узнай, что это было: / людей сокрушающий, / словам мешающий / и слова вызывающий. / Хейдрек конунг, / подумай над загадкой!" Конунг говорит: "Хороша твоя загадка, Гестумблинди, она отгадана. Пусть принесут ему пиво. Оно сокрушает у многих ум, а многие становятся более разговорчивыми, когда подносят пиво, а у многих заплетается язык, так что не хватает слов"" (Herv. 37, 20-38, 4); "Тогда сказал Гестумблинди: "Что это за чудо/ я видел снаружи / перед дверью Деллинга?/ У него десять языков, / двадцать глаз, / сорок ног, / оно продвигается вперед. / Хейдрек конунг, / подумай над загадкой!" Тогда король сказал: "Если ты тот самый Гестумблинди, как я думал, то ты умнее, чем я полагал. Ты говоришь о свинье во дворе". Тогда конунг велел убить свинью, и внутри у нее оказалось девять поросят, как сказал Гестумблинди. Король заподозрил, кем должен быть этот человек" (Herv. 48, 25-49, 5).

Специального упоминания заслуживает тот факт, что загадки как составная часть ритуала не является исключительно древнеисландской особенностью, равно как и эквивалентность разгадки и денотата. Можно привести примеры из различных традиций, в том числе и русской: "в "загадочном" поединке-диалоге слова могут обмениваться на вещи ("выкуп"): <...> что я буду спрашивать, то и подавай, да мне отвечай. – Изволь, молодец! <...> – Давай мне, друженька, что светлее солнца, краше неба звездного? – Изволь принимать [Дружка вынимает из-за пазухи образ-икону и подает его вопрошающему]" [Топоров 1998,169].

Нельзя не обратить внимание и еще на одно обстоятельство, заставляющее более внимательно отнестись к загадкам Гестумблинди. Как известно, последняя загадка представляет собой вопрос на космогоническую тему, завершающий диалог-состязание о прошлом и будущем космизированной вселенной, фигурирующий, в частности, в одной из мифологических песен "Старшей Эдды" – "Речах Вафтруднира". Гестумблинди (= Один) спрашивает, что сказал Один на погребальном костре Бальдру; его противник Хейдрек, естественно, не может знать ответа и проигрывает. Эту сцену нужно интерпретировать в рамках космогонической модели мира, в которой убийство Бальдра, знаменующее первую смерть, – жертвоприношение богов – производится ради укрепления сил космоса в преддверии эсхатологической катастрофы. Таким образом, вопрос Гестумблинди в финале десятой главы "Саги о Хервёр и Хейдреке" помещает весь предшествующий цикл загадок в космогонический контекст и на глазах аудитории – слушателей саги совершается акт самовоплощения Одина, выступавшего под видом Гестумблинди.

В связи с загадками Гестумблинди возникает ряд вопросов, на которые мы попытаемся ответить в дальнейшем. Можно ли рассматривать загадки как единый текст или их следует считать независимыми текстами? В случае принятия первого варианта ответа возможно ли обнаружить внутреннюю логику развития текста? Как соотносятся загадки и отгадки, существует ли механизм нахождения правильного решения, то есть разгадывания? Случайны ли денотаты загадок или они избираются в соответствии с определенными принципами, которые можно эксплицировать, и образуют построенную по собственным законам систему? Можно ли интерпретировать загадки и отгадки как различные партии в ритуальном диалоге, представляющем собой поединок в мудрости? Ответы на эти и некоторые другие вопросы и будут даны в настоящей монографии.

Мы также предполагаем изучить композицию древнеисландских загадок, составить словарь ключевых лексем, фигурирующих в загадках, и описать их как с позиций субъекта (исполнителя загадок Гестумблинди), так и с позиций объекта (загаданного предмета или лица), сравнить загадки со скальдическими висами и проследить формирование кеннинга на основе загадки, привести параллели из того же самого – древнегерманского – ареала и из других индоевропейских традиций, – в частности, русской, – если это окажется возможным.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Ср. [Топорова 1996].

2. Знак * служит для обозначения перевода автора.