|
Проблема соотношения загадки и кеннинга всегда привлекала внимание исследователей, поскольку они построены в соответствии с общим принципом множественности способов номинации. И загадка, и кеннинг используются для того, чтобы передать различными средствами один и тот же элемент плана содержания. Достоин упоминания и тот факт, что сходство между загадками и кеннингами лежит не только в плане выражения и содержания, как мы надеемся доказать в дальнейшем, но и в самой акстралингвистической ситуации, вызывающей к жизни данный жанр или поэтическую конструкцию. Дело в том, что тип поэтических поединков, приуроченных к ключевым моментам для мифопоэтической модели мира – смене старого года новым, – во время которых загадывались загадки, денотатами которых были элементы космизированной вселенной, и преследующих цель отождествления сакральных объектов и их интеграции в возрожденной вселенной, "был преобразован в состязания в скальдическом мастерстве импровизации, в которых на карту ставилась не жизнь, а слава противников" [Гуревич 2000, 46].
Прежде чем сравнивать загадки и кеннинги, приведем развернутое определение кеннинга: "kenning – букв. "охарактеризованный" или "снабженный приметой" – двухчастная субстантивная фигура, состоящая из "основы" и "определения" и выступающая в языке скальдов в роли поэтического заместителя обычного существительного. "Основа" в кеннинге обычно служит метафорическим обозначением подразумеваемого понятия, тогда как "определение" (выраженное существительным в родительном падеже) берется из денотативной сферы референта (например: конь моря = корабль)" [Гуревич 2000, 715]. Кеннинг трактуется как "структурно-семантическая модель, осуществляющаяся в серии вариантных воплощений" [Гуревич 2000, 27]. На основании этого определения можно сделать вывод о сходстве между загадкой и кеннингом, заключающемся, во-первых, в замещении описываемого объекта, и, во-вторых, в иносказательной форме представления этого объекта.
Десятая глава "Саги о Хервёр и Хейдреке" предоставляет уникальную возможность проследить истоки возникновения древнеисландского перифрастического описания объекта – кеннинга. О правомерности сопоставления кеннингов с загадками свидетельствуют убедительные доказательства, представленные в первую очередь в самом тексте рассматриваемого нами памятника. Речь идет о многообразии принципов номинации одного итого же объекта в данной главе, то есть о вариативности и метафоричности наименований, поиске наилучшего названия, а, как известно, именно эти цели и преследовали скальды, соревновавшиеся в нахождении наиболее удачного способа обозначения предмета.
Четыре загадки (№ 19-21, 24) посвящены описанию волн. Гипертрофированный интерес к этому денотату нельзя объяснить исключительно экстралингвистическими причинами, даже принимая во внимание его актуальность в реальной практике скандинавов-мореплавателей; скорее можно предположить, что мы имеем дело с поэтическим приемом, в основе которого лежат разные виды семантического кодирования. Очевидно, что плюрализм обозначений волн не связан со стремлением отразить различные аспекты денотата, поскольку во всех случаях в качестве ядерной лексемы используется наименование женщины: др.-исл. snótir 'женщины' (Herv. 46, 1), meyjar 'девы' (Herv. 46, 11), ekkjur 'вдовы' (Herv. 46, 19) и brúðir 'жены' (Herv. 48, 1), причем релевантной является принадлежность к женскому полу, а различия по возрасту или наличию / отсутствию мужа несущественны. Поэтическая игра, построенная на вариативности имен, продолжается и в соответствующих отгадках, где помимо нескольких синонимов (др.-исл. bylgjur (Herv. 46, 17), bárar (Herv. 48, 7)) фигурируют и перифрастические описания 'жены Хлера' (Hlés brúðir (Herv. 46, 9)) и 'вдовы Эгира' (Ægis ekkjur (Herv. 47, 1)). В последнем примере наглядно показан механизм образования кеннинга: на вопрос Hverjar eru þær ekkjur, / er ganga allar saman / at forvitni föður (Herv. 46, 19-21) "Какие суть вдовы, / которые ходят все вместе/ по древним сведениям отцов" следует ответ: Þat eru ekkjur, svá heita öldur (Herv. 47, 1) "Это суть вдовы Эгира, так называются волны", то есть одна и та же лексема 'вдовы', метафорически обозначающая волну, зафиксирована в загадке и отгадке, в которой осуществляется переход между двумя планами функционирования денотата – в действительности и в языке описания, при этом глаголы бытия (др.-исл. eru 'суть') и номинации (др.-исл. heita 'называются') синонимичны. Вывод о равноценности указанных глаголов как локусов переключения кодов (реальность > метаописание) подтверждают и другие загадки. Ср. отгадки № 19: Þat eru Hlés brúðir, er svá heita (Herv. 46, 9) "Это суть жены Хлера, которые так называются" и № 20: Þat eru bylgjur, er svá heita (Herv. 46, 17) "Это суть волны, которые так называются". Загадки № 19-21 позволяют реконструировать генезис древнеисландского кеннинга-загадки и выделить несколько этапов его эволюции: Þat er (eru) subst. 1, er svá heita > Þat er (eru) subst. 1, svá heitir (-a) subst. 2 "Это есть / суть subst. 1 (ед. / мн. ч.), которое (/ые) так называется" > "Это есть / суть subst. 1 (ед. / мн. ч.), так называется (/-ются) subst. 2", где subst. 1 представляют перифрастические описания, а subst. 2 – десигнаты денотата. Судя по десятой главе "Саги о Хервёр и Хейдреке", в древнейших загадках преобразованию 'метафора' > 'десигнат' подвергается лишь ядро, в то время как остальные компоненты описания остаются неизменными, ср., например, скудный набор мотивов при изображении волн: 'идти' & 'множество' в Herv. 46, 1-3: Hverjar eru þær snótir, / er ganga syrgjandi / at forvitni föður "Какие женщины / ходят, печалясь, / к удивлению своего отца", Herv. 46, 11-13: Hverjar eru þær meyjar, / er ganga margar saman / at forvitni föður "Какие девы / ходят многие вместе / к удивлению своего отца", Herv. 46, 19-21: Hverjar eru þær ekkjur, / er ganga allar saman / at forvitni föður "Какие вдовы / ходят все вместе / к удивлению своего отца", Herv. 48, 1-2: Hverjar eru þær brúðir, / er ganga í brimskerjum "Какие жены / ходят в скалах прибоя".
Сходство между загадкой и кеннингом обнаруживается на различных уровнях. Как мы пытались показать выше, оно коренится в их общих истоках и обусловливает известную степень изоморфизма между загадкой и произведениями скальдического искусства. Это подобие проявляется в "скальдизации" загадок. Оно распространяется на различные сферы и выражается, в частности, в использовании типичных для скальдической поэзии словообразовательных моделей с суффиксом деятеля -ill (lemill 'ломающий' (букв. 'ломатель'), tefill 'мешающий', upphefill 'поднимающий' (Herv. 37, 24-26)), кеннингов (ср. sáralauk (Herv. 39, 22) 'ран чеснок' [меч], foldar moldbúa (Herv. 42, 15) 'тверди земли жителя' [змея], hálms bitskálmir (Herv. 8) 'соломы кусающие мечи' [зубы быка], drykkjar / drynhraun (Herv. 47, 9-10) 'напитка мычащая скала' [череп быка], sólbjörgum á (Herv. 48, 11) 'на спасающем солнце' [на закате]), обыгрывании омонимии для придания многоплановости изображения, введения на основании вариативности названий одного денотата нового объекта1.
Данные, зафиксированные в десятой главе "Саги о Хервёр и Хейдреке", свидетельствуют о том, что проникновение в загадки принципов построения скальдического текста носит системный характер и ни в коей мере не является окказиональным. Тесное взаимодействие двух различных с точки зрения синхронии форм, относящихся к малым жанрам, – загадки и скальдической висы объясняется их восхождением к общему источнику – прото-загадке, основанной на метафорическом обозначении денотата. Таким образом, можно констатировать исключительно важную роль метафоры в формировании как загадки, так и кеннинга, неотъемлемого атрибута скальдического творчества, в котором наблюдается тенденция к абсолютизации формы, смелым экспериментам над ней, завершившимся созданием изысканной и изощренной поэзии. Если в скальдическом кеннинге акцент ставится на формальном аспекте, поскольку цель автора состоит в нахождении максимального набора наименований объекта, то в загадке актуален семантический аспект номинации, так как в ней представлены мотивировки сходства между объектом загадки и отгадки и, следовательно, дается ключ к дешифровке.
Акцентируя внимание на сходстве загадки и кеннинга в диахронии, коренящемся в общем источнике, к которому они восходят, нельзя не затронуть проблемы их соотношения в синхронии. Прежде всего и в загадках, и в кеннингах актуализируется двучленная структура. Нам кажется, что в данном случае речь идет не просто об общем принципе организации текста, то есть не о двухчастной модели как таковой, которая может реализоваться в большом количестве вариантов, а об изоморфизме частей: образная часть загадки напоминает метафорическую "основу" кеннинга, в которой в завуалированном виде представлены признаки, допускающие возможность ее сравнения с денотатом, а "определение" кеннинга, взятое из денотативной сферы референта, аналогично отгадке.
На уровне содержания также обнаруживается сходство между кеннингом и загадкой. Система кеннингов образует пирамиду: "Вершину ее занимают кеннинги мужа-воина – главного персонажа героического мира, ниже располагаются кеннинги женщины, богов и правителей, <...> еще ниже помещаются кеннинги битвы, оружия, золота и корабля – важнейшего атрибута скандинавских воинов – викингов. За ними следуют кеннинги птицы и зверя битвы (ворона и волка), крови и трупа. На нижних "этажах" этой пирамиды располагаются кеннинги моря и неба, огня и змеи, поэзии и скальда, а в основании – довольно пестрый набор денотатов и представляющих их моделей" [Гуревич 2000, 30-31]. В иерархии кеннингов и их денотатов выделяются центр с ограниченным кругом понятий героической модели мира (муж, жена, битва, оружие, корабль, золото) и периферия, соответствующие помимо прочего и месту объекта на аксиологической шкале архаичного коллектива. Мир загадки также распадается на две подсистемы сакральных объектов, имеющих отношение к космологической сфере, и остальных профанических объектов. Принадлежность денотата к центру или периферии в загадках и кеннингах характеризует их не только в свете оппозиций 'сакральное' – 'профаническое', но и указывает на их ценность в рамках соответствующей модели мира.
Как в образной части загадки указывается механизм поиска Отгадки, так и в самой основе протяженного (то есть многочленного) кеннинга заложен способ его декодирования, не предполагающий последовательного выполнения всех операций для установления его смысла; определение такого кеннинга выполняет скорее декоративную функцию и является избыточным.
Некоторые способы представления денотата в образной части загадки, в частности, замещение вида родом (ср. описание росы как напитка в загадке № 3) имеют параллели и в кеннинге: "слово, оказываясь вовлеченным в парадигму варьирования кеннинга, утрачивает предметное значение и сохраняет лишь классификационное, свидетельствующее о его принадлежности к широкому формальному классу" [Гуревич 2000, 25].
Тавтологичные загадки, в которых осуществляется прямая номинация денотата в образной части загадки, например, 'дорога' – 'дорога реки' в загадке № 2 или 'вдовы' – 'вдовы Эгира' (= волны) в загадке № 21, подобны скальдическим кеннингам мужа, в которых "нет даже видимости загадки, поскольку <...> они отдают предпочтение не метафорическим обозначениям в основе, а простым <...> nomina agentis, <...> обозначениям деятеля типа "метатель", "расточитель", "гонитель" и т. п." [Смирницкая 1995, 293].
Между кеннингом и загадкой обнаруживаются и существенные различия. Главное отличие заключается в том, что "отождествление кеннинга с описываемым целым осуществляется не путем расшифровки, но путем соотнесения его с инвариантной моделью, что прежде всего требует владения скальдической формой" [Гуревич 2000, 25]. Не подвергая сомнению справедливость этого тезиса, все же отметим, что в загадке наряду с расшифровкой информации о денотате, содержащейся в ее образной части, для нахождения правильного ответа часто требуются и определенные знания, например, из сферы мифологии. Результатом этого фундаментального противопоставления загадки и кеннинга является и способ отождествления денотата. Загадка нацелена не просто на нахождение ответа – разгадки, но на овладение механизмом порождения знания, в то время как "в сознании скальда должен жить не механизм создания кеннинга, но механизм его воссоздания, варьирования" [Гуревич 2000, 28], то есть скальду необходимо освоить набор инвариантных моделей кеннингов, а не правила их порождения. Мотивированность образной части загадки как непременное условие нахождения отгадки по своей сути диаметрально противоположна демотивированности кеннинга2, обусловленной варьированием традиционной модели, утрате первоначального значения в силу его неактуальности в практике формальных экспериментов скальдов.
Можно привести и более частные различия. Например, широко распространенный в загадках принцип номинации неодушевленных объектов через одушевленные неприемлем для кеннингов, для которых актуален принцип разграничения моделей, согласно которому, например, "кеннинг меча палка битвы <...> не допускает вовлечения в парадигму своего варьирования наименований живых деревьев, употребляющихся в соседних с ним "древесных" кеннингах мужа с теми же определениями" [Гуревич 2000, 32]. Независимое от контекста варьирование кеннинга3 контрастирует с загадками, нередко инкорпорированными в повествование и связанными с основной сюжетной линией (ср. загадки Гестумблинди или загадки в русских сказках).
В целом загадки и скальдические кеннинги обнаруживают глубокую взаимосвязь, в основе которой – в диахронии – лежит их восхождение к общему источнику, а в синхронии – общая функция отождествления денотата, которая осуществляется различными средствами: соотнесением конкретного кеннинга с инвариантной структурно-семантической моделью и поиском мотивировки денотата, то есть реконструкцией описания его признаков в образной части загадки.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Подробнее см. загадку № 28.
2. Ср. важную характеристику кеннинга: "Обобщенность значения присуща любому кеннингу, являясь лишь оборотной стороной его безграничной формальной вариативности, т. е. семантического отождествления в его структуре <...> множества слов с идентифицирующим значением" [Смирницкая 1995, 294].
3. Ср., однако и противоположные явления, правда, единичные [Гуревич 2000, 63].
|
|
