– Это не называется нарушать мир, – ответил Ньяль, – когда один человек пользуется законом против другого. Ведь закон хранит страну, а беззаконие губит1.
"Сага о Ньяле", гл. 70
Масштаб влияния судебных и тинговых структур на исландский социум был огромен и необычен для обществ того времени. Верно, и в Норвегии, и в других скандинавских странах, и даже в Англии свободные люди обладали, в общем, теми же правами, что и исландские хуторяне, однако сферы действия этих прав различались – исландская была много шире. В Норвегии отношения между свободными землевладельцами и предводителями являлись лишь частью системы принятия решений на локальном и национальном уровне, поскольку в этой системе действовал и другой фактор, прерогативы и устремления конунгов и прочих лидеров – военных, политических, а позднее и церковных. Исландцы же, взяв за основу традиционные северогерманские права свободных людей, построили у себя в X веке изолированную систему, независимую от "сверхправ" и привилегий конунгов и иных представителей высших слоев викингского общества. Исландцы упрочили и расширили старинный институт собрания свободных людей и установили в стране систему права, во всех своих деталях отличную от того, что прежде существовало в Скандинавии. Эта система успешно поддерживала общественный порядок в Исландии на протяжении нескольких сотен лет. Главной задачей, решенной первопоселенцами, было формирование социальных институтов, способных предотвращать и гасить межгрупповые конфликты2. Эти институты дали сбой лишь однажды, в конце XII – начале XIII века, но в результате сложилась ситуация, позволившая норвежскому конунгу подчинить себе Исландию3.
Тинги: собрания свободных людей
Все исландские тинги относились к категории "установленных тингов" (дисл. skapþing)4, то есть собраний, которые проводились согласно заранее определенным правилам, в заранее определенное время года и в заранее определенном месте. Объявлений о том, что собирается тинг, не делалось, за исключением осенних тингов (дисл. leid, см. подробнее ниже). Известно, что за проведение первых тингов и поддержку мест их проведения в должном виде отвечали годи, но о том, кто бывал на этих тингах и как работали тамошние суды, мы ничего не знаем – четкая информация имеется лишь о положении вещей после конституционных реформ 60-х годов X века. Пореформенная система во всех подробностях обсуждается в "Сером гусе". Из источников, впрочем, следует, что и до реформ самым важным локальным собранием был так называемый весенний тинг (дисл. várthing), собиравшийся ежегодно в мае и длившийся около недели. На этих собраниях разбирались дела местных землевладельцев и годи – в тех случаях, когда досудебное замирение оказывалось невозможным. Каждый весенний тинг созывали трое местных предводителей-годи, и закон требовал, чтобы на тинге присутствовали все их тинговые. К середине X века в Исландии действовало около дюжины весенних тингов, места проведения которых были более или менее равномерно распределены по периметру острова. Два из них, тинг Килевого мыса и тинг Торова мыса, вне всякого сомнения, были учреждены и проводились до учреждения альтинга, о других этого утверждать нельзя. После того как остров около 965 года был поделен на четверти, был учрежден тринадцатый весенний тинг, а с ним и три новых годорда, и все это – в северной четверти.
Весенний тинг делился на две части – на судебный тинг (дисл. sóknarþing), где разбирались тяжбы, и долговой тинг (skuldaþing), где должники гасили долги. Каждый весенний тинг начинался как судебный – шли разбирательства и выносились решения. Спустя четыре дня открывался долговой тинг, где люди гасили долги (выплачивали недоимки) и устанавливали цены на товары, какие обычно продавали в этой местности. Годи назначали судей – по двенадцать бондов каждый, и те исполняли роль, аналогичную современным коллегиям присяжных. Годи не принимали никакого официального участия в судах помимо назначения судей и поэтому имели право выступать сторонами в разбираемых делах как в суде, так и вне его. Также весенний тинг определял, какой сумме денег либо других товаров равняется главная экономическая единица – стандартная унция или эйрир (дисл. þinglagseyrir, букв, "законный тинговый эйрир"). Весенний тинг имел, кроме того, право вводить отдельные дополнительные законы для своей местности, но как это происходило и о каких именно законах шла речь, остается неизвестным5.
Трое годи, отвечавших за организацию весеннего тинга, обязаны были проводить также и осенние тинги. На осеннем тинге – собрании, аналогичном весеннему, но проводившемся, как правило, в конце августа, – дела в судах не разбирались, и каждый годи мог собирать свой собственный осенний тинг; в этом случае присутствовали обычно лишь тинговые этого годи. Функция осеннего тинга заключалась в том, чтобы рассказать тем, кто остался дома, что произошло летом на альтинге, а также оповестить всех о вновь введенных законах. В плане политической экономии у осеннего тинга была и другая функция – здесь публично заявлялось о том, кто по завершении очередного сезона тяжб остался или, напротив, стал тинговым данного годи. Собравшиеся проводили нечто вроде переклички, отмечая, кто летом решил, что ему по тем или иным причинам выгодно покинуть стан тинговых данного годи, и каков теперь состав тинговых.
Альтинг представлял собой ежегодное собрание всех годи, и каждый годи отправлялся на альтинг со своими тинговыми. Это важнейшее для жизни страны собрание проводилось в течение двух июньских недель – то есть в период фактически полярного дня и наилучшей для Исландии погоды – на Полях тинга (дисл. Þingvǫllr, ед. ч., или Þingvellir, мн. ч.) в юго-западной части острова. Альтинг выполнял функции управления страной, но не только. В это время года путешествовать по острову было легче всего, и на берега Секирной реки (дисл. Ǫxará), протекающей через самую середину Полей тинга, съезжались сотни людей со всей Исландии, не одни лишь годи и тинговые, а самый разнообразный люд: торговцы различными товарами и снедью, пивовары, да и просто молодежь в поисках жениха или невесты. Поля тинга – широкое лавовое поле, изборожденное трещинами и расположенное между горами на берегу большого озера, – одно из самых красивых мест Исландии, и каждое лето оно на две недели превращалось в столицу острова. Здесь завязывалась и прерывалась дружба, заключались, поддерживались и распадались политические союзы, здесь обменивались новостями, рассказывали саги и вели дела.
Одним из центральных событий на каждом альтинге являлась встреча членов законодательного совета, так называемой лёгретты (дисл. lǫgrétta)6. Лёгретта пересматривала старые законы и вводила новые. Голосовать в лёгретте могли только годи, но каждого должны были сопровождать два советника, которые, как и годи, участвовали в дебатах. Если годордом владели совместно двое или больше людей, то в любой момент времени только один из них имел право участвовать в лёгретте и отправлять иные официальные функции годи на альтинге. Лёгретта могла отменять действия тех или иных законов в отношении конкретных лиц7 и действовала от имени страны в международных делах. Так, именно она заключала договор с норвежским конунгом Олавом (впоследствии святым) сыном Харальда (правил в 1015-1030 гг.) об определении правового положения исландцев в Норвегии и норвежцев в Исландии.
Все государственные дела на альтинге вершились публично, лёгретта и суды заседали под открытым небом. Для лёгретты ставились скамьи – в три круга, один внутри другого; годи сидели на средней скамье, а советники каждого – на внутренней и на внешней, один за спиной у своего годи, другой – перед ним. Постоянных построек на альтинге не было, за исключением небольшой церкви, возведенной после обращения страны в христианство, и небольшого хутора. Около 1118 года возвели еще одну небольшую церковь. Большинство участников альтинга ставили палатки, но у годи и других важных людей, как правило, имелись землянки, подновляемые каждый год, и на время альтинга они покрывались шерстяным сукном.
На всем протяжении эпохи народовластия единственным формальным государственным постом был пост законоговорителя (дисл. lǫgsǫgumaðr), который председательствовал на лёгретте и избирался сроком на три года. Каждый год со Скалы Закона (дисл. Lǫgberg) законоговоритель оглашал треть законов страны. (Говорил он, разумеется, по памяти.) Годи были обязаны присутствовать на этой церемонии, а если годи не мог присутствовать, ему надлежало послать вместо себя двух советников – тех, что заседали с ним в лёгретте8. Скала Закона представляет собой склон на восточной стороне Всенародной расселины (дисл. Almannagjá) – большой трещины в лавовом поле, служащей западной границей Полей тинга; законоговоритель стоял на вершине склона, а годи, их советники и просто любопытные сидели ниже по склону на траве и слушали (а может быть, даже и поправляли) законоговорителя и принимали участие в обсуждении правовых вопросов. Кроме прочего, законоговоритель был обязан оглашать со Скалы Закона новые законы, введенные лёгреттой. При необходимости лёгретта могла обращаться к законоговорителю за консультацией по тем или иным вопросам права, если этого требовало обсуждение, законоговоритель же в трудной ситуации – или в случае, если он что-то забыл – должен был спросить совета у пятерых людей, известных всем как знатоки закона9. Такие люди по-исландски назывались lǫgmenn (ед. ч. lǫgmaðr); позднее, после потери независимости, это слово – лагманн – стало обозначать государственную должность, но в эпоху саг оно обозначало просто любого человека, хорошо разбирающегося в исландском праве10.
Тот, кого выбирали законоговорителем, пользовался большим уважением, но никакой реальной власти у этого человека не было. Законоговоритель, как и любой исландец, имел право выступать стороной в судах и распрях, он ничем не отличался от обычных граждан. Источники не говорят ни слова о том, мог ли законоговоритель выбирать, какие законы оглашать и в каком порядке; если у него было право выбора, это, вероятно, давало ему возможность как-то влиять на ход тех или иных дел. Кроме того, законоговоритель сообщал, что сказано в законах по тому или иному поводу, только тогда, когда его об этом спрашивали, поэтому важно было умение формулировать вопросы. Как люди учились этому? В значительной мере знания передавались из поколения в поколение через рассказы о распрях, ссорах, тех или иных делах и о том, на каких условиях тяжущиеся мирились в суде или до суда; те рассказы, что дошли до нас, известны под названием саг. Имена законоговорителей и обязанности, связанные с этим постом, сообщаются в ряде источников, а Ари Мудрый датирует события, называя имя законоговорителя, при котором они произошли11. Список законоговорителей приводится в Приложении 1.
Имелась и еще одна должность, почти исключительно церемониальная, так называемого "всенародного годи" (дисл. allsherjargoði). "Всенародный годи" обязан был освящать альтинг и определять границы тех или иных выделенных мест на Полях тинга – судов, лёгретты и так далее. Церемония освящения официально открывала альтинг. "Всенародным годи" был человек, владеющий наследственным годордом Торстейна сына Ингольва сына Эрна, первопоселенца. Возможно, Торстейн и его потомки получили звание "всенародного годи" в качестве компенсации за услуги, оказанные стране в момент учреждения альтинга.
В середине шестидесятых годов X века была проведена конституционная реформа. Причиной тому послужила большая распря между двумя могущественными годи, Тордом Ревуном сыном Олава Фейлана (Þórðr Gellir Óláfsson feilans) и Оддом с Междуречья сыном Энунда (Tungu-Oddr Ǫnundarson)12. Поскольку действовавшая на тот момент судебная система оказалась не в силах ни погасить этот конфликт, ни хотя бы избежать кровопролития, исландцы реформировали ее, с тем чтобы даже самые серьезные распри продолжали улаживаться. Дореформенная система предписывала разбирать дела об убийствах на том тинге, который был ближе всего к месту убийства. Такая система работала, когда приходилось разбирать дела, участники которых жили в одной и той же округе, то есть принадлежали к одному тингу; однако если ответчиком или истцом был человек из другой округи, то он едва ли мог ожидать, что его права будут соблюдены на земле, где он чужой. Ситуация была взрывоопасной, и законы страны изменили, дабы подобного больше не случалось. На альтинге были учреждены четыре новых суда, по одному для каждой четверти, и дела, подобные делу Торда и Одда, отныне рассматривались в судах четвертей. Вот как об этом рассказано у Ари Мудрого в гл. 5 "Книги об исландцах":
На альтинге случилась большая распря между Тордом Ревуном, сыном Олава Фейлана из Широкого фьорда, и Оддом по прозванию Одд с Междуречья, а он был родом из Городищенского фьорда. Его сын Торвальд заодно с Куриным Ториром сожгли в доме Торкеля сына Кетиля Сони, а это было в Долине Эрнольва13. А Торд Ревун взял тяжбу в свои руки, потому что Херстейн, сын Торкеля сына Кетиля Сони, был женат на его племяннице Торунн. Родителей Торунн звали Хельга и Гуннар, а другую их дочь звали Йофрид, она была замужем за Торстейном сыном Эгиля [сына Грима Лысого14].
Тяжбу против них [Торвальда и Торира] начали на тинге в Городищенском фьорде, а тинг был в месте, которое потом называли Тинговый мыс15. Тогда по закону полагалось, чтобы тяжбы об убийствах разбирали на тинге, который был ближе всего к месту, где назвали свидетелей16. Но там [на тинге] они [тяжущиеся стороны] вступили в битву, и тинг не удалось провести, как полагается по закону. Там погиб Торольв Хитрец, брат Альва из Долин, он был из людей Торда Ревуна. Потом тяжбу передали на альтинг, но там они тоже стали сражаться. Тогда погибли люди из тех, что поддерживали Одда с Междуречья, а Куриного Торира объявили вне закона, а потом и убили, а также многих из тех, кто был при сожжении. Тогда Торд Ревун завел речь на Скале Закона, как это плохо, когда людям приходится ехать на незнакомый тинг и тяжиться там за возмещение себе ущерба или за убийство, и рассказал, с чем ему пришлось столкнуться, пока он не добился решения своего дела по закону, и добавил, что и не такие трудности придется испытывать людям, если не придумать чего-нибудь получше. И тогда страну поделили на четверти, так что в каждой четверти стало по три тинга, и полагалось людям из каждой округи начинать тяжбы в своей округе.
Одновременно с разделением острова на четверти были учреждены четыре новых суда – суды четвертей (дисл. fjórðungsdómar, ед. ч. fjórðungsdómr, дисл. fjórðungr означает "четверть", а dómr – "суд"). Эти суды заседали на альтинге ежегодно и являлись одновременно и апелляционными (дело, которое не удалось разрешить на весеннем тинге, можно было передать в суд соответствующей четверти на альтинге), и судами первой инстанции. Новое положение вещей означало, что любой человек из любой четверти мог начинать тяжбу сразу на альтинге, избегая ее разбора на местном весеннем тинге, – достаточно было, чтобы дело сулило сколько-нибудь серьезные последствия для тяжущихся.
Разделение острова на четверти повлекло за собой необходимость зафиксировать число полноправных годи (точнее, годордов) – их стало тридцать шесть. В трех четвертях – западной, восточной и южной – проводилось в каждой по три весенних тинга, и каждый такой тинг проводили совместно три годи, итого в каждой из этих трех четвертей было по девять годордов, в сумме 27. Но в северной четверти был создан четвертый весенний тинг – этого требовала комбинация особенностей географии и потребностей населения самого густонаселенного региона Исландии. Стало быть, в северной четверти было на один весенний тинг больше, и вот как об этом говорится у Ари Мудрого ("Книга об исландцах", гл. 5):
И только в северной четверти стало четыре тинга, потому что северяне ни на что другое не соглашались. Те, кто жил к северу [т. е. к северо-востоку] от Островного фьорда, не желали ездить на тинг в Островной фьорд17, а равно и те, кто жил к западу от фьорда Плоского мыса, не желали ездить на тинг в этот фьорд18.
Поэтому в северной четверти стало 12 годордов, но владельцы трех новых годордов отличались от владельцев 36 старых – они не получили права назначать судей в суды четвертей. Плюс к этому, чтобы сохранить равновесие четвертей на альтинге, в рамках реформы учредили также по три номинальных годорда в каждой из оставшихся четвертей, поэтому всего годордов в Исландии стало 48. Однако владельцы этих девяти "почетных" годордов могли лишь заседать в национальном законодательном собрании, лёгретте, – ни права назначать судей в суды четвертей, ни права выступать на местных тингах в качестве годи они не имели19.
Благодаря этим мерам исландцы, после трех десятилетий проб и ошибок, устранили самые серьезные недостатки изначальной системы управления. Впрочем, наличие столь разветвленной сети судов вовсе не означало, что все споры решались в судах. Наоборот, большинство споров, вероятнее всего, до суда не доходили. Однако суды устанавливали общественный стандарт качества, на который было легко ориентироваться при попытках организовать внесудебное замирение и иные решения споров между теми или иными сторонами; в рамках такой системы с видимым стандартом качества многие конфликты могли быть легко улажены без обращения в суд. У любого исландца имелся мощный стимул для начала попытаться достигнуть соглашения в частном порядке – конечно, если стороны не могли договориться, частное дело всегда можно было сделать публичным и передать в суд, но дело ведь именно что частное, а при обращении в суд потребуется вмешательство третьих лиц. В сагах мы читаем по большей части именно о случаях, когда споры и раздоры оказывалось невозможно разрешить приватно и те перерастали в распри; однако большинство конфликтов были мелкими, разрешались по взаимному согласию сторон и не стоили саги.
Реформы шестидесятых годов X века не изменили децентрализованную природу исландской системы управления и судебных институтов, основанной, как мы видели, на отношениях взаимозависимости между годи и бондами. Реформы внесли в систему регулярность и лишь малую толику централизации, и именно такой мы ее знаем по сагам и книгам законов. В результате Исландия обрела весьма сбалансированный набор судебно-правовых институтов. У каждого годи было примерно одинаковое число тинговых, а раскиданные по всей стране весенние тинги обслуживали примерно одинаковое число местных жителей. Местные группы из любого уголка страны имели равные возможности доступа к правовым механизмам альтинга, где тщательно следили за пропорциональностью представительства, отражавшейся в равном числе судей и годи из разных четвертей.
Институты альтинга превратили Исландию в единое правовое пространство: на альтинге формировалась максимальная социальная группа, в задачу которой входило предотвращать кровопролитие и разрешать споры мирным путем, альтинг же давал этой группе орудия для достижения этих целей. Тем самым годи и их тинговые – которые, что важно, не представляли собой кланы или иные высокосплоченные социальные группы, – являлись главными подгруппами максимальной социальной группы; так работала исландская политическая и правовая система, и в главах 11 и 12 мы обсудим, какой тип распри оказывался возможным в таких специфических рамках.
В источниках упоминается еще один тип собраний, так называемые тинги четвертей (дисл. fjórðungarþing) – инновация, введенная несколько позднее реформ шестидесятых годов X века. На этих собраниях разбирались исключительно дела соответствующих четвертей. Влияние четырех тингов четвертей было, видимо, незначительным по сравнению с ролью судов четвертей на альтинге, и мы мало что о них знаем. Считается, что тинги четвертей отменили вскоре после учреждения, но некоторые исследователи, например, Олав Лаурусон, приводят аргументы, согласно которым эти тинги работали дольше20. Тинги четвертей не упоминаются в числе "установленных собраний" и в "Сером гусе" обсуждаются в единственном месте21.
Исландцы вскоре заметили, что суды четвертей на альтинге лучше подходят для решения по-настоящему серьезных споров, чем локальные весенние тинги. Дела обычно слушались в суде той четверти, где проживал ответчик22. Сама идея этих ежегодных судов на альтинге воплощала стремление к непредвзятости, а система была организована так, чтобы направить все силы общества на устранение малейшего шанса на то, что среди судей окажутся заинтересованные люди. В источниках сказано, что судей должно быть тридцать шесть, но непонятно, суммарное ли это число или же в каждом суде четверти имелось по тридцать шесть судей23. Обычно считается, что, поскольку в каждом суде на каждом весеннем тинге заседало по тридцать шесть судей (каждый годи, а их было трое, назначал по 12), то и в каждом суде четверти на альтинге заседало столько же.
Люди эти назывались судьями, но на деле они исполняли скорее функции современных присяжных – они имели право изучать факты дела, взвешивать показания свидетелей и улики, а также выносить вердикт. В подборе членов этих судейских коллегий как ни в чем другом проявлялся общенациональный характер альтинга. Владельцы "старинных и полноправных годордов", как стали называться после реформ тридцать шесть дореформенных годи24, назначали судей, каждый из своей округи. В судьи можно было назначить кого угодно при соблюдении следующих условий: человек должен быть мужчиной, свободным, старше 12 лет, иметь постоянное место жительства и быть способным приносить клятвы и отвечать за это. Раз назначенные, судьи затем распределялись по судам четвертей – видимо, по жребию25. Человек, начинавший тяжбу на альтинге или вызванный в суд на альтинг, обращался таким образом к суду одной из четвертей, в судейской коллегии которого, однако, заседали люди из всех четырех четвертей.
Альтинг открывался в четверг вечером, а на следующий день годи назначали судей. В субботу разрешалось давать судьям отвод по тем или иным поводам, например, из-за родства с кем-либо из тяжущихся сторон. Все действия совершались по строжайшим правилам, публично и под открытым небом, и любой человек, прибывший на альтинг, мог наблюдать за ними и тем самым их контролировать. Система распределения судей по коллегиям служила заодно и противоядием регионализму: бонды в рамках судов близко знакомились с делами других четвертей, и благодаря этому дух и качество судебных решений оказывались едиными для всей страны. Таким образом значительная часть политически активного населения получала возможность участвовать в процессе принятия решений. Чтобы дело решилось, требовался почти единогласный вердикт; если шесть или более судей выражали несогласие с решением, тяжба официально объявлялась неразрешимой по закону26. В этом случае судейская коллегия выносила два вердикта, каждый в пользу одной из сторон, и никакого правового продолжения не могло быть, пока не был учрежден апелляционный суд для судов четвертей. Важно также напомнить, что, хотя в суд мог обратиться любой свободный человек, успех в суде часто зависел от способности тяжущихся организовать себе политическую поддержку. Настоящие, долгосрочные замирения обычно достигались путем переговоров между влиятельными людьми, особенно годи.
Коллегии далеко не всегда могли достичь консенсуса. Поэтому спустя сорок лет, около 1005 года, была проведена еще одна реформа судебной системы, и на альтинге был учрежден новый апелляционный суд, так называемый пятый суд (дисл. fimtardómr)27. Как и другие судейские коллегии, судьи пятого суда выбирались из числа бондов28. Нововведение эффективно работало в качестве суда последней инстанции, так как решения в нем выносились простым большинством. Учреждение пятого суда было предпоследней реформой государственных институтов Исландии эпохи народовластия, а последней стало предоставление членства в лёгретте двум исландским епископам, которым, однако, в отличие от годи было запрещено иметь советников.
Регулярность, с какой собирались исландские суды, и их надежность показывают, насколько важным исландское общество той эпохи считало нахождение в кратчайшие сроки решения, приемлемого для тяжущихся сторон и поддержанного всем обществом в целом. У судов была и другая функция, не менее важная: и местные суды, и суды альтинга предоставляли годи и другим людям возможность удовлетворить свои лидерские амбиции. События, происходившие во время этих судов, по большому счету являлись отражением политического климата в стране, а поскольку вердикты выносились на основе единогласия, которое подразумевало и взаимное согласие противных сторон, то они представляли собой разумные и реально осуществимые решения социальных проблем, которые в иной ситуации могли бы привести к взрыву. Бонды и годи встречались на тингах, с тем чтобы замириться, получить возмещение, предложить свои правовые и политические услуги и оказать поддержку тем, кого они представляли. Тинги разных уровней служили аренами политической борьбы, где амбициозные исландцы соревновались за престиж и статус.
Альтернативы: что предпринять в трудной ситуации
Когда исландцу нужно было истребовать возмещение того или иного ущерба, изощренная система тингов и судов предоставляла ему целый набор разнообразных альтернатив. В идеале тяжущиеся стороны разрешали свои частные несогласия путем компромисса, скажем, одна из сторон могла предложить другой самой вынести решение по делу (в сагах используется термин дисл. sjálfdœmi, буквально "самосуд"). Такое предложение делалось, если предлагающая сторона была так или иначе уверена, что оппонент совладает с эмоциями и вынесет разумное и взвешенное решение; одна из сторон могла и прямо потребовать предоставить себе такое право, но получала она его лишь в ситуации, когда другая сторона была политически много слабее. Другим вариантом было вызвать оппонента на поединок – либо на ритуальную дуэль (дисл. hólmganga, буквально "поход на остров"; соперники отправлялись на остров, брали с собой секундантов, размечали поле боя и так далее), либо просто на бой без правил (дисл. einvígi, букв. "единоборство"). Впрочем, столь прямолинейный способ урегулирования конфликтов применялся редко29, а в самом начале XI века поединки запретили30 – вероятно, потому, что в них видели рудимент прежних эпох и ценностей, противоречащий духу переговоров и компромисса, прочно укоренившемуся в исландском обществе к этому времени.
Пострадавшая сторона могла выбрать и другой путь, например, перейти к физическому насилию или даже завязать полноценную распрю с кровной местью. Последний вариант, в отличие от большинства других, требовал гарантированной поддержки со стороны кровных родичей или свойственников. Если человек хотел избежать самых серьезных последствий распри с кровной местью или же положить распре конец, он мог прибегнуть к формальной юридической процедуре и отправиться называть свидетелей, вызывать противников в суд, начинать тяжбу и так далее. Можно было заручиться помощью представителей и попытаться решить дело до суда через вмешательство третьих, более или менее нейтральных, лиц. Альтернативы могли объединяться – например, внесудебные замирения оказывались прочнее и эффективнее, если о них публично объявляли на том или ином тинге, а сами суды, как отмечал еще Андреас Хойслер, представляли собой театрализованную распрю31. На разных этапах развития распри обе стороны могли поочередно прибегать ко всем вышеперечисленным методам, то применяя насилие, то требуя возмещения в суде, то призывая на помощь посредников.
Тесная связь успеха на политическом поприще с успехами в судах, какую мы видим в средневековой Исландии, возникла, в частности, потому, что в основе исландской системы лежала идея, что государство не обязано наказывать частных лиц за нарушения закона. Можно говорить даже о своего рода социальном институте отсутствия исполнительной власти, в рамках которого преступления рассматривались как частная проблема частных лиц, которую и решать полагается, соответственно, в частном порядке, а для этого лучше всего подходят или сами стороны, или выбранные ими представители. Наказания представляли собой штрафы, то есть фактически компенсации, выплачиваемые выигравшей дело стороне. Долг взыскать в той или иной форме возмещение за убийство лежал не на государстве, а на родственниках убитого, а те, если решали добиваться справедливости, выбирали тот или иной способ ведения своего дела. Важно, что выбор этот был совершенно свободным и ни закон, ни традиция никоим образом не вынуждали прибегать к физическому насилию. Кровная месть была лишь одним из многих вариантов возмещения за ущерб.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Пер. В. П. Беркова. Буквально в саге сказано "закон страну заселяет, а беззаконие опустошает". (Прим. перев.)
2. [Solvason 1993].
3. Согласно "Кругу земному" ("Сага об Олаве Святом", гл. 124-125), норвежский конунг Олав сын Харальда, впоследствии канонизованный, в начале XI века пытался уговорить исландцев принять его власть, но из этого ничего не вышло. В гл. 38 "Саги об исландцах" говорится о том, что в XIII веке, особенно в двадцатые годы, угроза военного вторжения из Норвегии стала вполне реальной, впрочем, нападения так и не произошло. См. также [Magnús Már Láruson 1967].
4. "Серый гусь", т. 1, гл. 82 [1852 Ia: 140] и т. 2, гл. 245 [1879 II: 277].
5. [ólafur Láruson 1958а: 76].
6. В "Книге об исландцах", гл. 5, Ари Мудрый сообщает, что Куриного Торира объявили вне закона на альтинге (ок. 965), из чего как будто должно следовать, что, кроме лёгретты, на дореформенном альтинге имелся также и суд. Это вполне вероятно, но о том, как был устроен этот дореформенный суд, ничего не известно. После реформ на альтинге появились суды четвертей (см. ниже).
7. Среди прочего это касалось смягчения приговора о полном объявлении вне закона, когда приговоренному решением лёгретты разрешалось покинуть страну, см. подробнее гл. 12 настоящей книги. (Прим. перев.)
8. "Серый гусь", т. 1, гл. 117 [1852 Ia: 216].
9. "Серый гусь", т. 1, гл. 116 [1852 Ia: 209].
10. В ряде древнеисландских текстов l используется как эквивалент l, поскольку после утраты независимости лагманн являлся высшим чиновником страны, и в этом смысле лагманны наследовали законоговорителям. Стурла сын Торда (1214-1284), о котором говорилось в предыдущей главе, в течение одного года (1251) был законоговорителем, а после отмены этого поста стал первым исландским лагманном (1272-1276 гг.). (Прим. перев.)
11. Исландские законоговорители в этом смысле стоят в одном ряду с римскими консулами, афинскими архонтами-эпонимами, японскими императорами и т. д. (Прим. перев.)
12. О распре между этими двумя годи рассказывается как в "Книге об исландцах", так и в "Саге о Курином Торире" (ÍF-3. 1-47; Саги-3:15-40), однако эти два рассказа в ряде подробностей отличаются друг от друга.
13. Хутор, располагается на Поперечной реке, в округе Городищенского фьорда, у подножия Двухдневной пустоши, к востоку от современного поселка Биврёст (исл. Bifröst) и к северу от Уклон-Горы (Sídufjall). Хутор Одда с Междуречья, Широкое жилье (Breidabólstadr, хуторов с таким названием в Исландии немало), находится неподалеку, к югу от той же горы. (Прим. перев.)
14. А до того – за братом Торвальда-поджигателя, Тороддом. (Прим. перев.)
15. Исл. Þingnes, мысок, образованный слиянием Белой реки и Гримовой реки, у самой восточной оконечности Городищенского фьорда. (Прим. перев.)
16. Чтобы вызвать человека в суд, полагалось явиться на место событий, назвать свидетелей и объявить о вызове человека в суд. Так, Торд Ревун – довольно долгое время спустя после сожжения – направляется с Западных фьордов в Городищенский фьорд, там называет свидетелей (своих провожатых) и вызывает поджигателей в суд. (Прим. перев.)
17. Жители этой округи ездили на тинг на Тинговый остров (дисл. Þingey, см. карту к этой главе), близ Светлого озера, а жители округи Островного фьорда – на Броды (дисл. Vaðlar, Vǫðluþing), близ современного города Акурейри. (Прим. перев.)
18. Жители фьорда Плоского мыса ездили на тинг Цаплина мыса (дисл. Hegranes, Hegranesþing, см. карту к этой главе), близ современного городка Бухта Овечьей реки (исл. Sauðárkrókur), а те, кто жил к западу оттуда, – на тинг у Медвежачьего озера (дисл. Húnavatnsþing), что на Тинговых Песках (они же Коса Тинга, дисл. Þingeyrar – не путать с вышеупомянутым тингом у Тингового острова, дисл. Þingeyjarþing), к югу от современного городка Устье Разноцветной реки (исл. Blönduós). (Прим. перев.)
19. Подробнее разные наборы прав годи в связи с вышеуказанными реформами обсуждаются у Бьёрна Сигфуссона [Björn Sigfússon 1960:48-53].
20. См. работу Nokkrar athugasemdir um fjórðungaþingin в книге [Ólafur Láruson 1958а: 100-118, особенно 117-118].
21. "Серый гусь", т. 2, гл. 328 [1879 II: 356].
22. Это положение можно считать древнеисландским эквивалентом презумпции невиновности – ср. выше ситуацию Торда Ревуна. (Прим. перев.)
23. [Jakob Benediktsson 1974а: 180; Jón Jóhannesson 1974: 66].
24. Дисл. full goðorð ok forn. Формулировка содержится в "Сером гусе", раздел "Об устройстве тингов" (дисл. Þingskapaþáttr), т. 1, гл. 20 [1852 Ia: 38]. "Старинные годорды" (forn goðorð) упоминаются также в "Саге о Ньяле", гл. 97, когда Ньяль и законоговоритель Скафти обсуждают пятый суд, и в разделе "Серого гуся" о пятом суде, т. 1, гл. 43 [1852 Ia: 77]. (Прим. перев.)
25. "Серый гусь", т. 1, гл. 20 [1852 Ia: 38].
26. Судей в коллегии было 36, то есть для вынесения правосудного решения по любому делу требовалось, в современных терминах, квалифицированное большинство в 84 % – сверхжесткое требование для коллегий присяжных. В современных системах обычное квалифицированное большинство составляет 60 % или 66 %, лишь изредка встречаются более жесткие 75 %. (Прим. перев.)
27. Об учреждении пятого суда подробно рассказано в "Саге о Ньяле", гл. 97. (Прим. перев.)
28. "Серый гусь", т. 1, гл. 43 [1852 Ia: 77].
29. [Вø 1969; Ciklamini 1963].
30. Об этом рассказывается в "Саге о Гуннлауге Змеином языке", гл. 11 (Прим. перев.)
31. [Heusler 1911:103].
|
|