|
И правит у них не царь, но один лишь закон.
Адам Бременский, "Деяния епископов Гамбургской церкви" (XI век)1
Исландские книги законов – настоящее сокровище. Как целое корпус древнеисландских законов эпохи народовластия называется "Серый гусь" (дисл. Grágás)2. Подлинное происхождение названия неизвестно; впервые оно появляется в реестре имущества епископской резиденции в Лачужном холме за 1548 год, но вполне возможно, что оно куда древнее. В отличие от правовых книг других скандинавских стран, в положениях "Серого гуся" нет упоминаний о королевской власти и исключительных правах и прерогативах короны. Описанная в нем правовая система функционировала без института исполнительной власти, и по этой книге можно судить о ее достоинствах, недостатках и ограничениях. Знание закона было совершенно необходимо средневековому исландцу, особенно когда он попадал в ситуации вроде тех, что описаны в сагах, а современному человеку без него не понять природу древнеисландского общества. "Серый гусь" представляет собой систему так называемого "обычного права", то есть систему, основанную на традиции и прецеденте, хорошо подходившую для общества, где порядок поддерживался прежде всего путем переговоров и компромисса. В рамках этой системы частные лица защищали свои права как в судах, так и вне их, заключая как формальные, так и неформальные сделки; преследование людей за нарушение законов и исполнение приговоров было делом исключительно частных лиц. Сведения которые можно почерпнуть из саг и из "Серого гуся", взятых вместе, отражают представления средневековых исландцев о том, как работает их общество.
В современном употреблении термин "Серый гусь" обозначает не какую-то конкретную рукопись, а корпус правовых текстов, разбросанных не менее чем по 130 кодексам, фрагментам и спискам, датированным к тому же разными эпохами. Не следует также полагать, будто "Серый гусь" – это каменная скрижаль и все его положения были обязательны к исполнению. Скорее это несколько наборов правил, которыми частные лица могли пользоваться с целью обеспечить наилучший исход своему делу или же наихудший исход делу противной стороны. В сагах мы видим, как самые разные персонажи запросто и по любому поводу нарушают закон, если уверены, что им это сойдет с рук, и, надо полагать, так оно и происходило в действительности.
Рукописи "Серого гуся" и происхождение его правовой системы
Ядро "Серого гуся" составляют две пергаментные рукописи ин-фолио, "Королевская книга" (исл. Konungsbók Grágásar), названная так, поскольку в свое время она была подарена датскому королю и хранилась в Королевской библиотеке в Копенгагене3, и "Книга с Дворового пригорка" (исл. Stadarhólsbók), названная по хутору на западе Исландии, где ее обнаружили в XVI веке. Обе датируются серединой XIII века, хорошо сохранились и содержат нечасто встречающиеся в исландских рукописях разноцветные инициалы. Писцы обеих были настоящие каллиграфы4. Изготовление обеих должно было обойтись заказчикам в астрономические по тогдашним меркам суммы, однако мы не знаем, кто были эти заказчики. Ни одна из рукописей не является "официальным" документом. Это книги, созданные частными лицами для личного же пользования, – и однако они охватывают, пусть порой фрагментарно и непоследовательно, всю правовую и конституционную систему Исландии.
Кроме этих двух главных рукописей, в корпус "Серого гуся" входят и другие пергаментные фрагменты, иные довольно ранние (один датируется серединой XII века). В ряде рукописей XIV и XV веков обнаруживаются правовые положения, из более ранних рукописей неизвестные.
Возраст рукописей не является показателем возраста законов – большинство положений "Серого гуся" возникли за столетия до записи. Запись различных правовых положений началась, вероятно, в конце XI века; иные ученые считают, что первыми на пергамент попали законы о десятине 1096 года и изначальная версия договора между исландцами и норвежским конунгом Олавом Святым сыном Харальда (см. выше главу 7). Регулярный процесс записи и кодификации исландской системы права был запущен зимой 1117/18 года, когда группа законников под водительством годи Хавлиди сына Мара была уполномочена на это лёгреттой, законодательным собранием Исландии, на альтинге. Вот как об этом рассказано у Ари Мудрого в 10-й главе "Книги об исландцах":
В первое лето, когда Бергтору [сыну Хравна] полагалось оглашать законы5, было сделано такое нововведение [дисл. nýmæli], что законы наши надобно записать в книгу на хуторе Хавлиди сына Мара в течение следующей зимы по словам и наставлениям Бергтора и других знающих людей, которые к этому были привлечены. И должны они были внести в законы все нововведения, которые, по их мнению, лучше, чем старые законы. Все эти нововведения полагалось затем огласить следующим летом в лёгретте, и те из них, против которых не выскажется большинство людей, станут законами. И началось дело с того, что записали "Раздел об убийствах" [дисл. Vígslódi] и многое другое из того что было в законах, и все это было оглашено в лёгретте следующим летом, так чтобы знающие люди слышали.
Рукопись, подготовленная на хуторе Хавлиди, не сохранилась, но копия "Раздела об убийствах" имеется в "Сером гусе".
Согласно "Серому гусю", основная функция лёгретты, то есть законодательного собрания (главный орган законодательной власти в Исландии эпохи народовластия), заключалась в том, чтобы исправлять старые законы (дисл. rétta lǫg sín) и вводить новые, так называемые "нововведения" (дисл. gera nýmæli)6. О том, как следует понимать соответствующую статью "Серого гуся", уже целый век ведутся ожесточенные дебаты. Несомненно, лёгретта вводила новые законы, но как именно выглядела эта процедура, остается непонятным, поскольку в "Сером гусе" этот вопрос не освещен никак. Мы знаем, что голосовать в лёгретте имели право только годи, но неясно, какое число голосов требовалось для принятия нового закона (может быть, простое большинство, а может быть, требовалось полное единогласие7). Но новые законы могла вводить не только лёгретта. Согласно главам 4 и 5 "Книги об исландцах", частные лица также имели право объявлять новые законы со Скалы Закона на альтинге. Более того, сторона в процессе, полагавшая, что действующий закон требует иной, нежели обычная, интерпретации или же что по ее конкретному делу правовая система покамест еще не высказалась, могла предложить новый закон – для этого требовалось вынести дело на обсуждение лёгретты, и принятое законодательным собранием решение могло изменить интерпретацию старого закона или иным образом его исправить, тем самым вводя новый закон. Иначе говоря, лёгретта имела право адаптировать наличную систему законов к текущим обстоятельствам и превалирующей в обществе точке зрения. Возможно также, что с ходом времени какие-то изменения вносились и в сами процедуры и условия голосования в лёгретте и в судах.
Все действия в лёгретте и на Скале Закона совершались на открытом воздухе и были доступны для наблюдения всем и каждому, и это обстоятельство само по себе могло приводить к возникновению изменений в исландском праве. Оно же, возможно, отвечает за весьма примечательную особенность "Серого гуся" – обилие, разнообразие и детальность законодательных положений, касающихся мелочей и частностей. Нововведения всегда представляли особую проблему для исследователей "Серого гуся" – чтобы стать законом и действовать по всей стране, нововведение должно было быть ратифицировано. Ратификацией считалось фактическое использование этого нововведения в течение некоторого времени8, но в законах, к неудовольствию ученых, лишь в исключительных случаях указано, имела ратификация место или нет.
Запись законов на пергамент имела и еще одно последствие: разного рода старинные положения, давно вышедшие из употребления, сохранились до XIII века, времени создания известных нам рукописей. Например, нельзя сомневаться в том, что рабство в Исландии вымерло не позднее начала XII века, и тем не менее "Серый гусь" содержит массу положений, касающихся рабов. Наличие подобных атавизмов указывает на консервативность законов, и историки права, такие как Людвик Ингварссон, убедительно доказывают, что, скажем, описание базовой структуры исландской системы власти – состав судов четвертей, организация весенних тингов, работа пятого суда – весьма близко тому, что имело место на момент создания соответствующих институтов, и отражает изначальные законы X и XI веков9. То же самое касается и ряда других разделов, например, о собственности на землю10.
Законы, касающиеся христианской веры и институтов, связанных с ней, – законы о епископах, священниках, крещении, захоронениях, колдовстве, праздниках и постах – в основном содержатся в специальном разделе под названием "Законы о христианстве" (дисл. Kristinna laga þáttr)11. Эта группа законодательных положений регулировала отношения между мирянами и церковью и была записана, как предполагается, в период с 1122 по 1133 год. Большая часть этих положений часто обозначается термином "Старые законы о христианстве" (дисл. Kristinréttr forni), и восходят они, вероятно, к собственно временам введения новой веры в самом начале XI века. Позднее в этот раздел были добавлены законы, введенные в XI и XII веках.
Законы о христианстве составлялись в эпоху, когда светская система права достигла высокой стадии развития и была вполне зрелой. Поэтому церкви не было предоставлено никаких прав ни в чем, что касалось жизни светского общества, да и собственно существование церкви как независимого института законами не обеспечивалось. Положения христианского права отдавали управление церквями и церковными землями в руки частных лиц – мирян и в этом смысле были подчинены многовековой исландской правовой традиции, совершенно светской. Эти законы определяли жизнь исландской церкви на всем протяжении эпохи народовластия и даже после ее окончания. Во всех четвертях, кроме северной, эти законы действовали вплоть до 1275 года, когда были приняты "Новые законы о христианстве" (дисл. Kristinréttr nýi)12. Согласно новым законам, исландская церковь получала наконец право самоуправления и право распоряжаться принадлежащей ей земельной собственностью. Однако в северной четверти "Новые законы" были приняты лишь без малого семьдесят лет спустя, в 1354 году, и даже в те времена едва ли полностью соблюдались.
В целом можно сказать, что пересекающиеся части текстов "Серого гуся" из "Королевской книги" и из "Книги с Дворового пригорка" почти идентичны: отличия сводятся в основном к порядку разделов и положений и к лексике, в содержании отличия небольшие. В остальном же текст "Королевской книги" куда более важен, так как в ней имеется ряд разделов, отсутствующих в "Книге с Дворового пригорка", и среди них такие ключевые главы, как "Раздел о созыве тингов" (дисл. Þingskapaþáttr), "Счет обручий" (дисл. Baugatal, т. е. перечень компенсаций за убийства), "Раздел о законоговорителе" (Lǫgsǫgumannsþáttr) и "Раздел о лёгретте" (Lǫgréttuþáttr). С другой стороны, и в "Книге с Дворового пригорка" есть ряд положений, отсутствующих в "Королевской книге", кроме того, те положения, что есть в обеих книгах, в "Книге с Дворового пригорка" изложены, как правило, в более детальной форме. Более того, нередко в "Королевской книге" мы находим лишь начало статьи или же только начало и конец без середины, и в таких случаях отсутствующий кусок восполняется по "Книге с Дворового пригорка" или другим рукописям. Впрочем, такие "сокращенные" статьи имеются и в самой "Книге с Дворового пригорка". Объясняется эта странность, скорее всего, тем, что соответствующие рукописи создавались для людей, у которых уже имелись и другие правовые рукописи, и в них соответствующие положения были записаны целиком, так что писец мог не повторять все заново – это позволяло экономить как труд, так и драгоценный пергамент.
"Серый гусь" практически ничем не похож на, казалось бы, аналогичные законодательные своды других скандинавских стран. Здесь не найти статей об организации национальной обороны или армии, а конституционное устройство, описанное в "Сером гусе", вообще уникально. Даже в самых простых вопросах вроде правил поведения в суде и процедуры ведения слушаний, включая требования к формату дачи свидетельских показаний и представления улик и к выступлению перед судейской коллегией, система "Серого гуся" фундаментально отличается от всего ей современного, и ясно, что развивалась она совершенно независимо от своих заграничных аналогов. Весьма индивидуальна и система наказаний. Мы не находим ни слова ни о тюрьмах, ни о смертной казни и телесных наказаниях, ни конечно же о лицах, уполномоченных государством осуществлять последние от его имени.
В согласии с культурным фокусом средневекового исландского общества, убийства, совершаемые в рамках распри между частными лицами, являются не просто объектом внимания системы права, но легальным действием, которое можно совершать, если следовать определенным правилам; такой же статус имеют и другие акты, связанные с распрей. Такое положение вещей естественно ввиду отсутствия исполнительной власти. Впрочем законы, разрешая вести распрю и совершать убийства в принципе, налагают на участников распри серьезные ограничения. Как мы уже говорили выше в главе 12, "Раздел об убийствах" четко регулирует, кто может быть убит в рамках распри и при каких обстоятельствах; процитируем соответствующую статью еще раз:
Сказано, что человек, которому причинили ущерб, должен отомстить за себя, если хочет, до того альтинга, на котором ему полагается тяжиться об ущербе, и то же касается всех тех людей, которые должны мстить за убийства. А за убийства должны мстить те, кто является сторонами в тяжбе об убийстве. И того человека позволяется ему безнаказанно убить, который напал на него, а равно всем тем людям, которые поехали с ним, потому что разрешается и другим людям мстить за него, если они так хотят, до наступления такого же времени следующего дня13.
Члены любой группы, участвующей в распре, были обязаны вести себя сдержанно и следить за особенно склонными к насилию личностями в своих рядах, а при необходимости и пресекать их безрассудные действия:
Если человек ведет себя как берсерк, за это ему полагается изгнание из страны, а равно тем мужам, что были с ним, ежели только они не попробуют связать его, и если им удастся связать его, тогда никому из них ничего не полагается, но если это случится снова, то тогда за это полагается изгнание из страны14.
Удивителен и сам по себе объем "Серого гуся" – текст одной лишь "Королевской книги" в три с половиной раза длиннее самой объемной средневековой скандинавской книги законов, "Зеландского права Эрика"15 начала XIV века. Кроме того, стиль исландского права – прозаический, лаконичный и даже приземленный – разительно контрастирует с аллитеративной формульностью континентальных скандинавских аналогов. Возможно, стиль "Серого гуся" отражает манеру речи, использовавшуюся законоговорителями, когда они диктовали устные законы для записи, а не ту, какой они пользовались на тингах, но вполне возможно, как пишет Питер Фут, что никаких отличий и не было и "Серый гусь" тем самым фиксирует тинговые речевые реалии16.
"Серый гусь" – необыкновенно богатый источник информации о жизни исландского общества эпохи народовластия. В его положениях мы находим, в частности, детальнейшие сведения о формальных правах и обязанностях свободных людей, о составе судейских коллегий, о созыве и организации тингов. Однако историк не может ограничиваться лишь "Серым гусем". Хотя письменное право, засвидетельствованное на его страницах, подробно описывает государственные и социальные институты Исландии соответствующего периода, мы не находим там почти ни строчки о том, как вся эта великолепная система функционировала в реальной жизни, – информации о логике и связях между институтами в "Сером гусе" практически нет. Одно дело – понимать, на основе письменного права, как в теории должны формироваться судейские коллегии, и совершенно другое – понимать, как эти коллегии реально работали на тингах, как члены коллегий собирались в одном месте, рассаживались, судили и так далее. Нельзя сомневаться в том, что положения "Серого гуся" – лишь часть правовой устной традиции и детальная юридическая процедура регулировалась как раз правилами, не попавшими на пергамент. О том же, как все это выглядело на деле, мы можем куда лучше судить по известным эпизодам саг. Порой складывается впечатление, что положения "Серого гуся" в большей степени отражают пожелания правовой элиты насчет того, каким ей хотелось бы видеть устройство исландского общества, а не его реалии. В любом случае исландское право в действии мы видим исключительно в сагах об исландцах и текстах "Саги о Стурлунгах".
Повторим еще раз – "Серый гусь", как мы его знаем по "Королевской книге" и "Книге с Дворового пригорка", представляет собой сборник законов, а не трактат о правоприменении и юридической процедуре. Те люди, что пользовались этими книгами понимали и без их помощи, как работает общество, в котором они живут. Им, стало быть, не требовалось, чтобы в правовых книгах было записано в деталях, как следует объявлять о начале дела, как следует организовывать замирение, как нужно играть роль посредника, и так далее. Эти подробности описываются в сагах, и только в тех ситуациях, когда рассказчику саги это казалось полезным.
Ситуации, касающиеся повседневной жизни, "Серый гусь", можно сказать, рассматривает под микроскопом. Какой аспект хозяйствования на хуторе ни возьми, в "Сером гусе" для него найдется статья, как правило, очень длинная и подробная, с подобающим списком штрафов и иных наказаний вроде объявления вне закона. В качестве примера приведем краткую выдержку из раздела "О поездках на лошадях" (дисл. Um hross reiðir)17:
Если человек вскакивает на лошадь [другого] человека без разрешения, [за это] полагается штраф в шесть эйриров18. А если он после этого уезжает, то сверх того штраф в три марки. Есть три случая, когда за поездку на лошади полагается объявление вне закона. Первый – это когда человек едет на лошади так, что по одну руку оказываются три хутора и он проезжает мимо них. Второй – это когда человек переезжает на лошади через горы, которые служат водоразделом между округами. Третий – это когда человек уезжает на лошади в другую четверть. Пусть бы человек уехал на лошади на большее расстояние, его можно обвинить в том, что он отъехал на меньшее. Если человек обвиняет человека в такой поездке на лошади, что тот проехал на его лошади мимо трех хуторов, и требует за это объявления вне закона и штрафа, то нужно двенадцать судей, чтобы вынести решение об объявлении вне закона. Если судьи выносят решение против ответчика, то тот может защититься, если назовет пятерых соседей и те вынесут решение, не проехал ли он на таком близком расстоянии мимо трех хуторов, располагающихся по одну руку, что с любого из этих хуторов его поездку при свете дня мог бы видеть человек, не страдающий болезнью глаз, если бы ему так вздумалось и при этом никакие холмы или иные неровности местности не могли бы ему в этом помешать. Если человек дал человеку лошадь напрокат, то…
Штрафы и два типа объявлений вне закона были основными наказаниями в правовой системе Исландии эпохи народовластия. Львиная доля "Серого гуся" посвящена перечислению штрафов за различные правонарушения. Наложение штрафов, как можно заключить, представлялось средством для контроля над насилием, оскорблениями и иными формами агрессии. Штрафы могли налагаться в рамках мировых соглашений, заключенных как в суде, так и вне суда, однако последние должны были пройти дополнительную процедуру утверждения на альтинге. Досудебные соглашения, включавшие выплату компенсаций, часто упоминаются в сагах об исландцах и текстах "Саги о Стурлунгах" и, надо полагать, были совершенно обычным делом. В сагах неоднократно подчеркивается, прямо и косвенно, что человек мог рассчитывать решить миром лишь столько дел против себя, по скольким имел средства расплатиться.
Положение женщин в исландской правовой системе
Распри и тяжбы в основном осуществлялись мужчинами, поэтому "Серый гусь" рассматривает положение женщин в основном в их отношении к мужчинам. Тем не менее статус и права свободнорожденных женщин обсуждаются в законе чрезвычайно подробно (в отличие, увы, от статуса и прав рабынь). Прежде всего нужно отметить, что хотя свободнорожденная женщина имела полное право вести хозяйство на хуторе и принимать экономические решения, как и бонд-мужчина19, "Серый гусь" недвусмысленно сообщает, что в формальных юридических процедурах женщины не участвовали совершенно. Сомневаться в надежности этой информации нет ни малейших оснований20. Так, судьями на альтинге и на весенних тингах (várþing) могли быть только мужчины21. Аналогичным образом, насколько можно судить женщины не входили в коллегии, рассматривавшие свидетельские показания (дисл. kviðir, ед. ч. kviðr), – а эти коллегии были ключевым элементом правоприменения и осуществления власти22.
Запрет на участие в коллегиях присяжных имел самые серьезные правовые последствия. Он означал, что женщина, даже возглавляя хозяйство, имела меньше формальных прав, чем ее же собственные наемные работники, – ведь даже люди, не владевшие землей, могли быть назначены в эти коллегии (нужно было лишь быть старше 12 лет23 и зарабатывать себе на пропитание)24. Вероятно, также женщинам запрещалось выступать в суде свидетелями – во всех положениях "Серого гуся", касающихся свидетелей и легальности показаний, говорится исключительно о мужчинах (дисл. karlar25). Женщинам, далее, не позволялось принимать личное участие в преследовании людей за убийства (дисл. vígsǫk), однако источники согласны в том, что если женщина сама являлась пострадавшей стороной, она имела полное право вчинить иск26 – но должна была назначить мужчину, который бы представлял ее интересы в суде. Кроме того, как мы обсуждали в главе 10, женщины могли удовлетворить свою жажду мести, заставив мужчин совершить ее от своего имени, или же, напротив, заставить их взять себя в руки. Аналогичным образом, женщину можно было вызвать на суд ответчицей, но опять же только через назначенного ей представителя-мужчину. Каковы бы ни были исходная цель и глубинный смысл этих положений, в контексте исландского общества они де-факто ограждали женщин от риска подвергнуться насилию, к каковому зачастую прибегали на разных стадиях хода распрей и тяжб. Как видно, женщины платили за эту гарантию неприкосновенности возможностью участвовать в политической жизни, особенно в ее "боевых" проявлениях, и, согласно положениям "Серого гуся", женщинам запрещалось носить оружие27.
Несмотря на поражение в общественных правах, женщины обладали значительной юридической свободой. Так, согласно "Серому гусю", незамужняя женщина (дисл. mær), достигшая двадцати лет (в ряде случаев – шестнадцати), имела полную свободу выбирать место проживания28, а совершеннолетние женщины считались юридически вменяемыми и несли ответственность за нарушения закона в той же мере, что и мужчины: "Женщину полагается объявлять вне закона точно так же, как и мужчину, если она убьет мужчину или женщину или причинит [ему или ей] увечье, и ей полагается все, что полагается за другие правонарушения"29. Впрочем, в сагах мы не обнаруживаем примеров применения этого закона.
"Серый гусь" уделяет особое внимание защите женщины как личности, как можно видеть на примере нижеследующего отрывка, начинающего пятистраничный30 раздел о соблазнении, который сам по себе представляет лишь часть более крупного – "Какие действия в отношении женщин подлежат наказанию". Содержательно раздел описывает различные правонарушения, которые мужчины могут совершать в отношении женщин. В таких делах, как правило, один мужчина вызывает в суд другого:
Если мужчина целует женщину втайне от других мужчин и по ее согласию, то ему полагается штраф в три марки, а в суд его должен вызывать тот, кто должен вызывать в суд по делу о соблазнении. А если она возмущается, то ей самой надлежит вызывать его в суд, а полагается тогда изгнание из страны. Если мужчина целует замужнюю женщину втайне, то за это полагается изгнание из страны, и не важно, разрешила она это ему или нет, а решение по этому должны вынести девятеро соседей на альтинге. Если мужчина требует от женщины, чтобы она спала с ним, за это полагается изгнание из страны. Это основание для вызова в суд, и решение должны выносить девятеро соседей, на том тинге, на который вызвали [обвиняемого]. Если мужчина ложится с женщиной в постель и совершает с ней половой акт, за это полагается изгнание из страны. Если мужчина переодевается в женское платье, с тем чтобы обмануть женщину, за это полагается изгнание из страны. Если мужчина силой кладет женщину рядом с собой или же сам ложится с ней в постель, с тем чтобы совершить с ней половой акт, за это полагается объявление вне закона, и нужно вызвать его на суд из дома, и решение должны вынести девятеро соседей на том тинге, на который вызвали [обвиняемого]. Женщина [в этом случае] получает полное право вызвать [такого мужчину] в суд, если она возмущена [содеянным] и половой акт не совершился и если она хочет вести тяжбу, а если она не хочет, то [такое право получает] ее законный представитель31.
Статья занимает несколько страниц, и, начиная с поцелуев и непристойных предложений и заканчивая половой связью перечисляет наказания, ужесточающиеся сообразно тяжести правонарушения. Ее полный текст в восемь раз длиннее процитированного отрывка и описывает едва ли не все мыслимые варианты противозаконных отношений между мужчиной и женщиной32.
Возникает вопрос: применялись ли в реальности все эти столь скрупулезно занесенные на пергамент положения, а также им подобные из других статей? Чтобы дать на него ответ, нужно хорошо понимать, с какого рода древнеисландским источником мы в данном случае имеем дело, и в какой мере этот источник согласуется с другими, прежде всего сагами. И ответ здесь, вероятно, следующий: едва ли, а если применялись, то далеко не так жестко и не в такой полноте, как можно было бы себе представить. Скорее всего, многие из них, утратив со временем пользу для правоприменителей, попросту игнорировались. Кроме прочего, авторы и переписчики этих книг могли, вполне возможно, добавлять положения по собственной инициативе, пополняя законы под влиянием церковной морали и собственных представлений о том, что хорошо, а что плохо33. Как мы уже говорили выше, многообразные и даже чересчур подробные средневековые исландские законы, покрывая едва ли не каждый мыслимый аспект повседневной жизни, были не каменной скрижалью, которой полагалось следовать неукоснительно, а скорее задавали в своей совокупности стандарты общественного поведения и рекомендации к правовой оценке тех или иных поступков. Несомненно, как мужчины, так и женщины пользовались порой противоречивыми положениями "Серого гуся" в своих корыстных интересах. Таковы были правила древнеисландской политико-юридической игры.
В составлении законов, касающихся женщин, самое деятельное участие принимала церковь. После окончания XI века годи отдали эту сферу права на откуп церковникам, несмотря даже на то что и сами годи, и население в целом не собирались введенные церковью законы соблюдать. Нельзя забывать – одним из следствий консенсусной системы управления во главе с альтингом было то обстоятельство, что введение законов шло своим чередом, а их применение – своим. Как и в случае отношений между годи и бондами, которые гарантировали соблюдение прав свободных землевладельцев, права женщин уважались не благодаря наличию системы исполнительной власти (ее не было), а благодаря системе компромиссов и представительства, мало чем отличавшейся, как мы уже видели, от рынка, и уважались ровно настолько, насколько позволяла эта система. Так, например, на основании текста "Серого гуся" можно заключить, что женщины, состоявшие в законном браке, имели куда больше привилегий, чем любые другие, и что иные социальные статусы делались все менее престижными, однако это мало соответствует саговой действительности.
Ключевая роль, которую женщины играли в экономике средневековой Исландии, лишь в малой степени отражается в сагах и законах. Исландский историк Олавия Эйнарсдоттир предполагает, однако, что женщины пользовались тем большим социальным престижем, чем большее влияние оказывали на хозяйствование на конкретном хуторе34, и что хозяйки были весьма уважаемыми членами общества. Хельги Торлакссон и Нанна Дамсхольт также исследовали исландскую экономику в ее различных социальных аспектах и заключили, что женщины играли центральную роль в производстве и управлении производством тканого сукна (дисл. vaðmál), а это был главный предмет исландского экспорта на всем протяжении эпохи народовластия35. Однако мы знаем, что ключевая роль в производстве далеко не всегда трансформируется в социальный престиж. Так, в 1862 году американский путешественник и писатель Джон Росс Браун, приплыв в Исландию из Калифорнии, заметил, наблюдая некую группу женщин:
Как и все прочие исландские женщины, каких мне довелось видеть, эти исполняли все важные работы, как то: доили коров, делали сыр, косили сено, переносили тяжелые грузы и занимались иным тяжким трудом. Мужчины время от времени помогали им, но, как правило, предпочитали кататься на лошадках по окрестностям или валяться дома кверху пузом36.
Брак и церковь
В дохристианской Исландии брак был довольно простой сделкой, заключением союза между семьями. Подробностей нам известно немного, но ясно, что невесте полагалось приданое, о сумме которого договаривались заранее. В буквальном переводе древнеисландский термин для приданого, heimanfylgja, означает "то, что последовало [за женщиной] из дому", то есть имеется в виду имущество, которое невеста забирала с собой с отцовского хутора. Обручение называлось festar, "прикрепление", и все прочие термины, касающиеся брака, однозначно характеризуют его как экономическую транзакцию, сделку. Сама церемония заключения брака называлась brúðkaup37, "покупка невесты" (или же "сделка в отношении невесты"), и в ее ходе жених должен был выплатить отцу или опекуну невесты заранее оговоренную "цену за невесту" (дисл. mundr). Сделка, в рамках которой сумма за невесту сначала оговаривалась, а затем выплачивалась, называлась mundarmál, "дело о цене за невесту". Надо полагать, изначально опекун или законный представитель женщины (дисл. lǫgráðandi) клал цену за невесту себе в карман, но ко временам составления "Серого гуся" и цена за невесту, и приданое считались ее личной собственностью – так, в одной из статей раздела о разводах сказано: "Если развода хочет мужчина, то в этом случае женщина имеет право истребовать свою цену за невесту и приданое"38. Инициировать развод могла и женщина, и среди законных поводов для инициации развода значатся: намерение мужа вывезти принадлежащее жене имущество за границу без ее согласия, акты насилия со стороны как мужа, так и жены, несовместимость характеров, склонность мужа носить женское платье39. Если развод инициировала женщина, истребование у мужа приданого и цены за невесту сулило большие сложности, нежели чем когда муж инициировал развод сам40.
Нижеследующий эпизод из главы 97 "Саги о Ньяле", вне зависимости от того, имел он в самом деле место в истории или нет, ярко демонстрирует контрактную природу древнеисландского брака41. Ньяль, как глава хозяйства, действует в интересах своего приемного сына Хёскульда, отца которого нет в живых, и сватает ему гордую молодую женщину по имени Хильдигунн. От ее имени выступает ее дядя, Флоси сын Торда, но по ходу переговоров он решает спросить и саму племянницу, что она думает по этому поводу:
Теперь надо рассказать о том, что Ньяль сказал однажды Хёскульду:
– Хотелось бы мне женить тебя, сынок.
Тот сказал, что это ему по душе, попросил Ньяля взяться за сватовство и спросил, где он думает искать ему невесту. Ньяль ответил:
– У Старкада, сына Торда Годи Фрейра, есть дочь Хильдигунн. Это лучшая из всех невест, которых я знаю.
Хёскульд сказал:
– Решай, отец. Я поступлю так, как ты хочешь.
– На ней мы и остановимся, – сказал Ньяль. Вскоре после этого Ньяль пригласил поехать с ним сыновей Сигфуса, всех своих сыновей и Кари, сына Сёльмунда. Они поехали на восток, на Свиную гору, и там их хорошо приняли. На следующий день Ньяль и Флоси начали разговор. Они поговорили о том и о сем, а потом Ньяль сказал:
– Привело меня сюда одно дело: мы приехали сватать твою племянницу Хильдигунн.
– Кому? – спросил Флоси.
– Хёскульду, сыну Траина, моему воспитаннику, – сказал Ньяль.
– Хорошая мысль, – сказал Флоси, – хотя и велика опасность что между вашим и его родом разгорится вражда. А что ты можешь сказать о Хёскульде?
– О нем я могу сказать только хорошее, – сказал Ньяль. – А еще я дам столько денег, сколько вы сочтете нужным, если примете наше сватовство.
– Позовем ее, – предложил Флоси, – и узнаем, нравится ли ей жених.
Ее позвали, и она пришла. Флоси сказал ей, что к ней сватаются. Она сказала, что у нее большие помыслы, и прибавила:
– Я не знаю, как мне быть, ведь мне придется иметь дело с такими важными людьми, а у этого человека нет годорда. А ты мне говорил, что ты не выдашь меня замуж за человека без годорда.
– Достаточно и того, – сказал Флоси, – что ты не хочешь выходить за него замуж. Тогда я не буду пускаться с ними в разговоры и откажу им.
– Я не говорю, – сказал она, – что не выйду замуж за Хёскульда, если ему добудут годорд. Но иначе я не соглашусь.
Ньяль сказал:
– Тогда я прошу, чтобы мне дали три года сроку.
Флоси согласился:
– Я ставлю еще одно условие, – сказала Хильдигунн. – Если брак состоится, то мы будем жить здесь, на востоке.
Ньяль сказал, что пусть это решает Хёскульд. А Хёскульд сказал, что он верит многим, но никому он не верит так, как своему воспитателю. И они поехали домой, на запад42.
Хильдигунн – женщина из влиятельного рода, и по саге выходит, что родичи признавали за ней право отказаться от брака43. Хильдигунн поставила себе задачей выйти замуж именно за годи, и семья ее поддерживает в этом желании. Оба решения имели для всех участников сделки самые серьезные последствия44.
Впрочем, после введения христианства природа брака в Исландии начала постепенно меняться, особенно к концу XII века. В этих изменениях не было ничего уникального, как отмечает историк Джордж Дьюби:
Вся история института брака в странах западного христианства представляет собой постепенную амальгамацию старой и новой, церковной, модели с постепенным доминированием последней. Доминировать она стала при этом не над хаосом – те, кто утверждают это, лишь слепо следуют точке зрения церковников (иные точки зрения дошли до нас, увы, лишь в исключительных случаях), – а именно над другой, более старой моделью, которая меж тем занимала во всех обществах весьма прочные позиции и поколебать ее было не так-то просто. Подлинная задача историка не дать ответ на вопрос, отчего новой, церковной модели пришлось потратить столько времени и усилий, прежде чем одержать победу, а понять, в силу чего этой новой модели удалось в итоге так много отвоевать у предыдущей. И секрет успеха церковной модели был в том, что церковники, говоря военным языком, заслали подрывников и шпионов в тыл к светской модели брака и со временем морально разложили противника. Священникам удалось выкроить себе поначалу небольшое место в брачной церемонии – они совершали акты благословения и изгнания злых духов, – потом передвинуть центр церемонии сначала из дома жениха или невесты ко входу в церковь, а затем и к алтарю. Кроме того, священникам удалось заполучить в руки юрисдикцию над браком и тем самым поставить этот институт под свой контроль. В результате они получили возможность проводить реформы, задавать правила и учреждать по своему личному усмотрению системы запретов45.
В "Сером гусе" сохранились многочисленные положения о браке, относящиеся к поздним векам эпохи народовластия и созданные в этот поздний период. Согласно им, не всякие люди могли вступить в брак. Например, брак нельзя было заключить, если мужчина и женщина не владели совместно имуществом на минимальную сумму в 120 законных унций серебра (дисл. l), что в пересчете на сукно составляло 720 локтей, а также одеждой для повседневной носки. При этом им запрещалось иметь иждивенцев46. Если бы кто-либо пожелал применять эти законы на практике, то редкий исландец получил бы возможность вступить в брак (можно предполагать, что в действительности эти законы применялись, только когда в брак собирались вступать влиятельные в округе люди). По оценкам Гуннара Карлссона, главного редактора издания "Серого гуся" 1992 года, на то, чтобы скопить столь значительную сумму, людям, не владевшим землей, требовалось не менее двадцати лет47. Нет ни малейших сомнений, что никому не приходило в голову ждать возможности вступить в брак так немыслимо долго, и упомянутый выше закон де-факто не действовал.
Были и иные ограничения на брак – неимущественного свойства. Согласно требованиям римского престола, вступающие в брак не могли быть кровными родственниками ближе седьмого колена. Для Исландии с самого начала это ограничение снизили до пятого колена, то есть для вступающих в брак ближайшим общим предком могли быть прапрапрадед или – бабка48. Если же кто-либо из вступающих в брак уже был ранее женат или замужем или, не дай бог, имел детей, то ситуация делалась еще сложнее, потому что в этом случае правило пятого колена охватывало уже не только вступающих в брак, но и их предыдущих супругов и отцов/матерей их детей49. Не было на свете страны, где эти правила можно было бы соблюдать без того, чтобы не отказаться от института брака вовсе, и поэтому Четвертый Латеранский собор в 1215 году снизил планку до четырех колен. Альтинг утвердил это решение в 1217 году, но в таком тесном обществе, как исландское, даже это "послабление" делало поиск партнеров проблематичным, особенно если речь шла о детях влиятельных землевладельцев, желавших вступить в брак с человеком, равным себе по статусу.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Лат. Apud illos non est rex nisi tantum lex (Адам Бременский, "Деяния епископов Гамбургской церкви", книга IV, схолия 156 к главе 36). (Прим. перев.)
2. Стандартное издание "Серого гуся" вышло в трех томах (1852, 1879 и 1883) под редакцией Вильхьяльма Финсена; издание в современной исландской орфографии (Grágás: Lagasafn íslenska þjódveldisins) вышло в 1992 под редакцией Гуннара Карлссона. Английский перевод статей 1-117 тома 1 см. в издании [Grágás 1980] (на русский "Серый гусь" не переводился. – Прим. перев.).
3. Сам по себе термин "Королевская книга" может относиться к любой рукописи, хранящейся или некогда хранившейся в Королевской библиотеке Копенгагена. "Королевскими книгами" принято обозначать те древнеисландские рукописи, которые не имеют других названий (так, "Книга с Плоского острова" также является "Королевской книгой", но никогда так не называется). Такое употребление, однако, возможно лишь в контексте, когда понятно, о рукописи какого текста идет речь, в независимом же употреблении всегда добавляется название текста в родительном падеже – так, (единственная) рукопись "Старшей Эдды" называется Konungsbók Eddukvæða, рукопись "Младшей Эдды" из Королевской библиотеки называется Konungsbók Snorra Eddu (дабы отличать ее, например, от Уппсальского кодекса того же текста, Uppsalabók Snorra Eddu) и так далее. (Прим. перев.)
4. "Королевская книга" (Konungsbók, Codex Regius) "Серого гуся" обычно датируется ок. 1250 года, а "Книга с Дворового пригорка" – 1260-1270 гг. В настоящее время обе рукописи хранятся в Исландии, в Институте им. Арни Магнуссона в Рейкьявике (Stofnun árna Magnússonar í íslenskum fraedum).
5. Бергтор сын Хравна, 16-й законоговоритель, занимал пост с 1117 по 1122 год. (Прим. перев.)
6. "Серый гусь", т. 1, гл. 117 [1852 Ia: 212].
7. Историю вопроса см. в работе [Líndal 1984, особенно стр. 124, 139-141]. Линдаль склоняется к тому, что требовалось полное единогласие.
8. "Серый гусь", т. 1, гл. 8 [1852 Ia: 37], т. 3, гл. "О нововведениях" [1883 III: 443]. Эти две статьи противоречат друг другу. Первая говорит, что нововведение имеет силу закона в течение не более трех лет, а далее перестает быть законом, если только его не оглашают публично каждое третье лето после этого. Вторая говорит, что нововведение должно оглашаться со Скалы Закона каждое лето в течение первых трех лет после введения, и если оно было таким образом оглашено, то после этого обретает силу обычного закона и перестает считаться нововведением. Вероятно, эти два положения относятся к разным этапам развития правовой системы.
9. [Lúðvík Ingvarsson 1970:18].
10. В работе [Dennis 1973: 3] отмечается, что в исходном законодательстве кроме вопросов конституционного устройства и юридической процедуры должны были освещаться также "такие вопросы, как убийства, иные виды физического насилия, кражи, виры, семейное право, наследование, землевладение, правила обращения с плавником, средства платежа, правила торговли".
11. "Серый гусь", т. 1, гл. 1-19 [1852 Ia: 3-37], т. 2, гл. 1-55 [1879 II: 1-62], т. 3, различные разделы о церковном праве [1883 III: 1-376, 502-507].
12. [Norges gamle love indtil 1387, 1895 5: 16-56].
13. "Серый гусь", т. 1, гл. 86 [1852 Ia: 147], т. 2, гл. 275 [1879 II: 303-304]. За ряд преступлений против женщин мужчины получали право убить преступника ("Серый гусь", т. 1, гл. 90 [1852 Ia: 164-166]). Различные вопросы касательно мести в сагах и мести в "Сером гусе" рассматривает Олав Лаурусон [Láruson 1958b:146-178] в разделе "Месть", см. также [Lúðvík Ingvarsson 1970: 62-93; Miller 1983].
14. "Серый гусь", т. 1, гл. 7 [1852 Ia: 23].
15. [Ólafur Láruson 1958:86].
16. [Foote 1977а: 54-55].
17. "Серый гусь", т. 1, гл. 164 [1852 Ib: 61-65].
18. Какова была в точности сумма этого штрафа, сказать сложно, поскольку стандарты и стоимость денежных единиц сильно варьировались в эпоху народовластия. В Средние века исландцы не чеканили собственную монету, однако первопоселенцы вывезли с собой серебро и различные иностранные монеты, а равно и названия денежных единиц – норвежскую марку (дисл. mǫrk), которая весила около полуфунта и делилась на 8 эйриров (= унций, дисл. ед. ч. eyrir, мн. ч. aurar). Эйрир (унция) и марка изначально были мерами веса, но в течение XI века превратились в денежные единицы. Чистое серебро затем заменили сплавы, и основой денежного обмена стал локоть домотканого сукна (дисл. vaðmál). Золота в Исландии почти не было, тем не менее считалось, что марка золота равняется восьми маркам серебра. Штраф в шесть эйриров был эквивалентом 36 локтей домотканого сукна, эквивалент же его в серебре был разным в зависимости от текущего курса обмена. См. также обсуждение исландских мер и весов в главе 3 настоящей книги.
19. "Серый гусь", т. 1, гл. 255 и 89 [1852 Ib: 206,161].
20. Аналогичным образом и позднейшая "Книга Йона" (дисл. Jónsbók), книга норвежских законов, действовавшая в Исландии с 1281 года, сообщает, что женщины не могли принимать публичного участия в правовых действиях [Jónsbók 1970, т. 1, гл. 4].
21. "Серый гусь", т. 1, гл. 20 [1852 Ia: 38-39].
22. Дисл. термин kviðr обозначал самые разные коллегии, формировавшиеся в рамках рассмотрения дела в суде. Каждая такая коллегия выносила вердикт в отношении тех или иных фактов и обстоятельств (свидетельских показаний, улик и прочего), и решения коллегий затем учитывались собственно судейской коллегией.
23. Дисл. karlar tólf vetra gamlir eða eldri, т. e. "мужчины 12 лет и старше"; "Серый гусь", т. 1, гл. 87 [1852 Ia: 153].
24. "Серый гусь", т. 1, гл. 20 и 89 [1852 Ia: 38, 161]. Выражаю благодарность Гуннару Карлссону, который любезно предоставил мне возможность прочесть в рукописи раздел "Полноправие женщин" (исл. sérstada kvenna) своей работы Drög að fræðilegri námsbók í íslenskri miðaldasögu (1996b).
25. В плане юридического статуса мужчин и женщин здесь показательно именно употребление в "Сером гусе" дисл. слов karl и kona, четко обозначающих различие по полу (в отличие от слова maðr). (Прим. перев.)
26. "Серый гусь", т. 1, гл. 95 [1852 Ia: 170-71]. Как мы уже говорили, в главе 38 "Саги о людях с Песчаного берега" утверждается, что изначально женщины в Исландии имели право сами вести дела в суде. Впрочем, это единственный древнеисландский источник, где делается подобное утверждение, и вполне возможно, что рассказчик саги его выдумал.
27. "Серый гусь", т. 1, гл. 155 [1852 Ib: 47]. См. также [Agnes S. Arnórsdóttir 1986: 25].
28. "Серый гусь", т. 1, гл. 78 и 118 [1852 Ia: 129, 226].
29. "Серый гусь", т. 2, гл. 318 [1879 II: 350].
30. В страницах печатного издания 1852 года.
31. "Серый гусь", т. 1, гл. 155 [1852 Ib: 47]. Позднее из соответствующей статьи становится ясно, что защита, полагавшаяся женщине по закону, зависела от ее социального статуса, см. гл. 156 [1852 Ib: 48].
32. В сагах случаи внебрачных связей различной природы, как правило, увязываются с вопросами чести; возмещение требуется за поругание чести родственницы, и иногда это приводит к конфликтам. Например, в главе 37 "Саги о людях из долины Медвежачьего озера" возникает конфликт из-за того, что Ингольв сын Торстейна соблазнил дочь Оттара с Гримова междуречья, а также сочинял о ней любовные стихи. Также и в главе 21/22 "Саги о людях со Светлого озера" описывается серия столкновений, связанных с тем, что бонд по имени Исольв потребовал от своего годи Эйольва сына Гудмунда возбудить дело против Бранда сына Гуннстейна, который соблазнил дочь Исольва и сделал ей ребенка.
33. Писцы, вероятно, имели церковное образование. Впрочем, за редчайшими исключениями о писцах не известно ровным счетом ничего.
34. См. [Ólafía Einarsdóttir 1985: 82; 1984]. Противоположное мнение высказывает Гуннар Карлссон в работе [Karlsson 1986: 45-47].
35. См. [Nanna Damsholt 1984; Helgi Thorláksson 1991: 298-318; 1981; Anna Sigurdardóttir 1985].
36. См. [Browne 1862]. Браун также отмечал, что "среди обитателей острова на живых существ похожи, кроме вшей, только женщины".
37. В позднейших рукописях встречается также родственный термин дисл. brullaup, стяжение из brúð-hlaup, т. е. "прыжок невесты". В обычном праве Англии в ходе ритуала заключения брака невеста перепрыгивала через метлу, а при разводе нужно было перепрыгнуть в обратную сторону.
38. "Серый гусь", т. 1, гл. 150 [1852 Ib: 42-43].
39. О вывозе имущества как причине для развода см. "Серый гусь", т. 1, гл. 151 [1852 Ib: 44], т. 2, гл. 134 [1879 II: 172]; о физическом насилии т. 1, гл. 149 [1852 Ib: 40], т. 2, гл. 134 [1879 II: 168]; о несовместимости т. 1, гл. 150 [1852 Ib: 39, 41-43], т. 2, гл. 134 и 135 [1879 II: 168,170]; о ношении женской одежды т. 1, гл. 254 [1852 Ib: 203-204].
40. "Серый гусь", т. 1, гл. 150 [1852 Ib: 43]. В "Книге Йона" приводится подробный список ситуаций, в которых женщина лишалась права истребовать цену невесты и приданое [Jónsbók 1970, раздел 5, гл. 5].
41. Подробнее об этих переговорах и сделках см. у Яны Шульман в работе [Schulman 1997]. Я выражаю профессору Шульман сердечную благодарность за ряд ценных консультаций по вопросам правового статуса древнеисландских женщин.
42. Перевод В. П. Беркова.
43. В другом эпизоде "Саги о Ньяле" (гл. 13) Хёскульд, отец Халльгерд, предоставляет дочери такое же право, когда выдает ее замуж второй раз (наученный опытом – в первый раз он выдал ее, не спрашивая согласия, и дело кончилось для него значительными финансовыми потерями). (Прим. перев.)
44. См. прим. 46. (Прим. перев.)
45. См. [Duby 1978:17-18; Johnsen 1948]. Означенные изменения были формализованы с принятием в 1275 году "Новых законов о христианстве", они же "Законы о христианстве Арни сына Торлака" (дисл. Kristinréttr nýi, Kristinréttr Árna Þorlákssonar).
46. См. [Gunnar Karlsson 1986: 53]. "Книга Йона", впрочем, недвусмысленно заявляет, что бедняки могли заключать законные браки в целом ряде случаев, но имелись и ограничения [Jónsbók, раздел 5, гл. 4].
47. [Gunnar Karlsson 1986:53].
48. Замена седьмого колена на пятое (а в Норвегии, до 1215 года, на шестое), судя по всему, была оформлена как специальное разрешение римского престола для этих стран. Особое положение Исландии было связано, видимо, с тем, что при столь небольшой популяции запрет на браки между родственниками в шестом и седьмом колене привел бы к тому, что браки перестали бы заключаться вовсе.
49. Кроме того, никто из всех охваченных правилом людей не мог состоять в духовном родстве (приходиться другому крестным отцом или матерью и т. д.), см. "Серый гусь", т. 1, гл. [1852 Ib: 31].
|
|
