|
И тогда было заодно принято такое решение для Исландии по совету кардинала [Вильхьяльма1] – а он сказал, мол, никуда не годится, если эта страна не служит какому-нибудь конунгу, как все другие страны на свете, – что послали туда Торда Кудахтало и епископа Хейнрека, и должны они были добиться, чтобы все исландцы согласились быть под властью Хакона конунга и платить ему налоги, какие им покажется достойным.
"Сага о Хаконе Старом сыне Хакона"2
В XII и XIII веках в исландском обществе изменился баланс сил, и властное равновесие оказалось нарушено. По ходу эволюции к более стратифицированному обществу число годи уменьшилось, а власть тех, что остались, резко возросла. К началу XIII века контроль над большинством годордов сосредоточился в руках всего шести больших родов. Такая концентрация власти вызвала дестабилизацию системы управления страной, и особенно остро ее эффекты ощущались в течение четырех десятилетий с двадцатых по середину шестидесятых годов XIII века. В современных трудах это время называют эпохой Стурлунгов3, поскольку успехи и неудачи именно этого рода были в те годы на виду более других4.
С точки зрения современного исследователя ясно, что представители этих шести семей, периодически называемые историками "большими годи" (дисл. stórgoðar или stórhǫfðingjar5), были заняты формированием нового социального класса, несмотря на то что сами они себя именовали старым, скромным в сравнении с их амбициями термином "годи". XIII век в Исландии был переходным – старая двухуровневая система6 "годи – бонды" нарастила дополнительный верхний уровень. Это оказалось возможным в значительной степени благодаря интенсивному росту богатства отдельных годи, а рост этот был связан с контролем над церковной собственностью. Однако реальные масштабы изменений в устройстве исландского общества, произошедших в силу появления новой сверхэлиты, не так-то просто оценить. Трудность заключается в том, что возникновение новых исландских "сеньоров" не стало, как можно было бы ожидать, революцией и общественный порядок менялся медленно и постепенно. Большим годи не пришлось изгонять силой некую прежнюю управленческую элиту; они, по словам Гуннара Карлссона, автора фундаментального труда по эпохе Стурлунгов, просто поднялись по социальной лестнице на одну ступеньку вверх – ступеньку, на которой до них не стоял никто7.
Если прежние годи занимались делами своих округ и представляли интересы местных жителей, то большие годи конца XII и XIII века стремились установить контроль над крупными регионами. Особенно остро этот вопрос стоял в самые "черные" годы эпохи Стурлунгов (ок. 1230-1262), когда наиболее амбициозные из больших годи пытались распространить свое влияние на целые четверти. Одновременно происходили и другие социальные трансформации – вместе с появлением сверхэлиты больших годи самые успешные из обычных бондов тоже сделали шаг вверх по социальной лестнице и стали "большими бондами" (дисл. stórbœndar8).
Для больших бондов появление больших годи было как нельзя кстати – они сразу же заняли нишу посредников между обычными бондами и большими годи, стали смазкой в новой трехуровневой системе9. Если обычный бонд делался "большим", это означало его социальный успех, к этому стремились амбициозные личности. Одновременно в эту же нишу опускались потомки старинных родов годи – тех, кому не удалось шагнуть наверх. Фактически большие бонды исполняли те же самые функции, что годи X-XI веков. Они формировали группы интересов из местных землевладельцев и возглавляли их, они обеспечивали своим клиентам безопасность и представляли их в судах и на переговорах. Большие бонды, однако, были именно бондами, только особенно состоятельными и целеустремленными. Таковы, например, Торгильс сын Одди из Дворового пригорка (ум. 1151), чьего сына, Эйнара, мы уже встречали в главе 15 настоящей книги, и Торд сын Гильса с хутора Дворовая гора; оба жили в XII веке и были процветающими землевладельцами – обоим удалось стать годи, то есть перекупить годорд у старых хозяев. Основной период деятельности Торда приходится на первую половину XII века, а его сын, годи Лощинный Стурла (ум. 1181), стал весьма влиятельным человеком к середине того же века. У него было трое сыновей, и в честь них-то и названа эпоха Стурлунгов. Это были уже не просто годи, а именно большие годи – Торд (отец Стурлы, автора "Саги об исландцах" и "Саги о Хаконе Старом сыне Хакона"), Сигхват и Снорри (автор "Младшей Эдды" и "Круга земного"). Основной период их деятельности пришелся уже на XIII век.
Большие годи занимались вопросами управления крупными территориями – "владениями" (дисл. ríki – ед. ч. и мн. ч.; это же слово для Норвегии и других стран означает "королевство"), они же доминировали на альтинге и во всем, что касалось дел между четвертями. Тем самым на локальном уровне образовался вакуум власти, и его немедленно заполнили большие бонды, изменив гибкие старинные структуры управления в свою пользу. В отличие от прежних годи, большие бонды находились в более тесном контакте именно с соседями, которым и предлагали свои услуги, – в результате возникала связь большого бонда-представителя и определенной территории, чего не наблюдалось ранее. Кроме этого, большой бонд не принимал прямого участия в национальной политике на альтинге, как старые годи, – как мы уже сказали, к эпохе появления больших бондов эту функцию монополизировали большие годи. Иначе говоря, если прежние годи были посредниками между бондами и правовой системой, то большие бонды XIII века были посредниками между бондами и большими годи.
Большие бонды и саги об исландцах
Заняв место старых годи, большие бонды XII и XIII веков сохранили в целости львиную долю исландской политической и социальной культуры прежних времен. Борьба за власть и ресурсы между ними и набирающими силу большими годи порой проходила прямо на глазах у местной публики, как это видно из "Саги о Гудмунде Достойном", где подробно описываются схватки за контроль над округой Островного фьорда на рубеже XII и XIII веков. Публичность самой схватки столь увлекательна, что мы рискуем не заметить важный аспект того, что современные литературоведы и историки называют "конкуренция нарративов". Большие бонды, несомненно, были заказчиками записи большого числа саг об исландцах – не всех, разумеется, и это надо подчеркнуть, но многих. Большие бонды были не просто влиятельными местными лидерами и богатыми людьми – они были политическими наследниками и зачастую прямыми потомками тех самых годи и бондов, о которых мы читаем на страницах саг об исландцах. В XIII веке, как и в прошедшие века, большие и простые бонды занимались тем же, чем раньше занимались годи и бонды – посредничали между сторонами в спорах, сталкивавших дальних и ближних соседей, вели тяжбы и замиряли врагов. Большие же годи, напротив, занимались совершенно иными вещами, и дела этих новых "сеньоров" описаны в других текстах, которые были позднее собраны в "Сагу о Стурлунгах". Эти последние отслеживают исключительно триумфы и трагедии крупнейших родов и влиятельнейших исландцев XIII века. В этих поздних сагах центральный персонаж – новая сверхэлита, и сведения о больших бондах и людях попроще появляются там лишь тогда, когда их действия влияют на судьбы "небожителей" (как в случае годи Эйнара сына Торгильса, который мы рассматривали выше в главе 15).
Создание письменной литературы в Исландии эпохи народовластия было предприятием недешевым – уже одни затраты на изготовление хорошего пергамента делали книгу саг предметом роскоши, какую немногие могли себе позволить. В современной дискуссии о сагах, как правило, забывается, что заказчики средневековых книг преследовали не только эстетические, но и политические цели. Для больших бондов саги об исландцах были средством подтвердить и подчеркнуть свою роль и роль своего рода в истории округи – и тем самым саги служили доказательством прав тех или иных лиц на привилегированное положение по сравнению с соседями. Клиентурой больших бондов были бонды обыкновенные, и саги об исландцах отражают политические интересы этой широкой группы землевладельцев, иные из которых, несомненно, и сами были рассказчиками устных саг и приложили руку к созданию их письменных ипостасей.
Две вышеозначенные элитные социальные группы, большие бонды и большие годи, имели общие корни и единую культурную базу; их история и история их родов тянется от заселения Исландии. К XIII веку различия между этими двумя классами проявились в том, что каждый решил приватизировать некую отдельную сферу власти и отхватить от государственного пирога столько, сколько получится. Думается, обе группы с интересом и удовольствием читали тексты, созданные для прославления как себя, так и противника.
Конкурентные преимущества больших бондов
В течение первой половины XIII века конкуренция между большими годи и большими бондами незаметно для них самих обострилась. Дело принимало любопытный оборот – если во всех других странах Европы свободные землевладельцы шаг за шагом уступали сеньорам все больше прав и рычагов влияния, то в Исландии большие бонды неожиданно получили ряд преимуществ. Прежде всего они были привязаны к конкретной округе – их власть была территориальной, они редко покидали свои земли и поэтому были постоянно доступны своим клиентам. Это сыграло свою роль в самый разгар эпохи Стурлунгов, когда большие бонды все активнее перехватывали функции прежних годи (включая разрешение споров), благо обстоятельства играли им на руку. В эти десятилетия, как пишет Гуннар Карлссон, любой регион Исландии "мог много лет подряд не видеть своего большого годи – тот мог гостить у конунга в Норвегии, а мог и просто погибнуть от руки врага, не оставив после себя никого, кто имел бы силу и смелость взять его власть"10. Этот-то вакуум и заполняли большие бонды. Кроме того, они могли опираться на необыкновенную консервативность социального устройства исландского общества и прочность связей с прошлым, когда все строилось на взаимности между бондами и годи. Благодаря деятельности больших бондов исландское общество продолжало работать на топливе консенсуса и взаимности до самого конца эпохи народовластия и много веков после него. Оставалась неизменной с эпохи заселения и картина распределения популяции по стране, что только усиливало престиж традиционной жизни и упрочивало позиции тех лидеров, кто поддерживал традиции. В Исландии все еще не возникло ни городов, ни даже деревень, были только одинокие хутора, разбросанные по просторам острова. Не менее важно и то, что оставалась неизменной природа экономики – децентрализованное производство и собирательство, в основе своей натуральное хозяйство. Большинство хуторов все еще принадлежало независимым землевладельцам, и как социальная группа бонды и их местные лидеры продолжали удерживать в своих руках контроль над основными силами производства и доступными ресурсами.
В свободном доступе оставались и немногие возможные в Исландии источники предпринимательского дохода, и пользовались ими по большей части бонды – по крайней мере в XII и XIII веках, а вероятно, и ранее. В сагах, например в "Саге о союзниках" и "Саге о Курином Торире", мы встречаем бондов, зарабатывающих на жизнь межрегиональной внутриисландской торговлей. Наличие такого внутреннего рынка поддерживало соответствующую инфраструктуру производства, хранения и распространения товаров – прежде всего продуктов питания, – которая находилась целиком вне контроля больших годи.
Поскольку в обсуждаемый период именно большие бонды отвечали за управление консенсусом и сбор ресурсов с простых землевладельцев, схватки за власть между большими годи в основном сводились к борьбе за лояльность больших бондов. В этой борьбе большие годи не стеснялись прибегать к насилию и вынуждены были создать – впервые в исландской истории – рудиментарные военизированные структуры. В последние десятилетия эпохи народовластия большие годи, такие как Торд Кудахтало и Гицур сын Торвальда (позднее – исландский ярл), имели при себе небольшие боевые подразделения, так называемые "гостевые отряды" (дисл. gestasveitir), задачей которых было осуществлять своего рода полицейские функции и принуждать бондов к повиновению. Стоимость содержания таких отрядов была, однако, чрезмерной даже для самых богатых из больших годи, к тому же им порой грозила смерть от рук собственных воинов11.
Расходы, которые вынуждена была нести новоиспеченная сверхэлита, представляли собой серьезную проблему, так как доходов, способных их покрыть, в действительности не имелось. Бонды регулярно обрекали на неудачу попытки больших годи ввести новые налоги – особенно подробно об этом рассказывают поздние саги из корпуса "Саги о Стурлунгах", описывающие события 40-50-х годов XIII века. Доходило до публичных отказов снабжать лидеров ресурсами, примеры чего мы находим в "Саге о Торгильсе Заячья губа". И сам Торгильс, и Торд Кудахтало, большие годи, номинально контролировавшие крупные регионы Исландии, неоднократно сталкивались с сопротивлением бондов, и их усилия по сбору ими же придуманных новых налогов увенчались лишь незначительным успехом12. Например, Торду даже на пике власти не было гарантировано право собирать налоги с землевладельцев на номинально подвластной ему территории. Когда же Торд договорился со своим врагом Кольбейном Юным отправиться вместе в Норвегию, дабы предоставить конунгу Хакону право рассудить их, одним из условий уговора было то, что за переезд и проживание Торда за морем платит Кольбейн, так как тинговые первого наотрез отказались выплачивать ему налог, который тот специально ввел, чтобы оплатить поездку13.
Неспособность больших годи эффективно контролировать доступные ресурсы показывает, в чем заключалась их главная проблема как класса и что в итоге сломало этой новой элите хребет. Они, конечно, сумели в известной мере подмять под себя верхние уровни общественной и политической системы, но подлинного контроля над экономикой они заведомо установить не могли – слишком велика была в ней доля децентрализованного производства. Контроль над импортом предметов роскоши и статусных товаров, какие привозили летом в Исландию в гавани вроде Гусиной, обеспечил – на короткое время – ряду больших годи вроде Гудмунда Достойного в северной четверти и людей с Междуречного мыска на юге неплохой доход, но настоящей власти они могли бы достичь, лишь захватив контроль над массовым импортом, а это было невозможно. Большие годи, конечно, мечтали о том, что будут диктовать цены, облагать импорт налогами и обеспечивать себе наилучшие условия, но реальных рычагов воздействия, способных заставить заморских купцов подчиняться их требованиям, у годи попросту не было (мы обсуждали это выше в главе 14). Норвежские же купцы получали куда большую выгоду от свободной торговли с бондами и большими бондами, которые были куда многочисленнее годи, – ведь купцы сами устанавливали цены. Они всегда находились в сильной позиции – именно купец решал, где ему пристать к берегу, и тем самым мог попросту избежать контакта с чересчур наглым большим годи; это обстоятельство подогревало конкуренцию внутри исландской элиты, и ее представители вынуждены были наперебой предлагать норвежцам все более выгодные условия торговли, включая и постой. В XIII веке постепенно стало ясно, что ресурсов, доступ к которым большие годи могут монополизировать, немного, а установленный контроль слишком хрупок, чтобы доходы от него могли покрыть затраты, которые эта новая элита в связи со своими политическими амбициями вынуждена была нести.
Попытку больших годи подмять под себя крупные регионы Исландии можно считать своего рода социальным экспериментом. Большие годи хотели стать этакими исландскими князьями и управлять как князья, а для этого создать аппарат исполнительной власти – явление, которое на протяжении веков оставалось лишь миражом в Исландии, где "правит не царь, но один лишь закон". Иные из больших годи в самом деле пытались устроить в своих регионах нечто вроде феодальной системы по модели современной им континентальной Европы14, но их "владения" (дисл. ríki) так и не стали едиными, территориально целостными государствами в государстве. К середине XIII века большинство этих "владений" распались, да и прежде представляли собой лишь виртуальные структуры, в рамках которых большой годи был разве что "первым среди равных" и, несмотря на свои претензии, имел власти не больше, чем представлял ему его статус годи сразу нескольких годордов. Новой властной инфраструктуры большим годи построить не удалось, и в 1260 году "владения" были столь же хрупки и бесформенны, как в 1200-м.
К середине 50-х годов XIII века большие бонды и представляемые ими свободные землевладельцы изрядно подустали от больших годи и их манеры вести дела. В конечном итоге простые бонды, как более широкий социальный класс, доказали свою стойкость и сохранили свои права и привилегии. Это и неудивительно, ведь за несколько сотен лет исландской истории бондам не раз приходилось бороться за независимость против алчных и амбициозных годи, которые хотели поживиться за их счет.
"Сага об исландцах" как часть "Саги о Стурлунгах"
Пик эпохи Стурлунгов, когда борьба между большими годи была жаркой, как никогда, длился чуть более поколения, и, несмотря на порой чудовищную жестокость лидеров по отношению друг к другу, масштаб пертурбаций, которые претерпела жизнь исландцев, вероятно, сильно преувеличен в современных этому периоду источниках, основной из которых – "Сага о Стурлунгах". Нельзя сказать, будто бы эти саги повествуют о мирной жизни всем довольного народа. Авторы в красках живописуют насилие и алчность до власти могущественных исландцев XIII века. Наиболее яркие полотна мы находим в центральном и самом длинном тексте "Саги о Стурлунгах" – "Саге об исландцах". В ней описываются события с 1183 по 1264 год, и ее автор, Стурла сын Торда, был их непосредственным участником и членом рода Стурлунгов. Он на собственной шкуре пережил взлеты и падения своей семьи и как участник событий сам подвергался опасностям и становился жертвой предательств, о которых рассказывает.
Скорее всего, Стурла сын Торда писал "Сагу об исландцах" в самом конце жизни, с 1271 по 1284 год, когда исландцы уже отказались от независимости и стали подданными норвежского конунга. Труд Стурлы – не общая история эпохи Стурлунгов как периода в жизни Исландии, а ретроспективный взгляд на схватки за власть между самыми могущественными людьми на острове. Хотя Стурла и упоминает многочисленных бондов и их лидеров – больших бондов, – на самом деле они его ни в малой степени не интересуют. Стурлу по-настоящему занимает одно – поступки и судьбы больших годи как группы, в которую он и сам входил. Особенное же внимание Стурла уделяет собственному роду, столь же многочисленному, сколь и заносчивому. Фокус на больших годи характерен также и для других текстов "Саги о Стурлунгах". Впрочем, нельзя не отметить, что ни Стурла, ни безымянные рассказчики других саг корпуса не пытаются никоим образом подсластить пилюлю и скрасить чудовищные реалии политической борьбы без правил, развернувшейся в те времена. Взятые вместе, рассказы этих людей, являясь историей избирательной и по преимуществу политической, охватывают период протяженностью более века.
Большие годи – правители, да не совсем
Большие годи занимают центральное место в работах по истории позднего периода эпохи народовластия. Причиной тому не только их политическая важность, но и обилие источников, в которых описывается почти исключительно, но зато весьма детально их грызня между собой. Не ставя под сомнение важную роль, которую большие годи играли с двадцатых по пятидесятые годы XIII века, зададим ключевой вопрос: привела их деятельность к перевороту в исландском обществе или же они не сумели потревожить непрерывность, которой отличались культура и устройство Исландии с эпохи заселения? Ответ – нет, не привела, нет, не сумели. Несмотря на ряд изменений, появление больших годи было процессом эволюционным. Устройство, нормы и ценности, прежде всего права свободных землевладельцев, оставались теми же, что в конце IX века, и большие годи были лишь тончайшим верхним слоем элиты исландского общества, а не отдельным классом.
Политические карьеры больших годи, особенно в последние десятилетия эпохи народовластия, когда распри между ними стали особенно напряженными, были короткими, а власть – шаткой. У лидеров новой сверхэлиты не было ни времени, ни достаточного авторитета, чтобы уничтожить старые, традиционные структуры управления и заменить их иными, чью эффективность обеспечивали бы специальные управленцы – разнообразные приставы, шерифы и иные им подобные чиновники. Вместо этого они оставались в зависимости от настроений больших бондов, которые и осуществляли реальную власть в округе от их имени, а следовательно, были ненадежной опорой. Те большие годи, которым удавалось захватить нечто похожее на настоящую власть в регионах, добивались успеха благодаря тому, что выкупали или иным образом приобретали несколько старинных годордов сразу. Такой способ восхождения на вершину был удобным, однако и в этом случае властные полномочия годи в их исполнительной части осуществлялись неэффективными методами.
Еще одной проблемой больших годи были их собственные семьи. Традиция иметь побочных жен делала родственную группу весьма разнообразной и не способствовала единству родичей в рамках одного поколения. Показателен пример Снорри сына Стурлы (ум. 1241). У него было два законнорожденных ребенка, Йон Рыбешка (дисл. Jón Murti, ум. 1231) и дочь Халльбера, а самый знаменитый его сын, Орекья (дисл. Órækja, ум. 1245), был незаконнорожденный15. Аналогичным образом брат Снорри, Торд сын Стурлы (ум. 1237), развелся со своей первой женой, женился снова и произвел на свет сына и дочь, но между браками имел несколько побочных жен, и с одной из них, Торой, прижил трех дочерей и трех сыновей. Среди этих-то последних и был Стурла, большой годи и автор "Саги об исландцах", "Саги о Хаконе Старом сыне Хакона" и других важных текстов своей эпохи.
Внутри семейств больших годи не имелось ни традиционной иерархии, ни заранее оговоренных принципов "престолонаследия", ни даже политического единства. Даже если такому роду или какой-либо группе внутри рода удавалось захватить контроль над несколькими годордами, то эти годорды, как правило, раздавались нескольким родичам, включая неполных и как законно-, так и незаконнорожденных. Получившие годорды родичи порой не выражали особого желания действовать друг с другом заодно, а то и вовсе делались врагами, как нередко случалось у Стурлунгов. В результате в политической элите Исландии XIII века царил хаос – что было как нельзя более на руку норвежской короне, которая давно ждала удобного случая реализовать свою экспансионистскую политику.
Исландский ярл
Не найдя достаточно ресурсов, чтобы одолеть старый общественный порядок, амбициозные большие годи обратились за помощью к норвежскому конунгу, Хакону Старому сыну Хакона сына Сверрира. Хакон, однако, был тот еще союзничек. Его куда больше интересовала возможность реализовать не чужие, а собственные амбиции, и на протяжении своего необычно долгого царствования, с 1217 по 1263 год, он предпочитал стоять над схваткой, ожидая, пока большие годи в ожесточенной борьбе друг с другом не ослабнут настолько, что он сможет без особенных затрат вмешаться и сорвать самый большой куш. Эта политика оказалась успешной16. Лишь в самом конце эпохи народовластия, в 1258 году, Хакон сказал свое веское слово в междоусобной борьбе больших годи и назначил одного из них, Гицура сына Торвальда, ярлом. Сам факт того, что исландец получил дворянский титул, не являлся для исландцев шоком – норвежские правители давно соблазняли этой перспективой исландских лидеров, особенно больших годи. Стурла сын Торда сообщает в "Саге об исландцах", что на тайной встрече с норвежским герцогом (дисл. hertogi) Скули сыном Барда17 в 1239 году титул ярла получил Снорри сын Стурлы. Снорри не успел обратить этот титул во что-либо материальное – на следующий год Скули попытался отобрать власть в Норвегии у Хакона и был убит, а через год после этого по приказу Хакона был убит и сам Снорри. Прежде, в 1218-1220 гг., Снорри владел другим дворянским титулом – конунг Хакон пожаловал его в лендрманны (дисл. lendr maðr); этот титул буквально означал "землевладелец" и служил эквивалентом континентального титула барона. Кроме Снорри, и другие исландские лидеры в эпоху Стурлунгов делались придворными конунга, рассчитывая таким образом завоевать его доверие и получить поддержку в борьбе с конкурентами (заплатив за это независимостью родной страны). Среди них были и Торд Кудахтало, и Торгильс Заячья губа, и Финнбьёрн сын Хельги, и Гицур сын Торвальда. Конунг же Хакон проявил себя таким искусником в проведении политики "разделяй и властвуй" и так умело водил исландских лидеров за нос, что одно время Гицур и его враг Хравн сын Одди боролись в Исландии друг с другом, утверждая публично, будто действуют от имени конунга и в его интересах.
Карьера Гицура сына Торвальда как нельзя ярче иллюстрирует разлагающую и дестабилизирующую роль Хакона Старого в истории Исландии эпохи народовластия. Гицур, вероятно, еще в 1230 году стал дружинником Хакона, тем самым дав клятву исполнять его приказы. Когда Стурла сын Сигхвата собрался было в конце 30-х годов XIII века захватить власть над всей страной, помешал ему не кто иной, как Гицур. Более того, он и физически уничтожил большую часть рода Стурлунгов, убив и Сигхвата сына Стурлы вместе с его сыном Стурлой (в 1238 году), и Снорри сына Стурлы (в 1241 году). Став ярлом, Гицур на недолгое время перед самой потерей Исландией независимости подмял под себя почти весь остров. Согласно сведениям "Саги об исландцах", Хакон отдал ему, самому успешному из всех больших годи, две четверти – южную и северную – целиком, и вдобавок еще округу Городищенского фьорда в западной четверти. Резиденцией Гицура был хутор Оползень (дисл. Hruni) в южной четверти, и оттуда он пытался установить в стране новую систему власти, фактически феодальную, где он был бы единственным сеньором, а все остальные – его вассалами. Впрочем, современный историк скажет, что его шансы на успех в этом предприятии, в отличие от предыдущих его начинаний, были минимальны. Несмотря на дарованные Гицуру титулы, конунг в действительности и не думал разрешать исландскому ярлу своевольничать в его, конунговых, владениях. Хакон Старый совершенно не собирался делиться своей новоприобретенной властью над Исландией с каким-то местным царьком.
1262-1264: Договор с норвежским конунгом и конец эпохи народовластия
Назначение Гицура ярлом оказалось лишь недолговременным политическим экспериментом. Никакого фундаментального переворота в общественной и политической жизни Исландии не произошло, и власть Гицура так и не охватила всю страну целиком. Насколько можно судить, конунг Хакон не особенно доверял своему ярлу – уже в самом начале 60-х годов XIII века он послал в Исландию дополнительных эмиссаров. В союзе с архиепископом Нидаросским Хакон сумел легко обойти Гицура, и конунговы посланники, прибыв на остров, получили возможность говорить с бондами напрямую, без посредников. На ряде местных тингов с 1262 по 1264 год посланники Хакона сделали землевладельцам заманчивое предложение – альтернативу резне между большими годи, и большие бонды и немногие оставшиеся в живых большие годи его приняли. Хакон не стал терять время и одним ударом уничтожил больших годи как класс, попросту отменив все годорды. Влияние же исландского ярла сошло на нет в силу того, что свободные исландцы приносили клятвы верности непосредственно конунгу, и после смерти Гицура в 1268 году норвежская корона больше не назначала в Исландии ярлов18.
Обратившись за помощью к далекому заморскому конунгу, свободные землевладельцы и их лидеры, большие бонды, сумели сохранить львиную долю своих старинных прав, включая и те, которыми ранее обладали годи и которым угрожали амбиции больших годи. В течение первых десятилетий пребывания под властью Норвегии Исландия чувствовала себя неплохо, прежде всего потому, что признание этой власти не привело ни к каким социальным изменениям. Де-юре Исландия утратила независимость, но де-факто она являлась автономным регионом со своими особыми, уникальными законами. Формальное соглашение, на котором южная и северная четверти приносили клятву конунгу в 1262-1264 годах, называется "Старинный уговор" (дисл. Gamli sáttmáli). Остальные исландцы принесли конунгу клятвы на нем же или на аналогичных документах вскоре после этого19. "Старинный уговор" гарантировал, что конунг уважает независимость и права исландцев: "А в обмен на это [выплату конунгу налогов. – Дж. Б.] конунг позволит нам жить в мире и согласно нашим исландским законам"20. Последняя фраза, как считается, означала не то, что норвежцы не имеют права менять законы, действовавшие на тот момент в Исландии, а то, что исландцы получают право решать, принимать им ту или иную норвежскую поправку к законам или же нет. Так или иначе, в основе своей традиционное исландское законодательство осталось в силе, и право заниматься законотворческой деятельностью у исландцев сохранилось, хотя норвежский конунг также был волен изменять старые законы и предлагать новые.
После того как строитель норвежской империи, решительный и твердый Хакон Старый сын Хакона, отправился в 1263 году в мир иной, конунгом стал его сын Магнус (ум. 1280), получивший затем прозвище Исправитель законов (дисл. lagabœtir). Магнус показал себя мудрым и миролюбивым правителем, который старался по возможности не задевать национальную гордость исландцев. Он поддерживал исландскую автономию и согласился отозвать норвежскую книгу законов "Железный бок" (дисл. Járnsíða), введенную в действие в 1271 году и очень непопулярную в Исландии. В 1280 году исландцам была предложена другая норвежская книга, "Книга Йона"21, которая сохраняла большое число традиционных положений "Серого гуся". Изначально исландцы и ее встретили в штыки, но после долгих дебатов и под давлением конунга лёгретта на альтинге 1281 года утвердила ее как основную книгу законов для Исландии.
В первые десятилетия после введения "Книги Йона" норвежский конунг старался не злоупотреблять своими полномочиями в Исландии, и на острове снова наступил период мира и относительного расцвета. В эти годы многие саги об исландцах впервые перешли на пергамент и засвидетельствовали для нас широкое распространение в Исландии понимания традиционных юридических процедур, государственного устройства и организации общества. Тем не менее, несмотря на мягкость (по меньшей мере попервоначалу) чужеземной власти, и социальные, и политические, и правовые традиции, укорененные в исландском обществе с эпохи заселения, постепенно уходили в прошлое. К началу XIV века в Исландии выросло уже два поколения людей, не знавших независимости от Норвегии.
В XIV веке начались изменения, повлиявшие и на базовое устройство экономики, и на окружающую среду. В двадцатые годы в Исландии появились новый источник дохода и новые рабочие места, связанные с крупномасштабным экспортом сушеной трески. В прибрежных регионах, расположенных ближе всего к рыбным местам в море, многие люди жили в необычном для Исландии достатке. Другие же регионы, напротив, переживали упадок – эрозия никуда не делась, а климат, который постепенно становился все холоднее, в XIV веке уже испортился всерьез. К 1350 году в Исландии начался малый ледниковый период, которому предстояло продлиться несколько веков. Это были недобрые времена. Лед теперь даже летом покрывал не самые высокие вершины, отчего температура на острове понизилась еще больше; близ северных и восточных берегов стали регулярно появляться крупные льдины, а порой лед окружал Исландию и с юга. Похолодание заставило исландцев полностью отказаться от выращивания злаков (впрочем, эта индустрия и в предыдущие века была скромной); сезон же роста травы, которую сушили на сено, чтобы зимой кормить скот, резко сократился. На фоне всего этого росла власть церкви, захватывавшей все больше и больше земли.
Поголовье коров и овец также снизилось, и многие землевладельцы отказались от скотоводства, перейдя к более рискованным, но менее затратным видам хозяйствования вроде рыбной ловли и охоты на тюленей (которых, однако, стало больше, так как их теперь все чаще приносило из Арктики на льдинах). В XIV и XV веках ситуация все ухудшалась, некогда независимые землевладельцы бросали свои хутора, отдавая наследные земли неуклонно набирающим силу местным лидерам и церкви. А в 1402 году, спустя пятьдесят лет после своих первых шагов в Европе, в Исландию пришла чума. Последствия эпидемии были катастрофические – погибло никак не менее трети населения. Но все это – дела совсем других времен. Славные дни народовластия, запечатленные на пергаментных страницах саг и законов, навсегда ушли в прошлое, и для исландцев XV века эпоха викингов была уже не более чем древней историей.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Вильгельм Моденский (также Сабинский, Савойский и т. д.), ок. 1184-1251, церковный дипломат, епископ и кардинал. Находился в 1247 г. с миссией в Норвегии и короновал норвежского конунга Хакона Старого сына Хакона.
2. Гл. 257 по изданию Марины Мундт, 228 – по изданию Гудни Йонссона. Сага написана в XIII веке Стурлой сыном Торда (племянником Снорри сына Стурлы, автора "Младшей Эдды") и рассказывает о правлении норвежского конунга Хакона Старого сына Хакона (сына Сверрира; 1204-1263, правил с 1217 до смерти, и назван Старым, с тем чтобы отличаться от сына, его полного тёзки, которого, соответственно, называют Хаконом Молодым сыном Хакона). События, описанные в данном отрывке, относятся к 1247 году (коронация Хакона Старого), и эта миссия Торда Кудахтало и Хейнрека успеха не имела (Исландия оставалась независимой еще 15 лет).
3. Йон Йоханнессон в предисловии к изданию "Саги о Стурлунгах" отмечает, что термин "эпоха Стурлунгов" (исл. Sturlungaöld) все же порожден самой средневековой исландской традицией, хотя и после окончания этой эпохи: первое письменное употребление засвидетельствовано полтора века спустя в одном исландском стихотворении времен "черной смерти", 1402-1404 гг. (Прим. перев.)
4. См. [Byock 1986а; Gunnar Karlsson 1972,1994; Jón Víðar Sigurðsson 1989; Einar Ól. Sveinsson 1953; Helgi Thorláksson 1979b, 1982, 1994b].
5. Слово stórgoði, согласно данным "Словаря древнеисландской прозы", в источниках действительно не встречается, но слово stórhǫfðingi встречается многократно. (Прим. перев.)
6. См. [Byock 1986а]. Как мы уже отмечали выше, в действительности экономическая иерархия была несколько сложнее – во-первых, существовали более низкие уровни, которые занимали рабы (в самый ранний период), свободные работники, не владеющие землей, и хуторяне-арендаторы, во-вторых, и среди свободных землевладельцев были люди более и менее богатые.
7. [Gunnar Karlsson 1972: 42-43].
8. Это слово, согласно "Словарю древнеисландской прозы", также многократно встречается в древнеисландских источниках. (Прим. перев.)
9. Этот новый класс территориальных лидеров рассматривается в работах [Gunnar Karlsson 1972; 1994; Jón Vídar Sigurdsson 1989; Helgi Thorláksson 1979b; 1994b; Byock 1986a; Einar Ól. Sveinsson 1953].
10. [Gunnar Karlsson 1977: 368].
11. [Orning 1997: особенно 479-482].
12. Одна такая неудачная экспедиция Торгильса Заячья губа за овечьим налогом описана в гл. 14 саги о нем. Вопрос о том, богат или беден был Торгильс, а также другие большие годи, обсуждается в работах Хельги Торлакссона и Гуннара Карлссона. Хельги [Helgi Thorláksson: 229] сомневается, что Торгильс когда-либо нуждался, Гуннар же [Gunnar Karlsson 1972: 43-44; 1980b: 14-19], напротив, пытается показать, что Торгильсу порой годами приходилось страдать от нехватки средств.
13. "Сага о Торде Кудахтало", гл. 35.
14. [Breisch 1994].
15. "Сага об исландцах", гл. 15.
16. [Ármann Jakobsson 1995].
16. Скули, будучи де-факто соправителем конунга Хакона, именовался лишь ярлом. Между Скули и Хаконом постоянно возникали трения, так как Хакон опасался, что Скули предаст его и развяжет гражданскую войну (в итоге именно это и произошло), и при очередной попытке замирения он наделил Скули новым титулом герцога, дисл. hertogi, какой до Скули никто не носил в Норвегии (гл. 190 "Саги о Хаконе Старом сыне Хакона" в издании Марины Мундт). (Прим. перев.)
18. В источниках "исландскими ярлами" называются еще два человека, но сомнительно, чтобы они в самом деле были в Исландии ярлами. Первый – это известный норвежский барон Аудун Овёс сын Хуглейка, один из главных советников норвежского конунга Эйрика сына Магнуса (внук Хакона Старого, правил в 1280-1299 гг.) Второй – исландец по имени Кольбейн сын Бьярни, по прозвищу Рыцарь (дисл. riddari); вероятно, "ярл" у него не титул, а такое же прозвище, как и "рыцарь". Оба погибли в начале XIV века.
19. См. различные варианты этого документа в [Diplomatarium Islandicum, т. 1, Pt 3: 619-625; т. 9: 1-4; т. 10: 5-8]. Здесь я цитирую так называемый текст А договора [Diplomatarium Islandicum, т. 1: 620-621].
20. Дисл. bier j mot skal konungr lata oss naa fridi og jslendskum laugum [Diplomatarium Islandicum, т. 1: 620].
21. О названии см. прим. 417. (Прим. перев.)
|
|
