| О том, что такое имя собственное, написано очень много. Кто только не пытался дать ему определение. В сущности, однако, все эти определения - лишь более или менее усложненные перефразировки того, что сказал о собственных именах Милль в своей логике (1). По Миллю, имя собственное "денотирует" (denotes), или называет, но не "коннотирует" (connotes), или обозначает. Имена собственные, таким образом, - это как бы прикрепленные к вещам ярлыки, которые сами по себе лишены значения и служат только для того, чтобы отличать вещи друг от друга. "Теории имен собственных" Гардинера (2) - едва ли не самое блестящее из всего, что о них написано. Но громоздкое определение, которым завершается эта работа, в сущности повторяет, с некоторыми оговорками, миллевское толкование (3).
Несомненно, миллевская трактовка именно собственного в основном правильно отражает его сущность. Оспорить эту трактовку трудно. Попытка Есперсена доказать обратное, т. е. что собственные имена всего больше значат ("коннотируют наибольшее количество признаков") (4), явно несостоятельна. Тем не менее не случайно, конечно, лингвисты снова и снова пытаются дать определение имени собственного, вносят различные оговорки в его определение, так или иначе усложняют это определение, хотя обычно едва ли улучшают его. Как мне кажется, это объясняется по меньшей мере двумя обстоятельствами.
Во-первых, миллевская трактовка имени собственного имеет в виду его функцию в языке, но не учитывает той функции, которую оно может приобрести в речи. По-видимому, именно эту функцию имеют в виду авторы работ по теории имени собственного, когда они цитируют известные строки немецкого поэта Кристиана Моргенштерна:
Die Möwen sehen alle aus
Als ob sie Emma hiessen (5).
В результате каких-то ассоциаций имя Эмма оказалось для поэта связанным с признаками, которыми, в частности, обладают и чайки. Такая связь, т. е. своего рода мотивированность имени собственного его денотатом, может оказаться существующей не только для отдельного человека, но и для определенного круга лиц или даже для всех носителей данного языка. В том, как образуются такие связи, есть, несомненно, определенные закономерности. Известно, что собственные имена в художественной литературе обычно осознаются как мотивированные своими денотатами. Собственные имена могут даже в известном смысле создавать свой денотат, например, когда имя литературного персонажа придумано автором раньше, чем сам персонаж. Все это, однако, явления, которые стоят вне "языка как системы", а поэтому не привлекают к себе внимания, хотя, в сущности, они гораздо реальнее, чем иная высосанная из пальца "системность".
Во-вторых, миллевская трактовка имени собственного имеет в виду некий предел развития, или идеал. Между тем в действительности этот идеал достигнут именем собственным разве что только в языке логики. Я не имею в виду тот очевидный факт, что всякое имя собственное в конечном счете восходит к имени нарицательному и может в большей или меньшей мере хранить следы этого. Я имею в виду то, что сама сущность имени собственного, его способность к денотативности, складывается постепенно, т. е. имеет историю. Ниже я и пытаюсь раскрыть один из аспектов этой истории, пользуясь как материалом топономастикой, представленной в древнеисландской литературе.
В своей работе о собственных именах Гардинер говорит о "воплощенных" (embodied) и "развоплощенных" (disembodied) собственных именах (6). Первые - это слова, прикрепленные к определенным лицам, местностям и т. д. Вторые - это те же слова, но рассматриваемые сами по себе, независимо от того, прикреплены они к чему-либо или нет. С "воплощенными" собственными именами имеют дело, в частности, биографические словари, географические указатели, энциклопедии и т. п. "Развоплощенные" собственные имена встречаются только в работе по топонимике и ономастике, в списках рекомендуемых или употребляемых личных имен и т. п. Существование "развоплощенных" собственных имен - явление сравнительно новое, характерное для современных европейских языков. В древнеисландском "развоплощенных" собственных имен, по-видимому, вообще не было. Всякое имя собственное всегда подразумевало определенный денотат. Правда, провести четкую границу между "воплощенностью" собственных имен и их "развоплощенностью" трудно и даже едва ли возможно. Поэтому, может быть, целесообразно говорить лишь о большей или меньшей "воплощенности" собственных имен в языке той или иной эпохи.
Но если имена собственные не могли быть "развоплощениыми", то они были непохожи на ярлыки, которые служат только для того, чтобы отличать вещи друг от друга. Связь собственного имени с денотатом должна была быть гораздо прочнее и теснее, чем связь ярлыка с тем, к чему он прикрепляется. Тенденция к осознанию имени собственного как мотивированного своим денотатом (которая в той или иной форме существует всегда) должна была быть особенно сильной. Имя собственное могло осознаваться даже как воздействующее на свой денотат. Старая исландская поговорка гласит: "четверть - от отца, четверть - от матери, четверть - от воспитания и четверть - от имени" (fjórðungi bregður til föður, fjórðungi til móður, fjórðungi til fosters og fjórðungi til nafns).
Наиболее очевидное проявление большей "воплощенности" собственных имен в древнеисландском по сравнению с современностью - это их роль в литературе и, в частности, в поэзии. Перечни имен характерны для эпической поэзии всех народов. Достаточно сослаться на знаменитый перечень кораблей во второй книге "Илиады" или многочисленные перечни имен в "Библии". В древнеисландской литературе приводятся тысячи "воплощенных" собственных имен: длинные генеалогические ряды и другие перечни конкретных лиц, сотни названий конкретных местностей в Исландии. Существовал особый литературный жанр - так называемая "тула" þula) - стихотворное произведение, состоящее целиком или почти целиком из собственных имен. Жанр этот, несомненно, очень архаичен. Тулами были древнейшие памятники поэзии германских народов - аллитерационный ряд племенных названий, приводимый Плинием и Тацитом (Ingvaeones, Erminones, Istvaeones), и аллитерирующие генеалогические ряды лангобардов и других германских племен. Само слово þula, как из его связи со слово þulr (первоначально, по-видимому, 'жрец, который произносил священные тексты и был носителем всяческой мудрости' (7)), восходит к древней синкретической традиции, в которой поэзия была еще невычленена из мифологической и прочей мудрости и культовой обрядности.
Для человека нового времени имя собственное, о денотате которого он ничего или почти ничего не знает, - это пустой звук, или нечто, бесполезно обременяющее память. "Что представляет собой имя собственное? - говорит, например, Вандриес. - Чаще всего ничего... Чаще всего это только балласт... Неправильно причислять к словарю то, что есть только чистая работа памяти" (8). Но дело обстояло совсем не так, когда имя собственное не могло быть "развоплощенным", даже если о его денотате ничего не было известно, кроме его самого общего признака. Так, имя каждого из карликов, перечисляемых в 10-16-й строфах "Прорицания вёльвы", было, по-видимому, содержательнее, чем нарицательное "карлик", даже если об этих карликах ничего не было известно, кроме того, что они карлики. Впрочем, имена нарицательные встречаются и в самих древнеисландских тулах, и в ряде случаев относительно слова, употребленного в туле, неясно, собственное оно имя или нарицательное. Дело, по-видимому, в том, что сама граница между нарицательным и таким именем собственным, о денотате которого ничего неизвестно, кроме его самого общего признака, была зыбкой и совсем не той, что в современных языках.
В этом отношении характерно очень странное употребление имен собственных в скальдических кеннингах типа berg-Saxar (IB, 117, 6) (9) 'саксы гор' (т. е. люди гор, или великаны), serkjar Samland (IB, 600, 33) 'Самланд рубашки' (т. е. страна рубашки, или женщина), Marnar viti (IB, 281, 19) 'огонь Марны' (т. е. огонь воды, или золото) (10). Характерно также употребление в скальдических кеннингах имен "морских конунгов": Háka bláland (IB, 78, 37) 'синяя земля Хаки', т. е. море; Áta ǫndurr (IB, 255, 4) 'лыжи Ати', т. е. корабль; Áta Jǫrð (IB, 510, 4) 'земля Атн', т. е. море.
По-видимому, о денотатах собственных имен в приведенных выше скальдических кеннингах ничего не было известно, кроме самого общего признака (саксы - это люди, Марна - это река и т. д.). Тем не менее эти собственные имена оставались "воплощенными" и поэтому в поэзии предпочитались соответствующим нарицательным. Такое употребление имени собственного совеем не похоже на случаи окказионального превращения собственного имени в нарицательное в современных европейских языках, где имя собственное, денотат которого обладает общеизвестными признаками, легко становится обозначением этих признаков, т. е. "развоплощается", отрывается от своего денотата и превращается, по существу, в имя нарицательное ("Аристотель" > "человек большого ума", "Шекспир" > "великий писатель" и т. д.; возможны даже такие случаи "развоплощспия" имени собственного, как "они сочиняли Девятые симфонии и Квартеты Франка, но гораздо более трудные" (11)). В древнеисландской литературе вообще не встречаются случаи окказионального превращения собственного имени в обозначение общеизвестных признаков денотата этого имени. "Развоплощаться" подобным образом древнеисландские собственные имена не могли, и это, конечно, тоже проявление их большей "воплощенности" по сравнению с современными собственными именами.
Интересно, что в Исландии и сейчас чрезвычайно велика любовь к собственным именам. Можно сказать, что любовь к собственным именам - это исландская национальная черта. Однако, конечно, нет оснований полагать, что в современном исландском языке имена собственные отличаются большей "воплощенностью", чем в других современных европейских языках. В современной Исландии велик интерес к "развоплощенным" именам. Недавно в Исландии вышла популярная книга, в которой подробно рассматриваются именно "развоплощенные" исландские имена (12). По-видимому, особенности определенного этапа культурного развития могут в известных условиях стать чертами национального своеобразия культуры вообще. Большая "воплощенность" собственных имен, их неспособность к "развоплощению" в свое время обусловливали роль, которую они играли в древней литературе. В силу широкого знакомства современных исландцев с древней литературой и ее роли в исландской национальной культуре, любовь к собственным именам стала исландской национальной чертой.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Mill J. S. A System of logic. London, 1891. P. 20.
2. Gardiner A. The theory оf proper names. London, 1954.
3. "Собственное имя - это слово или группа слов, специфическим назначением которых признается отожествление и которые выполняют, или имеют тенденцию выполнять, это назначение исключительно посредством различительного звука, независимо от какого-либо значения, присущего этому звуку с самого начала или приобретаемого им в результате ассоциации с объектом или объектами, отожествленными посредством этого звука" (Gardiner A. Op. cit. P. 73). Ср.: "Собственные имена - это слова, которые применяются намеренно или насколько возможно без учета их этимологических связей для отличия определенного индивидуального объекта - делимого или неделимого - от одного или многих других индивидуальных и к нему в известном отношении близких объектов" (Noreen A. Einführung in die wissenschaftliche Betrachtung der Sprache. Halle, 1923. S. 384); "Собственные имена - это индивидуальные имена, которые обозначают индивидуальное представление (об отдельном объекте или индивидуальном коллективе) и значению которых свойственно представление о "названности так-то"" (Funke O. Zur Definition des Begriffes "Eigenname" // Probleme der enghschen Sprache und Kultur. Festschrifr Johannes Hoops. Heidelberg, 1925. S. 79; представление о "названности так-то" - это, очевидно, миллевская деноминативность). Ср. также, например: Pulgram E. Theory of names. Berkley (California), 1954. P. 49; Ullmann S. The principles of semantics. Glasgow, 1957. P. 73; Trost P. Zur Theorie des Eigennames // Omagiu lui Jorgu Jordan. Bukureşti, 1958. P. 867; Курилович Е. Положение имени собственного в языке // Курилович Е. Очерки по лингвистике. М., 1962. С. 251 и сл. - Основное положение последней статьи ("чем богаче семантическое содержание слова, тем ýже сфера его употребление", с. 251) - это повторение общего места, которое есть во многих более старых работах (см., например: Solmsen F. Indogermanische Eigennamen als Spiegel der Kulturgeschichte. Heidelberg, 1922. S. 2; Dauzat A. Les noms de personnes. Paris, 1932. P. 3).
4. Есперсен О. Философия грамматики. М., 1958. С. 72.
5. Все чайки выглядят так, как будто их зовут Эмма.
6. Gardiner A. Op. cit. P. 8.
7. Ср.: Vogt W. H. Der frühgermanische Kultrender, þulr, þula und eddische Wissensdichtung // Acta Philologica Scandinavica. 1927. Aargang 2. P. 250-263.
8. Вандриес Ж. Язык. М., 1937. С. 179.
9. При примерах из поэзии скальдов указывается том, страница и строфа Йоунссоновского издания (Den norsk-islandske Skjaldedigtning udgiven af Kommissionen for det Arnamanæanske Legat ved Finnur Jónsson. København, 1912-1915).
10. Ср. также hellis Gautar (IB, 480, 7) 'гауты пещеры', т. е. великаны; berg-Danir (IB, 18, 18) 'датчане гор', т. е. великаны; Niđar brandr (IB, 281, 18) 'огонь Ниды', т. е. золото; Rínar sól (IB, 224, 18) 'солнце Рейна', т. е. золото; unda Rín (IB, 217, 23) 'Рейн ран', т. е. кровь; sára Sogn (IB, 447, 1) 'Согнефьорд ран', т. е. кровь.
11. Пример из "Жана-Кристофа" Ромена Роллана (Есперсен О. Указ. соч. С. 77).
12. Pálsson H. Íslenzk mannanðfn. Reykjavík, 1960. |
|
