Литература

Источник: Антинорманизм. Сборник Русского исторического общества. Том 8. – М.: Русская панорама, 2003

24-26 сентября 2002 г. в г. Калининграде состоялась международная научная конференция "Рюриковичи и российская государственность", посвященная одному из самых ключевых и более чем спорных событий в истории нашего государства, во многом предопределившему его путь дальнейшего развития, включая современность, - 1140-летию призвания варягов на Русь. Организаторами конференции выступили Калининградский университет, мэрия г. Калининграда, Всероссийская ассоциация историков-архивистов, Российский государственный университет гуманитарных наук РАН, Балтийский межрегиональный институт общественных наук, которые обеспечили ее проведение на самом высоком уровне.

Своеобразие конференции заключалось, как видится, в двух моментах. Во-первых, это сама ее тематика, благодаря чему в нерасторжимой связи мог вестись разговор о началах российской государственности и этносе варягов, сыгравших в ее становлении выдающуюся роль. Эти два принципиально важных вопроса были искусственно разделены в советское время, когда в рамках марксистской концепции возникновения государства, как выражал общую позицию научного мира тех лет И. П. Шаскольский, "не находилось места для варягов", поэтому "незачем стало доказывать, что варяги не были скандинавами, когда и так стало очевидно, что не варяги основали Древнерусское государство"¹. Благодаря этой установке в среде наших ученых, лишь на словах являющихся антинорманистами, а на деле принявших основной постулат норманизма, возобладало еще одно ошибочное мнение, также помогавшее избегать прямого разговора об этносе варягов, а долю их участия в становлении и развитии государственности у восточных славян либо отрицать вовсе, либо сводить к микроскопическим размерам. Этот общий настрой четко изложил А. И. Попов, уверявший, что вопрос об этническом происхождении Руси "не имеет никакого отношения к вопросу о происхождении Русского государства", что "вопрос об этнической принадлежности и происхождении династии не имеет прямого отношения к началу государства"². Во-вторых, с докладами, в той или иной мере затрагивающими этнос варягов, выступили норманисты и антинорманисты, что позволило не только придать конференции по-настоящему дискуссионный характер, но и воочию убедиться в том, что все же из себя представляют ныне эти направления, что у них, так сказать, за душой и в активе, что лежит в основе рассуждений их сторонников, приоритет каким источникам они отдают в разрешении варяжского вопроса и как они их интерпретируют.

Докладов, непосредственно касавшихся начальной истории Древнерусского государства, в целом проблем варяжской руси, прозвучало лишь несколько. И первым из них - "Легенда о призвании варягов на фоне данных современной археологии" - было выступление члена-корреспондента РАН Е. Н. Носова (Институт истории материальной культуры РАН, Санкт-Петербург), озвученное на пленарном заседании и которому, в связи с этим, придавалась роль своеобразной запевки, долженствующей определить своей тональностью работу и итоги конференции. Такая ставка делалась потому, что докладчик, оперируя археологическими данными, а это все-таки область материальная, конкретная, должен был представить их в качестве вещественного, т.е. якобы неоспоримого доказательства норманства варягов. Е. Н. Носов нисколько не обманул ожиданий и всецело рассуждал в традиционном для норманистов стиле, когда самые незначительные следы пребывания скандинавов на Северо-Западе Руси классифицируются ими не иначе, как только "богатейшая скандинавская культура". Утверждая так, ученому, конечно, не мешало бы привести точного на сегодняшний день числа скандинавских находок в данном регионе и хотя бы их приблизительного соотношения с числом синхронных им по времени финских, балтийских и славянских (как собственно восточных славян, так и их южнобалтийских сородичей) древностей. А ведь соотношение всего лишь нескольких десятков первых буквально с необъятным морем вторых объективно показывает, каково было действительное, а не мнимое количество скандинавов, которые, конечно, бывали на Руси, но которые не имели отношения к варягам IX-X вв., в отличие от норманнов в массовом порядке тогда прибывавшим в Восточную Европу и в массовом порядке проживавшим на ее территории. Так, например, в археологическом материале Новгорода, который норманисты рисуют важнейшим форпостом викингов на Руси и даже их столицей, где, если их послушать, чуть ли не на каждом шагу звучала шведская, норвежская и датская речь, по их же признанию, находки "скандинавских вещей крайне немногочисленны". К тому же, как уточняет Е. А. Мельникова, сторонница норманства варягов, они являются "отдельными" и "случайными", дающими "лишь крайне незначительные свидетельства пребывания скандинавов в Новгороде"³.

Для того, чтобы археологическая часть доклада была усвоена слушателями в надлежащем для норманизма духе, Е. Н. Носов сдобрил ее лингвистической "приправой", суть которой заключается в том, что якобы имена братьев Рюрика - Синеус и Трувор - есть шведские слова (sine hus - "свой род" и thru varing - "верная дружина"), которые летописец при переводе шведского предания ошибочно принял за имена. Конференция благосклонно приняла эту мысль, а на следующий день она была донесена одной из местных газет до неискушенного в истории и в историографии читателя, несомненно, оставив в его памяти определенный след. Что ж, спрос с прессы в данном случае весьма невелик, она лишь процитировала Е. Н. Носова, справедливо полагаясь на мнение высококвалифицированного специалиста, долженствующего досконально знать предмет своего научного пристрастия. Но как быть тогда с тем, что еще в 1985 г. норманист В. Я. Петрухин, учитывая состояние изученности Сказания о призвании варягов в науке и результаты собственных изысканий, отверг попытки увязать его с прототипом "на древнешведском языке" и указал на то, что возведение "имен Синеус и Трувор к упомянутым фразам фонетически невозможно". Об этом он вновь говорил через десять лет в совместной с Е. А. Мельниковой статье, напечатанной в журнале "Вопросы истории". В 2000 г. антинорманист Ю. Д. Акашев аргументировано показал всю абсурдность подобных лингвистических домыслов, с которыми, к сожалению, все никак не могут расстаться некоторые деятели науки и авторы учебно-справочной литературы^*4. В связи со сказанным напрашиваются два вывода: Е. Н. Носов либо продолжает пребывать в плену давно уже отвергнутых представлений, счастливо не ведая о том, либо сознательно игнорирует их критику, преднамеренно вводя тем самым в заблуждение своих многочисленных читателей и слушателей. Искренне жаль, что присутствующие на конференции В. Я. Петрухин и Е. А. Мельникова не поправили докладчика, не объяснили аудитории его заблуждение. Цена заблуждениям в любой отрасли научного познания очень и очень велика. Но она многомерно возрастает в тех случаях, когда эти заблуждения пытаются выдавать за Науку, пытаются навязать их обществу.

Разговор о варягах и Рюриковичах, начатый Е. Н. Носовым, в том же ключе продолжила доктор исторических наук Е. А. Мельникова (Институт всеобщей истории РАН, Москва). В своем докладе "Происхождении династии Рюриковичей и становление Древнерусского государства" она утверждала, во-первых, что скандинавское происхождение Рюрика, по ее заверению, "престижное" по тем временам, предопределило его приглашение на Русь. Весьма странно вообще-то слышать о престижности в середине IX в. имени скандинавов, этих кровожадных и безжалостных убийц, которых Западная Европа боялась как чумы и которых она проклинала в своих молитвах. Вряд ли эти варвары Севера представляли собой какой-то вес в глазах, может быть, и не совсем уж цивилизованных наших предков, но все же, наверное, способных понимать, какой непоправимый урон авторитету их земли и им самим в настоящем и будущем может принести династия, соплеменников которых так ненавидели в Европе. К тому же они не были столь наивными и вместе с тем не были переполнены оптимизмом висельника, чтобы полагать, что веревка, которую они добровольно набрасывали себе на шею, является гарантом их жизни и безопасности, как это видится норманистам, в радужно-романтичном свете рассуждающим о судьбе викингов в Восточной Европе.

Еще Д. С. Лихачев иноземное происхождение русских князей объяснял тем, что для средневековой историографии вообще традиционно "было возводить происхождение правящей династии к иностранному государству". Знатный род, говорил он, нельзя было выводить из своей собственной страны, ибо это неизбежно могло привести его к какому-либо "незнатному" родоначальнику⁵. Этот тезис и развивала докладчица. В своем утверждении академик исходил из идеи об искусственном и постепенном характере складывания Сказания о призвании варягов, являющегося плодом выдумки книжников, обуреваемых, по его представлению, желанием "блеснуть" знатностью своих "заморских" правителей. Обращение к тексту самого Сказания, к той его части, что читается в Повести временных лет (ПВЛ) под 862 г., и где рассказывается об обстоятельствах, приведших основателя династии Рюрика и его братьев Синеуса и Трувора в пределы нашего Отечества, не позволяет согласиться с подобной точкой зрения. Сказание живописует о распрях между ильменскими словенами, кривичами, чудью, мерей и весью, вспыхнувших вскоре после изгнания варягов "за море" ("и почаша сами в собе володети, и не бе в них правды, и въста род на род, и быша в них усобице, и воевати почаша сами на ся"), о выстраданном решении, принятом этими племенами, ужаснувшимися масштабам кровопролития: "поищем собе князя, иже бы володел нами и судил по праву". Послы, представляющие собою названные племена, идут "за море" к варягам и из числа варяжской руси "изъбрашася 3 братья с роды своими, и пояша по собе всю русь, и придоша; старейший, Рюрик, седе Новегороде (так в Троицкой; точнее в ней, по свидетельству Н. М. Карамзина, как и в Лаврентьевской, имелся пропуск, "но вверху приписано, над именем Рюрик: "Новг..."⁶; в Радзивиловском и Академическом списках: "в Ладозе"⁷. - В. Ф.), а другий, Синеус, на Беле-озере, а третий Изборьсте, Трувор. ...По двою же лету Синеус умре и брат его Трувор; и прия власть Рюрик..."⁸. Приведенный отрывок летописи совершенно ничего не говорит о знатности Рюрика, а тем более о его каком-то необыкновенно высоком статусе, благодаря которому летописцы, по мысли академика, противостояли вмешательству Византии во внутренние дела русского государства, а само Сказание якобы олицетворяло собой антивизантийскую версию создания государственности на Руси. Недопустимо модернизируя общественно-политическую мысль того времени, Д. С. Лихачев заключал: "Норманская теория" печерских монахов была теорией антигреческой"⁹. Согласно ПВЛ, Рюрик лишь один из трех братьев, он всего лишь "старейший" из них, не более, и это единственное, что мог сказать о нем летописец.

Во-вторых, Е. А. Мельникова, чтобы подкрепить идею о норманском происхождении основателя русской династии, правящей до 1598 г., упор делала на то, что якобы имя Рюрик является скандинавским. Но в 1997 г. шведский ученый Л. Грот, отмечая, что "при наложении шведского и русского материала друг на друга образуется явное несоответствие", в качестве примера тому указал на тот факт, что его соотечественники не считают имя Рюрик шведским. По этой причине, констатирует он, "для имени "Рюрик" не имеется никаких ономатологических исследований в Швеции, также не встречается имя "Рюрик" и в шведских именословах"^*10. Кстати, в том же сборнике, где была напечатана статья Л. Грота, опубликована и статья самой Е. А. Мельниковой¹¹. Возможно, что исследовательница просто не обратила на нее внимание. Возможно, что она не заметила и статью своего единомышленника и своего многолетнего соавтора В. Я. Петрухина, хотя и их публикации в журнале "Родина" оказались по соседству¹². В. Я. Петрухин предварил свою статью фотографией памятника, как гласит пояснение, "первым русским князьям-скандинавам Рюрику, Олегу и Игорю", возведенному в шведском портовом городе Норрчёпинге. И что весьма симптоматично, на памятнике выбиты имена Rurik, Igor и Oleg¹³, а не их якобы скандинавские прототипы - Hrerekr, Ingvarr и Helg, т. е. его создатели, а в их числе, несомненно, были и историки, выступающие хотя бы в качестве консультантов, не считают имена варяжских князей скандинавскими. Как-то не вяжется такая ситуация с наукой, когда этими и подобными им "параллелями" беспрестанно козыряет отечественная историография, но при этом их совершенно не принимают во внимание шведы, потомки, в чем нас стараются уверить, летописных варягов. Шведские ученые, не желая дискредитировать себя, не признают эти "аргументы" по той причине, что они не имеют никакого отношения к науке. Это хорошо продемонстрировал Л. Грот, показавший отсутствие связи между русским именем Олег и скандинавским именем Helg, появившемся в Швеции лишь в ходе распространения христианства в XII в., т. е. лишь несколько столетий спустя после начала бытования на Руси якобы производного от него имени Олег. Доктор исторических наук В. Я. Петрухин (Институт славяноведения и балканистики РАН, Москва) посвятил свой доклад теме "Варяги и хазары в начальной истории Руси". Но разговор в основном он вел о хазарах, которые особенно занимают внимание ученого последние, наверное, десять лет. В разработке хазарской темы В. Я. Петрухин выступает прямым преемником Г. М. Бараца, в первые десятилетия XX в. много рассуждавшего о "сильнейшем хазарско-еврейском влиянии на русскую историю", а также Н. Голба и О. Прицака, в 1982 г. убеждавших мировую научную общественность в том, что Киев, Кий и поляне связаны не с восточнославянской, а с хазарской историей^*. В начале своего выступления докладчик затронул тему вольного обращения с источниками, предостерегая коллег от чего-либо подобного. Полностью соглашаясь с ним в этом вопросе, который в обязательном порядке нужно вынести на специальную конференцию, необходимость которой назрела давно, вместе с тем хочется самого В. Я. Петрухина предостеречь от недобросовестно изданных памятников, которые дают ложное направление и его мысли и мыслям других исследователей. В данном случае имеется в виду академическое издание Повести временных лет, выполненное в 1950 г. Д. С. Лихачевым, и на которое постоянно ссылается в своих работах В. Я. Петрухин. В литературе уже дважды - в 1999 и в 2002 гг. - указывалось на факт фальсификации летописи, произведенной Д. С. Лихачевым, в результате чего топоним "Козаре" вдруг чудесным образом "ожил" и превратился в хазар-христиан, и по этой причине в литературе был даже начат разговор о якобы "хазарской" версии крещения Руси^*14.

Как справедливо было подмечено в 1988 г. А. Г. Кузьминым, "энтузиазм последователей обнажает слабости концепции убедительнее, чем его критики"¹⁵. Эти слова абсолютно приложимы к норманизму, неистовое поклонение которому лучше, чем что-либо, вскрывает то, что так старательно скрывается: его самую отдаленную связь с наукой, его давнее превращение в область околонаучных фантазий. В качестве примеров можно сослаться на выводы, с одной стороны, профессионального историка, с другой - писателя, черпающих вдохновение и материал для своих, мало сказать странных рассуждений из одного и того же источника. Так, профессор Р. Г. Скрынников стер с карты (пытаясь проделать это и с нашей памятью) Древнерусское государство, поместив на его месте "Восточно-Европейскую Нормандию", "норманское Киевское княжество", которое на рубеже X-XI вв., по мановению этого "чудотворца", превратилось в славянскую Русь¹⁶. Другие, не менее удивительные манипуляции с нашей историей производит весьма "раскрученный" на сегодняшний день писатель Э. Тополь, специализирующийся на создании бульварного чтива. К тому же типу "литературы" принадлежит и его "Русская дива", где автора от "клубнички" вдруг потянуло к прошлому русского народа. И оказывается, что русского народа нет уже более тысячи лет, а вместо него есть гибрид, который Тополь вывел, "скрестив" норманнов и хазар-иудеев.

Персональным олицетворением этого гибрида у него выступает великий князь Святослав, который, являясь славянином и носителем славянского имени, превращен Тополем в норманна по матери и в еврея по отцу, т. к. Ольга, по причине, как утверждает любитель и знаток подобных тем, "импотенции" Игоря, родила сына от хазарина Иосифа. Такой вот Святослав Иосифович, растиражированный десятками тысяч экземпляров, такая вот, с позволения сказать, русская история, с которой писатель на деле не потрудился ознакомиться даже на уровне школьной программы. История любого народа священна, и никому не позволительно глумиться над ней, говорить о ней в развязном тоне. Но это уже проблема этики, которая проводит четкую грань между воспитанностью и хамством. Сами же экскурсы Тополя в русскую историю нисколько не назовешь оригинальными. Они стали возможны лишь по причине наличия трудов, число которых особенно возросло в последнее десятилетие ушедшего века и авторы которых, представляя собой науку, в своих рассуждениях о скандинавах и хазарах потеряли чувство меры, безудержно превозносят их роль в русской истории, хотя для подобных разговоров нет самого главного - источников. А то, что у скандинаво- и хазароманов есть, это в основной своей массе не факты, а лишь субъективистская интерпретация некоторых данных. Других же данных, перечеркивающих их построения, они просто не замечают.

На конференции, как уже говорилось, прозвучали выступления, не имеющие ничего общего с норманизмом.

В совместном докладе член-корреспондента А. Н. Сахарова и доктора исторических наук Н. М. Рогожина (Институт Российской истории РАН, Москва) "Рюрик, Рюриковичи и традиции государственности" было подчеркнуто, что изучение этих традиций выводит на южнобалтийское побережье, которое тем самым предстает той территорией, где зарождались зачатки нашей государственности, перенесенные затем в Восточную Европу варяжской русью. И нельзя не согласиться с выводом докладчиков, справедливо указавших в связи с этим, что сейчас исследователям необходимо заняться детальным изучением истории славянских и славяноязычных народов, заселявших названный район, истории, на сегодняшний день малоизученной, а в ряде важных моментов и вовсе оказавшейся за пределами интересов ученых.

Доклад доктора исторических наук А. Г. Кузьмина (Московский государственный педагогический университет) "Две Руси в юго-восточной Прибалтике (IX-XIII)" продолжил давний и обстоятельный разговор историка о существование в названных временных рамках в Южной и в Восточной Прибалтике нескольких Русий, игравших значительную роль в жизни стран и народов Балтийского Поморья, Русий, оказавшихся вычеркнутыми из европейской и отечественной истории. Особо при этом было обращено внимание на свидетельства источников в пользу существования Руси, территориально охватывающей собой устье и среднее течение р. Немана, Руси, возможно, имеющей самое прямое отношение к летописным варягам.

Доклад кандидата исторических наук В. В. Фомина (Липецкий государственный педагогический университет) "Южнобалтийская родина Рюрика" был посвящен анализу письменной традиции, ведущей свое начало от ПВЛ и выводящей варяжскую русь именно с берегов Южной Балтики. О том, что из себя представляла эта традиция, и пойдет нижеследующий разговор.

* * *

Начало нашей государственности напрямую связано, надо уточнить, не просто с варягами, а лишь с частью их - с варяжской русью. В Сказании о призвании варягов ее судьба навсегда была вплетена в судьбу восточных славян, страна которых прозовется Русью, а они сами будут именоваться русскими. Послы "идоша за море к варягом, к руси; сице бо таи звахуся варязи русь, яко се друзии зовутся свие, друзии же урмане, анъгляне, друзии гьте, тако и си. Реша руси чюдь, и словени, и кривичи вси (этноним "весь" понят как местоимение. - В. Ф.): "земля наша велика и обилна, а наряда в ней нет; до пойдете княжит и володети нами". И изъбрашася 3 братья с роды своими, и пояша по собе всю русь (здесь и далее выделено мною. - В. Ф.) и придоша... И от тех варяг прозвася Руская земля, новугородьци, та суть людье новогородьци от рода варяжьска, преже бо беша словени"¹⁷. Под 882 г. летопись содержит известия, которыми некогда завершалось Сказание как целостный памятник: о походе Олега из Новгорода на Киев "с воя многи, варяги, чюдь, словени, мерю, весь, кривичи", о захвате им Смоленска, Любеча, о его приходе "к горам х Киевьским", закончившемся коварным убийством Аскольда и Дира, после чего "седе Олег княжа в Киеве, и рече Олег: "се буди мати градом Русьским"¹⁸.

Так, 1120 лет тому назад, объединив два центра тогдашней Руси - Новгород и Киев, варяги положили начало мощнейшей державе средневековья - Древнерусскому государству (или Киевской Руси), на богатейшей культурно-духовной основе которой затем произрастут многочисленные русские государства эпохи политической раздробленности Руси, Российское царство, Российская империя, СССР. Историческими и законными преемницами Древнерусского государства является нынешние Россия, Белоруссия, Украина. Князья-варяги, а в этом им всемерно содействовали бояре-варяги, дружинники-варяги, создавали и развивали государственные институты, провели административно-налоговую реформу, укрепившую финансовую базу государства и его единство, крестили Русь, превратив тем самым ее многоплеменное население в единый русский православный народ с его самобытным духовным миром, наложившим неизгладимый отпечаток на все стороны общественно-политической жизни Руси и России, даровали "Правду Русскую", по нормам которой до второй половины XV в. жили многие русские земли и которая дала мощный импульс для развития русской юридической мысли вообще, неустанными ратными и дипломатическими подвигами усиливали авторитет своей державы на международной арене, а по их повелению варяги-послы заставляли высокомерных византийцев смиренно заключать договоры "по закону рускому".

Много можно говорить в адрес варягов-созидателей, вдохнувшим жизнь в первое государство восточных славян. Но при этом в науке нет однозначного ответа на главный вопрос, над которым вот уже несколько столетий бьются отечественные и зарубежные ученые: а все же кто такая варяжская русь, к какому "роду-племени" она принадлежала, и где, следовательно, находилась ее родина, которую она покинула, уйдя, как подчеркивает летописец, "вся", без остатка в северо-западные пределы Восточной Европы? Актуальность установления этноса варягов вытекает из того, что они, участвуя в процессе генезиса Древнерусского государства, не могли, конечно, не придать ему своеобразный характер, предопределив тем самым не только то, что мы уже называем историей, но и во многом предопределив также нынешнее и будущее состояние России. Поэтому, чтобы познать самих себя, познать день сегодняшний и день грядущий, надо познать прошлое нашего Отечества и в первую очередь его начало. Сама же ПВЛ, точнее ее сводчики, трудившиеся над летописью в течение долгого времени (вторая половина X - начало XII в.), нисколько не затрагивали проблему этнической принадлежности варяжской руси, вероятно, не видя в том никакой необходимости, т.к. они прекрасно знали предмет своего разговора, как знали его и их современники, в том числе и те, ком был адресован их труд.

С 30-х гг. XI в. из истории Киевской Руси навсегда исчезают варяги, а через столетие в небытие кануло и само Древнерусское государство. И лишь много лет спустя процессы образования российского централизованного государства, вызвав у наших мыслителей, выстраивающих перспективы развития России, обращение к прошлому, вместе с тем вызвали у них настоятельную необходимость прямо назвать этнос варягов и их родину. Во второй половине XV в. возникает "Сказание о князьях владимирских", согласно которому, "воевода новгородскы" Гостомысл перед своей кончиной созвал сограждан и сказал им: "Сьвет даю вам, да послете в Прусскую землю мудра мужа и призовите князя...". Они же шедше в Прусскую землю и обретошя там некоего князя имянем Рюрика..."¹⁹. В XVI в. "Сказание" становится выразителем государственных интересов России и находит себе самое широкое применение во внутри- и внешнеполитической практике в годы царствования Ивана Грозного, а его идеи были использованы во многих памятниках того времени. О южном береге Балтийского моря именно как о родине варягов свидетельствует "Хронограф" С. Кубасова (1626 г.), в котором подчеркнуто, что "по скончании же Гостомыслове" за Рюриком "послаша в варяги в Прускую землю..."²⁰. Тот же адрес дает и "Повесть о происхождении славян и начале Российского государства", написанная в середине XVII в. и отразившаяся во многих летописных сводах. Ее авторы направляют новгородских послов "в Прусскую землю", "в Прусскую и в Варяжскую землю", "в Прускую Варяжскую землю". Именно о южнобалтийских и именно о славянских истоках варяжской руси говорят также памятники, созданные в середине и в третьей четверти XVII в. в Малороссии. Так, в Бело-Церковском универсале Богдана Хмельницкого от 28 мая 1648 г. констатируется, что руссы "из Русии, от помория Балтийскаго альбо Немецкаго..."²¹. Синопсис, вышедший в 1674 г. из круга, близкого архимандриту Киево-Печерской лавры И. Гизелю, уже не оставляет никаких недомолвок в вопросе языка, а следовательно, и этноса варягов. На его страницах Гостомысл советует послать "к варягом, триех братии, иже бяху князи язящнейшии, и в храбрости воинской изряднии, на княжение Русское умолят. Понеже варяги над морем Балтийским, еже от многих нарицается Варяжское, селение своя имуще, языка славенска бяху..."²².

Эту же традицию, локализующую варягов на южнобалтийском побережье и считающую их славянами, продолжают отечественные источники XVIII века. По свидетельству М. П. Погодина, у него на руках имелись списки описания русских монет, поднесенных Петру I, где в пояснении к указанию западноевропейского хрониста Гельмольда (XII в.) о проживание славян в южнобалтийской Вагрии добавлено - "меж Мекленбурской и Голштинской земли... И из выше означенной Вагрии, из Старого града князь Рюрик прибыл в Новград..."²³. Иоакимовская летопись, созданная в 1740-х гг., представляет варяга Рюрика сыном средней дочери Гостомысла Умилы и правнуком Буривоя²⁴. В целом предание о Гостомысле, отразившееся во многих наших памятниках, А. Г. Кузьмин связывает именно с южнобалтийским миром, заостряя при этом внимание на том факте, что "сами имена Гостомысла и Буривоя (его отца) известны только у западных славян"²⁵.

Обычно показания вышеприведенных памятников объявляются принадлежностью поздней историографической традиции, якобы легендарной по своей сути, поэтому о них весьма снисходительно отзываются в разговоре об этносе варягов. Но, рассуждая так, исследователи при этом не видят главного: "Сказание о князьях владимирских", "Хронограф" С. Кубасова, "Повесть о происхождении славян и начале Российского государства", Бело-Церковский универсал, Синопсис, описание монет, поднесенных Петру I, Иоакимовская летопись, несмотря на то, что часть из них действительно несет в себе легендарные мотивы, характерные вообще для памятников средневековья, являются продолжением той традиции, чьи истоки лежат в нашей древнейшей летописи - в ПВЛ. И хотя сама летопись нигде прямо не говорит ни о родине варяжской руси, ни о ее принадлежности к тому или иному народу, она в тоже время дает исчерпывающую информацию и о родине варягов и об их языке. В ее недатированной части сказано, что варяги сидят по Варяжскому морю "ко въстоку до предела Симова, по томуже морю седять к западу до земле Агнянски..."²⁶. Еще в XIX в. Н. В. Савельев-Ростиславич и И. Е. Забелин определили, что "земля Агнянска" - не Англия, как это принято считать и ныне, а территория в низовьях Эльбы, где проживали до своего переселения на Британские острова агло-саксы²⁷, т.е. южная часть Ютландского полуострова, занимаемая ныне датчанами. Летопись, таким образом, ведет речь именно о южном береге Балтийского моря, где жили англы и где их соседями были "варины", "вары", "ваары", "вагры", населявшие Вагрию. Именно они, заключает А. Г. Кузьмин, и были собственно варягами. Их именем вскоре будут называть на Руси всю совокупность славянских и славяноязычных народов, проживавших на южном побережье Балтики между Одером и южной частью Ютландского полуострова²⁸, а уж затем, следует добавить, русские начнут именовать варягами многие западноевропейские народы. Полная ясность обстоит в ПВЛ и с языком варягов. Летописец, рассказывая об основании ими в Северо-Западной Руси городов, носящих исключительно славянские названия - Новгород, Белоозеро, Изборск, говорит тем самым в пользу того, что языком их общения был именно славянский язык, а не какой-то иной язык. Об этом же прямо свидетельствует и летописная статья под 898 г., в которой однозначно сказано, что "словеньскый язык и рускый одно есть..."²⁹.

Традиция русских источников, выводящая варягов с Южной Балтики, и видящая в них славян, имеет себе параллель в виде весьма значимых западноевропейских памятников. Первым среди них следует назвать мнение посла Габсбургской империи С. Герберштейна, посещавшего Россию в 1517 и 1526 годах. Этот любознательный немец, проявляя исключительный интерес к варягам, заключил, что их родиной могла быть только южнобалтийская Вагрия, заселенная славянами, которые "были могущественны, употребляли, наконец, русский язык и имели русские обычаи и религию. На основании всего этого мне представляется, что русские вызвали своих князей скорее из вагрийцев, или варягов, чем вручили власть иностранцам, разнящимся с ними верою, обычаями и языком"³⁰. В "Зерцале историческом государей Российских", принадлежавшем руке датчанина А.Селлия, перебравшегося на постоянное жительство в Россию, Рюрик с братьями также выводится из Вагрии³¹. Следует отметить, что Селлий являлся сотрудником Г. З. Байера, с именем которого принято связывать само начало норманизма. Именно по указанию последнего он и занялся русской историей. Но в своем взгляде на этнос варягов Селлий был абсолютно независим от Байера. И данный факт объясняется тем, что датчанин был уроженцем г. Тендера, что в Шлезвиге, области, тесно связанной с историей южнобалтийских славян, поэтому он в своем выводе вполне мог опираться на предания своей родины. То, что такого рода предания имели место быть и долгое время бытовали на южной Балтике, зафиксировал в 1840 г. француз К. Мармье. Побывав во время своего путешествия в Мекленбурге, расположенном на бывших землях славян-бодричей, он записал местную легенду о том, что у короля ободритов (бодричей)-реригов Годлава были три сына - Рюрик Миролюбивый, Сивар Победоносный и Трувор Верный, которые, идя на восток, освободили от тирании народ Русии и сели княжить соответственно в Новгороде, Пскове и на Белоозере. По смерти братьев Рюрик присоединил их владения к своему и стал основателем династии русских князей³². Как это не удивительно, но еще в первой половине XIX в. среди давно уже онемеченного населения Мекленбурга сохранялось предание балто-славянского происхождения о призвании трех братьев-славян на Русь, отстоящим от них на целое тысячелетие.

Эти предания, конечно, возникли не на пустом месте и собою они отражают реальные события. По мнению А. Г. Кузьмина, они, по сути, воспроизводят "западноевропейские генеалогические записи позднего средневековья, лишь определенным образом расцвечивая их, прославляя могущество и добродетель сыновей Годлава и их подвиги на востоке, где они в конце концов будут приняты в качестве князей"³³. Сами же средневековые европейские генеалогии дают подробную родословную вендо-ободритских королей и князей, имеющую к нашей истории самое прямое отношение. В 1725 г. вышел в свет первый том "Генеалогических таблиц" И. Хюбнера. Династию русских князей он начинает с Рюрика, потомка вендо-ободритских королей, пришедшего около 840 г. с братьями Синаусом и Трувором в Северо-Западную Русь³⁴. В 1753 г, С.Бухгольц привел генеалогию Рюрика, Сивара и Трувара, как он пишет, ставших "основателями русского правящего дома". Согласно ей, братья были сыновьями ободритского князя Годлиба, убитого в 808 г. датчанами³⁵. Важно отметить, что немцы Хюбнер и Бухгольц, излагая родословную русских князей, не связывают их происхождение со Скандинавией, хотя тогдашняя Европа была в курсе ее якобы шведского начала, о чем особенно много говорили в XVII в. шведские историки³⁶.

В начале XVIII в. в Германии даже звучали споры по поводу народности Рюрика. В 1716-1717 гг., в связи с заключением брака между мекленбургским герцогом Карлом Леопольдом и Екатериной Ивановной, племянницей Петра I, вспыхнула дискуссия между Ф. Томасом и Г. Ф. Штибером. Первый из них в своих работах затронул два вопроса: о родстве между русскими и южнобалтийскими славянами (венедами) и о родстве между правящими российской и мекленбург-шверинской династиями. Отвечая положительно на оба вопроса, Ф. Томас отверг скандинавское происхождение Рюрика и посчитал его выходцем из славянской Вагрии, теперь уже немецкого Голштейна³⁷.

* * *

Приведенный материал со всей очевидностью показывает, что в нашей историографии имеется лишь одна единственная традиция, ведущая свое начало от ПВЛ, которая прямо касается вопросов этноса и родины варягов и которая, вместе с тем, дает на них четкие ответы. И эта традиция, согласно которой варяги - славяне и выходцы с южнобалтийского побережья, красной нитью проходит через многие и разнохарактерные отечественные памятники X-XVIII вв., прерываясь лишь на три столетия политической раздробленности русских земель (середина XII - середина XV в.). Других традиций, связывающих варягов с другими этносами и с другими территориями, нет вообще. Причем нет ни в отечественных источниках, ни в источниках зарубежных. И в этом ученые, и не только те, кто занимается варяжским вопросом непосредственно, должны отдавать себе отчет. Вместе с тем, в Западной Европе параллельно и совершенно независимо от традиции, очерченной рамками ПВЛ и Иоакимовской летописи, на протяжении многих столетий также существовала практика выводить варягов с южнобалтийского побережья и относить их к славянскому народу. И в этом ученые тоже должны отдавать себе отчет, особо учитывая при этом то немаловажное обстоятельство, что подобная практика была зафиксирована представителями разных западноевропейских общностей: немцами С. Герберштейном, Ф. Томасом, И. Хюбнером и С. Бухгольцом, датчанином А. Селлием, французом К. Мармье. Отсюда напрашивается вопрос, адресованный специалистам, на который вообще-то знают ответ студенты младших курсов истфака: допустимо ли с точки зрения исторической критики игнорирование рассмотренных традиций, подкрепленных к тому же массовым археологическим (керамическим, нумизматическим, антропологическим) и лингвистическим материалом³⁸, игнорирование тогда, когда в историографии нет более других традиций?

С этим вопросом органически связан другой: как можно классифицировать в таком случае норманскую теорию, если она не имеет под собой источниковой базы?

Первое, что сразу же скажут в ответ, мол, сама летопись относит варягов к норманнам, и поспешат привести в качестве довода совершенно антинаучный тезис, который почти полтора столетия бытует в науке, тезис о летописцах как "первых норманистах". Доказательство тому видят прежде всего в словах Сказания о призвании варягов, так определивших конечный пункт следования послов: "И идоша за море к варягом, к руси; сице бо тии звахуся варязи русь, яко се друзии зовутся свие, друзии же урмане, анъгляне, друзии гьте, тако и си". Но смысл этих слов состоит не в сближении руси с перечисленными народами. Напротив, их смысл заключается в том, что летописец специально выделяет варяжскую русь из числа других варяжских, как бы сейчас сказали западноевропейских народов, и при этом он не смешивает ее со шведами, норвежцами, англами и готами: "И пошли за море к варягам, к руси, ибо так звались варяги - русь, как другие зовутся шведы, иные же норманны, англы, другие готы, эти же - так"³⁹. Из чего хорошо видно, что варяжскую русь и не относили к норманским народам. А относили ее, как уже было сказано выше, к славянам ("словеньскый язык и рускый одно есть"). А раз так, то у норманистов нет самой отправной точки для разговора о скандинавской природе варягов.

Не замедлят, конечно, указать и на скандинавские саги, сквозь призму которых, действительно, любят рассматривать историю Древнерусского государства и посредством которых постоянно "корректируют" и "поправляют" чтения нашей древнейшей летописи, наводя тем самым в пределы Восточной Европы полчища викингов. Но, как отмечали в позапрошлом веке антинорманисты Н. И. Костомаров, С. А. Гедеонов, Д. И. Иловайский, а в прошлом норманист Ф. А. Браун и антинорманист А. Г. Кузьмин, саги начинают повествовать о Руси лишь применительно к концу X века. До этого времени в них нет абсолютно никакой информации о восточных славянах. Вообще никакой. Современные исследователи скандинавских источников, а все они, что в данном случае немаловажно подчеркнуть, норманисты, также признают, что подавляющее большинство сведений скандинавов о Руси "относится к концу X - первой половине XI в.", и что отзвуки собственной истории восточноевропейских стран и народов появляются "лишь в сообщениях, относящихся к концу X-XI веку"⁴⁰. А один лишь только этот факт неопровержимо свидетельствует о том, что выходцы из Скандинавии стали появляться в русских землях лишь с конца X в., поэтому ни они сами, ни известия их саг не имеют никакого отношения ни к варягам IX-X в., ни к происхождению династии Рюриковичей в целом⁴¹.

В отношении этноса варяжской руси за несколько столетий были высказаны десятки предположений. Так, в них видели норманнов, балтийских славян, финнов, литовцев, венгров, хазар, готов, грузин, иранцев, кельтов, евреев и многих других⁴². По данному вопросу у нас и за границей написаны буквально горы литературы, сориентироваться в которой в какой-то мере позволяют историографические обзоры. Самый ранний из них, видимо, принадлежит руке шведского историка О. Рудбека, который в 1698 г., отстаивая шведское происхождение варягов и киевской княжеской династии, вместе с тем привел точки зрения С. Герберштейна, А. Гваньини, П. Одерборна, определявших в качестве местожительства находников на Русь южнобалтийское побережье и видевших в варягах славян или пруссов⁴³. В 1735 г. Г. З. Байер в статье "Варяги" отверг сообщения П. Одеборна и П. Петрея о выходе Рюрика из Пруссии, назвал несостоятельными утверждения С. Герберштейна, Б. Латома, Ф. Хемница о славянской Вагрии в Южной Балтике как о родине варягов, такую же оценку он дал суждению М. Претория, что русские призвали себе "владетеля от народа своей крови". В своем же объяснении этимологии слова "варяг" ученый ссылался на мнения шведских исследователей XVII в. О. Верелия и О. Рудбека, на Г. В. Лейбница, на А. Моллера, выводивших его из скандинавского и эстонско-финского языков⁴⁴.

С перемещением при содействии немцев Г. Ф. Миллера и Г. З. Байера в 30-х гг. XVIII в. центра изучения варяжского вопроса из Западной Европы в Россию главные работы по этой проблеме теперь издаются в ее пределах, в связи с чем основные историографические обзоры также выходят из-под пера наших соотечественников, в том числе и тех, кто оказался в XX в. волею судеб в эмиграции⁴⁵.

Вместе с тем значимый интерес к этносу варягов продолжали и продолжают проявлять теперь иностранные ученые, что также ведет к появлению за границей исследований, подводящих итоги разработки этноса варягов как в русско-советской, так и в зарубежной историографии⁴⁶. Но накопление литературы по варяжской проблеме, конечно же, не означает, что она разрешена. Хотя на первый взгляд так может показаться, но показаться лишь по причине тотального господства в науке и в обществе норманизма, согласно которому варяги эпохи Древнерусского государства, его создатели и активные участники событий второй половины IX - конца X вв. были шведами (или норманнами вообще). Этой мыслью проникнуты труды большей части исследователей прошлого и современности. Особенно прочно она закрепилась в советское время, приобретя тогда такой застойно-канонический облик, который был равен по своему всеохвату и методичному "вдалбливанию" в умы подрастающих поколений чуть ли не с дошкольного возраста со "всепобеждающим" и со "всепроникающим" учением Маркса и Ленина.

Такое положение вещей сохраняется и на сегодняшний день. Но появились первые признаки того, что ненормальное состояние нашей науки, вызванное монополией норманизма, уже начинают ощущать ученые, начинают понемногу осознавать всю пагубность безраздельного господства вековых догм, сковывающих творческий потенциал и обрекающих в ложном свете высвечивать наше прошлое, в котором в ложном свете рикошетом предстает и наше будущее. И первой ласточкой, возможно, предвещающей собой приближающуюся, хотя, конечно, и не скорую весну в варяжском вопросе, а значит и расцвет исторической мысли, стала конференция в Калининграде, благодаря которой впервые за многие годы состоялся открытый разговор о варяжской руси, продуктивность которого несомненна.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Шаскольский И. П. Норманская проблема в советской историографии // Советская историография Киевской Руси. - Л., 1978. С. 158; его же. Антинорманизм и его судьбы // Проблемы отечественной и всеобщей истории. Генезис и развитие феодализма в России. Вып. 7. - Л., 1983. С. 48-50.

2. Попов А. И. Названия народов СССР. Введение в этнонимику. - М., 1973. С. 62-63.

3. Мельникова Е. А. Новгород Великий в древнескандинавской письменности // Новгородский край. - Л., 1984. С. 130-131; Древняя Русь в свете зарубежных источников: Учебное пособие для студентов вузов / М. В. Бибиков, Г. В. Глазырина, Т. Н. Джаксон и др. - М., 1999. С. 543.

4. Сюжеты, отмеченные в данном сообщении ^*, подробно рассматриваются автором в статье "Кривые зеркала норманизма", помещенной в этом же томе Сборников Русского исторического общества (Сб. РИО).

5. Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. - М.-Л., 1947. С. 160; его же. "Повесть временных лет" // его же. Избранные труды в трех томах. Т. 2. - М., 1987. С. 123-124; Повесть временных лет (ПВЛ). Подготовка текста, перевод, статьи и комментарии Д. С. Лихачева / Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. Ч. 2. - М.-Л., 1950. С. 113-115, 238.

6. Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. I. - СПб., 1818. Примеч. 278.

7. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 1. - М., 1962. Стлб. 20, примеч. 38.

8. Летопись по Лаврентьевскому списку (АЛ). Изд. 3-е. - СПб., 1897. С. 18-19; ПСРЛ. Т. 2. - М, 1962. Стлб. 14.

9. Лихачев Д. С. Русские летописи... С. 78, 158-160; его же. "Повесть временных лет". С. 93-95, 104-105, 122-123; ПВЛ. Ч. 2. С. 112-114.

10. Грот Л. Мифологические и реальные шведы на севере России: взгляд из шведской истории // Шведы и Русский Север: историко-культурные связи. (К 210-летию Александра Лаврентьевича Витберга). Материалы Международного научного симпозиума. - Киров, 1997. С. 153-154.

11. Мельникова Е. А. Скандинавы на Балтийско-Волжском пути в IX-X веках // Шведы и Русский Север. С. 132-139.

12. Мельникова Е. А. Тени забытых предков // "Родина", 1997, №10. С. 17-20.

13. Петрухин В. "От тех варяг прозвася..." // Там же. С. 12.

14. Кузьмин А. Г. Пути проникновения христианства на Русь // Великие духовные пастыри России. - М., 1999. С. 24; Фомин В. В. Скандинавы и хазары в русской истории: современная интерпретация // Вопросы российской и всемирной истории. Материалы V межвузовской научно-практической конференции "Дискуссионные вопросы российской истории в вузовском и школьном курсах". - Арзамас, 2002. С. 181-183.

15. Кузьмин А. Г. "Крещение Руси": концепции и проблемы // "Крещение Руси" в трудах русских и советских историков / Авт. вступ. ст. А. Г. Кузьмин; сост., авт. примеч. и указат. А. Г. Кузьмин, В. И. Вышегородцев, В. В. Фомин. - М., 1988. С. 20.

16. Подробнее критику концепции Р. Г. Скрынникова см.: Фомин В. В. Скандинавомания или небылицы о шведской Руси // Сб. РИО. Т. 5 (153). - М., 2002. С. 235-238.

17. ЛЛ. С. 18-19; ПСРЛ. Т. 2. Стб. 14.

18. ЛЛ. С. 22-23; ПСРЛ. Т. 2. Стб. 16-17.

19. Дмитриева Р. П. Сказание о князьях владимирских. - М.-Л., 1955. С. 162.

20. Попов А. Н. Обзор хронографов русской редакции. Вып. 2. - М., 1869. С. 234.

21. Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссией). 1633-1699. Т. V. - СПб., 1853. С. 83.

22. Синопсис. - СПб., 1762. С. 22.

23. Погодин М. П. Исследования, замечания и лекции о русской истории. Т. 2. - М., 1846. С. 212-213.

24. Татищев В. Н. История Российская с самых древнейших времен T. I. - М.-Л., 1962. С.110.

25. Кузьмин А. Г. "Варяги" и "Русь" на Балтийском море // "Вопросы истории" (ВИ), 1970, № 10. С. 33; Славяне и Русь: Проблемы и идеи. Концепции, рожденные трехвековой полемикой, в хрестоматийном изложении / Сост. А. Г. Кузьмин. - М., 1998. С. 215-216.

26. ЛЛ. С. 3-4.

27. Славянский сборник Н. В. Савельева-Ростиславича. - СПб., 1845. С. LX, LXXXIX, примеч. 170; Забелин И. Е. История русской жизни с древнейших времен. Ч. 1. - М., 1876. С. 135-136.

28. Откуда есть пошла Русская земля. Века VI-X / Сост., предисл., введ. к документ., коммент. А. Г. Кузьмина. Кн. 2. - М., 1986. С. 26; 582-583; Кузьмин А. Г. Падение Перуна: (Становление христианства на Руси). - М., 1988. С. 155-156; Славяне и Русь. С. 463-464.

29. ЛЛ. С. 28.

30. Герберштейн С. Записки о московитских делах. - СПб., 1908. С. 4.

31. Зерцало историческое государей Российских // Древняя Российская Вивлиофика. - СПб., 1891. С. 29.

32. Marmier X. Lettres sur le Nord. Т. I. - Paris, 1840. P. 30-31.

33. Славяне и Русь. С.216.

34. Hübner J. Genealogische Tabellen, nebst denen darzu Geh?rigen genealogischen Fragen. Bd. I. - Leipzig, 1725. P. 281. Die 112 Tab.

35. Buchholtz S. Versuch in der Geschichte des Herzogthums Meklenburg. - Rostock, 1753. II Stammtafel.

36. Фомин В. В. Норманская проблема в западноевропейской историографии XVII века // Сб. РИО. Т. 4 (152). - М., 2002. С. 305-324.

37. Мыльников А. С. Картина славянского мира: взгляд из Восточной Европы. Этногенетические легенды, догадки, протогипотезы XVI - начала XVIII века. - СПб., 1996. С. 131-134.

38. Фомин В. В. Русские летописи и варяжская легенда. - Липецк, 1999. С. 133-144; его же. Норманская проблема в западноевропейской историографии XVII века. С. 317-318.

39. Се Повести временных лет (Лаврентьевская летопись) / Сост., авторы примечаний и указателей А. Г. Кузьмин, В. В. Фомин; вступительная статья и перевод А. Г. Кузьмина. - Арзамас, 1993. С. 47.

40. Мельникова Е. А., Глазырина Г. В., Джаксон Т. Н. Древнескандинавские письменные источники по истории европейского региона СССР // ВИ, 1985, №10. С. 51-52; Древняя Русь в свете зарубежных источников. С. 486.

41. Фомин В.В. Скандинавомания или небылицы о шведской Руси. С. 238-239.

42. Мошин В. А. Варяго-русский вопрос // Slavia. Casopis pro slovanskou filologii. Rocnik X. Sešit 3. - Praze, 1931. C. 532-533.

43. Rudbeck O. Atlantica sive Manheim pars tertia. - Upsalae, 1698. P. 184-185.

44. Bayer G. S. De Varagis // Commentarii Academiae Scientiarum Imperialis Petropolitanae. T. IV. - Petropoli, 1735. P. 276-279, 295-297.

45. Венелин Ю. И. Скандинавомания и ее поклонники, или столетия изыскания о варягах. - М., 1842. С.5-12, 25-28, 34-36, 42-60; Попов А. Н. Шлецер. Рассуждения о русской историографии. - М., 1847; Бестужев-Рюмин К. Н. Русская история. Т. 1. - СПб., 1872. С. 88-96; Свистун Ф. И. Спор о варягах и начале Руси. Историко-критическое исследование. - Львов, 1877. С. 7-23; Милюков П. Н. Главные течения русской исторической мысли. Изд. 3-е. - СПб., 1913. С. 19-127; Багалей Д. И. Русская история. Киевская Русь (до Иоанна III). Т. I. - М., 1914. С. 152-158, примеч.; Любавский М. К. Лекции по древней русской истории до конца XVI в. - М., 1916. С. 75-80; Мошин В. А. Указ. соч. С. 109-136, 343-379, 501-537; Погодин A. Л. Варяги и Русь // Записки Русского научного института в Белграде. Вып. 7. - Белград, 1932. С. 93-135; Мавродин В. В. Борьба с норманизмом в русской исторической науке. Стенограмма публичной лекции, прочитанной в 1949 году в Ленинграде. - Л., 1949; Шаскольский И. П. Норманская теория в современной буржуазной историографии // "История СССР", 1960, № 1. С. 223-236; его же. Норманская теория в современной буржуазной науке. - М.-Л., 1965; его же. Норманская проблема в советской историографии. С. 152-165; его же. Антинорманизм и его судьбы. С. 35-51; Вилинбахов В. Б. Об одном аспекте варяжской проблемы // Скандинавский сборник. Вып. VII. - Таллин, 1963. С. 333-345; Шушарин В. П. Современная буржуазная историография Древней Руси. - М., 1964; Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа. XII-XVII вв. - М., 1973. С. 10-49; его же. Варяжский вопрос в русской дореволюционной историографии / / ВИ, 1982, № 5. С. 31-45; его же. Русская историческая мысль и Западная Европа (XVIII - первая половина XIX в.). - М., 1985. С. 9-81; Авдусин Д. А. Современный антинорманизм // ВИ, 1988, № 7. С. 23-34; Фроянов И. Я. Мятежный Новгород: Очерки истории государственности, социальной и политической борьбы конца IX - начала XIII столетия. - СПб., 1992. С. 75-106; Хлевов А. А. Норманская проблема в отечественной исторической науке. - СПб., 1997; Фомин В. В. Русские летописи и варяжская легенда. С. 38-117; его же. Норманская проблема в западноевропейской историографии XVII века; его же. Скандинавомания или небылицы о шведской Руси. С. 230-257; и другие.

46. Stender-Petersen A. Der älteste russische Staat // Historische Zeitschrift. Bd. 191. H. 1. - München, 1960. S. 1-12; Rüß H. Die Warägerfrage // Handbuch der Geschichte Russlands. Bd. I. L. 4/5. - Stuttgart, 1979. S. 267-282; Latvakangas A. Riksgrundarna. Varjagproblemet i Sverige fran runinskrifter till enhetlig historisktolkning. - Turku, 1995. S. 95-449; Нильсен Й. П. Рюрик и его дом. Опыт идейно-историографического подхода к норманскому вопросу в русской и советской историографии. - Архангельск, 1992 (книга состоит из двух статей, опубликованных автором в 1978 и 1981 гг.); и другие.