Литература

Источник: Скандинавский сборник XXV. – Таллин: Ээсти Раамат, 1980

В 1973-1975 гг. Четвертый отряд Староладожской экспедиций ЛОИА АН СССР (начальник экспедиции А. Н. Кирпичников) проводил исследование Земляного городища в Старой Ладоге. Эти работы явились естественным продолжением многолетних раскопок городища, предпринятых в дореволюционный период Н. И. Репниковым, а в советское время осуществленных экспедицией Ленинградского государственного университета под руководством В. И. Равдоникаса. В результате исследования предшествующих лет была вскрыта площадь около 2000 кв. м, получен важный и во многом уникальный материал эпохи раннего средневековья.

Важнейшей задачей небольших по масштабу работ 1973-1975 гг. являлось исследование культурного слоя поселения с целью получения спилов деревянных конструкций для их последующего дендрохронологического анализа. Значение последнего определялось необходимостью уточнения существующих в настоящее время датировок Староладожского поселения, а также возможностью удревнения дендрохронологической шкалы Восточной Европы. Кроме того, перед отрядом стояла задача доследования строительных комплексов, частично выявленных в предшествующее время, изучение стратиграфической колонки на новом участке городища и характера культурных напластований, получения дополнительного вещественного материала.

Раскоп был заложен на площадке между валами в западной части Земляного городища. С восточной стороны он непосредственно примыкал к участку, вскрытому в 1948-1950 гг. Первоначальная площадь раскопа составляла 80 кв. м, но при выходе на уровень ранних слоев поселения (толща горизонтов Е) участок был увеличен до 120 кв. м за счет недоследованных квадратов раскопа 1948-1950 гг. (линии квадратов М и Н)¹. Кроме того, в последнем полевом сезоне была осуществлена прирезка к северо-восточной части раскопа площадью 16 кв. м. Общая площадь вскрытого участка, учитывая некоторое расширение раскопа в результате обвалов стенок и последующей их зачистки, составляет 140 кв. м.

В результате раскопок последних лет были установлены точные дендрохронологические даты ранних горизонтов Земляного городища, исследован ряд интересных конструкций жилого и производственного назначения, получен значительный археологический материал (включающий, в частности, 1100 индивидуальных находок). Одним из наиболее важных результатов этих работ явилось открытие производственного комплекса с кладом инструментов, выявленного в основании культурного слоя городища².

При зачистке предматерикового слоя (глубина – 2,10-2,40 м от репера)³, представляющего собой черный гумус толщиной 10-12 см с включениями голубоватой материковой глины-вивианита, был прослежен ряд канавообразных углублений и ям, врезанных в материк (рис. 1). Наиболее интересная система таких углублений обнаружена в северо-восточной части раскопа⁴. Здесь была зафиксирована обводная канавка, окружавшая площадку четырехугольной формы. Ширина канавки составляла, в среднем, 60-80 см, в южной части достигала 120 см. Она прослеживалась в предматерике и материковой глине на глубину 20-30 см по заполнению из бурого гумуса со щепой и навозом.

рис. 1. Старая Ладога. План древнейшего строительного горизонта (вторая половина VIII в.)

Условные обозначения: 1 - песок; 2 - остатки столбов и кольев; 3 - район находки клада инструментов; 4 - находки шлаков; 5 - места находок, связанных с железообрабатывающим производством (отходы, заготовки, поделки); 6 - места находок, связанных с ювелирным и литейным делом (тигли, литейная формочка, заготовки и отходы из цветных металлов)

Такую же глубину эта канавка имела, очевидно, и в период своего функционирования. Сохранился переходный мостик через канаву в южной части системы (кв. М₃). Мостик из горбыля, обращенного уплощенной стороной вниз, был уложен на две лаги из жердей, концы которых опирались на оба края канавки.

Размеры четырехугольной площадки, окруженной обводной канавкой, 4,00x4,80 м. Наблюдается некоторое понижение, уровня площадки к ее центру – в среднем на 15-20 см. В юго-западной части объекта прослежены столбовые ямы. Следы ям от столбов отмечены и по внешнему краю юго-восточной части канавки.

Канавообразные углубления и ямы выявлены и к западу от остатков четырехугольной конструкции. Скорее всего, они связаны с последней и по своему функциональному назначению, однако установить их принадлежность к единой системе мешают незначительные размеры вскрытого участка. Примечательна вымостка из плитнякового камня, открытая на предматерике в кв. Ч_1-2. Она была сложена из крупных обломков ПЛАТЫ, плотно подогнанных друг к другу. Поверх камней и вокруг вымостки зафиксирована линза белого песка со значительным включением угля. К ней примыкала яма диаметром около 3 м. Площадка из камней и прилегающие края ямообразного углубления оконтурены линией из кольев.

В процессе раскопок 1950 г. на квадратах, прилегающих с востока к раскопу 1973-1975 гг., было выявлено большое количество шлаков. Найдены они были на глубине – 2,20 м от репера, в самом основании культурного слоя⁵. Уже тогда было высказано предположение о наличии поблизости производственного сооружения.

Многочисленные шлаки были найдены и в основании культурного слоя нашего участка, причем наблюдается их несомненное тяготение к площадке, окруженной обводной канавкой (рис. 1). Крайне важным представляется то обстоятельство, что куски шлака почти не попадались на самой площадке, а встречались преимущественно в канавке и за ее пределами. При этом производственные отходы зафиксированы не только в заполнении обводной канавки, но и на ее дне. Это указывает на одновременность функционирования рассматриваемого комплекса, очевидно являющегося остатками мастерской, и производственной деятельности на том же участке поселения.

Об интенсивном характере производства свидетельствуют и многочисленные следы железообработки и ювелирного ремесла, также локализующиеся в районе канавообразных углублений. Внутри четырехугольной системы и поблизости от нее обнаружено несколько десятков заготовок, полуфабрикатов и поделок из железа. Здесь же встречены и находки, связанные с литейным и ювелирным производством, но последние, судя по их размещению, тяготеют к вымостке из плитнякового камня. Вполне вероятно, что последняя также имела производственное назначение, представляя собой, возможно, остатки металлоплавильной печи⁶.

Дендрохронологические данные позволили не только определить период интенсивной ремесленной деятельности на исследованном участке, но и выявить пласт единых по времени древнейших сооружений поселения⁷. Спилы с переходного мостика через обводную канавку четырехугольной конструкции дали порубочные даты 60-х гг. VIII в. Но к этому же времени относятся серии образцов, взятых с деревянных сооружений, расположенных выше предматерика (очевидно, последнее обстоятельство связано с использованием подсыпок под древнейшие наземные сооружения из дерева).

В период функционирования производственного комплекса, в 760-е гг., был сооружен и сплошной настил из хорошо подогнанных друг к другу бревен, выявленной в южных квадратах раскопа. Не исключено, что он связан с жилой постройкой, оказавшейся за пределами исследованного участка. Но этот настил, в свою очередь, связан с остатками сооружений производственного назначения системой пешеходных мостков, уложенных по направлению к мастерской и вымостке из плитнякового камня.

Таким образом, в пределах исследованного участка был выявлен, хотя и во фрагментарном виде, единый производственный (или производственно-бытовой) комплекс второй половины VIII века. Уже этот факт заслуживает самого пристального внимания в силу раннего возраста изученных сооружений. Но его значение резко увеличивается в связи с находкой в "пятне" производственной деятельности богатейшего клада ремесленных инструментов.

Клад был обнаружен внутри обводной системы, в ее юго-западной части; кроме того, еще два инструмента найдены ближе к центру производственного объекта. Основное скопление находок сосредоточено на площадке между двумя канавообразными выступами и в самой канавке, занимая площадь 1,00х1,80 м. Инструменты лежали на самом дне канавы и по склону ее стенки и попали туда, несомненно, до засыпки обводной канавки (то есть, в период функционирования объекта).

В состав клада, насчитывающего 26 предметов, входили следующие изделия:

1. Клещи (рис. 2, 1). Общая длина инструмента 253 мм, длина рабочей части до шарнира 40 мм. Губы у клещей уплощены с внутренней стороны и закруглены с внешней. Рукоятка изготовлена из тонких пластин шириной 4-5 мм. К концу рукоятки на шарнире прикреплен ограничитель длиной 56 мм. Он представляет собой согнутую вдвое пластинку; в уплощенном месте перегиба, расположенном в нижней части ограничителя, имеется шесть сквозных отверстий. У второй половины рукоятки конец оформлен в виде тонкого заостренного стержня. В зависимости от положения конца рукоятки в той или иной ячейке ограничителя фиксировалось и различное расстояние между соприкасающейся частью губ.

2. Клещи (рис. 2, 2). Также имеют ограничитель-фиксатор, но изготовленный из круглого стержня с десятью сквозными отверстиями, длиной 65 мм. Общая длина клещей 192 мм, расстояние до шарнирного соединения 46 мм, длина соприкасающейся части губ 10 мм. Последние имеют ширину 3 мм. Рукоятка изготовлена из пластин шириной 3-4 мм.

3. Клещи (рис. 2, 3) длиной 192 мм; губы в виде тонкой пластины шириной 1-1,5 мм, рукоятка – из стержней четырехугольного сечения со слегка скругленными углами.

4. Клещи (рис. 2, 8). Общая длина 350 мм, длина рабочей части до шарнирного соединения 42 мм, длина накладывающейся части губ 9-12 мм; концы, загнутые в кольцо, имеют круглое сечение.

5. Клещи (рис. 2, 4). Общая длина 287 мм, длина до шарнирного соединения 70 мм, длина накладывающейся части губ 23 мм. У губ расширенный край (ширина 10 мм). Рукоятка изготовлена из стержней подчетырехугольного сечения с закругленными углами.

6. Клещи (рис. 2, 5), имеющие самые большие размеры. Их длина 418 мм, длина до шарнирного соединения 93 мм. Губы имеют расширенный край шириной 6 мм, сужающиеся в предшарнирной части. Рукоятка при переходе от шарнирного соединения изготовлена в виде тонких пластин длиной 13 мм и шириной 2 мм; ниже эти пластинки переходят под углом в стержни четырехугольного сечения со сглаженными углами.

7. Клещи, сохранившиеся во фрагментарном состоянии. Длина от края губ до шарнирного соединения 85 мм, длина соприкасающейся части губ 50 мм, их ширина 3-5 мм (губы несколько расширяются в средней части).

рис. 2. Клад инструментов VIII в.

Перечисленная серия инструментов представлена несколькими вариантами шарнирных клещей, различающихся как по своим размерам, так и по конструктивным деталям. Наряду с группой больших клещей, рассчитанных на крупные поковки, встречены малые одноручные клещи с хорошо подогнанными губами, явно предназначенные для обработки средних и мелких изделий⁸. По мнению М. Мюллера-Вилле, составившего сводку кузнечного инструментария из памятников Скандинавии, клещи длиной до 300 мм использовались преимущественно для ювелирных работ, а более крупные – для железной металлообработки⁹. Рассматриваемые находки имеют широкий круг аналогий в памятниках европейского средневековья. Клещи с ограничителями обнаруживают наиболее близкое сходство с инструментарием эпохи викингов (Швеция, Норвегия, Готланд)¹⁰.

8-9. Два длинных железных стержня с заостренными концами (рис. 2, 6-7). Их длина 300-305 мм. Один из стержней имеет четырехугольное сечение, в верхней части круглое. Второй в верхней части также имеет круглое сечение, при расширении к концу второй трети своей длины переходит в четырехугольный стержень. Эти изделия относятся, очевидно, к разряду шильев или пробоев – универсальных инструментов для прокалывания отверстий¹¹.

10. Миниатюрная железная наковаленка с роговидным выступом (рис. 2, 15). Она имеет четырехугольный корпус высотой 112 мм (высота всей наковаленки 125 мм). Квадратная в плане рабочая поверхность размерами 45x50 мм переходит в роговидный выступ длиной 93 мм, предназначенный для проковки кольцеобразных и втульчатых изделий. На одном из краев лицевой площадки имеется круглое сквозное отверстие диаметром 6 мм.

В древней Руси известны две находки миниатюрных наковаленок с роговидным выступом, относящихся к XII-XIII вв. (Новгород, Бородинское городище Смоленщины)¹². Более ранним временем датируются аналогичные находки из памятников эпохи викингов Скандинавского Севера¹³.

По заключению Б. А. Колчина, миниатюрные наковаленки являются инструментами слесаря и ювелира¹⁴. К аналогичному заключению пришел и М. Мюллер-Вилле, проанализировавший находки из памятников Скандинавии. По его мнению, подобные наковальни использовались преимущественно для изготовления гвоздей и их отбивки, а также для иных, в том числе и ювелирных работ¹⁵.

рис. 2 (продолжение). Клад инструментов VIII в.

11-13. Три ювелирных молоточка (рис, 2,9-11). Самый крупный из них имеет длину 100 мм, размеры бойка 19х10 мм, задника 16x3 мм, толщину у втулки 16 мм. Второй молоточек достигает длины 86 мм, третий характеризуется той же длиной, но отличается меньшими размерами бойка и задника. У второго молотка их ширина 13 мм, толщина 3-6 мм, у третьего – ширина бойка и задника соответственно 6 и 10 мм, толщина 2-3 мм. Все инструменты имеют овальную продолговатую втулку. В них сохранились железные проволочные стержни, с помощью которых молотки крепились к деревянной рукоятке.

14-16. Зубила для холодной рубки металла, применявшиеся преимущественно при слесарных и ювелирных работах¹⁶ (рис. 2, 12-13).

17. Ювелирные ножницы, предназначенные для разрезания расплющенного в листы металла (рис. 2, 16). Состоят из двух половинок, соединенных с помощью заклепки. Такие ножницы известны в памятниках древнерусского времени¹⁷, широко встречаясь и в памятниках эпохи викингов Северной Европы¹⁸.

18-19. Два сверла, преднамеренно согнутые вдвое (рис. 2, 20-21). Оба инструмента, применявшиеся для изготовления крупных отверстий в дереве, относятся к числу ложковидных (перовидных) сверл-напарьев¹⁹. Длина более крупного сверла 600 мм, длина меньшего – 406 мм. Их рабочая часть имеет заостренный конец и загнутые бортики. Длина пера у крупного сверла 55 мм, а его ширина (равная диаметру сквозного отверстия в обрабатываемом дереве) – 18 мм; длина пера у второго инструмента 25 мм, ширина 12 мм.

У перовидных сверл, известных в памятниках древней Руси и на севере Европы, стержень сверла переходит, как правило, в широко расплющенный черенок, завершающийся иногда ромбовидным острием²⁰. В данном же случае стержень, идущий от пера, раздваивается затем на две узкие и длинные пластинки.

20. Волочильня (гвоздильня), изготовленная в виде массивного железного стержня четырехугольного сечения, нижний конец которого обломан (рис. 2, 17). Ее длина 148 мм, сечение верхней части 24x27 мм, нижней – 18x18 мм. На боковой грани волочильни имеются четыре сквозных отверстия разного диаметра (сверху вниз соответственно 4,5, 3,5, 3,0 и 2,0 мм). Они соединены с продольным пазом, расположенным на оборотной стороне стержня.

Подобные волочильни известны в Европе с римского времени, но наибольшее сходство, проявляющееся в деталях оформления, они обнаруживают со скандинавскими находками конца 1 тыс. н. э.²¹ Такие инструменты могли использоваться для волочения проволоки и изготовления гвоздей и заклепочных головок²².

Волочильня (гвоздильня), представляющая собой тонкую железную пластинку с 14 сквозными отверстиями разнога диаметра – от 1,5 до 3 мм (рис. 2, 18). Известно их определение как пластинок для волочения проволоки²³. Иногда они интерпретируются и в качестве инструментов для изготовления шляпок гвоздей²⁴. Судя по незначительной толщине рассматриваемой пластинки – около 2 мм (для гвоздилен обычно использовались толстые плоские пластинки – планки)²⁵ и малому диаметру отверстий, она вряд ли могла служить для расклепки головок железных гвоздей и заклепок. Вместе с тем, вполне вероятно ее использование в аналогичных целях, но лишь для обработки тонкой проволоки из цветных металлов (например, изготовление бронзовых гвоздей и заклепок для костяных составных гребней и т. д.). Волочильни данного типа получили широкое распространение в средневековых памятниках Северной Европы.

22. Дисковидная железная пластинка диаметром 45-47 мм и толщиной около 7 мм (рис. 2, 19). В центре пластинки имеется квадратное сквозное отверстие размером 10 мм, по краям – четыре углубления округлой формы диаметром 5, 6, 7 и 10 мм. На бортах диска сделаны клиновидные вырезки. Хотя нам остались неизвестными точные аналогии данной, находки, однако в Новгороде были встречены сходные предметы, позволяющие установить ее производственное назначение. Это две ювелирные наковальни, плоская рабочая поверхность которых покрыта несколькими воронкообразными углублениями округлой формы²⁶. Они использовались для, выпуклой чеканки и тиснения ювелирных изделий. Ладожская находка, которая, очевидно, имела деревянную основу и соединялась с последней благодаря сквозному отверстию в центре, являлась более универсальной, чем новгородские наковаленки; у последних все углубления на рабочей площадке имели одинаковые размеры. Металлическая площадка позволяла, по всей вероятности, использовать это специфическое приспособление не только для ювелирных, но и для некоторых слесарных работ.

23. Железная пластинка с сужающимися концами, которые завершены изогнутыми спиральными завитками; в центральной части пластинки имеется сквозное отверстие (рис. 2, 22). Аналогичные изделия были широко распространены в Скандинавии, начиная с вендельского времени и особенно в эпоху викингов. Они встречаются, как правило, в комплексах с ключами и обломками деревянных ларцев (ящиков, сундучков); в отдельных случаях удается установить их положение на деревянных предметах – это ручки, прикреплявшиеся к крышкам ларцев. Известны примеры и иного использования аналогичных изделий. Так, в одном из норвежских погребений X в. пластинка со спиральными завитками служила для соединения сковороды с длинной железной рукоятью²⁷.

Кроме перечисленных находок, в состав клада входили: 24) обломок массивного железного стержня четырехугольного сечения (25x20 мм) (рис. 2,14); 25) крупный оселок длиной около 25 см и, наконец, прекрасный образец древнего ювелирного искусства – антропоморфное навершие какого-то несохранившегося предмета (рис. 3). Стилистические особенности этого изделия указывают на его несомненную связь с искусством Скандинавии вендельской эпохи²⁸. Есть основания полагать, что бронзовая фигурка воспроизводит популярный сюжет древнескандинавской мифологии, являясь изображением верховного бога северных германцев Одина в окружении двух вещих воронов – Хугина и Мугина²⁹.

рис. 3. Антропоморфное бронзовое изображение из клада VIII в.

Судя по составу инструментария, в сферу деятельности ладожского ремесленника входили мелкие кузнечные и ювелирные работы. Приходилось ему иметь дело и с обработкой дерева, о чем свидетельствуют находки перовидных сверл. Как уже отмечалось, в районе производственного комплекса было встречено значительное количество шлаков и отходов железообрабатывающего производства (рис. 4). Среди отходов, полуфабрикатов и ряда готовых изделий (всего на рассматриваемом участке встречено 33 железных предмета) выделяются следующие поделки: лодейные заклепки и их фрагменты (4 экз.), клинки ножей (2 экз.), наконечник стрелы, гвоздь, игла от железной фибулы, угловая оковка какого-то деревянного предмета. Остальные 25 находок представлены заготовками и отходами кузнечного ремесла – железными пластинками, стержнями четырехугольного и круглого сечения, железной проволокой.

К периоду функционирования рассматриваемого комплекса относится и серия находок, связанных с обработкой цветных металлов. Так, из пяти тиглей, встреченных при раскопках 1973-1975 гг., четыре найдены в слое второй половины VIII в. Здесь же обнаружены фрагмент плитняковой литейной формочки, слиток олова, свинцовая пломба – скорее всего, капля застывшего металла, два обрезка бронзовой изогнутой проволоки и обломок бронзовой пластинки.

Вещественные остатки ремесленной деятельности, зафиксированные в основании культурного слоя, указывают, в основном на те производства, для которых и был предназначен встреченный здесь же клад инструментов. Более того, они дают представление о конкретных видах продукции, изготовлявшейся первыми ладожскими мастерами. Несомненно, в систему железообработки входило производство корабельных заклепок, гвоздей, ножей, стрел, оковок для ларцев и ящиков, а также иных мелких железных изделия. Становится вполне понятным и наличие среди кузнечного инструментария перовидных сверл, если учесть, что лодейные заклепки, изготовляемые ремесленником, применялись для соединения деревянной обшивки кораблей, а железные оковки, аналогичные нашей находке, также использовались для обивки деревянных предметов.

рис. 4. Остатки железообрабатывающего производства из комплекса второй половины VIII в.

На основе рассмотренных материалов вырисовывается достаточно яркая картина раннего ладожского ремесла, имеющего универсальный, но, вместе с тем, уже в значительной степени специализированный характер (изготовление лишь мелких железных и ювелирных изделий). Не исключая возможности того, что все эти находки могут отражать деятельность не одного, а нескольких мастеров, мы считаем наиболее вероятной их связь с единым ремесленным комплексом. В пользу этого свидетельствует и набор инструментов универсального назначения, и концентрация на исследованном участке остатков железообработки и ювелирного ремесла. К тому же хорошо известно, что даже в эпоху русского средневековья мастер-профессионал мог осуществлять широкий круг операций, связанных с несколькими родственными производствами (в частности, заниматься и кузнечным, и ювелирным делом)³⁰. Для более раннего времени близкие, а в ряде случаев и полностью аналогичные явления выявляются на материалах Скандинавии эпохи викингов. Например, состав инструментария из погребения кузнеца X в. в Тьеле (Ютландия) ясно свидетельствует, что последний занимался изготовлением оружия, конского снаряжения и предметов повседневного обихода, но, вместе с тем, имел дело и с литейным производством, и с обработкой цветных металлов³¹.

Еще более интересным представляется уникальный по своему составу и разнообразию находок богатейший набор инструментов, найденный на дне высохшего озера Мястермюр (остров Готланд). Инструменты были сложены в дубовый ларец длиной 60 см, обитый железными оковками. Вполне вероятно, что они оказались на дне озера в результате несчастного случая – потонула лодка или провалились под лед сани хозяина этого ларца³². Среди ремесленных орудий встречены наковальни, молотки, клещи, напильники, пробои, зубила для кузнечных и отчасти для ювелирных работ, волочильни, ножницы для резки металла; маленькие пилы, напильники с мелкой насечкой и т. д. – для обработки цветных металлов; пилы, сверла, топоры – для обработки дерева. В принципе, здесь представлен тот же комплекс производств, что и в Ладоге. Добавим к тому же, что наличие в ларце набора перовидных сверл и топора с широким поперечным лезвием явилось достаточным основанием для предположения о связи его владельца с судостроением³³. В Ладоге мы опять-таки сталкиваемся с аналогичным явлением – с концентрацией лодейных заклепок и заготовок крупных стержней для них в производственном комплексе и наличием больших перовидных сверл в самом кладе. Очевидно, и ладожский мастер мог иметь непосредственное отношение к строительству или ремонту судов.

Оба рассматриваемых набора инструментов сближаются не только по составу и назначению входящих в них орудий. Их характеризует и значительное сходство, а иногда и полное тождество в формах и деталях многих общих типов и предметов. Последнее обстоятельство было бы вполне понятным при их хронологической близости. Но это далеко не так: мястермюрские находки относятся к заключительному этапу эпохи викингов и датируются X³⁴ или даже XI³⁵ вв., т. е. оказываются на 200-250 лет моложе ладожских! Сам же инструментарий из Мястермюра, по мнению исследователей, производит удивительно позднее впечатление. Как отмечает М. Стенбергер, многие предметы из ларца идентичны орудиям, применявшимся в Швеции вплоть до начала индустриальной эпохи. В этом автор видит особую культурно-историческую ценность готландского клада инструментов, многие из форм которых, по его мнению, полностью сложились и достигли наибольшей целесообразности задолго до эпохи викингов³⁶. Находка из Ладоги является весовым доказательством справедливости этого заключения, фиксируя уже для VIII в. традиционные и функционально завершенные типы производственного инвентаря.

Таким образом, приведенный круг аналогий свидетельствует о североевропейском (скандинавском) характере ладожского клада инструментов. Это подтверждается и наличием в его составе бронзового изделия, выполненного в вендельском стиле. Впервые на конкретном археологическом материале так ясно вырисовываются связи Ладоги со Скандинавским Севером еще в довикингскую эпоху, на начальном этапе становления самого поселения. Отмеченные факты находят свое объяснение в конкретной историко-культурной обстановке, обусловившей появление и быстрое развитие Ладоги в последних веках I тыс. н. э.

Становление и расцвет славянского по основному этническому элементу поселения в низовьях Волхова прямым образом связано с началом функционирования международного Балтийско-Волжского торгового пути. Пункт в нижнем Поволховье занял ключевое положение на стратегически важном отрезке этой водной магистрали, располагаясь в начале пути из Балтики вглубь материка, на перекрестке торговых маршрутов, связывающих Запад и Восток. Это определило своеобразный облик ранней Ладоги как торгово-ремесленного поселения нового типа, с широкими внешними связями и многоэтничным составом населения. Сюда стекались представители различных племен и народов, включаясь в социальную структуру этого по сути своей протогородского образования.

О смешанном составе населения Ладоги свидетельствует и разнородный характер материальной культуры поселка VIII-X вв. с ее ярко выраженной "интернациональной" окраской и наличие в окрестностях Ладоги различных типов погребальных памятников-сопок, грунтового и курганных могильников с трупосожжениями.

Вполне естественно, что в низовья Волхова проникают и выходцы из Северной Европы. Их присутствие в Ладоге отмечено скандинавским могильником в урочище Плакун, ранние погребения которого относятся к началу IX в.³⁷, и находками вещей северного происхождения в нижних слоях Земляного городища. Древнейшие скандинавские типы изделий зафиксированы (правда, в единичных случаях) уже в слое второй половины VIII в., т. е. в эпоху появления в Ладоге рассматриваемого производственного комплекса³⁸.

Изучение материалов ладожских раскопок позволяет высказать предположение о том, что вместе с торговцами на перевалочный пункт международного водного пути "могли приезжать и ремесленники, которые оседали на длительное время, передавая свой опыт и умение местным мастерам"³⁹. Свидетельством таких производственных связей являются факты, отмеченные в костерезном ремесле Ладоги (изготовление ранних типов гребенок по фризским образцам) и в бронзолитейном деле (местные отливки скандинавских украшений)⁴⁰. Очевидно, сюда же можно включить и наш комплекс, связанный с кузнечным и ювелирным производством.

Все вышеизложенное дает основание признать наиболее вероятным североевропейское (скандинавское) происхождение и самого владельца мастерской второй половины VIII в. Это обстоятельство однако не мешает рассматривать сам комплекс в качестве составной части культуры Ладоги. Хотелось бы, в связи с этим, привести интересное заключение, сделанное на материалах другого торгово-ремесленного поселения раннесредневековой Восточной Европы – Гнездова – и имеющее прямое отношение к нашему памятнику. Этнически смешанное население Гнездова в конце I тыс. н. э. создало специфическую для своего времени культуру, в рамках которой происходил процесс нивелирования и объединения разнородных, нередко различных по происхождению элементов. "Пришельцы,.. с одной стороны, приспосабливались к воздействию среды, а с другой – становились одним из ее компонентов, передавая формирующейся культуре отдельные новые своеобразные черты, которые в начале XI в. с появлением собственно древнерусской курганной культуры уже не прослеживаются"⁴¹. Именно так мы и расцениваем появление в Ладоге скандинавского по происхождению ремесленника, прочно осевшего на поселение в земле новгородских словен и ставшего одним из первых ладожан. Сам же производственный комплекс, органически включенный в систему восточноевропейского протогородского образования, является показателем уровня развития и специализации собственно ладожского кузнечного и ювелирного ремесла, генетически связанного с расцветом ремесленного производства в Древней Руси.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. В. И. Равдоникас, К. Д. Лаушкин. Об открытии в Старой Ладоге рунической надписи на дереве в 1950 году. "Скандинавский сборник", вып. IV. Таллин, 1959, план № 2 (вклейка). Цифровая нумерация квадратов раскопа 1973-1975 гг. соответствует нумерации предшествующих лет раскопок. Линии Ц, Ч, Ш и Щ, появившиеся в результате прирезки, отмечены литерами, продолжающими в алфавитном порядке существующую сетку староладожских раскопов (с запада на восток – линии М-Ф, А-Л).

2. Предварительное сообщение об этой находке см.: Е. А. Рябинин. Новые находки на Земляном городище Старой Ладоги и их североевропейские аналоги. – "VII Всесоюзная конференция по изучению истории экономики, литературы и языка скандинавских стран и Финляндии". Тезисы докладов, часть 1. Л.-М., 1976, с. 123-125.

3. За нулевую точку ладожского репера принимается отметка на глубине 60 см от поверхности восточной границы раскопа 1938-1959 гг. (В. И. Равдоникас. Старая Ладога [из итогов археологических исследований 1938-1947 гг.], часть 1. СА, XI, 1949, с. 14).

4. К сожалению, часть северной оконечности этой системы, перекрытая мощными земляными валами позднесредневекового времени, оказалась недоступной для исследования.

5. Архив ЛОИА АН СССР, ф. 35, д. 1950/12.

6. К сожалению, имеющиеся в нашем распоряжении данные слишком фрагментарны, чтобы достаточно определенно говорить о назначении этой конструкции.

7. Дендрохронологическое изучение ладожских образцов было проведено научным сотрудником лаборатории дендрохронология Института археологии АН СССР Н. Б. Черных. Пользуюсь случаем выразить глубокую признательность Н. Б. Черных за возможность использовать полученные данные.

8. Б. А. Колчин. Черная металлургия и металлообработка в древней Руси. – МИА, № 32, 1953, с. 61-63.

9. М. Müller-Wille. Der frühmittelalterliche Schmied in Spiegel skandinavischer Grabfunde. – "Frühmittelalterliche studien". Jahrbuch des Instituts für Frühmittelalterforschung der Universität Münster, 11. Band. Berlin – New-York, 1977, S. 153.

10. R. Pleiner. Staré evropské kovářctvi. Praha, 1962, s. 177, abb. 27:I; J. Petersen. Vikingetidens redskaper. Oslo, 1951, s. 86, 513, abb. 62; M. Müller-Wille. Op. cit., S. 155, taf. 10:8.

11. Б. А. Колчин. Железообрабатывающее ремесло Новгорода Великого. – МИА № 65, 1959, с. 63-65, рис. 50.

12. Н. В. Рындина. Технология производства новгородских ювелиров X-XV вв. – МИА, № 117, 1963, с. 221-222; В. В. Седов. Сельские поселения центральных районов Смоленской земли. – МИА, № 92, 1960, с. 109-110, рис. 54:1. Обе наковаленки с роговидным выступом отнесены авторами к числу инструментов ювелира.

13. R. Pleiner. Op. сit., s. 177, abb. 27:14; J. Petersen. Op. cit., s. 93, 513, abb. 67; M. Müller-Wille. Op. cit., S. 151-152, taf. 8.

14. Б. А. Колчин. Черная металлургия..., с. 57-58.

15. М. Müller-Wille. Op. cit., S. 151.

16. Б. А. Колчин. Черная металлургия..., с. 63-64, рис. 25.

17. Н. В. Рындина. Указ. соч., с. 219, 224, рис. 12:10, 11.

18. См. напр.: R. Pleiner. Op. cit., s. 177, abb. 27:2; J. Petersen. Op. cit., s. 86, 513, abb. 64-65; M. Müller-Wille. Op. cit., S. 156-157, 181, 185, 187, taf. 11:10, 20:10, 23:4, 24:3; H. Arbman. Vikingarna. Stockholm, 1962, s. 202, taf. 5; P. G. Foote, D. M. Vilson. The Viking Achievement. New-York – Washington, 1970, p. 182-184, fig. 20.

19. Б. А. Колчин. Черная металлургия..., с. 118-121.

20. Б. А. Колчин. Черная металлургия..., с. 118-121, рис. 87:5-7.

21. R. Pleiner. Op. cit., s. 112, abb. 17:9.

22. J. Petersen. Op. cit., s. 101, 514, abb. 72; M. Müller-Wille. Op. cit., S. 156-157, 180-181, taf. 11:6, 19:3, 20:9.

23. R. Pleiner. Op. cit., s. 177, abb. 27:12; M. Müller-Wille. Op. cit., s. 156-157, 181, 188, taf. 11:5, 20:8, 25:15-16.

24. J. Petersen. Op. cit., s. 104, 514, abb. 73.

25. Б. А. Колчин. Черная металлургия..., с. 65, рис. 27.

26. Я. В. Рындина. Указ. соч., с. 221-222, рис. 13, А-Б. Примечательно, что обе деревянные наковальни встречены в нижних отложениях культурного слоя Новгорода – в слое конца X – начала XI вв. и слое первой половины XI в.

27. Н. Stolpe, Т. Arne, La nécrapole de Vendel. Stockholm, 1927, p. 31, tabl. XXI-4.

28. На этот факт обратила наше внимание О. И. Давидан, проанализировавшая пласт аналогичных изделий древнескандинавского искусства.

29. Два ворона, ежедневно на рассвете облетающие весь мир, рассказывают Одину о том, что происходит в мире. Один, слегка запрокинув голову и приоткрыв рот, с большим вниманием слушает их рассказ (ср.: "Младшая Эдда". Л., 1970, с. 35).

30. Б. А. Рыбаков. Ремесло древней Руси. М., 1948, с 507.

31. М. Müller-Wille. Op. cit., S. 185-186.

32. U. Stenberger. Vorgeschichte Schwedens. Berlin, 1977, S. 456.

33. M. Müller-Wille. Op. cit., S. 189-190.

34. P. Foote, D. Vilson. Op. cit., S. 179-182.

35. M. Müller-Wille. Op. cit., S. 189-190.

36. M. Stenberger. Op. cit., S. 456-457.

37. Г. Ф. Корзухина. О некоторых ошибочных положениях в интерпретации материалов Старой Ладоги. – "Скандинавский сборник", XVI. Таллин, 1971, с. 121-123.

38. О. И. Давидан. Стратиграфия нижнего слоя Староладожского городища и вопросы датировки. – АСГЭ, вып. 17. Л., 1976, с. 112-115.

39. О. И. Давидан. К вопросу о происхождении ранних гребенок Старой Ладоги. – АСГЭ, вып. 10. Л., 1969, с. 63.

40. Г. Ф. Корзухина. Некоторые находки бронзолитейного дела в Ладоге. – КСИА, вып. 135, 1973, с. 35-40.

41. В. А. Булкин, Г. С. Лебедев. Гнездово и Бирка. (К проблеме становления города). – В сб.: Культура средневековой Руси. Л., 1974, с. 17.