| *
Легенда о призвании варягов из-за моря, традиционно считавшаяся плодом сочинительства древнерусских летописцев, содержит, однако, очевидные элементы ряда – договора с князьями: варяжские князья призываются в Новгород править по ряду, по праву1. Практика заключения такого ряда оставалась, как показал В. Т. Пашуто2, актуальной для отношений князей и городов (волостей) на протяжении всей древнерусской (домонгольской) эпохи. Антинорманнисты, считавшие противоестественным призвание чужеземных правителей, не учитывали ни исторических реалий, когда варяги (собственно русь) были частью населения Северо-Запада Восточной Европы с середины VIII в., ни этнической ситуации в эпоху раннего средневековья – у чудских и славянских племен, участвовавших в призвании князей, не было единых национальных интересов.
Сейчас представляется чрезмерным и скепсис В. О. Ключевского, писавшего о варяжской легенде: Туземцы прогнали пришельцев… и для обороны от их дальнейших нападений наняли партию других варягов, которых звали русью. Укрепившись в обороняемой стране, нарубив себе городов... наемные сторожа повели себя как завоеватели... Наше сказание о призвании князей поставило в тени второй момент и изъяснительно изложило первый как акт добровольной передачи власти иноземцами туземцами. Идея власти перенесена из второго момента, с почвы силы, в первый, на основу права, и вышла очень недурно комбинированная юридически постройка начала Русского государства3. Ныне, когда стали известны нумизматические данные о перераспределении восточного серебра на реках Восточной Европы в IX-X вв., становится ясно, что наемные сторожа не могли вести себя как завоеватели – они должны были делиться своими доходами с нанимателями, править по ряду (о чем прямо рассказывает Константин Багрянородный – на своих реках славяне-пактиоты продавали руси поставляемые ими однодеревки).
Исключительно книжный характер легенда приобрела не у Нестора, а в сочинениях новгородских и московских книжников XV-XVI вв.: книжность не отменяла, однако, актуального политического смысла легенды. В Н4Л, где варяги уже отождествляются с немцами, в легенде о призвании еще повторяются слова: поищемъ себѣ князя, иже бы володилъ нами и радилъ ны и судил въ правду, князь именуется нарядником4; в московской Никоновской летописи5 нет и помину о ряде и праве: призванные князья уже не изъбрашася от Немец по ряду, как в Новгородской летописи, а придоша из Немец – они едва избрашася, ибо боялись звериного обычая и нрава словен-новгородцев. В средневековой Руси в условиях борьбы Москвы и Новгорода, по формулировке Я. С. Лурье6, пишутся две истории: одна – основанная на традиции новгородских вольностей, другая – на традиции самовластия московских князей.
Последняя традиция получила наиболее полное воплощение в Сказании о князьях Владимирских, возводившем генеалогию Рюрика – предка владимирских и московских князей – к Августу через легендарного Пруса и т. д.7 Это построение имело актуальный смысл не только в связи с общесредневековой тенденцией возводить род правителей к наиболее престижным предкам, но и в контексте соперничества московских и литовских князей, также возводивших свой род к Августу8. Кроме того, Сказание о князьях Владимирских изображало новгородского воеводу Гостомысла инициатором призвания варяжских князей из Пруссии и передачи им власти, что должно было обосновать законность власти московских князей над недавно подчиненным Новгородом, вопреки собственно новгородской книжной традиции9. Таким образом выстраивалась общенациональная идеология Московского царства.
С этой историографической традицией связаны и изыскания Сигизмунда Герберштейна о происхождении русского имени варягов и Варяжского моря от вагров (Вагрии) Южной Прибалтики10, людей, которые не только отличались могуществом, но и имели общие с русскими язык, обычаи и веру, так что русским естественно было призвать себе государями вагров, иначе говоря, варягов, а не уступать власть чужеземцам. Это построение повлияло на позднейшую историографию – от М. Стрыйковского11 до Синопсиса и Густынской летописи, М. В. Ломоносова и последующих адептов антинорманнизма (первым указал на необоснованность отождествления варягов и вагров по созвучию и об искусственности выведения Руси из Пруссии еще Г. 3. Байер12).
Ситуация изменилась, когда со смертью царя Федора Иоанновича и царевича Димитрия пресеклась династия Рюриковичей и началась Смута. Русь, лишенная законного правителя, вновь обратилась к историческим истокам своей государственности (поищем собе князя). В июне 1611 г. воевода И. В. Бутурлин прибыл под Новгород на переговоры с шведским полководцем Делагарди с приговором московских людей: после провала политики правительства В. И. Шуйского, наиболее родовитого из Рюриковичей, избранного на московский престол13, у Бутурлина было основание заявить, что в России не будет счастья с государем из русских родов – почти как у древних словен, кривичей и мери, которые стали сами в собе володети, и не бе в них правды. Затем сами новгородцы – уже со ссылкой на приговор народного ополчения в Москве – отправили посольство за море в Стокгольм со словами о московском приговоре, прямо отсылающими к легенде о призвании варягов: Во 119 (6119. – В. П.) году, июля в 2 день, писали с Москвы бояре, и дворяне, и думные дияки, и всяких чинов служилые люди, и гости, и всяких чинов жилецкие люди... что они... советовали со всякими людми... и всемогущѣго Бога волею, Московского государства всяких чинов люди, царевичи розных государств, и бояре, и околничие, и воеводы, и чашники, и столники, и стряпчие, и дворяне болшие, и приказные люди, и князи и мурзы, и дворяне из городов, и дети боярские, и атаманы и казаки, и новокрещены, и Татарове и Литва и Немцы, которые служат в Московском государстве, и стрелцы, и всякие служилые и жилецкие люди, приговорили и обрали на государство Московское и на все государства Российского царствия государем царем и великим князем всеа Русии Свийского Карла короля сына, которого он пожалует даст. И ему бы велеможному и высокороженному князю и государю Карлу, королю девятому, Свитцкому, Готскому, Вендейскому и иных, видя на Московское государство и на все государства Росийского царствия такие беды и кровопролитье, чтобы он государь пожаловал, дал из дву сынов своих королевичей князя Густава Адолфа или князя Карла Филиппа, чтобы им государем Росийское государство было по-прежнему в тишине и в покое безмятежно и кровь бы крестьянская престала; а прежние государи наши и корень их царьской от их же Варежского княженья, от Рюрика и до великого государя царя и великого князя блаженные памяти Федора Ивановича всеа Русии, был... 14
Полномочия послов, по свидетельству шведского историка и дипломата Петра Петрея15, были неясны – в Швецию не прибыли послы из других русских областей, а в приговоре московских людей не участвовали патриарх и боярская дума – они были пленниками поляков, засевших в московском Кремле16. Очевидной кажется древняя сепаратистская новгородская тенденция. Новгородцы все настаивали на своей прежней просьбе (о шведском правителе. – В. П.), поставляя на вид, что Новгородская область, до покорения ее московским государем, имела своих особенных великих князей, которые и правили ею; между ними был один, тоже шведского происхождения, по имени Рюрик, и новгородцы благоденствовали под его правлением, – пишет Петрей17. Характерно при этом, что, когда Карл IX умер в октябре того же 1611 г. и его наследник Густав Адольф пожелал принять титул новгородского князя, новгородцы воспротивились этому: они требовали себе собственного князя, желали присоединиться к Свейской коруне не яко порабощенные, но яко особное государство, яко же Литовское Польскому18.
Более того, новгородские послы предполагали, что шведский королевич должен быть избран на Владимирское и Московское государство государем царем и великим князем, так как особно Новгородское государство от Российского царствия не бывало. Действительно, в период польской интервенции пришедшее на смену распавшемуся московскому нижегородское ополчение также подумывало о призвании шведского правителя и отправке посольства к Карлу IX уже ото всей земли19. Но чем очевиднее становилось гибельное положение поляков, тем яснее было, что лидеры ополчения тянут время и выговаривают условия мира между Московским и Новгородским – оккупированным Швецией – государствами до приезда шведского претендента на престол (Отписка Пожарского 26 июля 1612 г.20). После переговоров с новгородцами формальным правителем Новгорода был провозглашен малолетний Карл Филипп, так и не появившийся в оккупированном шведами городе21; когда же он наконец явился для продолжения переговоров с новгородцами в Выборг, в Стокгольм уже прибыло известие об избрании Михаила Романова на царство22.
Борьба различных политических группировок – сторонников призвания польского королевича Владислава, шведского правителя и избрания Михаила Романова – завершилась победой патриотического движения. Хотя Бутурлин, по словам шведского дипломата, настаивал, что все русские сословия знают по опыту, что им нет счастья в их туземных князьях, еще ранее в грамотах-воззваниях, молебне патриарха Гермогена речь шла об избрании православного царя от корене российского народа. Анонимный автор Новой повести о преславном Российском царстве (близкий Гермогену и вынужденный скрывать свое имя из-за боязни репрессий) именовал польского короля окаянным: супостат желал воспользоваться тем, что царский корень у нас изведеся, а в овдовевшей земле – разделение... учинися. И гордости ради и ненависти не восхотеша многи от християньска рода царя изобрати и ему служити, но изволиша от иноверных и от безбожных царя изыскати и ему служити23.
12 марта 1611 г. в письме шведскому королю игумен Соловецкого монастыря Антонин утверждал, что русские люди хотят выбирати на Московское государьство царя и великого князя из своих прирожденных бояр, кого всесильный Вседержитель Бог изволит и Пречистая Богородица, а иных земель и иноверцов никого не хотят24. Первым решением земского собора 1613 г., избравшего Михаила Романова на царство, был приговор не выбирать царя из иностранцев – немецких вер; правда, не находилось и подходящих претендентов из княжеских рюрикова н гедиминова рода25.
Мотивы и лексика призвания Михаила на царство у московских книжников близка мотивам и лексике варяжской легенды (равно как и лексике приговора московских людей 1611 г.): ср. начальный мотив избрания Михаила Романова на царство в Сказании Авраамия Палицына26, когда не бысть совета блага между воевод, но вражда, и мятежь, и слова ПВЛ – и не бе в них правды, и въста род на род и т. д. В Начальной летописи к князьям и всей руси обращаются пришедшие за море чудь, словене, кривичи и вся; в Хронографе 1617 г. о посольстве в Кострому говорится: Приидоша же тогда вся Русьския земля велможи, князи и боляре и дворяне и все стратизи… и ратныя лики и всяких чинов приказныя люди, и из всех градов изъбранныя роды и вси купно от мала и до велика православныя християне…27 21 февраля 1613 г. Михаил Романов был провозглашен царем в большом московском дворце в присутствии, внутри и вне, всего народа из всех городов России28. При этом, однако, средневековую московскую книжность – и идеологию – отличает от древнерусской легенды о призвании характерная мотивировка: избрание на царство Михаила было предрешено не человеческим составлением, но Божиим строением29. Объединяющим вое сословия оказывается конфессиональный фактор – царя избирают все православные христиане; отказавшиеся принимать православную веру Владислав и Густав Адольф не могли стать русскими царями.
ПРИМЕЧАНИЯ
* Работа выполнена при поддержке РГНФ (грант № 01-01-00083а).
1. Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Легенда о призвании варягов и становление древнерусской историографии // ВИ. 1995. № 2. С. 44-57.
2. Пашуто В. Т. Черты политического строя Древней Руси // Новосельцев А. П. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 11-76.
3. Ключевский В. О. Сочинения. М., 1987. Т. I. С. 155.
4. ПСРЛ. Пг., 1917. Т. 4. Ч. 2. С. 11.
5. ПСРЛ. М., 1965. Т. 9. С. 9.
6. Лурье Я. С. Две истории Руси 15 века. СПб., 1994. Ср.: Лурье Я. С. Россия древняя и Россия новая. СПб., 1997. С. 56 и сл.
7. См.: Сказание о князьях Владимирских / Сост. Р. П. Дмитриева. М.; Л., 1955. С. 162 и сл.
8. Филюшкин А. И. Сравнительный анализ генеалогических легенд XVI в. о происхождении великокняжеских династий Российского и Литовского государств // Древняя Русь и Запад: Научная конференция. М., 1996. С. 133-137.
9. Ср.: Лурье Я. С. Россия древняя. С. 62 и сл.; Петрухин В. Я. Гостомысл: к истории книжного персонажа // Славяноведение. 1999. № 2. С. 20-23.
10. Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московия. М., 1988. С. 60.
11. Ср. также: Мейерберг Августин. Путешествие в Московию // Утверждение династии. М., 1997. С. 114; Мыльников А. С. Картина славянского мира: взгляд из Восточной Европы. СПб., 1999. С. 53 и сл.
12. Ср.: Ключевский В. О. Сочинения. М., 1989. Т. 6. С. 186.
13. Ср.: Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве. М., 1937. С. 224, 227; Юрганов А. А. Категории русской средневековой культуры. М., 1998. С. 178-179.
14. ДАИ. Т. 1. № 162; ср.: Петр Петрей. История о великом княжестве Московском // О начале войн и смут в Московии. М., 1997. С 362-363.
15. Петр Петрей. История о великом княжестве Московском. С. 368 и сл.
16. Замятин Г. А. К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский престол (1611-1616). Юрьев, 1913. С. 12.
17. Петр Петрей. История о великом княжестве Московском. С. 370.
18. Ср.: Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском государстве. М., 1937. С. 420; Замятин Г. Л. К вопросу об избрании. С. 25.
19. Замятин Г. А. К вопросу об избрании. С. 45.
20. ДАИ. Т. 1. № 164.
21. Ср.: Замятин Г. А. К вопросу об избрании. С. 25; Сюндберг X. Жизнь в Новгороде во время шведской оккупации 1611-1617 гг. // НИС. 1997. Вып. 6 (16). С. 273.
22. Замятин Г. А. К. вопросу об избрании. С. 101.
23. ПЛДР. Конец XVI – начало XVII в. М., 1987. С. 30; ср.: Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты. С. 480-481.
24. Ср.: Юрганов А. Л. Категории. С. 179-180.
25. Ср.: Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты. С. 425-427; Черепнин Л. В. Земские соборы Русского государства и XVI-XVII вв. М., 1978. С. 212-217.
26. Сказание Авраамия Палицына. М.; Л., 1955. С. 230-231.
27. ПЛДР. Конец XVI – начало XVII в. С. 356; ср.: Сказание Авраамия Палицына. С. 231. Ср. также формулировки послания в Константинополь к Иоанну VIII Палеологу о поставлении митрополита всея Руси Ионы: о кандидатуре Ионы мы (великий князь Василии II. – В. П.) милостию Божиею съгадавше с своею матерью, с великою княгинею, и с нашею братьею, с русскыми великими князи и с поместными князьми, и с Литовския земли осподарем с великим князем, и с святители нашея земли, и со всеми священники и духовними человеки... и с нашими бояры, и со всею нашею землею Русскою, со всем православным християнством (РИБ. Т. VI. № 71. Стб. 578).
28. Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты. С. 428.
29. ПЛДР. Конец XVI – начало XVII в. С. 354. Ср., впрочем, уже древнерусский Канон княгине Ольге, где она воспевается как праматерь русского народа (русского языка) и богоизбранного (выделено мною. – В. П.) от варяг княжескаго племени (Подскальски Г. Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988-1237). СПб., 1996. С. 382).
Оцифровка: Сергей Гаврюшин |
|
