|
Изучение восточной серии скандинавских рунических надписей началось еще в первые десятилетия XX в., но решающую роль сыграл выход в 1977 г. подготовленного Е. А. Мельниковой корпуса1. Эта монография, вкупе с серией других работ исследовательницы, внесла весомый вклад в формирование современных представлений о древнерусско-скандинавских отношениях. Подавляющее большинство памятников – это рунические камни X-XII вв. Они позволяют, хотя и с некоторыми оговорками, говорить о статистических тенденциях, Е. А. Мельникова провела первичный статистический анализ надписей, отталкиваясь от которого я позволил себе попытку несколько детализировать картину.
С путешествиями на восток (в том числе в Грецию, на Русь, в Прибалтику или Финляндию) связаны с той или иной степенью вероятности 116 надписей на рунических камнях2, что составляет в целом по Скандинавии несколько менее 5% (из примерно 2900). Достоверных надписей меньше – всего 74 (менее 3%). Однако реально этот процент является более высоким, так как значительная часть камней повреждена и сведения о поездках на восток могли на них не сохраниться. Числа 116, а тем более 74 – не велики. Материалы такой массовости редко используются для статистического анализа, но в данном случае это, на мой взгляд, оправданно.
Статистический анализ эпиграфических данных, особенно надписей на камне, – явление редкое. Скепсис имеет под собой некоторые основания (количество и характер надписей, особенно античных, существенно зависят от выбора мест раскопок или земляных работ, при которых они найдены), но при этом упускаются из вида задачи и возможности любых математических методов в исторических исследованиях. Изучая человеческое прошлое, не приходится рассчитывать (в отличие от большинства естественнонаучных задач) на сколь угодно большие генеральные совокупности – сами древние коллективы, а также оставленные ими памятники были нередко весьма малочисленны. Задача же математических методов – представить упрощенную и, таким образом, доступную осмыслению модель реальности, в условиях когда реальность (или ее остатки) сложна и не поддается непосредственному анализу. Статистические методы не обязательно требуют для своего применения больших выборок, они требуют лишь корректного применения, в частности корректной интерпретации результатов анализа. При анализе небольших выборок принципиально важно иметь в виду, что математическое ожидание, вычисленное на основе даже самой малой выборки, является наиболее вероятной оценкой искомой вероятности события. Следовательно, даже при малой выборке, когда увеличение ее невозможно, анализируемое явление может быть статистически описано, и такое описание будет наилучшим изо всех возможных.
К настоящему времени на территории Скандинавии зафиксировано около 2900 рунических камней, первоначальное их число было выше (но не более чем в несколько раз). Для отдельных же областей речь идет в большинстве случаев о десятках или нескольких сотнях камней. Эти числа в целом отражают реальное число людей, в память которых подобные камни устанавливались (или делались надписи на уже имеющихся камнях или скалах). Простейшие статистические оценки позволяют определить особенности именно этих немногочисленных групп, что важно не только в силу ограниченности источниковой базы (по другим группам письменные свидетельства, как правило, отсутствуют), но и в силу высокого социального статуса лиц, удостаивавшихся увековечения своей памяти на рунических стелах. Таким образом, все процентные оценки, которые в дальнейшем будут фигурировать, – это оценки доли лиц, тем или иным образом связанных с востоком, среди тех, в честь кого устанавливались камни с руническими надписями в различных частях Скандинавии. При этом информативными ока-зываются даже не столько сами проценты, сколько их сравнение по регионам.
Откуда? Надписи, связанные с востоком, а также и югом, если скандинавы попадали туда по "восточному пути", происходят из восьми областей Швеции, из Норвегии и Дании. Хотя абсолютное большинство камней происходит из Упланда (44 надписи) и Сёдерманланда (39 надписей), доля "восточных" рунических камней XI-XII вв. выше всего на Готланде, где она превышает 1/4 (в том числе около 15% достоверных). Далее следуют Вестманланд и Сёдерманланд – соответственно около 10 и около 9% (примерно по 7% достоверных), Норвегия и Упланд – примерно по 4%, Эстерётланд, – около 3%, Гестрикланд, Вестерётланд, Эланд и Дания – примерно по 2%, Смоланд – менее 1%. Обильные надписи (18 камней) связаны с неудачным походом Ингвара (около 1038-1043 гг.), пришедшимся на период расцвета традиции установки рунических камней3, однако распределение надписей без учета того разового события не приводит к существенным коррективам (доля в Сёдерманланде и Вестманланде сокращается примерно до 7%, в Упланде до 3%, в Эстерётланде до 2%, но порядок общего распределения регионов от этого почти не меняется). При всей условности процентных оценок, можно говорить об исключительной роли восточных связей для Готланда и о существенной роли для Сёдерманланда и Вестманланда (с оговоркой на общую немногочисленность). Показателен относительно высокий (в сравнении с Данией и большинством областей Швеции) процент восточных надписей в Норвегии, что соответствует достаточно тесным ее связям с Русью во второй половине X-XI в.
Откуда и куда? Обратимся к упоминаемым конечным точкам маршрутов (абстрагируясь от того, что конечная точка не всегда совпадает с целью поездки). Конечные точки могут быть обобщены в пять основных групп: Византия и далее (Grikland, Jórsalir, Serkland и др.), Русь (Garðar, Hólmgarðr и др.), территория Прибалтики (Lifland, Virland и др.), территория Финляндии (Finnland, Tafeistaland и др.), неопределенный Восток (austr, Austrvegr). Первая группа преимущественно (в процентном отношении к числу надписей региона) представлена в центральной и, в меньшей мере, западной Швеции, вторая – на островах, в Норвегии и в материковом глубинном Вестманланде, третья – преимущественно на Готланде и в Сёдерманланде, четвертая – преимущественно на Готланде и в Гестрикланде (причем три или четыре из восьми-девяти надписей связаны с неудачным походом Фрейгейра), последняя группа тяготеет преимущественно к юго-западной Швеции – Сёдерманланд, Эстерётланд, Вестерётланд. Та же тенденция, но еще более явно проявляется при рассмотрении доли различных маршрутов среди всей совокупности "восточных" надписей. Бросается в глаза, что почти половина всех надписей (а с учетом похода Ингвара около двух третей) в качестве конечной точки маршрута называют Грецию или неопределенный "восток".
Число рассматриваемых надписей невелико, но для некоторых областей можно все же оценить долю тех или иных маршрутов. Резко выделяется из общей картины Готланд, где решительно преобладают сообщения о поездках на Русь, а поездки в Грецию или на неопределенный "восток" вообще не упоминаются. По мере продвижения по территории Швеции на юго-запад доля упоминаний Руси падает, а доля неконкретизируемого "востока" возрастает – вплоть до 60% в Вестерётланде. Доля поездок в Византию наиболее высока в центральной области Швеции – Упланде (более 45%, а с учетом похода Ингвара – около 55%), Сёдерманланде (около 18%, но с учетом похода Ингвара – почти 60%), Эстерётланде (треть, а с учетом похода Ингвара – половина). Таким образом, можно говорить об определенных различиях в направлении связей: если жители Готланда ездили преимущественно на Русь и в меньшей мере в Финляндию и Прибалтику, то поездки из центральных примыкающих к столице областей Швеции были нацелены в первую очередь на Византию, жители же юго-западной материковой Швеции, плохо ориентировавшиеся в восточноевропейской географии, стремились преимущественно тоже в Византию.
Откуда, куда и зачем? Прямых ответов на вопрос: зачем ездили скандинавы на восток? – рунические камни, как правило, не содержат. Можно предполагать, что основной целью была добыча (gull "золото", fé "имущество"), были и паломнические поездки, но напрямую об этом упоминают лишь восемь надписей (шесть о добыче и две о поездках в Иерусалим, носивших, по-видимому, паломнический характер). В реальной жизни, насколько можно предполагать, различные цели и различный характер поездок сочетались. В большинстве случаев надписи или фиксируют смерть того, в честь кого камень установлен, указывая нередко на характер и обстоятельства смерти, или, в качестве важных сведений о покойнике, упоминают о его поездках на восток, причем лишь в двух надписях характер поездки определяется прямо или косвенно как торговый, в то время как в 28 надписях речь идет об участии в военном походе (однако из них 21 надпись связана с походом Ингвара, а 3 – с походом Фрейгейра). Оценка доли поездок разного характера (паломнических, торговых, военных) остается при этом весьма приблизительной, так как речь идет фактически лишь о восьми надписях (если исключить два неудачных похода). Естественно, ни о каком территориально дифференцированном подходе речь идти не может.
Косвенно о характере поездок позволяют судить содержащиеся в надписях сообщения об обстоятельствах смерти на востоке или о благополучном возвращении оттуда. Такие сведения содержатся в подавляющем большинстве надписей. С учетом как используемой в надписях лексики4, так и содержания текстов можно выделить три основные группы надписей:
1. Надписи, содержащие сведения о ездивших на восток и ввернувшихся оттуда или о живущих там;
2. Надписи, содержащие сведения о погибших на востоке – павших в битвах, не вернувшихся из военных походов, убитых (falla, drepa);
3. Надписи, содержащие сведения об умерших на востоке – умерших своей смертью или при неуточненных обстоятельствах, сгинувших (anda, deyja, farask).
При всех возможных уточнениях, связанных с комплексным характером многих путешествий конца эпохи викингов и начала скандинавского средневековья, можно утверждать, что надписи первой группы (около 25% от надписей, которые в силу своей сохранности пригодны для подобного анализа) свидетельствуют о преимущественно мирных, скорее всего торговых или паломнических целях поездок, при которых вероятность вернуться на родину живым была выше, чем в случае военного похода или службы наемником. О паломничестве речь может идти преимущественно в случае поездок в Иерусалим. Вторая группа надписей (около 25%) свидетельствует в тенденции о военном характере поездок, хотя погибнуть, в том числе и в бою, мог даже абсолютно миролюбиво настроенный паломник. Третья группа носит промежуточный характер и многочисленна (около 50% надписей) в первую очередь благодаря тому, что рунические камни преимущественно устанавливались посмертно в память прославившихся людей, при этом сама смерть на далеком "восточном пути" уже являлась достойным увековечения фактом биографии.
Для областей с относительно многочисленными надписями можно попытаться оценить количественное соотношение разных групп камней. Треть готландских надписей сообщает о пребывании готландцев "на востоке", но среди них нет ни одной надежной надписи, упоминающей о насильственной гибели. По мере продвижения по материковой Швеции с северо-востока на юго-запад доля павших в битвах на "восточном пути" возрастает. Если в Сёдерманланде и Упланде их около четверти, то в Эстерётланде – уже около 40%, а в Вестерётланде – около 60%. При этом в последних двух областях надписи, упоминающие о благополучно вернувшихся с "востока", вообще отсутствуют. Некоторые основания для суждения о характере поездок из разных областей дают немногочисленные вышеупомянутые надписи, напрямую свидетельствующие о целях поездки. Обе паломнические надписи происходят из Упланда, а обе торговые – из Сёдерманланда (причем обе они свидетельствуют о торговле с Прибалтикой).
Анализ благополучных или неблагополучных исходов поездок в разные страны демонстрирует в целом примерно однородную картину, если ее рассматривать усредненно по всей Скандинавии. Лишь неопределенный "восток" дает существенно меньшую долю вернувшихся живыми, что и неудивительно, так как подобная формула маловероятна для надписи, посвященной человеку, ввернувшемуся домой и несомненно рассказывавшему о своих путешествиях. Любопытна малая доля упоминаний о гибели в Византии на фоне большой доли неопределенных указаний на смерть там, однако это можно объяснить двумя причинами: с одной стороны, удаленностью от Скандинавии мест смерти (и, следовательно, плохой информированностью родственников и друзей об обстоятельствах смерти), с другой стороны, распадом при поступлении на службу в Византии сплоченных варяжских дружин, члены которых могли принести на родину более или менее надежную информацию о судьбе твоего сотоварища.
Дифференцированное по областям Швеции рассмотрение благополучия/неблагополучия поездок в разные регионы "востока" возможно лишь для наиболее богатых надписями частей Свеаланда: Сёдерманланда и Упланда. Для островов (Готланд, Эланд) оно не дает дополнительной информации, так как там не зафиксирован ни один достоверно погибший на востоке, а для юго-запада Швеции (Ёталанд, Смоланд) – потому что ни один рунический камень не сообщает о благополучном исходе поездки. Сёдерманланд и Упланд демонстрируют некоторые характерные различия в части характера поездок в "ближнее зарубежье": на Русь, в Прибалтику, в Финляндию. Три из четырех надписей из Сёдерманланда фиксируют гибель на Руси, а последняя – смерть там; в то же время ни один из четырех упландских камней не позволяет уверенно говорить о гибели, а два поставлены в честь благополучно вернувшихся. С Прибалтикой ситуация обратная – все пять упландских камней фиксируют гибель там скандинавов, а четыре из шести сёдерманландских – возвращение оттуда, при том что два остальных не говорят о насильственной смерти.
Подведем некоторые итоги. На исходе эпохи викингов и в начале скандинавского средневековья наибольшую роль восточные связи играли для готландцев, осуществлявших торговые поездки по странам балтийского региона: преимущественно на Русь, а также в Прибалтику и Финляндию. Для других частей Скандинавии можно предполагать, что поездки на восток принимали преимущественно форму участия в походах, конечной целью которых была Греция. Наиболее полно эта тенденция проявляется в столичном Упланде. По мере продвижения на запад сообщения рунических камней о ездивших на восток скандинавах теряют конкретность, что является свидетельством нерегулярных и, главное, редко завершавшихся благополучно поездок. Однако основной целью поездок остается заманчивый и богатый Миклагард.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи. Тексты, перевод, комментарии. М., 1977.
2. Фактически больше, так как за последние годы число открытых надписей возросло (см., например, новую находку камня, поставленного в память участника похода Ингвара – Gustavson H., Snaedal T., Ahlen M. Runfund 1989 och 1990 // Fv. 1992. B. 98. S. 156-158), но не столь значительно, чтобы это потребовало корректировки общей картины.
3. Мельникова Е. А. Древняя Русь в исландских географических сочинениях // ДГ. 1975 г. М., 1976. С. 141-156; Она же. Скандинавские рунические надписи. С. 194.
4. Пользуюсь случаем выразить благодарность за консультации Т. Н. Джаксон.
Оцифровка: Сергей Гаврюшин |
|
