| (к характеристике типа раннефеодального деятеля в Скандинавии)
"С молодости он привык грабить и убивать людей, разъезжая по разным странам. Наконец, он приехал сюда, в эту страну, и начал с того, что стал недругом всех ваших самых лучших и могущественных мужей. Ярлов Свейна и Хакона он изгнал из их вотчины. Он был жесток даже со своими родичами, когда изгнал всех конунгов из Упплёнда. Он велел их покалечить, захватил их владения, и в стране совсем не осталось конунгов. Вы хорошо знаете, как он обошелся с лендрманнами: самые уважаемые из них убиты, а многим пришлось бежать от него из страны. Он много разъезжал по этой стране с шайкой разбойников, жег селения и убивал и грабил народ. Есть ли здесь хоть один могущественный муж, кому не за что было бы отомстить Олаву-конунгу? А теперь он явился сюда с иноземный войском, в котором большинство – лесные люди, грабители и разбойники. Надо пойти против этой шайки и перебить их всех и сделать их добычей орлов и волков... Пусть никто не посмеет перенести их трупы в церковь, ведь все они викинги и злодеи".
(Речь епископа Сигурда. "Сага об Олаве Святом", CCXVIII)
"Тогда стал говорить Кальв – сын Арни:
– ...хотя у Олава войско меньше нашего, но сам он непреклонный вождь, за которым все его войско пойдет в огонь и в воду... Хотя здесь у нас собралось большое войско, мы можем попасть в трудное положение, когда сойдемся с Олавом-конунгом и его войском, и тогда нам не избежать поражения".
("Сага об Олаве Святом", ССХХ)
"Олав-конунг очень любил повеселиться и пошутить, был приветлив и прост в обращении, горячо за все брался, был очень щедр, любил выделяться своей одеждой и в битве превосходил всех храбростью. Но он бывал крайне жесток, когда гневался, и своих недругов он подвергал жестоким пыткам: кого велел сжечь в огне, кого – отдать на растерзание свирепым псам, кого – покалечить или сбросить с высокой скалы. Поэтому друзья любили его, а недруги боялись. Он во всем добивался успеха, потому что одни выполняли его волю из любви и преданности, а другие из страха".
("Сага об Олаве – сыне Трюггви", LXXXV)
Эти яркие характеристики "Хеймскрингла" – замечательного памятника исландской литературы XIII в. (6) – даются выдающимся правителям раннесредневековой Скандинавии: норвежским королям-миссионерам Олаву Трюггвассону и Олаву Толстому (Святому). Люди, о которых идет речь, стоят в ряду деятелей, объединенных общими ценностными установками и сходным способом действий; в нашей литературе им дано определение "конунги-викинги" (2, с. 90-91). Есть основания рассмотреть эту группу деятелей как особый тип политического лидера в Скандинавии "эпохи викингов" (IX – первая половина XI в.).
Этот тип сформировался в процессе образования северных государств, связанном с широкой военной экспансией, порожденной кризисом традиционного племенного строя. Переход скандинавских стран от варварства к государственности можно разделить на три этапа:
I. Ранняя эпоха викингов (793-891 гг.) – это время натиска независимых самоорганизующихся "вольных дружин" викингов, быстро переходящих от грабительских налетов на западноевропейские монастыри и церкви (разбогатевшие при последних Меровингах и англо-саксонских королях) к дальним экспедициям, захватам и завоеваниям. Англо-саксонские королевства не смогли организовать эффективного сопротивления этому натиску. Западнофранкское выдержало его с большим трудом. Восточнофранкское королевство (в будущем – Священная Римская империя) сумело дать отпор норманнам. Конец этого этапа отмечает поражение викингов в 891 г. при Лёвене.
II. Средняя эпоха викингов (892 – 980-е гг.) – это период начала образования скандинавских государств, когда силы викингов отвлечены внутренними событиями в Скандинавии. Это время гражданских войн, морских грабежей, великих географических открытий норманнов, характеризующееся спадом военной экспансии и при этом – организационной перестройкой движения, созданием разнородных, но стабильных объединений. В конце этапа возобновляются военные операции, свидетельствующие о сохранении условий и сил, вызвавших к жизни движение викингов.
III. Поздняя эпоха викингов (980-е – 1066 г.) завершается грандиозным столкновением трех претендентов па английский престол в битвах при Стемфордбридже (25 сентября) и при Гастингсе (14 октября 1066 г.). Весь этот этап наполнен организованными завоевательными движениями войск под руководством конунгов-викингов. В столкновениях королевских армий движение викингов уничтожает свой собственный людской, политический, социальный потенциал.
Социальные силы, содействовавшие формированию государственности, вызревали внутри скандинавских стран; необходимый аппарат, прежде всего военный, формировался главным образом вовне. Именно на заключительном этапе эпохи викингов эти достаточно противоречивые тенденции сфокусировались в социальном типе конунга-викинга.
Социально-политические процессы, происходившие в это время в скандинавских странах, освещены источниками крайне неравномерно. В Швеции мы можем судить о них почти исключительно по археологическим данным. Крайняя скудость письменных сведений в сочетании с определенным своеобразием общественного развития этой страны в конце эпохи викингов (длительный период господства язычества, упадок торговый центров IX-X вв., перестройка внешних связей в конце X-XI вв.) приводят иногда историков к занижению оценки уровня социально-политического состояния Швеции IX-XI вв. (4, с. 112). На раннем и среднем этапах эпохи викингов развитие была достаточно динамичным. О нем можно судить по быстрому росту торговых центров, ранним опытам христианизации (миссия Анскария в 830-850-х гг.), первой монетной чеканке; эти явления особенно важны на фоне глубокой социальной стратификации в ходе которой, наряду с дружинами викингов, складывавшимися в особый, переходного характера общественный слой, уже в конце IX – первой половине X в. обособляется королевская дружина, ядро раннефеодального господствующего класса (5, с. 155-157). С учетом этих явлений и надо оценивать ситуацией в Швеции XI в., где процесс государствообразования проходил примерно в том же темпе, что и в других северных странах. В деятельности шведских конунгов этой поры во всяком случая эпизодически проскальзывают черты, объединяющие их с некоторыми другими современными им правителями скандинавских стран: опора на внешнюю силу (прежде всего, военную), жестокость и радикальность действий, быстрота перемещений (пространственных и социальных), нередко – кратковременности правления. Если бы не лаконичность более поздних письменных известий, то шведские короли Олав, Эймунд, Свейн, Инги могли бы быть охарактеризованы как конунги-викинги.
Из трех скандинавских стран Дания развивалась быстрее других, и соответственно датские короли Свейн Вилобородый, Кнуд Великий, Хардакнут, Свейн Эстридссен в глазах современных историков выступают уже как вполне феодально-христианские правители, с некоторыми лишь "родимыми пятнами" языческого варварства. Бесспорная принадлежность к западноевропейскому средневековью не должна, однако, заслонять их глубокой внутренней связи с северным миром эпохи викингов; нужно делать также поправку на то, что "исторический образ" датских и датско-английских королей XI в. складывается на основе характеристик недатских, часто даже нескандинавских письменных источников, выработанных церковно-феодальной западной европейской культурой. Скандинавские же письменные памятники дают характеристики либо слишком лаконичные (рунические камни XI в.), либо трафаретные (саги XII-XIII вв.); однако ни те, ни другие не противоречат образу "конунга-викинга", если проводить сравнение с лучшими его образцами. Археологические данные по датской эпохе викингов демонстрируют достаточно быстрое развитие новых общественных явлений, в целом, однако, как и в Швеции, укладывающееся в некий общесеверный темп (7, р. 167-169); поэтому, с определенным оговорками, некоторые характеристики общественных типов эпохи викингов: можно, вероятно, распространить и на Данию.
Норвежская, а точнее норвежско-исландская культура наиболее адекватно запечатлела систему ценностей этой переходной эпохи и, в частности, донесла до нас представление об идеальном типе скандинавского государя (1, с. 82-100). В "королевских сагах" этот идеал воплощен в конунгах, нередко очень разных и по своему характеру, и по образу действий, и по исторической судьбе. Но при этом такие правители, как Харальд Серый Плащ, Олав Трюггвасон, Олав Харальдссон (Святой), Харальд Сигурдарсон (Хардрода, Грозный) объединены теми существенными чертами, которые позволяют говорить о них как о представителях одного общественного типа.
"Конунги-викинги" утверждаются на престоле после бурной' молодости, прошедшей в далеких походах. Им нередко приходится последовательно менять ряд социальных позиций: от раба (Олав Святой) – к наемному воину, предводителю дружины, вассальному правителю; они успевают побывать при дворах разных правителей – от ладожского ярла до киевского великого князя и византийского кесаря (Хардрод) – в точности, как викинги, об одном из которых отец сказал: "Может быть, ему больше посчастливится, если он попробует служить английскому, датскому или шведскому конунгу" (1, с. 92). В то же время, однако, их никогда не оставляет мысль о том, что им по праву принадлежит престол в северных странах: "Олав... сказал, что у его родичей была там раньше держава и что, вероятно, он там больше всего преуспеет" ("Сага об Олаве – сыне Трюггви", XXI). Олав Толстый (Святой) говорит: "Я и мои люди довольствовались тем, что добывали в походах, и много раз подвергали свою жизнь опасности. А теми землями, которыми владели мой отец и дед и которые переходили в нашем роду по наследству из поколения в поколение и которыми сейчас по праву должен владеть я, правят иноземцы. Я решил мечом отвоевать свою отчину и приму помощь всех моих родичей и друзей и всех тех, кто захочет мне помочь в этом деле" ("Сага об Олаве Святом", XXXV). Помощь приходит иногда извне: "...к нему присоединилось и войско, которое дал ему конунг шведов. В нем было четыре сотни человек... Тут к конунгу присоединилось войско, шедшее к нему навстречу из Норвегии... Всех вместе их стало двенадцать сотен человек" ("Сага об Олаве Святом", CXCVIII).
"Когда мы одержим победу, то и земли, и добро, которые сейчас принадлежат нашим врагам, будут нашими, и мы сможем поделить их между вами" ("Сага об Олаве Святом", CCXI) Одержав победу, эти конунги действуют быстро и решительно. "Снарядив как следует свое войско в Нидаросе, Олав-конунг назначил людей по всему Трёндалагу – сюслуманнов и арменнингов" ("Сага об Олаве – сыне Трюггви", XCV).
Дружинники становятся функционерами королевской администрации – и нередко в обход, если не на смену старой родовой знати: "Той же весной Олав-конунг назначил Асмунда сына Гранкеля правителем половины Халогаланда, а другу половину он оставил Хареку с Тьотты, который раньше правил всей этой областью... – Но все же прежние правители стран так не поступали. Они не урезали прав тех людей, которым по рождению полагается получать власть от конунга, и не давали власти сыновьям бондов, которые раньше никогда ее не получали" ("Сага об Олаве Святом", CXXIII). Реакция не ограничивается ропотом. Реформируя управление, конунг сталкивается со своеобразным саботажем, заставляющим недоуменно заметить: "Я думал, что у меня достаточно власти, чтобы здесь в стране дать почетное звание, кому я хочу..." Он предложил Эрлингу звание ярла, Эрлинг сказал так: "Предки мои были херсирами. Я не хочу носить более высокого звания, чем они" ("Сага об Олаве – сыне Трюггви", LIV, LV). Доходит и до прямого сопротивления: "...мне трудно кланяться Ториру Тюленю, который рожден рабом, происходит из рабского рода, хотя он Ваш управитель, или другим людям, которые не выше родом, чем он, хотя они у Вас и в чести" ("Сага об Олаве Святом", XCVI).
Утверждая свою власть, конунги-викинги действуют беспощадно, уничтожая старую знать, при случае – даже родичей: "Он приказал выколоть Хрёреку оба глаза и оставил его при себе. Гудрёду – конунгу из Долин – он велел отрезать язык. С Хринга и еще двух конунгов он взял клятву, что они уедут из Норвегии и никогда не вернутся назад. Лендрманнов и бондов, которые участвовали в заговоре, он либо изгнал из страны, либо велел изувечить, а некоторых он пощадил. Олав-конунг завладел всеми землями, которыми правили эти пять конунгов, а у лендрманнов и бондов взял заложников. Он велел, чтобы ему платили подати на севере в Долинах и во всем Хейдмёрке" ("Сага об Олаве Святом", LXXV). В старой знати они видят прежде всего предводителей возможного сопротивления. "После гибели Эйнара... для того, чтобы лендрманны и бонды напали на него и вступили с ним в бой, недоставало только одного – не было вождя, который поднял бы знамя перед войском бондов" ("Сага о Харальде Суровом", XLIV).
Но террор конунгов-викингов распространялся не только на знать. Олав Трюггвасон уничтожает колдунов и языческих жрецов. Когда бонды требуют, чтобы согласно старым обычаям он принес жертву языческим богам, Олав заявляет: "Но если уж я должен совершить с вами жертвоприношение, то я хочу, чтобы это было самое большое жертвоприношение, какое только возможно, и принесу в жертву людей... Я принесу в жертву богам знатнейших людей... Я выбираю... И он назвал еще пять знатнейших людей" ("Сага об Олаве – сыне Трюггви", LVII).
Старая знать, старые обычаи, старые законы, т. е. вся структурная основа традиционного племенного, общинного самоуправления – вот главный противник, с которым борются конунги-викинги. Неожиданно, но закономерно их врагом становятся старые боги. "Вожди дружин", как называли конунгов скальды в духе вполне языческой поэзии, выступают злейшими противниками язычества. Конунги-викинги еще и конунги-миссионеры.
"Он сказал, что собирается возвестить христианство во всей своей державе и ввести его в Норвегии или умереть" ("Сага об Олаве – сыне Трюггви", LIII). "Тех, кто не хотел отказываться от язычества, он жестоко наказывал, некоторых он изгонял из страны, у других приказывал покалечить руки или ноги или выколоть глаза, некоторых он приказывал повесить или обезглавить и никого не оставлял безнаказанным из тех, кто не хотел служить богу" ("Сага об Олаве Святом", LXXIII). Разрушая языческие капища, конунги уничтожают центры местного самоуправления, навязывая новое управление: "Он потребовал от нас, чтобы мы платили ему все подати, которые получал Харальд Прекрасноволосый, а кое в чем пошел еще дальше. И люди при нем настолько потеряли свободу, что никто уже не мог сам решать, в какого бога ему верить" ("Сага об Олаве Святом", XXXVI).
Меняются не только вера, обычаи, святилища, но и организационная структура страны. "Олав-конунг собрал многолюдный тинг в том месте, где потом собирался Хейдсевистинг. Тогда он установил закон, что на этот тинг должны приезжать жители Упплёнда и что законам этого тинга должны подчиняться во всех тингах Упплёнда и во многих других местах, как это потом и было" ("Сага об Олаве Святом", XCIV). Вводятся новые законы: "Одни законы он упразднял, а другие обновлял, если считал это необходимым... Он запрещал многие дурные обычаи и языческие обряды, потому что ярлы жили по старым законам и никому не навязывали христианских обычаев" ("Сага об Олаве Святом", LVIII, LX). "Конунг направляется с востока вдоль побережья с большим войском и ломает старые законы страны, и те, кто ему противятся, подвергаются наказаниям и насилию" ("Сага об Олаве – сыне Трюггви", LIV).
Новая идеологическая, административная, в конечном счете общественная структура закрепляется основанием новых центров, крепостей и городов. "Так он соорудил большую земляную крепость. А внутри крепости он основал торговый посад. Там он велел построить для себя палаты и поставить церковь Марии. Он велел размечать участки для других дворов и давал их людям, чтобы те там строились. Осенью он велел свезти туда все, что было необходимо на зиму, и остался там зимовать, и с ним было множество народу. А во всех округах он поставил своих людей" ("Сага об Олаве Святом", LXI). Подобным же образом Олав Трюггвасон основал Нидарос ("Сага об Олаве – сыне Трюггви", LXX). Заброшенный после гибели конунга, город был восстановлен Олавом Толстым: "Он размечал участки для застройки и давал их бондам, купцам и другим людям, которые ему пришлись по нраву и хотели там обосноваться. С ним там было много народу, так как он не полагался на верность трендов и боялся, что они выступят против него" ("Сага об Олаве Святом", LIII). Но не только на далеком севере страны – и на юге Хардрода основывает Осло: "Харальд-конунг велел построить торговый город на востоке в Осло и часто там жил, потому что туда было легко доставлять припасы из окрестных мест. Он бывал там также и для защиты страны от датчан, да и для набегов на Данию" ("Сага о Харальде Суровом", LVIII).
Основанные конунгами-викингами города и крепости становятся местом сосредоточения новых функций: административных, культовых, торговых, ремесленных, военных. Но при этом они защищают конунга и его дружину не только от внешней, но прежде всего от внутренней опасности, от сопротивления общинников-бондов; не случайно с таким трудом возрождается Нидарос в Трёндалаге: тренды не считают его своим городом, это – город конунга и пока что по крайней мере прочной социальной базы у такого города еще нет.
Социальной базой конунгов-викингов остается войско, отборное, противостоящее народному ополчению – "ледунгу". "Этим летом у меня было сначала три с половиной сотни кораблей (примерно так исчисляется предельная численность ледунга. – Г. Л.), когда я собирался в поход из Норвегии, но я отобрал из этого войска лучших и снарядил те шестьдесят кораблей, которые и сейчас со мною", – говорит Олав Толстый ("Сага об-Олаве Святом", CLI). А престижу конунга как правителя и вождя соответствуют размеры и красота его боевых кораблей. Так противники узнают Олава Трюггвасона: "И когда они увидели Великого Змея, все узнали его и никто не выразил сомнения в том, что на нем плывет Олав – сын Трюггви. И все пошли к кораблям и приготовились к бою" ("Сага об Олаве – сыне Трюггви", CI).
Узость и своеобразие этой базы, отразившей всю специфику содержания скандинавской эпохи викингов, объясняет шаткое, при всей энергичности и масштабности действий, положение конунгов-викингов. "Раздумывая об этом, он вспоминал, что в первые десять лет его правления все шло у него легко и удачно, а потом, что бы он ни делал, все давалось с трудом и все его благие начинания кончались неудачно" ("Сага об Олаве Святом", CLXXXVII). Силой оружия утверждались конунги-викинги, силой оружия удерживали они власть и стремились решительно преобразовать страну, силой оружия их и свергали удачливые соперники, восставшие бонды или могущественные соседи.
Частая смена правителей, то овладевающих престолом, то вынужденных спешно покинуть страну, то возвращающихся с полученной за рубежом военной помощью, новым войском, характерна для всей поздней эпохи викингов. Из поколения в поколение возрождается тип государя, который может годами, а то и десятилетиями находиться за пределами страны, но во главе большого и умеющего отважно сражаться войска; если такому конунгу удается утвердиться на престоле, то, победоносно разгромив своих противников, он тут же стремится не просто упрочить, но максимально расширить пределы своих владений: затевает войны с ближайшими соседями, ввязывается в династические распри, вступает в бой за чужой престол. Военные скитания, жизнь при дворе могущественных зарубежных владык, стойкое сознание родовых прав на новое, королевское положение выработали у этих людей совершенно особый стиль поведения и мышления. Они всегда были готовы встать во главе одетого в железо войска и отправиться на завоевание любой подходящей для этого страны.
Жесткая связь с военной организацией (во многом независимая от окружающих условий), территориальная и социальная мобильность, энергичность, резкость, жестокость действий, готовность к радикальным преобразованиям (не всегда успешным), устойчивость политических претензий (при самых различных превратностях жизненной судьбы) – типичные черты конунгов-викингов. Время их правления обычно становится временем резких перемен, знаменовавших качественные сдвиги в процессе становления государства.
Конунгов-викингов периодически сменяли правители иного типа. Времена решительных и кровавых реформ чередовались с мирными годами, которые "были урожайными и доходными и на суше и на море". Правители такой поры отличались склонностью к компромиссам, готовностью отказаться от некоторых достижений своих предшественников. Так, "Хакон начал свою речь с того, что он просит бондов дать ему сан конунга, а также оказать ему поддержку и помощь в том, чтобы удержать этот сан. В обмен он обещал вернуть им в собственность их отчины. Это обещание вызвало такое одобрение, что вся толпа бондов зашумела и закричала, что они хотят взять его в конунги... выбрали себе конунга, во всем похожего на Харальда Прекрасноволосого, с той только разницей, что Харальд весь народ в стране поработил и закабалил, а этот Хакон желает каждому добра и обещает бондам вернуть их отчины" ("Сага о Хаконе Добром", VI). Нет в них и религиозной нетерпимости: "Хакон конунг был хорошим христианином... Но так как вся стран; была тогда языческой и жертвоприношения – в обычае, а в стране было много влиятельных людей, он решил скрывать свое христианство. Пока он склонял к христианству только тех, и был ему всего ближе. Из дружбы к нему многие тогда крестились, а некоторые даже оставили жертвоприношения" ("Сага о Хаконе Добром", XIII). Эти неофиты – по крайней мере, самые радикальные из них – пошли в своем христианском рвении даже дальше конунга (отказавшись от жертвоприношений), потому что сам Хакон отнюдь не пренебрегал этой традиционной королевской общественной обязанностью и торжественно приносил языческие жертвы Одину и Тору.
При безусловной личной храбрости и других вполне викингских достоинствах эти конунги в военном деле бывают осмотрительны и осторожны. Хакон раздумывает и советуется с ближними, "сражаться ли ему с сыновьями Эйрика, несмотря на их численное превосходство, или уходить на север, чтобы собрать больше войска" ("Сага о Хаконе Добром", XXIII). Разителен контраст с призывом Олава: "Будем сразу же решительно наступать, тогда исход битвы может быстро решиться, даже если наши силы неравны" ("Сага об Олаве Святом", CCXI).
Совершая преобразования – и при этом иной раз весьма дальновидные, – эти конунги действуют также осторожно, заручившись поддержкой влиятельных предводителей знати и бондов. "Он учредил законы Гулатинга по советам Торлейва Умного и законы Фростатинга по советам Сигурда-ярла и других трандхеймцев, которые считались наиболее умными" ("Сага о Хаконе Добром", XI). "Конунг посоветовался с мудрейшими мужами, и законы были приведены в порядок. После этого Магнус-конунг велел составить сборник законов, который еще хранится в Трендалаге и называется Серый Гусь. Магнус-конунг приобрел в народе любовь. С тех пор его стали звать Магнусом Добрым" ("Сага о Магнусе Добром", XVI). Эти три судебника действовали в Норвегии до XIII в. включительно.
На своих начинаниях, даже не слишком значительных, конунги далеко не всегда настаивают. "Он велел заложить там каменную церковь – но при нем постройка ее мало продвинулась – и достроить старую деревянную церковь" ("Сага об Олаве Тихом", II).
Но при том же Олаве численность королевской дружины резко возрастает, хотя он стремился сделать это не слишком заметно. "...Вам от этого нет угнетения, и я не хочу вас притеснять", – заявляет он бондам. Норвежское купечество получило гильдейскую организацию. Был основан город Берген, крупнейший из торговых центров страны.
В скандинавских странах исподволь, своим путем формировались основы средневекового общественного порядка. Необходимы были глубокие хозяйственные и общественные преобразования для того, чтобы вывести североевропейское общество на "общеевропейский уровень". Войны и завоевания чередуются или идут бок о бок с внутренними процессами. "Добрые", "спокойные", "мирные" конунги, сменявшие конунгов-викингов, закрепляли достижения своих воинственных предшественников и готовили почву для столь же активных преемников. Шло количественное накопление изменений в общественной, экономической, политической жизни, и эти изменения подготавливали дальнейшее развитие, качественные преобразования на пути феодализации скандинавских стран.
Диалектическая двойственность действий формирующегося господствующего класса в условиях создания государства закономерна и не составляет специфики скандинавских стран. Подобные же чередования типов правителей легко выделяются и в других исторических условиях, однако именно своеобразная и яркая культура Скандинавии эпохи викингов запечатлела образы лидеров с особой силой и четкостью.
Литература
1. Гуревич А. Я. История и сага. М., 1972.
2. Гуревич А. Я. Свободное крестьянство феодальной Норвегии. M., 1967.
3. Исландские саги. М., 1956.
4. Ковалевский С. Д. Образование классового общества и государства в Швеции. М., 1977.
5. Лебедев Г. С. Социальная топография могильника "эпохи викингов" в Бирке. – Скандинавский сборник, XXII. Таллин, 1977, с. 141-158.
6. Стурлусон Снорри. Круг земной. М., 1980 (далее цитируются саги с указанием глав).
7. Randsborg K. The Viking age in Denmark. The formation of a state. London, 1980. |
|
