| Проблемы генезиса и ранних этапов развития феодального способа производства в последние годы привлекают пристальное внимание широкого круга советских медиевистов (что нашло свое отражение и в материалах XIII Международного конгресса исторических наук). Своеобразный вариант указанных процессов дают нам страны Северной Европы и уже – Скандинавии.
В буржуазной медиевистике до недавнего времени безраздельно господствовало утверждение об отсутствии в Скандинавии феодализма как системы общественно-политических отношений; феодализм же как особый способ производства вообще отрицался. Однако, накопление фактического материала, прогрессивные веяния в самой буржуазной медиевистике (труды М. Блока, например) и, не в последнюю очередь, влияние исторического материализма побудили буржуазных ученых к тому, чтобы частично пересмотреть свой тезис о "скандинавской исключительности", о бесфеодальном развитии Северной Европы в средние века.
Новый подход к вопросу отличал уже норвежских историков – социал-демократов X. Кута и Э. Бюлля, их шведского коллегу П. Нюстрема и, хотя и в меньшей мере, датских историков-радикалов Э. Арупа и А. Кристенсена. Свои главные труды все эти ученые создавали еще в 10-40-е годы нашего века. Однако они мало интересовались социально-экономической проблематикой раннего средневековья, когда происходил переход от древней Скандинавии к собственно средневековой, от эпохи викингов к эпохе саг и областных законов, а затем к централизованному государству. Анализ социально-экономического содержания первых письменных источников скандинавского происхождения, осмысление их под углом зрения марксистской проблематики оставались делом будущего. На протяжении 60-х годов за него взялись польский историк-медиевист С. Пекарчик1 и прогрессивный шведский буржуазный ученый К. Е. Андре2. Они доказали наличие феодализационного процесса в Швеции. Независимо, а подчас даже раньше их, тот же круг проблем на норвежско-исландском материале исследовал советский историк А. Я. Гуревич, чьи многочисленные статьи (публиковавшиеся с 1956 г.) были затем сведены в рецензируемую книгу.
А. Я. Гуревич, собственно, распространил проблематику и методику школы А. И. Неусыхина, к коей сам он принадлежит, на Скандинавию. Название его книги н шире и уже ее содержания. Основная ее тема – развитие феодальных отношений в Норвегии в XI-XIII (частично также в X) вв., а не только судьбы ее крестьянства. Вместе с тем последний сюжет рассмотрен лишь частично, поскольку хозяйство, будь то крестьянское или знати, в книге не анализируется, о чем приходится пожалеть, ибо характеристика феодализма как способа производства из-за этого кое-что теряет. Главная предпосылка возникновения феодального строя в условиях древнескандинавского "варварского" общества, с точки зрения автора, состоит в создании новой системы социальных связей, основанных на отношениях господства и подчинения, а вместе с тем и на "общественном разделении труда между крестьянством и управляющим обществом военным классом" (стр. 21), тогда как возникновение поземельной частной собственности не является в Норвегии такой обязательной предпосылкой процесса феодализации (стр. 25-26). Основное в развивающихся там феодальных отношениях – это превращение норвежских трудящихся, землевладельцев-бондов, в эксплуатируемый класс крестьянства. Формы эксплуатации могут быть самыми различными в зависимости от типа феодальных отношений (стр. 27).
Наиболее существенно, подчеркивает А. Я. Гуревич, "многообразие путей генезиса феодального строя, разных типов феодальных общественных структур" (стр. 6). Одним из вариантов этого процесса является скандинавский путь феодализации, "специфический вариант перехода от варварского общества к феодальному строю" (стр. 256).
В весьма содержательном и обширном введении к книге дается глубоко продуманная характеристика "варварского" общества, из которого вырастает феодализм. Автор основывается здесь на собственных исследованиях, ранее опубликованных в виде статей. Он идет по линии дальнейшего развития известной концепции А. И. Неусыхииа, однако больше подчеркивает устойчивость, самобытность "варварского" типа общественной структуры (а не просто переходный ее характер) и указывает на необязательность аллодиальной собственности на землю для возникновения феодализма в Норвегии.
В свете изложенных им во введении общих соображений автор разбирает в четырех главах книги весьма значительный по объему и сложный для истолкования материал источников, как правило, на древнеисландском и почти не отличимом от него древне-норвежском языках. Это норвежские областные законы XII XIII вв. и общегосударственное уложение XIII в. (гл. I и III), исландские саги XIII в, прежде всего "Хеймскрингла" знаменитого Снорри Стурлусона, описывающая деяния норвежских королей IX-XII вв., а также посвященная им же поэзия исландских скальдов (гл. II и IV), норвежский дружинный устав XIII в., феодальное поучение "Королевское зерцало" того же века и некоторые другие памятники. Средневековые документы, грамоты (для периода до 1319 г. их издано свыше полутора тысяч)3 мало использованы автором; еще того менее – древненорвежские рунические надписи, включая пятитомник текстов, написанных младшими рунами, и церковная литература. Ретроспективный метод, успешно примененный А. Я. Гуревичем при анализе судебников, не был распространен им на дипломы первой половины XIV в., и об этом также приходится пожалеть. Не раз ведь было уже замечено, что областные законы и саги дают архаизированное представление об условиях социальной действительности времени их записи.
В двух главах из четырех основным источником послужили автору саги, т. е. памятники в первую очередь литературно-художественные. Зная "опасности" такого рода источников, А. Я. Гуревич привлек их, как правило, для исследования событий, современных их авторам (так называемые "саги о современности") и, следовательно, использовал самую надежную, с точки зрения исторической науки, часть саг. Там же, где он отступает от этого правила, а именно в разделе о так называемом "отнятии одаля" (гл. II, § 1), литературная традиция XIII в.– рассказ Снорри – умело скорректирована в его исследовании источниками XI в.– песнями скальдов.
В первой главе характеризуется положение норвежских лейлендингов. Автор ясно показал их эволюцию из однородных и равноправных с владельцами арендаторов в свободных держателей, эксплуатируемых знатью, хотя и лишенных многих типичных черт феодальной зависимости. "Анализ положения норвежских лейлендингов вряд ли дает достаточные основания для того, чтобы определенно говорить о феодальной природе их зависимости",– признает А. Я. Гуревич (стр. 88). Ему вместе с тем совершенно очевиден эксплуататорский, антагонистический характер производственных отношений, связывающих мелкого производителя с крупным собственником обрабатываемой им земли. Экономическая сущность указанных отношений ничуть не меняется от того, что норвежский держатель свободен и в личном, и в поземельном, и в судебно-дисциплинарном отношении, что черты его сословного неполноправия развиваются лишь крайне медленно. И в этом смысле мы вполне согласны с А. Я. Гуревичем. Сомнение вызывает лишь утверждение о преобладании среди лейлендингов держателей королевской земли, да еще в течение всего средневековья (стр. 51, 121). Ведь уже к середине XIV в. королю принадлежало только 4% облагаемой налогом земли, причем королевское землевладение, по данным новейших норвежских исследователей, сокращалось и в XIII в.4 Роль крупного частного землевладения феодальной знати оказывается уже в Норвегии XIII в. большей, чем показывает автор, а следовательно, и роль аллодиального землевладения знати на этом важнейшем этапе феодализации. Книге недостает главы о крупном землевладении, духовном и светском, и о феодальных привилегиях4а.
Черты феодальной зависимости норвежского крестьянства яснее выступают при анализе его отношений (и крестьян-держателей, и крестьян-собственников) с государством. Прежде чем приступить к такому анализу, автор исследует ранний этап формирования самого феодального государства в Норвегии, выходя ради этого за хронологические рамки книги. Во вторую главу входит не только оригинальная, но и убедительная попытка толкования "отнятия одаля" норвежским королем Харальдом Харфагром в конце IX – начале X в. А. Я. Гуревич тут исходит из более общей проблемы – верховной собственности короля на земли свободного крестьянства (см. стр. 116-117). В главе содержится вместе с тем разбор института древненорвежской "вейцлы" – угощения, развивающегося в дань и жалуемого королевским приближенным.
Центральной в книге представляется нам третья глава – о взаимоотношениях свободного крестьянства и раннефеодального, а затем и феодального централизованного государства в Норвегии. Своеобразие положения бондов – вооруженных свободных собственников, участвующих в местном суде и самоуправлении и вместе с тем обремененных тяжкими государственными повинностями, – четко обрисовано автором. Доказан тезис о феодальном характере эксплуатации бондов государством. Хотелось бы подчеркнуть вывод автора о том, что "в условиях феодального строя личная свобода не избавляла крестьянина от эксплуатации со стороны господствующего класса и органов его власти; самая эта свобода отчасти превращалась в средство его угнетения" (стр. 25). Крестьянским выступлениям против феодального государства посвящена в значительной мере последняя глава книги – о так называемых гражданских войнах на рубеже XII-XIII вв., представлявших собой важный этап на пути оформления в Норвегии феодального строя. Вместе с ведущими норвежскими историками довоенного периода, близкими к марксизму, А. Я. Гуревич считает эти воины проявлением борьбы классов, в основе которой лежали экономические интересы. При этом автор выдвигает па первый план не столько борьбу между крупными землевладельцами и безземельными низами, сколько борьбу между королевской властью и бондами – основной массой крестьянства. Конфликт разрешился необычным для средневековья компромиссом. Новая, уже феодально-централизованная, монархия XIII в, обуздав крестьян, пошла вместе с тем на значительные уступки их имущей, собственнической части. Всё крестьянство осталось лично свободным и вооруженным, причем одна часть его состояла из срочных арендаторов, а другая – из юридически полных собственников. Это непосредственно и придало такое сильное своеобразие норвежскому феодальному государству и всему феодализму XIII-XIV вв. "Особенное" в Норвегии явно преобладает над "общим" – к такому заключению автора (стр. 251) нельзя не присоединиться.
Исследованиями А. Я. Гуревича полностью подтверждается известное замечание Ф. Энгельса в письме к П. Эрнсту: "Норвежский крестьянин никогда не был крепостным, и это придает всему развитию, – подобно тому, как и в Кастилии, – совсем другой фон"5.
Благодаря исследованию А. Я. Гуревича решительно расширились наши представления о генезисе и особенностях феодализма в Северной Европе. Тогда как современная норвежская буржуазная медиевистика зачастую отходит от близких к марксизму взглядов X. Кута, Э. Бюлля и их старших учеников6, советский ученый, опираясь на достижения марксистско-ленинской науки в СССР, творчески развивает наследие прогрессивных норвежских историков. Книга А. Я. Гуревича уже получила положительный отклик в научной печати ГДР, Польши, Швеции, Англии, ФРГ, став более доступной за рубежом благодаря обстоятельному английскому резюме.
Досадно, правда, что в ней отсутствует библиография. Остается пожелать, чтобы многочисленные статьи автора, посвященные "варварской", дофеодальной Норвегии, также были изданы в виде книги.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. S. Piekarczyk. Studia nad rozwojem struktury społeczno-gospodarczej wczesnośredniowiecznej Szwecji. Warszawa, 1962.
2. С. G. Andrae. Kyrka och frälse i Sverige under äldre medeltid. Uppsala. 1960.
3. Например. "Norske diplomer, fil og med år 1300". Oslo, 1962.
4. H. Bjørkvik. Det norske krongodset i mellomalderen. – "Historisk tidsskrift". Oslo. 1961, № 3, s 218-219.
4a. Ср. рец. L. Hamre и G. Sandvik на кн.: G. A. Blom. Kongemakt og privilegier i Norge inntil 1387. – "Historisk tidsskrift", 1970, № 2.
5. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 37, стр. 352.
6. Kn. Helle. Norge blir en stst 1130-1319. Oslo, 1964; idem. Tendenser i nyere norsk hegmiddelalderforskning. – "Historisk tidsskrift". Oslo. 1961, № 2, s. 337-370. |
|
