Литература

Источник: Советская археология, IX. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1947

Вопрос о названии Березани был затронут впервые с точки зрения нашего нового языковедения Н. Я. Марром около пятнадцати лет тому назад. Он указал на связь этого наименования с племенным названием иберов – в том освещении, в котором Н. Я. Марр вообще рассматривал тогда племенные обозначения¹. Мы знаем, что в своих работах Н. Я. Марр неоднократно подчеркивал важность исследования топонимических данных, а также и "неразлучных с ними племенных названий", как материала, "в подлинно первичных частях превосходящего древностью самые древние в мире письменности", а по значению не имеющего "ничего себе равного ни в каких других памятниках ни речевой, ни материальной культуры"². В отношении Березани, как и всякого другого местного названия, Н. Я. Марр указывает, таким образом, направление для соответственных исследований; их можно, конечно, развернуть гораздо шире и углубить больше, чем это сделано в настоящей небольшой статье, учитывая при этом дальнейшую эволюцию взглядов Н. Я. Марра. Объяснение рассматриваемого нами названия как заимствованного, переводного и сравнительно очень позднего, предложенное западноевропейскими учеными³, нашло отклик и в нашей научной литературе: В. А. Брим⁴ в своей работе принимает его как вероятное, ссылаясь безо всякой критики на T. J. Arne и обходя молчанием мнение Н. Я. Марра относительно этого названия⁵.

Прежде всего надо сказать, что по поводу названия Björkö, которое носит и поныне тот остров на Меларне, где в эпоху викингов находился известный торговый центр, Birca Адама Бременского, давно уже высказано предположение, что это не "Березовый остров" и что это название объясняется иначе, совершенно независимо от березы⁶. Далее, вопрос о местных названиях, как о переводных и заимствованных, требует вообще весьма осторожного отношения к себе. Дошедшие до нас сведения о Березани гораздо старше времени расцвета варяжского днепровского пути, на котором она, по описанию Константина Багрянородного, знавшего его под названием острова св. Елевферия, была последней стоянкой у выхода в Черное море; уже поэтому есть полное основание искать корней ее названия в значительно более далекой древности. Та группа географической номенклатуры, к которой можно отнести и Березань, может быть, и находит отражение в древнескандинавской традиции, но об этом придется говорить в совершенно иной связи.

Прежде чем заниматься вопросом о названии этого острова, надо обратит внимание на имеющиеся у нас археологические данные⁷; о них упоминал и Н. Я. Марр, говоря о Березани⁸.

Древнейшая, догреческая, эпоха дала до сих пор лишь отдельные и, может быть, недостаточно показательные находки. Археологический материал здесь хорошо известен с конца VII в. до н. э. Раскопки Э. Р. Штерна и дальнейшие исследования, которые производил Одесский историко-археологический музей, выяснили характер погребений, поселения (городка) и других культурных остатков, относящихся главным образом к VII-V вв. до н. э., т. е. к начальному периоду существования греческих черноморских колоний и развития их торговых сношений; среди находок главное место занимает греческая керамика разных типов. О значении Березани, как давнишнего, еще догреческого, места рыбацкого поселения, свидетельствуют находки рыболовных приспособлений (крючки, грузила, остатки снастей). В связи с расцветом Ольвии, становящейся экономическим центром данного района, поселение на Березани потеряло свое значение, хотя в римскую эпоху остров продолжает быть местом рыбной ловли, сохраняя таким образом свое значение в промысловой жизни этого края; здесь было в это время и постоянное поселение.

От киевского периода с его торговыми сношениями по днепровскому пути на Березани известно следующее: 1) ряд мелких находок, датируемых X-XI в. (фибулы, пряжки, кольца для ремней)⁹; 2) единственный найденный в СССР рунический камень, обнаруженный в 1905 г., датируемый XI-XII в. и поставленный, вероятно, готландцами¹⁰; 3) обнаруженный сравнительно недавно славянский слой XI-XIII вв.: остатки землянок с очагами внутри, черепки керамики, металлические предметы (секиры, кресты), браслеты стеклянные и из пасты и т. п.¹¹

Древнерусского названия Березани мы, собственно говоря, не знаем; по летописи и по Константину Багрянородному, это – остров св. Елевферия, т. е. наименование греческое, связанное с византийской церковной традицией. В древности остров назывался Βορυσϑένηϛ, как и сам Днепр, в устье которого он находится; у Птолемея – Βορυσϑένίϛ νῆσοϛ¹². Некотоыре античные авторы путают его с островом Белым в Черном море, недалеко от устья Дуная, греч. Λευχή, иначе Fidonisi, турецк. Ilian-ada, т. е. Змеиный остров¹³. В южнорусских актах он известен под своим нынешним названием с XVI-XVII вв. В непосредственной связи с ним стоит, очевидно, и название впадающей близ него в Черное море р. Березани (Березанский лиман)¹⁴. Как на буквальное совпадение названия, можно указать на местечко Березань в районе Переяславля (южного), известного с XVI-XVII вв. в польских актах и на западноевропейских географических картах; далее – на Berezan и Berezany в Волыни и Подолии в тех же актах и на Berezan в русинской топонимике, упоминаемое у J. Jordan в его "Rumänische Toponomastik"¹⁵, причем этот автор возводит данное название к березе.

Ясно, что производить название Березань от березы не приходится, совершенно независимо от того, растет ли она в тех краях, где мы встречаем это наименование, или нет. Говоря о южной, причерноморской, полосе СССР, можно отметить, что ареал этого дерева заходит здесь до низовьев Днепра, но оно отнюдь не является характерным для флоры этого края. В дальнейшем придется коснуться в тесной связи с Березанью также и названия известного притока Днепра Березины, которая, как и другие одноименные с нею реки¹⁶, протекает в местности, где береза весьма обычна; тем не менее, анализ этого названия, как мы увидим далее, показывает, что это обстоятельство никакого значения не имеет, как и то, что Березина называется Березой в "Книге Большому Чертежу" (изд. 1838 г., стр. 102) и в местных говорах¹⁷, а в украинском языке 'березина' – береза, березовая ветка (словарь Гринченко). А. И. Соболевский в свое время производил Березины от березы по аналогии с 'дубина', 'хворостина' и т. п.¹⁸, но впоследствии отказался от этого толкования. Поскольку само слово 'береза' пока еще не подвергнуто палеонтологическому анализу, вопрос о нем отпадает.

Для дальнейшего нашего изложения интересно местное название Березино на р. Когильник близ Аккермана¹⁹ и Berezina, как название Стеблевского лимана в низовьях Днепра²⁰.

Интересно, что в исторических заметках А. С. Грибоедова есть несколько слов о том, что Березовский остров в конце Днепровского лимана (очевидно – та же Березань) иначе называется Гата (Hata)²¹. Откуда взяты эти сведения, неизвестно, и название это остается пока неясным.

В научной литературе уже не раз было отмечено другое название Березани, а именно, турецкое Bürü-üsen-ada, остров Волчьей реки. Упоминает о нем и В. А. Брим в своей указанной выше работе, но считает особенно интересным не его, а Березань – в том освещении, которое он, как уже сказано, находит приемлемым²². Между тем, Bürü-üsen-ada представляет интерес вдвойне: во-первых, как наименование острова по реке, подобно древнему Борисфен (см. выше), а во-вторых, как указание на название самого Днепра Волчьей рекой.

В бассейне среднего и нижнего Днепра имеется целый ряд "волчьих" названий, известных из исторической и современной номенклатуры: Волчец (рукав Днепра между местами впадения в него Супоя и Золотоноши), Волчье горло (то же, между Ирлеем и Сулой), остров Wolczny несколько ниже впадения Псла²³, Волчайка (→ Хорол → Днепр)²⁴, Волчок или Волчья (→ Сухой Кобелячек → Ворскла → Днепр), Волчьи воды или Волчья (→ Самара → Днепр) с притоками Волкова, Волчье горло (один из уступов последнего днепровского порога, Вильного, близ Кичкаса – древней Крарийской переправы), Волчок (горло Рвача, северного рукава Днепра в его низовьях).

Река Δύχος у Геродота (IV, 123), впадающая в Мэотиду, как полагают, – нынешний Калмиус, верховья которого близки к истокам Волчьих вод или Волчьей; ее же знает и Птолемей²⁵.

В бассейнах Днестра и Южн. Буга: Волк (→ Южн. Буг) с притоком Волчок, Волковецка (→ Стрыпа → Днестр), Волчанец (верхнее течение Ботны, притока Днестра).

На юго-востоке мы находим в древности ϓρχανία ϑάλασσα, mare Hyrcanum, Волчье море (юго-восточная часть Каспийского моря) с впадающей в него Волчьей рекой, Gurgan²⁶; в прикаспийском же крае – Волчьи ворота около Баку²⁷.

По значению сюда же примыкают встречающиеся во многих областях СССР производные от слова 'бирюк', известного в целом ряде говоров со значением волка, а в переносном смысле – мрачный, угрюмый человек, и от связываемого с ним турецким börü, волк, общего для всех языков соответственной группы. На причерноморской и прикаспийской территории можно отметить Бирючий остров в западной части Азовского моря, Бирючье гирло Дона, остров Бирючья коса на Каспийском море²⁸.

Греческое название Днепра Βορυσϑένηϛ, с которого начинается то, что мы знаем по письменным источникам и о Березани, несомненно стоит в связи как с этим последним наименованием, так и с Березиной. Мы знаем, что Н. Я. Марр видел в первой части названия "Бере-зань" элемент В; можно думать о нем же и в Βορυσϑένηϛ и Бере-зина, а вторую часть этих названий рассматривать как элемент С. Эту вторую часть названия Березина Соболевский в своих "Русско-скифских этюдах" объяснял из скифского sina – река²⁹; тем самым он устранил свое прежнее, совершенно неудачное толкование³⁰. Он установил здесь для Березины те же две составные части, как и для Борисфена, между тем как раньше считал сходство этих двух названий лишь кажущимися³¹. Βορυσϑένηϛ он уже тогда рассматривал как название двучленное, образовавшееся под влиянием греч. Βορά и σϑένοϛ, причем вторую часть связывал с danu, don³². Что это – двучленное скифское название (*waru-stana) в греческом оформлении, полагал и J. Marquardt³³. И он и Соболевский (последний – еще в своей статье 1910 г.) объясняет первую часть в связи с название Днепра Var у гуннов, Varuch – у печенегов.

Само собой разумеется, что анализ, данный А. И. Соболевским и Marquardt'ом, не имеет ничего общего с учением Н. Я. Марра о четырех элементах, но его можно использовать в соответствующей этому учению трактовке: греч. Βορά и σϑένοϛ, на которые указывает А. И. Соболевский, и *waru-stana Marquardt'а могут получить правильное освещение лишь как здвенья в общей цепи, в общем ходе развития языка и мышления и образования местных и племенных названий, согласно концепции Н. Я. Марра. Скифское sina для Березины является у А. И. Соболевского во всяком случае каким-то шагом вперед сравнительно с возведением этого названия к березе, но оно представляется в совершенно ином свете, будучи привлечено к исследованию не как скифское слово, а как языковое образование гораздо более раннее. Как материал для возможного дальнейшего исследования сюда надо привлечь и такой интересный факт, как название греков Berďen у грузин, отмеченное Н. Я. Марром в связи с Бере-зань в тот период его работы, когда он видел в обоих этих названиях результат берионского этнического скрещения³⁴.

Интересно, что наблюдения относительно близости названия Борисфен, Березина и Березань имеют свою историю, и притом весьма почтенную по своей давности: в 1852 г. Г. Думшин, автор статьи о реках Скифии, цитировал одно замечание Герберштейна по поводу созвучий названий Березины и Борисфена, а сам говорил о "замечательном сходстве" между ними и Березанью, подтверждающем туземное происхождение древнего названия Днепра³⁵.

Поскольку элемент В, о котором нам здесь приходится говорить, связывается, согласно учению Н. Я. Марра, с волком и со змеей, я позволю себе сделать небольшое отступление от самой темы настоящей работы и отметить некоторые факты, с которыми мы встречаемся в области, до сих пор еще не затронутой школой Н. Я. Марра. Я имею в виду германские, в частности – скандинавские, сказания, фольклор и вещественные памятники. Ф. А. Браун отметил в свое время соответствие между неврской легендой о нашествии змей и одним из вариантов германского переселенческого сказания, согласно которой лангобарды были вытеснены со своей земли змеями³⁶. Как я полагаю, к этому же сказанию близко одно место в готландской Guta Saga, составленной в XIII в.³⁷

Миф о волке-оборотне, соответствующий неврскому, весьма распространен в древнесеверных сагах и в Эдде, а также и в скандинавском фольклоре. Наиболее знакомый исследователям у германских и славянских племен миф о звере-оборотне, как известно, не ограничивается ими, а встречается также в Азии, Африке и в Америке³⁸.

И волк и змея – образы, широко распространенные в скандинавских мифологических и легендарных преданиях, и притом – в целом ряде случаев – в тесной связи друг с другом. Оба они имеют большое значение и в орнаменте так наз. германского звериного стиля, как пережитки представлений, восходящих ко времени, гораздо более древнему, чем то, к которому относятся соответственные вещественные памятники. Семантика этого орнамента пока очень мало изучена с точки зрения нового учения о языке и мышлении³⁹. Совершенно еще не затронуты в этом смысле и богатый материал, мифологический и эпический, содержащийся в песнях Эдды, а также лексика и тематика этих песен, как и язык скальдов, представляющих собой особое образование в области древнесеверного языка. Разработка всего этого материала несомненно могла бы дать интереснейшие результаты.

Сопоставление неврских преданий с германскими и указание на другие отмеченные здесь данные, конечно, отнюдь не подразумевают заимствования германцами у того племенного образования, которое Геродот знает в Приднепровье под название невров, или, наоборот, ими – от германцев: во всем это, очевидно, отразилось какое-то сходное стадиальное развитие, определяющее собой и сходство мышления и тех образов, которые получили выражение как в преданиях и верованиях, так и в вещественных памятниках.

Возвращаясь к вопросу о названии Березани, мы видим, что у нас есть полное основание рассматривать его не как позднее заимствование, не как перевод весьма распространенного в скандинавской топонимике наименования, примером которого является название знаменитого Björkö на Меларне, а как образование автохтонное, связанное с местной топонимикой и восходящее к глубокой древности. Как называли этот остров скандинавы – мы не знаем; во всяком случае они не принесли это название с собой в Приднепровье ни с Меларна, ни из какого-нибудь другого места у себя на севере. Но оно могло так или иначе отразиться в той южнорусской географической номенклатуре, которую они знали в своем обиходе. По этому поводу мне хотелось бы предложить здесь одну гипотезу, имеющую отношению к исконному, как я полагаю, "волчьему" характеру названия Березани.

В своей указанной выше работе (стр. 244-245) В. А. Брим приводит руническую надпись из Stainkumbla на Готланде, датируемую временем около 1100 г.⁴⁰ В переводе В. А. Брима текст ее таков: "Ботмунд и Ботрайф и Гуннар они… воздвигли камень… и на юге он сидел с мехами и он умер в Ulfshali когда святой…". На этом надпись обрывается; конец ее неизвестен. По мнению В. А. Брима, который основывается на толковании H. Pipping'а⁴¹, Ulfshali, Волчий хвост (в тексте надписи дат. ед. Ulfshala), следует читать Ulfshals (в тексте, следовательно, – Ulfshalsi), Волчье горло, т. е. как название одного из уступов в последнем днепровском пороге. Не возражая по существу против возможности стоянки на днепровском пути именно в этом месте, я хотела бы сохранить чтение "at Ulfshala" и отнести это название к Березани, а фразу "сидел с мехами (sat miþ skinum)" понимать в том смысле, что какой-то готландский купец дожидался со своими товарами попутного ветра, как это и могло быть на Березани перед выходом в Черное море. Препятствием для такого предположения является предлог "at" со значением "у", "возле", "близ", "при", между тем как в отношении острова надо было бы ожидать "а (на)", как, например, "a hulmi (на Борнгольме)" в надписи из Högby в Эстериётланде⁴². Что касается выражения "sunarla (на юге)", то укажу как на некоторое основание для приурочения этого обозначения в данном случае к южной Руси, на аналогичное "suþ" с тем же значением в надписи начала XI в. из Pilgård на Готланде, где упоминается rufstain, по мнению Ф. А. Брауна, – Рваный камень у Ненасытецкого порога на Днепре или камень у мыса Монастырек⁴³. В соединении с упоминанием в тексте надписи из Stainkumbla о мехах, географический термин "sunarla" дает некоторую возможность предполагать, что под невыясненным до сих пор Ulfshali скрывается Березань.

Надпись из Stainkumbla, к сожалению, далеко не представляет собой надежный исторический источник. Она была прочтена в 1799 г. шведским ученым C. G. Hilfeling'ом; если в его записках о поездке на Готланд, насколько мне известно, нигде не изданных, есть какой-нибудь рисунок, то, вероятно, не вполне удовлетворительной с точки зрения современной рунологии. На этого автора ссылается J. G. Liljegren, издавший текст надписи в 1837 г.⁴⁴ Сама она в течение первой половины XIX в. исчезла бесследно, как об этом говорит C. Säve, издавший ее в 1859 г. в своих "Gutniska urkunder", № 82 (см. предисл., стр. XXXVI). Таким образом, здесь отпадает возможность тщательной проверки ее со стороны компетентных современных рунологов, каковая необходима в тех нередких случаях, когда в рунических надписях есть чисто графические неясности, дающие повод к разночтениям. E. Brate, еще до Noreen'а, издавший надпись из Stainkumbla в своей работе "Runverser"⁴⁵, ссылается на Säve, а Noreen – на сообщение Soderberg'а, но без каких-либо дальнейших объяснений. Во всяком случае, по Brate и Noreen'у, не видно, чтобы написание "at Ulfshalsi", и самого предлога "at", с которым приходится считаться мне, вызывало какие-нибудь сомнения.

Если допустить, что Ulfshali – Березань, то это было бы интересно, как лишнее подтверждение древнего "волчьего" элемента в ее названии, который и отразился в скандинавской передаче⁴⁶.

У цитируемых мною здесь издателей надписи из Stainkumbla никаких попыток разъяснения Ulfshali мы не находим. Brate с осторожностью говорит о местонахождении его где-то на юге и сопоставляет это название с древнесев. Refshali и с греч. Δυχόσουρα. Что касается скандинавских саг и поэзии скальдов, то в них мы не находим никаких данных, которые можно хотя бы предположительно связать с Березанью, как я это пытаюсь сделать в отношении географической терминологии рунической надписи из Stainkumbla⁴⁷.

Говоря о названии "Березань", как о заключающем, по мнению Н. Я. Марра, во второй своей части элемент С, можно, как мне представляется, сближать с ним такие речные названия, как Фезань (бассейн Тясмина, притока Днепра)⁴⁸, Кизань (бассейн нижнего течения Волги), Юрезань (бассейн Камы), т. е. рассматривать из вторую часть как тот же элемент С со значением "вода", "река". Ограничиваюсь здесь лишь указанием на них, как на возможный материал для исследований; для выяснения их значения и генезиса, а следовательно, их места в процессе стадиального общественного развития и связанной с ним топонимики, необходимо, конечно, проанализировать их целиком.

Рассматривая "Березань" с точки зрения нового учения о языке, учитывая значение Bürü-üsen-ada и присоединяя сюда дополнительно "волчий" топонимический материал, в состав которого я пытаюсь включить и Ulfshali, мы можем как нельзя более решительно противопоставить соответственный генезис этого названия схеме Березань – Björkö и искать его корней в более глубоких слоях истории, чем то время, к которому относится скандинавско-русский путь из Варяг в Греки.

1. Н. Я. Марр. Чуваши-яфетиды на Волге. Чебоксары, 1926, стр. 43.

2. Он же. Родная речь – могучий рычаг культурного подъема, 1930, стр. 18.

3. См.: T. J. Arne. Det stora Svitjod. Стокгольм, 1917, стр. 40: "Березань…, может быть, просто славянский перевод северного Björkö (björk – береза), которое мы встречаем на Меларне, в Ботническом и Финском заливах в качестве названия важных торговых пунктов эпохи викингов". Норвежский ученый A. Bugge, судя по заглавию его статьи "Björkö i Sydryssland", вышедшей в 1918 г., говорит о том же; шведского журнала "Namn och bygd", специально посвященного вопросам топонимики, в котором и напечатана эта статья, не имеется в научных библиотеках Ленинграда.

В зарубежной науке есть еще попытка объяснения названия Березани уже с совершенно иной точки зрения, а именно в связи с древнеиранским brzant, высокий (M. Vasmer. Die Iranier in Südrussland, 1923, стр. 20. См.: J. Duchesne-Guillemin в Byzantion, 1937, вып. 2, стр. 737).

6. См.: К. Ф. Тиандер. Город Бирка. ЖМНП, 1910, июнь, стр. 265-268.

7. Ссылаюсь здесь на сведения, сообщенные мне Т. Н. Книпович, за которые приношу ей искреннюю благодарность, а также на ОАК за 1904-1905 гг., отчет Э. Р. Штерна за 1913 г. и Каталог выставки Одесского историко-археологического музея за 1917-1927 гг., Одесса, 1928.

8. Н. Я. Марр. Чуваши-яфетиды на Волге, стр. 43.

10. Ф. А. Браун. Шведская руническая надпись, найденная на острове Березани. ИАК, вып. 23, стр. 66-75.

11. Подробнее об археологических находках на Березани см. в статье О. А. Артамоновой "Древнейшие поселения на острове Березани". КС ИИМК, V, 1940, стр. 49-54.

12. С. Пападимитриу. Древние сведения об острове Березани. Одесса, 1910, стр. 6 сл.

13. И. И. Толстой. Остров Белый и Таврика на Евксинском Понте. Пгр., 1918, стр. 26. – С. Пападимитриу, ук. соч., стр. 11 сл. – Д. Нудельман в своей статье "Древние авторы о Березани" (Тр. Одеськ. держ. унiв., I, 1939, стр. 37-44) полагает, что древняя Левка, называемая у некоторых античных авторов островом Ахилла, не Фидониси, а Березань.

14. Неясно название этой реки Суберезань у гетмана Мазепы в его описании Днепра, изданном в ЗООИД, III, 1853, стр. 571; см. там же, стр. 579, прим. 53 – сопоставление с турецким су (вода), весьма обычным в речных названиях.

15. J. Jordan. Rumänische Toponomastik, II, 1926, стр. 249.

16. Таковых, например, имеется пять в бассейне верхнего и среднего Днепра, одна – в бассейне Немана и одна – в бассейне Днестра. Для Днепра, Днестра и Южн. Буга пользуюсь в настоящей работе трудами П. Л. Маштакова "Список рек Днепровского бассейна" (СПб., 1913) и "Список рек бассейнов Днепра и Южн. Буга" (СПб., 1917).

17. Н. И. Максимович. Днепр и его бассейн. Киев, 1901, стр. 331.

19. П. Семенов. Географ.-статист. Словарь, т. I, СПб., 1863, стр. 240.

20. Taitbout de Marigny. Atlas de la mer Noire. Одесса, 1850, табл. XVI.

21. А. С. Грибоедов. Соч., 1892, стр. 385.

23. Карта Н. Радзивила 1613 г. – В. Кордт. Материалы по истории русской картографии, т. II. Киев, 1910, табл. XV и XVII.

24. Принимаю условно знак → для обозначения впадения одной реки в другую, что необходимо оговорить, ввиду совершенно иного значения, какое этот знак имеет, как известно, у Н. Я. Марра.

25. Ю. Кулаковский. Карта Европейской Сарматии по Птолемею. Киев, 1899, стр. 19.

27. Б. Дорн. Каспий. СПб., 1875, предисл., стр. XXVII.

28. С этой группой стоят, может быть, в связи Берекезаны в низовьях Волги (ПСРЛ, т. VI, стр. 331), р. Берекет – там же, а также местные и речные названия, вроде Берека, Берекова, Беречка, встречающиеся на Украине, в Кировском крае и в Башкирии.

30. См. его указанную выше статью в РФВ за 1910 г.

33. Marquardt. Osteuropäische und ostasiatische Streifzüge. Лейпциг, 1903, стр. 190.

35. Труды студентов Ришельевского музея в Одессе, 1852, стр. 33-34. Ср.: O. Peschel. Geschichte der Erdkunde, 1865, стр. 4: "Dniepr… welchen die alten Geographen nach seinem Nebengewässer, der Beresina, Borysthenes benannten" (курсив мой – Е. Р.)

36. Ф. А. Браун. Разыскания в области гото-славянских отношений. СПб., 1899, стр. 320.

37. См. об этом в моем обзоре "Литература по вопросу о пережитках тотемизма у древних скандинавов" (Сов. этнография, 1936, № 3, стр. 124-125).

38. Caroline Stewart, автор подробного исследования "Zur Entstehung des Werwolfsglaubens", справедливо замечает, что эти верования возникают независимо в разных странах при наличии сходных условий, вызывающих аналогичные явления (Zeitschr. des Vereins für Volkskunde, 1909, стр. 30 сл.). По поводу поверий о волке отмечу одну строфу из Эдды, по которой волчий вой в лесу предвещает победу (Reginsmál, строфа 22), и то место из Повести временных лет по Лаврентьевскому списку под 1097 г., где половецкий вождь Боняк ночью, накануне битвы с уграми "отъѣха от вои и поча выти волчьскы и волк отвыся ему и начаша волци выти мнози; Бонякъ же приѣхавъ повѣда Давыдови, яко побѣда ны есть на угры заутра". Заимствованиям подобные параллели, конечно, не объясняются.

39. тем более ценны и интересны те примеры анализа так наз. готского звериного орнамента в Северном Причерноморье, которые дает Л. А. Мацулевич в своей работе "Погребение варварского князя в Восточной Европе" (ИГАИМК, вып. 112, 1934), в частности – образа птицы-рыбы и сочетания птичьих голов со змеиными, как явлений, объединенных семантически, а генетически восходящих к переходу от тотемического мировоззрения к космическому и к соответственному строю мышления; это – образы, слагавшиеся в процессе развития местного общества, а не заимствованные извне и не возникшие путем чисто внешнего механического сочетания декоративных мотивов, как полагают буржуазные ученые (B. Salin и др.).

41. H. Pipping. De skandinaviska Dneprnamnen, 3-6, Studier i nordisk Filologi, 1911, № 5.

42. A. Noreen, ук. соч., стр. 487-488. В надписи из Stainkumbla этот автор и переводит "at", как "bei", а не "auf". H. Pipping со своей стороны считает это "at" подходящим к предлагаемому им толкованию Ulfshali.

43. Ф. А. Браун. Днепровский порог в рунической надписи. Сборн. в честь А. А. Бобринского, СПб., 1911, стр. 5-8.

44. См. изданное им собрание рунических надписей Runurkunder, № 1590, в приложении к Diplomatarium Suecanum, т. 11.

46. Возможно, что название Ulfshali сложилось и не без влияний очертания самого острова – длинного, вытянутого в направлении NNW-SSO, причем, на основании его геологического строения, считается возможным, что северная часть была когда-то соединена с материком, с Аджиякским мысом. Длинная песчаная коса, идущая от острова на север, до недавнего времени на значительное расстояние вдавалось в море; весной 1931 г. она была размыта. Относительно внешнего вида острова основываюсь на сведениях, сообщенных мне Т. Н. Книпович и О. А. Артамоновой, и на снимках, которые они мне показывали. Самый тип названия Ulfshali весьма распространен в скандинавской топонимике; так, например, в Норвегии всякого рода "хвосты" – лисьи, собачьи, кошачьи (Refsal ˂ Refshali, Hundsal ˂ Hundshali, Katralen ˂ Kattarhali) – обозначают узкие, длинные, возвышенные места среди местности, сравнительно низкой и ровной, а также мысы, вдающиеся в реку или в озеро (см. O. Rygh "Norske gaardnavne", предисл., стр. 52, 71, и топографические данные относительно каждого названия в отдельности). Ср. русский термин "ухвостье" – узкий, длинный конец острова на реке, обращенный в сторону течения, "хвост острова" в архангельском говоре (Даль); Хвост – название островка на Сев. Двине в XVI в. (Сборник грамот Коллегии экономии, т. I, стр. 349). Подобные примеры не ограничиваются ни скандинавской, ни русской топонимикой, но для нас существенным является не формоподражательный фактор, а совершенно независимое от него названия животного, вошедшее в состав местного названия, в данном случае, если вообще сопоставлять Ulfshali с Березанью, – сам волк, а не его хвост.

47. В заключении всего сказанного о ней отмечу, что загадочным остается самый конец ее "когда святой"… (þa hin hilgi). По-видимому, он был уже утрачен, когда остальной тексты был еще цел. Относительно содержания его возможны лишь догадки. Если относить эти слова к ритмически изложенной части текста, начинающейся по Brate и Noreen'у, со слов "и на юге" (auk sunarla), то следующее после "hilgi" слово должно было бы начинаться с þ или h; если же текст, начиная с "þa hin hilgi" возвращался к прозаическому изложению, как полагал Noreen и еще раньше – Säve, то это предоставляет бóльшую свободу для возможных предположений относительно конца надписи. Не относится ли hilgi к определенному историческому лицу, а именно – к датскому конунгу Эйрику, ездившему в 1102 г. в Иерусалим и умершему на Кипре в 1103 г.? О его поездке в древнескандинавской традиции есть два варианта: Саксон Грамматик говорит о морском пути на Русь и через Русь – в Византию (Gesta Danorum, изд. A. Holder, 1886, стр. 406); другой вариант, дошедший до нас в составе Knytlinga Saga (написана во второй половине XIII в.) и не вполне ясный, предполагает, по-видимому, западноевропейский маршрут, преобладающий в известиях XII в. о поездках скандинавов в Византию и в Иерусалим. Существует позднее готландское предание, согласно которому Эйрик побывал на Готланде и основал в Висбю церковь св. Олафа (Strelow. Guthilandorum chronica. Копенгаген, 1633). Готландская Guta Saga об этом ничего не знает, между тем как она вообще очень интересуется церковными делами. Что Эйрик был на Готланде, если он шел морским путем на Русь, – само по себе вполне правдоподобно. Что же касается названия его святым, то в скандинавской традиции есть ряд указаний на его почитания как такового, хотя официально он канонизирован не был. В связи с этим, в частности – с его поездкой в Иерусалим и смертью в тех краях, наименование его святым могло появиться в тексте, относящемся приблизительно к тому же времени. Предлагаемая мною догадка относительно термина "hilgi" ведет, таким образом, что неизвестный нам по имени готландец в чью память поставлен камень из Stainkumbla, умер в тот год, когда Эйрик ездил через Русь на юг; в связи с этим надпись можно датировать временем немного позже – 1103-1105 гг. (поскольку есть сведения о том, что весть о смерти Эйрика на Кипре дошла до его родины через два года), допустим – конец первого десятилетия XII в. В отношении датировки Noreen'а около 1100 г. такой "допуск" (выражаясь языком техники) в сторону XII в. является, как мне кажется, не слишком рискованным.

48. П. Клепатский. Очерки по истории Киевской земли. Одесса, 1912, ср. 125.