Литература

Источник: Древнейшие государства Восточной Европы – 1999. – М.: "Восточная литература" РАН, 2001

Памяти Т. С. Нунена

В современной, прежде всего – отечественной, историографии наметилась вполне определенная и естественная тенденция к продолжению поисков тех истоков начальной руси, которые отличались бы от летописной истории, возводящей русь к призванным заморским варягам. Собственно, эта тенденция была свойственна и вполне "норма-нистской" классической либеральной историографии – в летописи все выходило слишком складно¹, слишком убедительно выглядит происхождение самого имени русь из скандинавских языков при посредстве прибалтийско-финских, слишком много подтверждений правоты летописца, противопоставлявшего славян и русь, в иностранных источниках – для либеральной критики "тенденциозных" источников оставалось слишком мало места.

"Либерализм" современной историографии, однако, страдает "свободой" от анализа источников, в том числе летописных: если А. А. Шахматов мог усматривать за отдельными летописными известиями самостоятельные "местные" источники и комбинировать на этой основе летописные "своды"², то в части современной историографии считается возможным подходить уже ко всему корпусу источников как к произвольному набору сведений и "фактов", которые можно произвольно комбинировать, игнорируя текстологические задачи, контекст источника и даже собственно его "тенденциозность".

Сам великий текстолог Шахматов "заложил" основы подобного подхода, доведенные до гипертрофии так называемой исторической школой (в первую очередь в работах Б. А. Рыбакова), когда некритически сопоставил данные современной ему археологии с сообщениями о "хакане русов" в Бертинских анналах и восточных источниках: узнав о распространении скандинавских древностей на юге Руси, Шахматов приписал их появление "начальной руси" Аскольда и Дира в IX в.; варяги Олега, в его реконструкции, восприняли имя русь в Киеве, где они расправились с этой "русью"³. Археологические данные скорее подтверждают ход событий, описанный летописью: скандинавских комплексов IX в., которые отражали бы изолированное (и поэтому безуспешное) предприятие Аскольда и Дира – атаку на Царьград (860 г.), на юге Руси практически нет – дружинные древности распространяются здесь в первой половине X в., когда русь, после захвата Олегом Киева (882 г. по Повести временных лет), прочно оседает в Среднем Поднепровье, собирая там хазарскую дань.

Авторитет Шахматова во многом вдохновил историков и археологов на продолжение спекулятивных конструкций, выводящих древнейшую русь из Среднего Поднепровья, но уже вне всякой связи с летописью и варягами. Собственно, эти конструкции сформировались уже в позднесредневековой историографии⁴, были поддержаны Иловайским и возрождены в советской историографии в послевоенный период борьбы с норманизмом. Пограничной речки Рось, др.-русск. Ръсь (где, по летописи, жили не "росы" и не "русы", а поршане) для обоснования южного происхождения руси было мало, равно как и ираноязычных роксоланов и росомонов. Нужна была славянская русь.

Эта "русь", известная со времен Й. Маркварта по сочинению Захарии Ритора (VI в.), и была избрана в качестве вожделенного автохтонного первопредка русского народа в советской историографии. Хотя ни само имя (ерос, хрос, хрус) ни расположение (к северу от "гуннских" народов Предкавказья), ни тем более исторический контекст самого источника никак не подходили для реконструкции славянской предыстории руси, достаточно было относительного совпадения самого звучания имени, чтобы "воссоздать" эту предысторию – лишь бы она не имела отношения к варягам. Автору не раз уже приходилось писать, что "народ ерос" – мужчины с длинными конечностями, которых не могли носить кони, – имеют такое же отношение к славянской истории, как и их соседи у Захарии Ритора, амазонки, карлики и песьеглавцы, что это имя одного из мифологических монстров, которыми населяли края ойкумены древние и средневековые хронисты⁵, но желание отыскать автохтонную русь остается непреодолимым.

Можно было бы отнести эти поиски (в том числе в последних книгах В. В. Седова⁶) к "научной инерции", если бы не создаваемая ими видимость практически безграничных возможностей для локализации славянской руси – от Среднего Поволжья до Подунавья: стоит лишь совместить попытки несовместимых лингвистических реконструкций, выводящих имя русь из "индоарийских компонентов" в Северном Причерноморье (О. Н. Трубачев) или связывающих это имя с неким народом ruzzi, наименование которого отразилось в топониме Ruzarâmarcha в Баварии, упомянутом еще в дарственной грамоте 863 г. восточнофранкского короля Людовика II Альтхаймскому монастырю. Рузариями позднейшие немецкие источники именовали регенсбургских купцов, торгующих с Русью: это могло означать, что русь знали в немецких землях уже до IX в. Это наблюдение А. В. Назаренко⁷ породило новую волну гипотез, от традиционалистских, готовых постулировать присутствие руси в Киеве уже в VIII в., до экзотических, реконструирующих рутено-фризско-норманнскую торговую компанию VIII в., принесшую название русь в Восточную Европу⁸. Дело, правда, осложняется еще и тем, что этникон Ruzzi (упомянутый впервые в так называемом Баварском географе конца IX в.) должен был, по данным лингвистики, возникнуть в такой форме не позднее рубежа VI-VII вв.⁹, что безнадежно отрывает его от исторической руси. Проблема этнонимической омонимии, однако, игнорируется. Напротив, привлекаются данные уже иной этнонимической традиции, чтобы обосновать укорененность этникона русь в Баварии к IX в.

В Раффельштетенском таможенном уставе, изданном по указу восточнофранкского короля Людовика IV (899-911), говорится о славянах, которые приходят в Восточную Баварию "от ругов или богемов" и располагаются для торговли на Дунае. Богемы – это чехи, ругами же в немецких латиноязычных документах X-XI вв. именовалась обычно русь (другим и более распространенным – вплоть до позднего средневековья – обозначением руси, русских был книжный этноним рутены). Сам этноним руги относился к восточногерманскому племени эпохи Великого переселения народов (возможно, с ним связано и название острова Рюген), но по созвучию это наименование закрепилось в немецкой традиции за новым народом – русь. По более поздним источникам известно, что путь на Русь из Баварии лежал через Чехию (Богемию) – Прагу, Краков и далее до Киева. Значит, можно предполагать, что этот маршрут уже мог функционировать, по крайней мере, на рубеже IX и X вв., а с учетом упомянутой Ruzarâmarcha – еще на столетие раньше.

И здесь традиционная советская историография дала возможность для "автохтонистской" интерпретации даже "дунайской руси": руги-русь оказываются по этой гипотезе не "приднепровскими русами", а частью северопричерноморских русов, входивших в VI в. в объединение антов и оторванных от них миграцией аваров, переселившихся на Дунай¹⁰. Это построение возвращает нас к историографическим мифам середины XX в. и предшествующей им традиции, в том числе и к их методике – стремлению вырвать "подходящий" по звучанию этникон как из контекста источника, так и из исторического контекста вообще, включив его в собственную схему¹¹.

Между тем источники самым очевидным образом противоречат этим схематическим построениям, начиная с первого, упоминающего русь под 839 г., – Вертинских анналов. Дело не только в том, что русь (люди Рос) оказываются там скандинавами – "от рода свеонов" (ср. "от рода варяжьска" в летописи¹²); дело в том, что при дворе Людовика Благочестивого, во-первых, не знали имени этого народа, во-вторых, сам маршрут руси, даже в вожделенный для всех "варваров" Константинополь, только осваивался людьми Рос и пролегал "по землям варварским и в своей чрезвычайной дикости исключительно свирепых народов", так что император Феофил просил Людовика пропустить их через земли франков¹³. Можно лишь гадать об этом маршруте – шел ли он по Днепру или Дону, – но очевидно, что никакой "широтный" маршрут был немыслим: слова Феофила о свирепых варварах не были данью риторике – около 836 г. византийцы столкнулись в Причерноморье (включая устье Дуная) с венграми¹⁴. Впрочем, ни столетием раньше, ни столетием позже ситуация в этом регионе не могла благоприятствовать торговле: об этом свидетельствует практическое отсутствие в Центральной Европе дирхемов: несколько десятков находок против сотен тысяч в Восточной и Северной Европе (как ни объяснять механизмы монетного обращения в раннем средневековье)¹⁵. Путешествующие чуть ли не по всему старому свету еврейские купцы ар-разанийа, судя по описанию Ибн Хордадбеха, отправляясь в IX в. из Западной Европы, обходили Восточную, в том числе Хаза-рию¹⁶. Подтверждением этому является тот парадоксальный факт, что еврейский сановник при дворе кордовского правителя Хасдай ибн Шапрут в середине X в. ничего не знал о Хазарском каганате. Он попытался отправить свое письмо хазарскому царю Иосифу через Византию, и только когда греки не пропустили его послов, ему пришлось искать обходные пути – тут-то, в начале 960-х годов, и был открыт "путь из немец в хазары" через земли славян, уже относительно "цивилизованную" Венгрию (где к тому времени появились еврейские общины) и Русь¹⁷; тогда же о пути из Праги через Краков в Киев сообщает и Ибрагим ибн Йа'куб.

Ни "руги", ни Ruzarâmarcha ранних немецких источников, очевидно, не имеют прямого отношения к исторической руси IX в. В относительно "исторический" контекст включены Ruzzi Баварского географа: они упомянуты рядом с хазарами – там, где русь упоминается восточными авторами и даже начальной летописью, повествующей о хазарской и варяжской дани со славян. Однако полный список народов Восточной Европы, включающий хазар, ruzzi-русь и завершающийся венграми, дает имена, далекие от ясности: как ни интерпретировать имена Форсдерен (Форшдерен), Лиуды, Фреситы (Фрешиты), Серавицы (Шеравицы) и даже Луколане¹⁸, очевидно, что составитель не имел о них ясной информации и даже не попытался указать число их городов, как в прочих случаях. Так или иначе, А. В. Назаренко, приложивший немало усилий для реконструкции маршрута торгового пути из Хазарии в Среднее Поднепровье (Русь) и Западную Европу, признает, что в этом контексте его предположение "выглядит несколько спекулятивным"¹⁹. Зато упоминание вислян вслед за венграми в Баварском географе, очевидно, указывает на время составления списка, соответствующее его кодикологической датировке, – конец IX в., до вторжения венгров в Паннонию и разгрома Моравии (если видеть в мархариях и мереханах Баварского географа упоминания каких-то племенных объединений Великой Моравии и ее "градов")²⁰.

К этому времени русь оказывается соседом и соперником хазар и по данным Начальной летописи: варяги Аскольд и Дир (ок. 860 г.), а за ними Олег (882 г., согласно летописной датировке) обосновываются в Киеве, приведя с собой русские дружины из Новгорода, куда были призваны варяжские князья. Олег объявляет Полянский Киев своей столицей ("матерью городов русских") и присваивает хазарскую дань с племен днепровского Левобережья – северян и радимичей; с тех пор имя "русь" распространяется в Среднем Поднепровье, а домен киевского князя получает название "Русская земля" в узком смысле²¹.

Противоречащими этой летописной концепции становления Древ-нерусского государства традиционно считаются свидетельства о "Русском каганате" IX в., сложившемся до того времени, к которому летопись относит призвание князей (862 г.). Сразу следует сказать, что понятие "Русский каганат" – не более чем историографический фантом, ибо в источниках говорится лишь о том, что правитель руси именуется каганом – никаких известий о структуре его государства и составе его подданных, которые свидетельствовали бы о почти "имперском" статусе "русского кагана", подобно аварскому или хазарскому, в источниках нет. Представления о раннем русском государстве – каганате IX в. – основываются лишь на единичном сообщении упоминавшихся Бертинских анналов, где неизвестные франкам люди Рос, оказавшиеся шведами, утверждали, что их правитель (rex) "именуется хаканом" и что он "ради дружбы" отправил их к императору Феофилу. "Не вызывающих сомнений" данных о существовании в первой половине IX в. "Русского каганата"²² здесь попросту нет.

Более пространным является текст, донесенный сочинением Ибн Русте (930-е годы) и повторенный (в разных редакциях) многими позднейшими восточными географами: считается, что он восходит к известиям IX в.²³ Приведем его с необходимыми подробностями, ибо выборочное цитирование позволяет какие угодно трактовки. "Что же касается ар-Русийи, то она находится на острове, окруженном озером. Остров, на котором они (русы) живут, протяженностью в три дня пути, покрыт лесами и болотами... У них есть царь, называемый хакан русов. Они нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают. Они не имеют пашен, а питаются лишь тем, что привозят из земли славян... Нет у них недвижимого имущества, ни деревень, ни пашен. Единственное их занятие – торговля соболями, белками и прочими мехами, которые они продают покупателям... С рабами они обращаются хорошо и заботятся об их одежде, потому что торгуют ими... Если один из них возбудит дело против другого, то зовет его на суд к царю, перед которым они и препираются. Когда же царь произнес приговор, исполняется то, что он велит. Если же обе стороны недовольны приговором царя, то по его приказанию дело решается оружием (мечами), и чей из мечей острее, тот и побеждает. На этот поединок родственники (обеих сторон) приходят вооруженные и становятся... Есть у них знахари, которые повелевают царем как будто они их (русов) начальники... Взяв человека или животное, знахарь накидывает ему на шею петлю, вешает жертву на бревно и ждет, пока она не задохнется, и говорит, что это жертва богу... На коне смелости не проявляют, но все набеги и походы совершают на кораблях... Когда у них умирает кто-нибудь из знатных, ему выкапывают могилу в виде большого дома, кладут его туда, и вместе с ним кладут его одежду и золотые браслеты, которые он носил. Затем опускают туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и чеканную монету. Наконец, в могилу кладут живую любимую жену покойника. После этого отверстие могилы закладывают, и жена умирает в заключении".

Текст этот многократно комментировался исследователями, и "норманисты" давно отыскали параллели практически ко всем реалиям, описанным в тексте, в скандинавском быте эпохи викингов – в правовых обычаях, традициях жертвоприношения (через повешение), обряде погребения в камере и т.п. Эти параллели достаточно обоснованы и важны, так как позволяют утверждать, что восточная традиция донесла до нас не просто описания "диковинок" (на что она не в малой степени была ориентирована), а самоописание "русов" – видимо, тех купцов, которые контактировали с восточными торговцами не только на рынках Волжской Болгарии и Хазарии, но (судя по сообщениям Ибн Хордадбеха о маршрутах русских купцов) и в самом Багдаде. Другое дело, насколько арабские авторы редактировали эти известия в соответствии с собственной традицией: принадлежал ли "остров (или полуостров – термины, неразличимые в арабской географической традиции) ар-Русийи" самоописанию руси или восходил к библейским "островам народов" или античному "острову Туле" где-то на севере ойкумены. Едва ли эта задача разрешима²⁴, и попытки отыскать "остров русов" прямо в Новгороде, на Городище, основываются на слишком прямолинейном отождествлении значений иноязычных топонимов – скандинавского названия Новгорода, Хольмгард, "Островной город", с лексикой арабской географической литературы²⁵. Еще А. А. Шахматов пытался отыскать этот остров возле Старой Руссы, где по поздним средневековым источникам известна местность под названием Остров. Тогда Старая Русса оказалась бы центром изначальной руси, а Новый город, Новгород, – "варяжским" центром. Но и эта некогда популярная (опять-таки с позднесредневековой эпохи – ср. Воскресенскую летопись XVI в. и др.) гипотеза стала уделом историографии: топоним Руса не имеет отношения к имени русь, а сам город сформировался в XI в.²⁶

Еще сложнее обстоит дело с датировкой этой информации – если считать ее синхронной. Отношения руси и славян, описываемые восточными авторами, совпадают с информацией, которую донес Константин Багрянородный²⁷ в середине X в., – русь выходит из своих городов к славянам за данью и судами; правда, у Константина русь отправляется торговать (и везет с собой рабов) по днепровскому пути в Константинополь, Ибн Русте же говорит о Болгаре и Хазарии на Волжском пути, но такое различие в описании маршрутов у византийского и восточного авторов естественно. Существенно, что упоминание Болгара как рабского рынка у Ибн Русте соответствует данным очевидца – Ибн Фадлана, который видел русских купцов в Болгаре в 921/922 г. Напротив, Ибн Хордадбех, составивший свое описание маршрута русских купцов около 880 г., ничего не знает о Болгаре²⁸: значит, информация о торговле с Волжской Болгарией может восходить к первой четверти X в. – в 10-е годы этого столетия через Болгарию на Русь в обход враждебной Хазарии стала поступать восточная монета (из державы Саманидов)²⁹.

Наконец, источником датировки информации об "острове русов" может быть их "диковинный" для арабских авторов погребальный обычай. Описанные Ибн Русте камерные гробницы хорошо известны как в Восточной, так и в Северной Европе, но в Среднем и Верхнем Поднепровье (Гнездово), равно как и Верхнем Поволжье, они относятся к середине X в. Более ранняя камера – конца IX в. – открыта в урочище Плакун под Ладогой, но она не содержала примечательного для арабов парного погребения³⁰. Парные погребения в камере, сопоставимые с описанием Ибн Русте, обнаружены в главном скандинавском городе, прочно связанном с Восточной Европой,– Бирке на острове Бьёркё³¹. Если учесть, что в Бирке традиция камерных погребений безусловно восходит к IX в., то можно сопоставить (по времени) известия об острове (полуострове) русов и их походах на кораблях к славянам с летописными известиями о варяжской дани "на чуди, словенах и всех кривичах"³² и даже о насилиях, которые чинили им варяги, по словам Новгородской первой летописи, до их изгнания за море и призвания "по ряду" варяжских князей. Это сопоставление привлекательно тем, что "совмещает" известия о малопригодном для жизни "острове (полуострове) русов" с летописными сообщениями о "заморских варягах" и даже расширяет пространство для "Русского каганата", ибо позволяет включить в число подданных "хакана русов" чудь, словен, кривичей и мерю³³. Яснее становятся и претензии правителей руси на титул кагана: в Восточной Европе русь действительно оказывалась соперницей Хазарского каганата. Но "Русский каганат" в любом случае остается лишь гипотетическим объединением племен севера Восточной Европы.

"Расширение" этого "каганата" на юг связано с источниковедческими натяжками. А. А. Шахматов, опираясь на текст Новгородской первой летописи, считал, что варяги Аскольд и Дир обосновались в Киеве до призвания варяжских князей в Новгород. При этом он абсолютизировал летописные датировки, в том числе дату призвания варягов: князья были призваны в 862 г., а первый поход руси на Царьград состоялся в 860 г. (даже в 854 г., по Новгородской летописи). Это построение было продолжено в одной из последних работ А. П. Новосельцева³⁴, который готов был приписать Аскольду и Диру даже посольство 839 г. и основание "Русского каганата" в Среднем Поднепровье. В действительности в Начальной летописи и призвание, и поход приурочены к царствованию Михаила III и, видимо, не имели абсолютных дат³⁵.

С еще большими источниковедческими несообразностями связана гипотеза В. В. Седова³⁶, продолжающая традиции советской историографии – поиск мощного государства изначальной славянской руси в Среднем Поднепровье, на этот раз не среди днепровских "древностей антов" (как это делал тот же В. В. Седов в 1987 г.), а в ареале левобережной так называемой волынцевской культуры. Против славянских русов – носителей этой культуры – Хазарскому каганату якобы пришлось строить в 830-е годы Саркел и другие крепости по Дону. В состав этой руси включаются поляне, северяне, радимичи и даже вятичи (все летописные данники хазар). "Русский каганат" распался в результате "натиска" хазар и Византии (?!), тогда в Киевское княжество полян и попали варяги Аскольда и Дира³⁷. Перечисленные славянские племена никогда ни в собственно древнерусских, ни в других источниках "русью" не именовались: исключение для летописца составили поляне, но лишь в связи с рассуждением о славянской принадлежности русского письменного языка в начале XII в.: "поляне, яже ныне зовомая русь".

Во многом это построение продолжает гипотезу М. И. Артамонова, которая формировалась под непосредственным давлением официозной историографии и поэтому оставалась внутренне противоречивой³⁸. Действительно, М. И. Артамонов полагал, что "поскольку... славяне овладели Средним Поднепровьем с согласия хазар и при их содействии, то, поселившись здесь, они оказались данниками Хазарского каганата"³⁹. Здесь нельзя не вспомнить слов В. О. Ключевского⁴⁰ о хазарском иге, которое, по мнению исследователя, не было особенно тяжелым, но способствовало экономическому расцвету, благодаря тому, что для послушных данников хазар были открыты речные дороги к черноморскому и каспийскому рынку. Концепция Ключевского не была чисто умозрительной – его теория "торгового" происхождения славянских (древнерусских) городов основывалась на данных нумизматики: ведь в кладах содержались монеты и X, и IX, и VIII вв., а закономерности формирования денежного потока и "выпадения" кладов еще не были выявлены.

Но как раз речные торговые дороги были, скорее всего, перекрыты в IX в.: в киевском Поднепровье нет монетных кладов, но в Среднем Поднепровье и даже в междуречье Днепра и Дона в хазарский период продолжается интенсивная земледельческая колонизация. На Дон попадают даже выходцы с Правобережья Днепра, носители культуры Луки Райковецкой⁴¹. Система крепостей на Дону и в бассейне Северского Донца, видимо, призвана была контролировать эти важные для Хазарии регионы, в том числе донских "вятичей" (носителей так называемой боршевской культуры) и северян в Левобережье Днепра (показательно, что само их имя связано с гидронимом "Северский Донец")⁴². Но понятно и то, почему славянские данники хазар были заинтересованы в союзе с русскими дружинами: и те и другие рвались к мировым рынкам.

М. И. Артамонов считал, что уже в начале IX в. во время междоусобной войны – восстания каваров и мадьяр в Хазарии – в Среднем Поднепровье возник ее соперник "Росский каганат"⁴³. При этом представления М. И. Артамонова о росах в Среднем Поднепровье восходили к упомянутому "общему месту" тогдашней историографии – концепции автохтонной руси. Артамонов не соотносил "Росский каганат" ни с какими археологическими реалиями, волынцевскую же культуру считал неславянской. Новые исследования волынцевских памятников Левобережья Днепра показали, что эта славянская в основе культура находилась под прямым воздействием салтово-маяцкой археологической культуры Хазарского каганата. На некоторых поселениях отмечены и прямые свидетельства пребывания степняков – следы юртообразных жилищ. Остатки больших юртообразных жилищ обнаружены и на крупнейшем городище волынцевской культуры у с. Битица на р. Псел: один из первых исследователей этих памятников Д. Т. Березовец⁴⁴ считал, что Битица – это административный центр каганата в глубине славянской территории⁴⁵. В том же левобережном ареале обнаружены два центральных памятника, связываемых с кочевым миром, – комплексы у Малой Перещепины и Новых Сенжар (в бассейне Ворсклы)⁴⁶. Кому бы ни принадлежал знаменитый Перещепинский клад – болгарскому хану Кубрату⁴⁷ или хазарскому правителю (сходный комплекс у с. Вознесенка в Запорожье имеет явные аналогии в заупокойных храмах правителей Тюркского каганата⁴⁸),– остается очевидным традиционное (с VII в.) центральное значение этого региона для "кочевых империй": господство над ним давало власть над лесостепью Восточной Европы. При сопоставлении с данными летописи можно предположить, что волынцевская культура характеризует ареал тех славянских племен – "конфедерации" полян, северян и, возможно, части радимичей, – с которых брали дань хазары⁴⁹. Характерен предполагаемый анклав волынцевских памятников вокруг Киева в Правобережье⁵⁰: благодаря ему проясняется и устойчивость легенды о Кие, основателе Киева, как о перевозчике через Днепр (с которой полемизировал Нестор – сторонник княжеского происхождения легендарного основателя Киева); в самом Киеве обнаружены остатки "салтовского" могильника с трупосожжениями⁵¹.

Очевидно, таким образом, что волынцевская культура очерчивает границы не гипотетического каганата русов, а предшествующую Русской земле – домену киевского князя – податную территорию, доминион Хазарии⁵². Волынцевская культура и сменяющая ее роменская культура являются предысторическим ядром будущей Русской земли в Левобережье Днепра в VIII-IX вв. Исследователи раннесредневековых славянских древностей⁵³ наблюдают не распад, а консолидацию славянской роменской культуры в Левобережье Днепра в IX в.

Уже предполагалось на основании летописного предания о призвании варяжских князей, что первоначальный раздел сфер влияния в Восточной Европе проходил в бассейне Оки: верховья Волги и территория муромы были подконтрольны мужам Рюрика, вятичи платили дань хазарам. Характерно, что именно этот окский участок торгового пути, где сидели подвластные хазарам вятичи, аккумулирует значительную часть монетного серебра, поступавшего через Хазарию на север, в Верхнее Поволжье, Новгородскую землю и Скандинавию⁵⁴. Очевидно, что купцы русы должны были делиться частью своей прибыли с местным населением – вятичами, контролировавшими волоки, которые вели с верховьев Дона на Оку. Нумизматы⁵⁵ отмечают, что другая группа кладов IX в. концентрируется в Левобережье Днепра по Десне и Сейму (исключая киевское Поднепровье) – на границе Хазарского каганата, в ареале северян и радимичей – данников хазар. Притом что на территории самого каганата находки кладов единичны, создается парадоксальное впечатление, что данники хазар обладали большими возможностями накапливать серебро, чем господствующая тюркская группировка⁵⁶. Есть основания полагать, что славяне не только платили дань, но и принимали участие в торговле – перераспределении серебра, поступавшего через Хазарию, которая нуждалась в мехах и хлебе, и экипировке ладей руси, идущих по Оке на Дон. Подобное взаимодействие руси и славян описано не только Константином Багрянородным, но отмечено летописью при описании войска Олега: "и беша у него варязи и словени прочи, прозвашася русью"⁵⁷ – и Ибн Хордадбехом, единственным автором, относившим русь к "виду" славян, при описании маршрута купцов русов, переводчиками которым служили славянские евнухи.

Прорыв руси на юг, в Киев и Константинополь (ок. 860 г.), связан с формированием прямого Днепровского пути в Византию ("путь из варяг в греки") и закреплением его после похода Олега (882 г., по Повести временных лет). Присвоение русским князем хазарской дани с северян и радимичей (ПВЛ под 884 и 885 гг.) и формирование княжеского домена на некогда подвластной Хазарии территории днепровских славян, очевидно, привело к конфликту с Хазарией и торговой блокаде Восточной (и Северной) Европы: в последней четверти IX в. наблюдается кризис в транзите восточного серебра через территорию Хазарии⁵⁸. Поступление серебра на Русь из державы Саманидов, как уже говорилось, возобновляется уже в 910-е годы, но через Болгарию Волжско-Камскую, в обход Хазарии. Примерно в то же время Олег сосредоточивает силы всех подвластных ему племен севера и юга для похода на Византию (показательно, что неудача похода Аскольда и Дира увязывается в летописи с тем, что с ними были только варяги): поход увенчался успехом, судя по договору с греками 911 г.⁵⁹ Но этот удачливый правитель нового русского государства, более всего подходивший на роль "кагана" уже потому, что владел частью Хазарского каганата, именуется в договоре с греками князем (хоть и "великим", как и прочие русские князья).

Историографическая проблема "Русского каганата" сводится, по преимуществу, к вопросу о том, насколько "реальными" были претензии русских правителей на титул кагана⁶⁰, т. е. насколько эти претензии могли быть признаны правителями соседних государств. В связи с этим в современной историографии распространен тезис о признании высокого титула за русским правителем, основывающийся на единичной фразе из письма франкского императора Людовика II, отправленного в 871 г. византийскому императору Василию I: Людовик утверждал, что "хаганом мы называем государя авар, а не хазар (в письме они именуются Gasani) или норманнов (Nortmanni), или князя болгар"⁶¹. Фраза свидетельствует о том, что в империи франков, во-первых, мало что знали о хазарах (и путь "из немец в хазары" становится еще более "спекулятивным" построением), во-вторых, со времен появления "росов" Вертинских анналов, прочно ассоциировали русь с норманнами, но не признавали заявленных в 838-839 гг. претензий на титул кагана. Сторонники киевского "Русского каганата" делают из этой фразы парадоксальный вывод о том, что дипломатический довод Людовика направлен против византийской традиции: якобы в "византийской канцелярии" правителя Руси продолжали именовать "хаканом" (допуская норманнское происхождение киевских правителей Аскольда и Дира)⁶². Этот вывод имел бы некоторое право на существование, если бы в той же канцелярии "хаканом" именовали и болгарского князя, но правитель Болгарии в IX в. оставался для империи "архонтом"⁶³, каковыми оставались для нее и русские князья. Признанным в Византии носителем титула кагана был только правитель Хазарии⁶⁴.

Вопрос о том, насколько "серьезно" сами русские князья – в первую очередь Олег – претендовали на хазарский титул, естественно, может решаться лишь гипотетически. Нельзя не отметить, что в летописи Олег, объявляя себя врагом Хазарии (при присвоении хазарской дани с Левобережья Днепра), опирается на славянскую традицию правления "по ряду" призванного княжеского рода: он расправляется с Аскольдом и Диром как с узурпаторами, потому что они не принадлежат к этому роду ("великих и светлых князей", как они именуются в договоре с греками). Для отношений со славянами "по ряду" титул правителя враждебной "кочевой империи" явно не подходил.

Сам "перенос" Олегом столицы в "мать городов русских" был связан, видимо, как с представлениями этого княжеского рода о том, что русские князья имеют власть над всеми славянами (так изображает дело летописец), так и со стремлением к мировым рынкам в обход Хазарии. Момент, избранный для этого Олегом, можно считать весьма благоприятным, ибо Хазария пребывала в конфликте с венграми (и примкнувшими к ним каварами)⁶⁵: недаром перед захватом Киева Олег, по летописи, останавливается на урочище Угорском, а движение "черных угров" на свою будущую родину в Паннонии описывается (под 898 г.) в явной связи с предшествующим утверждением руси в Киеве – они проходят через то же Угорское. События в Центральной Европе находят непосредственное отражение и в древнерусской археологии: отдельные вещи и даже ремесленные традиции (гончарство) распространяются из разгромленной венграми Моравии в Среднем и Верхнем Поднепровье (Гнездово) в первой трети X в.⁶⁶ Продвижение моравского населения, равно как и обретение венграми своей родины, очевидно, способствовали стабилизации в этом регионе и становлению связей Руси с Центральной Европой.

Одновременно укреплялась и власть русских князей и их дружин в Среднем Поднепровье: об этом свидетельствует распространение в Киеве и на северянской Черниговщине (в Русской земле в узком смысле) к середине X в. тех самых камерных гробниц⁶⁷, которые ранее были описаны со слов "русов" Ибн Русте.

Претензии русских князей на титул кагана, видимо, возродились при Святославе (который, впрочем, мечтал о собственной "империи" на Дунае) и отчасти реализовались при Владимире Святославиче и Ярославе Мудром, которых именует каганами Иларион: им действительно принадлежала значительная часть Хазарского каганата с Тмутараканью и Белой Вежей. Но к этому времени правители христианской Руси вынашивают уже претензии на другой титул – царский.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Ср. слова В. О. Ключевского об "очень недурно комбинированной юридически постройке начала Русского государства" в летописи: Ключевский В. О. Сочинения. М., 1987. Т. I. С. 155.

2. Ср. из последних критических работ: Сендерович С. Я. Метод Шахматова, раннее летописание и проблема начала русской историографии // Из истории русской культуры. М., 2000. Т. 1. С. 461-199.

3. См. изложение этой концепции в популярном очерке: Шахматов A. A. Древнейшие судьбы русского племени. Пг., 1919.

4. О полянской руси писал еще Ян Длугош. Ср.: Флоря Б. Н. Русь и русские в историко-политической концепции Яна Длугоша // Славяне и их соседи. Этнопсихологические стереотипы в средние века. М., 1990. С. 16-28.

5. Ср.: Петрухин В. Я. Древняя Русь. Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. М. 2000. Т. 1. С. 88 и сл.; из последних работ: Чекин Л. С. Картография христианского средневековья VIII-XIII вв. М., 1999. С. 17 и сл.

6. Седов В. В. У истоков восточнославянской государственности. М, 1999; он же. Древнерусская народность. М., 1999.

7. Назаренко A. B. Немецкие латиноязычные источники IX-XI вв. Тексты, перевод, комментарий. М., 1993.

8. Ср.: Прицак О. И. Происхождение названия RUS/RUS' //Вопросы языкознания. 1991. №6. С. 115-131.

9. Ср.: Назаренко A. B. Русь и Германия в IX-X вв. // ДГ. 1991 год. М., 1994. С. 29; Прицак О. И. Происхождение. С. 122.

10. Ср.: Седов В. В. У истоков. С. 52-53.

11. В общем эта методика не отличается от альтернативных "норманистских" конструкций О. Прицака, свободно оперирующего теми же этниконами, но уже в другом пространстве – от Балтики до Дуная.

12. См.: Melnikova Е., Petruchin V. The origin and evolution of the name Rus'. The Scandinavians in Eastern-European ethno-political processes before the 11th century // Tor. 1990-1991. Vol. 23. P. 203-234.

13. Ср.: Назаренко A. B. Западноевропейские источники // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Е. А. Мельникова. М., 1999. С. 288-289.

14. Ср.: из последних работ – Цукерман К. Венгры в стране Лебедии: новая держава на границах Византии и Хазарии ок. 836-889 гг. // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Вып. VI. Симферополь, 1998. С. 663-688; Литаврин Г. Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX – начало XI в.). М., 2000. С. 41-45.

15. Ср.: Bálint Cs. Einige Fragen des Dirhem-Verkehrs in Europa // Acta archaeological Scientiarum Hungaricae. Budapest, 1981. Vol. 33. S. 105-131.

16. Калинина T. M. Торговые пути Восточной Европы IX в. // ИСССР. 1986. № 4. С. 68-82.

17. Коковцов П. К. Еврейско-хазарская переписка в X веке. Л., 1932. С. 64-66.

18. Ср.: Херрманн И. Ruzzi. Forsderen. Fresiti. К вопросу об исторических и этнографических основах "Баварского географа" // Древности славян и Руси. М., 1988. С. 163-169; Седов В. В. У истоков. С. 39-46.

19. Назаренко A. B. Немецкие латиноязычные источники. С. 41.

20. Ср.: Назаренко A. B. Немецкие латиноязычные источники. С. 20-21, 45-46.

21. Ср. анализ данных летописи: Насонов А. Н. "Русская земля" и образование территории Древнерусского государства. М., 1951; Петрухин В. Я. Начало этнокультурной истории Руси IX-XI вв. М.; Смоленск, 1995. С. 98 и сл.

22. Седов В. В. У истоков. С. 54.

23. Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI-IX вв. // Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. и др. Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 397 и сл.

24. Коновалова И. Г Восточные источники // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Е. А. Мельникова. М, 1999. С. 169-258.

25. Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus. 750-1200. London; New York, 1996. P. 27 ff.

26. К ставшим традиционными историографическим курьезам можно отнести возведение варягов к "солеварам из Русы": Анохин Г. И Рюрик – солевар из Русы // XIII Конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка Скандинавских стран и Финляндии. Петрозаводск, 2000. С. 206-207.

27. Константин Багрянородный. Об управлении империей / Г. Г. Литаврин, А. П. Новосельцев. М., 1989. Гл. 9.

28. Калинина Т. М. Торговые пути. С. 68-82.

29. Ср.: Noonan Th. S. Khazaria as an Intermediary between Islam and Eastern Europe in the Second Half of the Ninth Century: the Numismatic Perspective // Archivum Eurasiae Medii Aevi. 1987. Vol. V [1987]. P. 200 ff.; Петрухин В. Я. Начало. С. 93.

30. Назаренко В. А. Могильник в урочище Плакун // Средневековая Ладога. Л., 1985. С. 165.

31. Gräslund A.-S. Birka IV. The Burial Customs. Stockholm, 1980. P. 36-37.

32. Ср.: ПВЛ. С. 12 (под 859 г.).

33. Об археологических свидетельствах варяжской дани см.: Петрухин В. Я. Начало. С. 85 и сл.

34. Новосельцев А. П. Древнерусское государство и его первый правитель// ВИ. 1991. № 2-3.

35. Ср.: Петрухин В. Я. "Начало Русской земли" в начальном летописании // Восточная Европа в исторической ретроспективе. К 80-летию B. T. Пашуто. М., 1999. С. 220-226.

36. Седов В. В. У истоков.

37. Седов В. В. У истоков. С. 70. Отрицая принятое большинством филологов скандинавское происхождение имени русь (ср.: Melnikova Е., Petruchin V. The origin), В. В. Седов, так и не пытаясь объяснить, почему прибалтийские финны называют Швецию Ruotsi/Rootsi, совершает распространенную при попытках междисциплинарных исследований логическую ошибку: он считает, что имена Ruotsi/Rootsi не могли попасть к племенам празападнофинской языковой общности в эпоху активного проникновения скандинавов на всю Балтику в VII-VIII вв., потому что в этот период началось формирование самостоятельных прибалтийско-финских языков (Седов В. В. У истоков. С. 50-51). Дело не только в том, что ссылка Седова на П. Хайду неточна – венгерский лингвист осторожно продлевает общефинскую эпоху до VI-VIII вв. (Хайду П. Уральские языки и народы. М., 1985. С. 80); дело в том, что абсолютные датировки процессов языковой дифференциации бесписьменных языков сами основываются на гипотетических сопоставлениях с данными археологии и не могут служить базой для датировок исторических событий. Наоборот, история имени русь, каковой она предстает в исторических источниках, может пролить свет на процессы языкового развития.

38. Ср.: Артамонов М. И. История хазар. Л., 1962. С. 304 и сл.; 365 и сл.; Артамонов М. И. Первые страницы русской истории в археологическом освещении // Советская археология. 1990. № 3. С. 271-290.

39. Артамонов М. И. Первые страницы. С. 277.

40. Ключевский В. О. Сочинения. Т. 1. С. 139-140.

41. Винников A. З. Донские славяне и Хазарский каганат // Скифы. Хазары. Славяне. Древняя Русь. Международная научная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения М. И. Артамонова. Тезисы докладов. СПб., 1998. С. 108-110.

42. Ср.: Винников А. З., Плетнева С. А. На Северных рубежах Хазарского каганата. Маяцкое поселение. Воронеж, 1998. С. 38-39.

43. Артамонов М. И. Первые страницы. С. 286 и сл.

44. Березовец Д. Т. Слов'яни и племена салтiвскоi культури // Археологiя. Киïв, 1965.

45. Ср.: Гавритухин И. О., Обломский A. M. Галоновский клад и его культурно-исторический контекст. М., 1996. С. 148.

46. Ср.: Флеров B. C. Раннесредневековые юртообразные жилища Восточной Европы. М, 1996. С. 33-36, 68-69.

47. Залесская В. Н., Львова З. А., Маршак Б. И, Соколова И. В. Фонякова H. A. Сокровища хана Кубрата. СПб., 1997.

48. Амброз А. К. О Вознесенском комплексе VIII в. на Днепре – вопрос интерпретации // Древности эпохи Великого переселения народов V-VIII вв. М., 1982. С. 204-222.

49. Ср.: Щеглова O. A. Салтовские вещи на памятниках волынцевского типа // Археологические памятники эпохи раннего железа Восточноевропейской лесостепи. Воронеж, 1987. С. 77-85.

50. Ср.: Петрашенко В. А. Волынцевская культура на Правобережном Поднепровье // Проблемы археологии Южной Руси. Киев, 1990. С. 47-50.

51. Каргер М. К. Древний Киев. М.; Л., 1958. Т. 1. С. 137.

52. Ср.: Насонов А. Н "Русская земля". С. 28 и сл.; Артамонов М. И. Первые страницы. С. 277; Петрухин В. Я. Начало. С. 85 и сл.

53. Гавритухин И. О., Обломский A. M. Гапоновский клад. С. 146-148.

54. Ср.: Кропоткин В. В. К топографии кладов куфических монет IX в. в Восточной Европе//Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 111-117; Noonan Th. S. What does historical numismatics suggest about the history of Khazaria in the ninth century? // Archivum Eurasiae Medii Aevi. 1983. Т. III. P. 273-276.

55. Ср.: Кропоткин B. B. К топографии кладов. С. 113-114; Noonan Th. S. What does historical numismatics suggest. C. 273 ff.

56. Ср.: Noonan Th. S. What does historical numismatics suggest. P. 276. Сходные наблюдения делает и В. В. Седов (Седов В. В. У истоков. С. 65-67), но он произвольно отрывает восточноевропейский ареал распространения серебра от североевропейского; между тем восточное серебро распространяется синхронно в Восточной Европе и Скандинавии.

57. ПВЛ. С. 14.

58. Noonan Th.S. The first major silver crisis in Russia and the Baltic. C. 875-900 // Hikuin. 1985. Bd. 11. P. 41-50; Noonan Th. S. Khazaria. C. 200 и сл.; ср., однако: Фомин A. B. Начало распространения куфических монет в районе Балтики // КСИА. № 171. М., 1982. С. 16-21.

59. Ср. из последних работ – Литаврин Г. Г. Византия. С. 61 и сл.

60. Ср.: Новосельцев А. П. К вопросу об одном из древнейших титулов русского князя // ИСССР. 1982. № 4. С. 150-159; Петрухин В. Я. К вопросу о сакральном статусе хазарского кагана: традиция и реальность // Славяне и кочевой мир. Сб. тезисов XVII конференции памяти В. Д. Королюка. М., 1998. С. 109-114.

61. Назаренко A. B. Западноевропейские источники. С. 290.

62. Ср.: Ловмяньский X. Русь и норманны. М., 1985. С. 194-196; Назаренко A. B. Западноевропейские источники. С. 290-291.

63. Литаврин Г. Г Византия и славяне. СПб., 1999. С. 218 и сл.

64. Литаврин Г. Г. Византия. С. 41. Эти обстоятельства заставляют Г. Г. Литаврина повторить вопрос о том, не были ли "люди Рос" послами собственно хазарского кагана. Исследователь русско-византийских отношений осторожно приписывает этому народу некую "политическую структуру", которую готов разместить между Средним Днепром и Северским Донцом, но полагает, что эта структура оказывалась под суверенитетом Хазарского каганата.

65. Ср.: Noonan Th. S. Khazaria. P. 202; Новосельцев А. П. Древнерусское государство. С. 14.

66. Ср.: Достал Б. Некоторые общие проблемы археологии Древней Руси и великой Моравии // Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 83-88; Ширинский С. С. Археологические параллели к истории христианства на Руси и в Великой Моравии // Древняя Русь и славяне. М., 1978. С. 203-206; о более ранних контактах Поднепровья с дунайским регионом см.: Седов В. В. Древнерусская народность. С. 183 и сл.

67. Петрухин В. Я. Начало. С. 87 и сл.