|
Принятие христианства скандинавскими народами обычно трактуется исследователями как следствие усиления контактов с внешним миром в эпоху викингов, а главная роль в организации церковной жизни отводится иностранным миссионерам. При этом на первый план в историографии, как правило, выступают англосаксы. По выражению Л. Абрамс, "история христианизации Дании, Норвегии и Швеции с конца X в. и на протяжении XI в. в значительной мере разыгрывалась английским составом исполнителей и по английскому сценарию, хотя немецкая церковь – а возможно, и другие – никогда не исчезали совсем со сцены"1. Такая точка зрения в известной мере может быть подкреплена данными, накопленными наукой с середины XIX в. Не отразило ли, однако, на их подборке то, что исследователи ожидали или надеялись обнаружить?2 В этом плане показателен пример двух влиятельных работ норвежских историков, которых разделяет почти целый век. В 1890 г. было опубликовано исследование А. Тарангера "Влияние англосаксонской церкви на норвежскую"3, в которой собран обширный материал английских источников, призванный показать, что установления норвежских книг законов отражают знакомство с религиозным законодательством англосаксов, а в древненорвежской и исландской церковной лексике преобладают заимствования из древнеанглийского. Его выводы были немедленно оспорены немцем К. Маурером, указавшим на главный недостаток сравнительного метода А. Тарангера: он мало вдавался в вопрос, чтó составляло особенность английской церкви, а чтó было свойственно и другим частям западного христианского мира в этот период, и потому был склонен относить на счет англосаксонского влияния любое, подчас поверхностное сходство между английскими и норвежскими явлениями4. Не избежала подобного недостатка и книга Ф. Биркели "Норвежские каменные кресты в раннее средневековье" (1973)5, в которой описана группа монументальных поклонных крестов, воздвигнутых во множестве на западном побережье Норвегии. По мнению автора, все они были созданы в конце X – начале XI в. по образцу аналогичных памятников на Британских островах. Однако, как показала недавно С. В. Нурейде, схожие с норвежскими типы крестов широко распространены и на территории Германии, поэтому вопрос об источнике влияний должен считаться открытым6.
Если вероятность раннего немецкого влияния в Норвегии время от времени отмечается в историографии (а в случае Дании и Швеции считается бесспорным фактом), то некие "другие" актанты, чье возможное участие в процессе христианизации Скандинавии допускает Л. Абрамс, остаются неопознанными. Обусловлено ли это отсутствием источников, которые могли бы пролить свет на их деятельность? Как представляется, дело не всегда в этом. Например, сразу несколько источников сообщают о посещении Исландии в XI в. тремя армянскими ("ermskir" / "af Armeníu") епископами, однако части современных историков эти как будто вполне ясные известия кажутся слишком неправдоподобными, и они предпочитают видеть в "эрмских" епископах выходцев из Вармии, области на южном берегу Балтийского моря, где до середины XIII в. безраздельно господствовало язычество, да и позже никогда не бывало более одной епископской кафедры7. Подобные предположения едва ли когда-нибудь возникли бы, если бы в поле зрения ученых сразу попал тот факт, что континентальных источниках фигурируют по крайней мере четыре армянских епископа, путешествовавших по Центральной и Западной Европе примерно в то же время8.
Следы религиозных контактов и влияний можно иногда обнаружить там, где обычно принято видеть аутентичные проявления скандинавской культуры. Один из таких случаев – выражение Hvítakristr "Белый Христос". Оно дважды встречается в скальдической поэзии, относящейся к первоначальной эпохе исландского и норвежского христианства: первый раз у Торбьёрна Скальда Дис (вторая половина X в.), который в связи с крещением говорит о большой удаче "Белого Христа" ("fekk Hvítakrists hæsta giptu")9, а затем у Сигвата Тордарсона (ок. 1031 г.), который отвечает на упреки в том, что его не оказалось рядом с королем в роковой битве при Стикластаде: "Пусть белый Христос в наказание ввергнет меня в пекло, если я желал покинуть Олава, – чист я в этом"10. Также это выражение попадается несколько раз в сагах о королях-миссионерах Олаве Трюггвасоне и Олаве Святом и их современниках, но в других контекстах авторы XIII в. избегают называть Христа этим именем, очевидно, потому, что к их времени слово уже звучало архаично. Относительно его происхождения выдвигались две основные гипотезы. Согласно одной из них, восходящей к Йоуну Оулавссону из Свебнэйяр11, белые крещальные рубахи ("hvítaváðir") производили на скандинавов столь глубокое впечатление, что и сам бог христиан стал ассоциироваться для них с белым цветом. Почему эпитет "белый" никогда не прилагался скандинавами к прочим образам христианской религии, остается при этом непонятным. Другие ученые вслед за Я. Гриммом12 и Г. де Боором13 усматривали в имени Hvítakristr признак двоеверия скандинавов. С их точки зрения, те наделяли Христа чертами Хеймдалля и Бальдра, первый из которых назван "белейшим из асов" ("hvítastr ása") в эддической "Песни о Трюме"14, а о втором в "Младшей Эдде" сказано, что он "так прекрасен лицом и светел ("bjartr"), что исходит от него сияние"15. Но если Христос стал "Белым" по аналогии с "белым асом", то что значит тогда "белый ас"? Подмену одного неизвестного другим вряд ли можно считать удовлетворительным объяснением. Словоупотребление, кажущееся изолированным и немотивированным в системе одного языка, может, однако, быть совершенно естественным для другого языка. Не представляет ли собой древнеисландское Hvítakristr кальку с одного из кельтских языков? В них слово, обозначающее белый цвет (д.-ирл. find, валл. gwyn и т. д.), имеет также значение "блаженный, святой" и нередко употребляется по отношению к Христу (ср.-валл. "rac Crist guin nid oes inialet" "от Белого Христа не укрыться"; ср.-ирл. "in Fiada find" "Белый Господь"), святым (д.-ирл. "Felix find" "белый Феликс") и множество понятий религиозной сферы (д.-ирл. "la paiss find Faustíni" "белое мученичество Фаустина", "búaid find Ualentini" "белая победа Валентина"). Те же слова могут выступать и в роли именной части сказуемого: д.-ирл. "is find a mbethu" "бела их жизнь" (глосса к лат. "Beati quorum…", "Блажени, им же отпустишася беззакония…" Пс. 31); ср.-брет. "ez vezo guenn hoz bet" "votre sort sera heureux"16. Подобное словоупотребление зафиксировано для д.-ирл. find с середины VIII в. ("Вюрцбургские глоссы"17). Предлагаемая версия происхождения Hvítakristr18 хорошо согласуется с тем фактом, что целый ряд других важных терминов христианской лексики в древненорвежском и исландском были заимствованы из древнеирландского: kross "крест", klokka, klukka "колокол" (через посредство других германских языков?), bagall "епископский посох", papi "ирландский отшельник", и даже, возможно, само имя Христа, Kristr19. Некоторые из этих слов, в том числе Hvítakristr, могли быть усвоены скандинавами задолго до официального принятия христианства20, в результате контактов с кельтским населением в Ирландии, на Гебридских островах и в самой Скандинавии, где число кельтских рабов было, по-видимому, велико. Что касается Исландии, то среди первого поколения переселенцев было немало тех, кто вырос в кельтском окружении. В исландской "Книге о заселении земли" ("Landnámabók") о них сообщается следующее: "Как рассказывают мудрые люди, некоторые из первопоселенцев были крещеные, когда они обосновались в Исландии, – в основном те, кто приехал с запада из-за моря. Называют в их числе Хельги Тощего и Эрлюга Старого, Хельги Бьолу, Ёрунда Христианина, Ауд Глубокомудрую, Кетиля Дурковатого и еще других мужей, что приехали с запада из-за моря, и кое-кто из них крепко держался христианства до смертного часа. Но дальше в их родах оно не пошло, так что некоторые из их сыновей построили капища и приносили жертвы, и страна была полностью языческой почти сто зим"21.
Вместе с терминами христианского словаря от кельтов к скандинавам могли проникать также представления о некоторых христианских обычаях. В этой связи любопытно, что кельтскую и скандинавскую традиции объединяет необычайно острое отношение к употреблению в пищу конины. Ирландские пенитенциалы предписывают за нарушении этого табу епитимью во много раз более суровую, чем за нарушение любого другого из содержащихся в них многочисленных пищевых запретов22. Для средневековых норвежцев и исландцев сознательное употребление конины означало, по-видимому, открытое отвержение христианства. Согласно "Христианскому праву Боргартинга", уличенный в этом преступлении "утратил право на свою собственность и на мир, на землю и на пожитки", – "пусть он отправляется в языческую страну и никогда не возвращается туда, где живут христиане"23. В историографии строгость этого запрета традиционно объяснялась тем, что поедание конины предположительно играло важную роль в языческих ритуалах24. Однако практика ирландских христиан могла, пожалуй, с не меньшей вероятностью послужить образцом для скандинавов. Эта догадка не подразумевает существование какой-либо организованной ирландской миссии среди скандинавов – во всяком случае, о ней ничего не известно. Скорее можно предположить, что у скандинавов были хорошие шансы заметить, что для их кельтских соседей или рабов отвращение к конине составляло важную часть их христианской идентичности, и, когда скандинавы сами стали обращаться в христианство, они воспроизводили эту модель.
Наряду с Ирландией, потенциальным центром влияния в эпоху становления норвежского и исландского христианства могла являться Нормандия. Именно там, в Руане, в 1014 г. был крещен Олав Харальдссон, туда же десять лет спустя приезжал с каким-то поручением Сигват Тордарсон. Один предположительно нормандский клирик, епископ Родольф (исл. Хродольв), подвизался на миссионерском поприще сперва в Норвегии, при дворе Олава, а затем на протяжении девятнадцати лет в Исландии25. Вероятно, таким образом, через посредство Нормандии, некоторые церковные термины смогли попасть в Скандинавию. Часть из них должны, по всей видимости, принадлежать к древнейшему пласту христианской лексики в скандинавских языках. Существительное prestr "христианский священник" восходит напрямую к вульг. лат. prestr(e), без посредства других германских языков (так как ēo в д.-англ. prēost должно было бы дать jó в скандинавском, а в континентальных формах конечное r принадлежит к корню)26. Но произошло ли это заимствование до или после начала эпохи викингов, неясно. Глагол prímsigna со значением "оглашать, принимать в разряд оглашенных" восходит к ст-фр. prinsegnier "подать первое благословение", "крестить"27. Употребление глагола hefja (основное значение – "поднимать") в смысле "крестить", многократно встречающееся в норвежских книгах законов, находит соответствие в ст.-фр. lever "поднимать", "крестить"28, тогда как лат. levare или, к примеру, ср.-в.-нем. heben в качестве литургических терминов служат исключительно для обозначения роли восприемника, а не самого акта крещения и почти не используются вне устойчивых словосочетаний, таких как лат. de fonte или de baptism levare, ср.-в.-нем. ûʒ der toufe (er)heben, буквально "поднять из купели / из крещения".
Предстоит еще очень многое сделать, чтобы выяснить, какими путями, знание христианства проникало в Скандинавию на протяжении I тыс. н. э. Но и эти несколько примеров, которые мне хотелось предложить вниманию глубокоуважаемого юбиляра, показывают, на мой взгляд, что встречи и влияния, определившие облик норвежского и исландского христианства первоначальной эпохи, были более разнообразны и, быть может, более плодотворны, чем принято считать.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Abrams L. The Anglo-Saxons and the Christianization of Scandinavia // Anglo-Saxon England. 1995. Vol. 24. P. 213. Из более свежих работ, разделяющих ту же точку зрения, см., напр.: Gräslund A.-S. Ideologi och mentalitet. Om religionsskiftet i Scandinavia från en arkeologisk horisont. Uppsala, 2001. S. 130, 135; Lager L. Runestones and the Conversion of Sweden // The Cross Goes North. Processes of Conversion in Northern Europe, AD 300-1300 / Ed. by M. Carver. Woodbridge, 2003. P. 505.
2. Национальные историографии Скандинавских стран, формировавшиеся на фоне сильных антикатолических настроений в обществе, традиционно предпочитали подчеркивать англосаксонские корни скандинавского христианства, поскольку английская церковь донорманнского периода представлялась им малосвязанной с Римом, см.: Bagge S. Christianization and State Formation in Early Medieval Norway // Scandinavian Journal of History. 2005. Vol. 30. P. 107-108.
3. Taranger A. Den angelsaksiske kirkes indflydelse paa den norske. Kristiania, 1890.
4. Maurer K. Nogle Bemærkninger til Norges kirkehistorie // Historisk Tidsskrift. Kristiania, 1895. 3. r. Bd. 3. S. 1-113.
5. Birkeli F. Norske steinkors i tidlig middelalder. Oslo, 1973 (Skrifter ugitt av Det Norske Videnskaps-Akademi i Oslo. II. Hist.-filos. klasse. N. S. Nr 10).
6. Nordeide S. W. Cross Monuments in North-Western Europe // Zeitschrift für Archäologie des Mittelalters. 2009. Jg. 37. S. 163-178.
7. Убедительную критику попыток локализовать "эрмских" епископов в Вармии см. в работах: Дашкевич Я. Р. Армяне в Исландии (XI в.) // Скандинавский сборник. 1990. Вып. 22. С. 87-97; Успенский Ф. Б. Маргиналии к вопросу об армянах в Исландии (XI в.) // Scando-Slavica. 2000. Т. 46. P. 61-75.
8. См.: Dédéyan G. Les Arméniens en Occident, fin Xe – début XIe siècle // Occident et Orient au Xe siècle. P., 1979. P. 127, 129, 131; Cormack M. Irish and Armenian Ecclesiastics in Medieval Iceland // West over Sea. Studies in Scandinavian Sea-Borne Expansion and Settlement Before 1300 / Ed. by B. Ballin-Smith [et al.]. Leiden, 2007. P. 232-233.
9. Skj 1912. B: Rettet tekst. S. 135.
10. Ibid. S. 252.
11. Olavius J. Syntagma historico-ecclesiasticum de Baptismo sociisqve ritibus, in boreali qvondam Ecclesia usqve ad reformationem observatis. Hafniae, 1700. P. 98.
12. Grimm J. Ueber zwei entdeckte Gedichte aus der Zeit der deutschen Heidenthums // Philologische und historische Abhandlungen der Königlichen Akademie der Wissenschaften zu Berlin. Aus dem Jahre 1842. Berlin, 1844. S. 21-22.
13. Boor H. de. Die religiöse Sprachte der Völuspá und verwandter Denkmäler // Deutsche Islandforschung. Breslau, 1930. Bd. 1. S. 105.
14. Norrøn Fornkvæði. Islandsk Samling af folkelige Oldtidsdigte om Nordens Guder og Heroer, almindeligt kaldet Sæmundar Edda hins fróða / Udg. Af S. Bugge. Christiania, 1867. S. 126. Хеймдалль зовется "белым асом" и в "Младшей Эдде", см.: Edda Snorra Sturlusonar. Edda Snorronis Sturlaei. Hafniae, 1848. Т. 1. Р. 100.
15. Edda Snorra Sturlusonar. P. 90.
16. Все примеры взяты мной из следующих пособий: Dictionary of the Irish Language, Based Mainly on Old and Middle Irish Materials / Ed. by E. G. Quin [et al.]. 23 fasc. Dublin, 1913-1976. Fasc. 3. Col. 142; Geiriadur Prifysgol Cymru. A Dictionary of the Welsh Language / Ed. by R. J. Thomas [et al.]. 4 vols. Caerdydd, 1950-2002. Vol. 2. P. 1770; Lewis H., Pedersen H. A Concise Comparative Celtic Grammar. 1st ed. 1937, repr. with corr. and a suppl.: Göttingen, 1961. P. 156-157.
17. Thesaurus Palaeohibernicus. A Collection of Old-Irish Glosses, Scholia Prose and Verse / Ed. by W. Stokes and J. Strachan. Cambridge, 1901. Vol. 1. P. 506.
18. После того, как черновой вариант этой работы был представлен в виде доклада на конференции "Nordic Research Network" в Лондоне в сентябре 2010 г., проф. Р. Д. Фалк (Indiana University, США) любезно предоставил в мое распоряжение текст своего еще не вышедшего из печати комментария к "отдельным висам" Сигвата, где он высказывает аналогичное предположение: "In medieval Celtic texts, Christ is often called 'white', since the words for 'white' (Irish bán, Welsh gwyn) also mean 'holy', and this may be the origin of the Norse usage".
19. См.: Lange W. Studien zur christlichen Dichtung der Nordgermanen, 1000-1200. Göttingen, 1958. S. 283.
20. Этим может объясняться перенос некоторых христианских терминов в языческую сферу, как это произошло, например, с д.-исл. bjannak < д.-ирл. bendachadh < лат. benedictio "благословение", и возникновение таких образов, как "белый ас".
21. Íslendingabók. Landnámabók / Jakob Benediktsson gaf út. Reykjavík, 1968 (ÍF. 1). Bls. 369.
22. Meens R. Eating Animals in the Early Middle Ages. Classifying the Animal World and Building Group Identities // The Animal-Human Boundary. Historical Perspectives / Ed. by A. N. H. Craeger and W. Ch. Jordan. Rochester, N. Y., 2002. P. 4.
23. Norges gamle love indtil 1387 / Utg. ved R. Keyser og P. A. Munch. Christiania, 1846. Bd. 1. S. 342.
24. Эта гипотеза, восходящая к Я. Гримму, поддерживается и в самой свежей работе о скандинавских пищевых запретах: Sanmark A. Dietary Regulations in Early Christian Norway / Viking and Medieval Scandinavia. 2005. Vol. 1. P. 208-210, 212-216.
25. Abrams L. The Anglo-Saxons. P. 223-224; Eadem. England, Normandy and Scandinavia // A Companion to the Anglo-Norman World / Ed. by C. Harper-Bill, E. Van Houts. Woodbridge, 2002. P. 56-57.
26. Schottmann H. Nordic Language History and Religion / Ecclesiastical History II: Christianization // The Nordic Languages. An International Handbook of the History of the North Germanic Languages / Ed. Oscar Bandle [et al.]. Berlin, 2002. Vol. 1. P. 406.
27. Часто встречающееся в работах, посвященных катехуменату в средневековой Скандинавии, утверждение, что д.-исл. prímsigning, prímsignan "оглашение" происходит от латинского prima signatio, малоубедительно, поскольку такое выражение не засвидетельствовано в словарях средневековой латыни. На связь со старофранцузским впервые указано в работе: Sandholm Å. Primsigningsriten under nordisk medeltid. Åbo, 1965 (Acta Academiae Aboensis. Ser. A: Humaniora. Vol. 29. No 3). S. 26-27.
28. О франц. lever см.: Tuschen A. Die Taufe in der altfranzösischen Literatur. Wanne-Eickel, 1936. S. 148-154.
|
|
