|
Необычный обряд, связанный с княжескими курганами, упомянут ПВЛ, уделявшей особое внимание княжеским надгробным памятникам, под 1044 г. "Могилы" последних языческих князей были раскопаны в 1044 г. при Ярославе Мудром: "Выгребоша 2 князя, Ярополка и Ольга, сына Святославля, и крестиша кости ею, и положиша я въ церкви святыя Богородица" – Десятинной1. Неканоничность этого акта Ярослава Мудрого (крещение умерших было запрещено Карфагенским собором) до сих пор является предметом обсуждения: допускают, что Ярополк и Олег приняли "оглашение" (prima signatio) при жизни их бабки – христианки Ольги и, стало быть, имели право на христианское погребение2. Возможно, задачи создания усыпальницы всего княжеского рода имели и более прагматический и специфически "древнерусский" характер: Ярополк и Олег, равно как и князья следующего поколения – Борис и Глеб, погибли в распрях между братьями – членами княжеского рода, тех распрях, главным участником (и даже инициатором) которых был победивший и добившийся единовластия в Русской земле Ярослав. Так или иначе, он устранил своих соперников-братьев, но не отменил родового характера княжеской власти на Руси: единственное, что могло сохранять порядок и целостность Русской земли, – это братняя любовь и подчинение старшему брату, киевскому князю; такой "завет" Ярослав, по летописи, оставил своим сыновьям-наследникам. Ярослав "объединил" в усыпальнице Десятинной церкви распадающийся княжеский род – инициаторов и жертв первой усобицы3.
Ф. Б. Успенский исследовал скандинавские параллели акту крещения костей: Харальд Синезубый, креститель Дании, перенес прах своего отца Горма из большого кургана в Йеллинге в погребальную камеру под полом сооруженной там церкви; так же, по всей вероятности, поступили с останками неизвестного датского конунга, погребенного в ладье в Ладбю (X в.): богатый инвентарь был не тронут – изъяты лишь останки4. Наиболее ранний и существенный для нас пример посмертного крещения, видимо, являет королевский некрополь VII в. в Саттон-Ху (Восточная Англия). В знаменитом погребении в ладье под курганом не было обнаружено останков короля, хотя его вооружение (в том числе кольчуга и шлем) и прочий инвентарь остались нетронутыми – предполагалось, что погребение не сохранило органических останков (инвентарь из органических материалов сохранился лишь там, где соприкасался с консервантами из металла), что курган представлял собой кенотаф или даже содержал трупосожжение5. Предполагалась и эксгумация тела для перезахоронения по христианскому обычаю, но, в отличие от ладьи в Ладбю, где очевидны были следы нарушения погребения в древности, перекоп в Саттон-Ху относился к XVI в. и не достигал погребальной камеры6.
Курган принадлежал королю Редвальду (ум. ок. 625), который сохранял двоеверие – принял крещение в соседнем Кенте, но не отказался от языческого культа в своем королевстве (в его храме стояли христианский алтарь и жертвенник для идолов); наследники Редвальда – ревностные христиане7 могли захоронить останки отца по христианскому обряду, соорудив одновременно королевский курган-кенотаф в Саттон-Ху.
Но как объяснить неканонический обычай эксгумации и крещения костей на Руси? С. М. Толстая сопоставила обряд эксгумации русских князей в 1044 г. со славянским обычаем "вторичного погребения", распространенным по преимуществу на Балканах: кости предка (чаще всего череп) изымались из могилы через 5, 7, 11, 12, даже 18 и более лет после первичного погребения, их мыли (что напоминает о "крещении костей" русских князей) и помещали в ту же могилу, часто поверх нового гроба8. С. М. Толстая привела и средневековую балканскую параллель – статью 20 Судебника Стефана Душана (XIV в.), запрещающую эксгумацию и сожжение останков (с целью "волхования"), равно как и обычай пронзать труп колом. Полную параллель сербскому судебнику являют древнерусские "Поучения" Серапиона Владимирского (XIII в.): владимирский епископ обличал "злые обычаи" современников – "хто буде удавленика или утопленика погреблъ, не погубите люди сихъ, выгребите"9. Речь идет о распространенном у восточных славян обычае обвинять погребенного в земле покойника "заложного" (самоубийцу, не дожившего свой срок на земле) в стихийных бедствиях – засухе или избыточных осадках: его пребывание в могиле нарушает святость земли, как одной из космических стихий, поэтому следует удалить его из могилы – освященной земли, сжечь, выбросить труп в болото и т. п.10 Поэтому "выгребание" костей убитых в распрях князей Олега и Ярополка могло производиться не только в благочестивых целях: они традиционно воспринимались как опасные мертвецы. В балканском обряде также совмещаются традиционные для всякого погребального культа черты почитания покойника как предка и стремление обезвредить его как потенциально вредоносного мертвеца – вампира (признаком вампира считалась нетленность тела или его части).
Эти повсеместно распространенные представления создают особую проблему для археологии погребального обряда. Археологи часто фиксируют перекопы и нарушение целостности костяков, которое обычно относят за счет грабителей (ограбление могил – широко распространенное занятие, которое запрещалось специальными церковными постановлениями11). Однако сохранность инвентаря многих потревоженных погребений заставляет предполагать, что речь идет о ритуалах обезвреживания покойника. B. C. Флёров проследил эти обычаи ("постпогребальные обряды") на широких пространствах и многочисленных памятниках от Центрального Предкавказья до лесной зоны Восточной Европы в железном веке и средневековье, включая древнерусский могильник г. Желни12. Яркие примеры подобных обычаев на западе Европы дали недавние исследования в упомянутом некрополе Саттон-Ху: в восточной части кладбища рядом с большими "королевскими" курганами обнаружены 23 безынвентарные могилы с ингумациями, лишенные надгробных памятников: в четырех случаях покойники были связаны, в трех случаях – сломана шея; двое были похоронены лицом вниз; неясно, были ли это следы жертвоприношения или казни13. Более "ритуализованным", чем разрушение скелета, способом расправы с вредоносным покойником можно считать распространенный у восточных славян (и других народов Европы) с древнерусской эпохи до "этнографической современности" обычай втыкать в погребение железные предметы – оружие и орудия14.
Более существенны для нашей проблематики свидетельства "вторичного" почитания останков, которые фиксируются на массовом материале кремаций, когда кальцинированные кости собирались с погребального костра, обмывались и помещались в урну. Прослежены и случаи, когда они размещались в горшке-урне в анатомическом порядке – снизу кости ног, наверху – кости черепа. Хронологически существенны для данной работы случаи, относящиеся к эпохе христианизации Руси, зафиксированные в некрополях X в. в Киеве и Гнёздове15. Истоки этого обычая, как и предполагали исследователи обряда "вторичного погребения", уходят в древность – не только праславянскую16, но и "древнеевропейскую" эпоху культурной общности праславян и прагерманцев – время сложения культуры полей погребальных урн, когда самим сосудам придавали форму человеческого тела (снабжали кремированного покойника новым телом) или жилища (так называемые домковые урны).
На этом тысячелетнем историческом фоне эксперименты со "вторичным погребением" в эпоху христианизации представляются естественными – их устойчивость могла вызвать протест у позднейших канонистов, но не у первых принявших крещение правителей.
Исторический процесс христианизации раннесредневековых государств Северной Европы, расположенных на пути из варяг в греки, обнаруживает общие тенденции этнокультурного (и конфессионального) развития, которые демонстрируют материалы "королевских" погребений. ПВЛ включает англов наряду с русью в число варяжских народов: показательно, что именно ладья и погребальный инвентарь из Саттон-Ху обнаруживает особую близость с довикингскими (вендельскими) памятниками Средней Швеции17. Самый восточный (юго-восточный) образец сходного погребального обряда демонстрирует "княжеский" курган X в. Черная могила в Чернигове: правда, там русский князь был сожжен в ладье, помещенной на четырехугольный погребальный костер (ладейные заклепки, входившие в инвентарь кремации, были обнаружены при экспонировании материалов Черной могилы на выставке "Путь из варяг в греки", организованной ГИМ в 1996 г.). Анализ и реставрация многочисленного инвентаря из Черной могилы продолжаются. Обращает на себя внимание черта обряда, зафиксированная автором раскопок Д. Я. Самоквасовым – после сожжения умершего (или двух умерших) на первичную насыпь, воздвигнутую над кострищем, были помещены два шлема, две кольчуги, знаменитые ритоны с серебряными оковками, жертвенный сосуд – котел с костями и шкурой барана – и др. Б. А. Рыбаков увязывал этот обряд с "тризной" – "промежуточным" обрядом, сопровождавшим насыпку кургана: после помещения на первичную насыпь "трофея" из доспехов и ритуальных сосудов курган был досыпан, на вершине установлен столб18. Часть инвентаря была при этом собрана с кострища – часть, нетронутая огнем, помещена на первичную насыпь специально. Заметим, что "трофей" из Черной могилы (в том числе кольчуги и шлемы, ритуальные сосуды – питьевые рога и котел) напоминает состав инвентаря из "кенотафа" в ладье Саттон-Ху. Кости кремированных покойников не были собраны в урны в черниговском кургане – были рассеяны на кострище. Автору приходилось указывать на параллели "трофею" из Черной могилы в Вестланне (Западная Норвегия), в том числе из кремации в ладье в Мёклекбусте19. В типологическом плане не менее показательны приднепровские ритуальные комплексы типа Вознесенки и Перещепины (VII в.), которые считаются памятниками-мемориалами правителей степи: многочисленный драгоценный инвентарь, комплексы вооружения и сбруи, найденные на этих памятниках, напрямую не связаны с погребением – человеческие останки в этих богатейших комплексах практически не обнаружены20.
Особая проблема археологии – проблема кенотафов: в случае с Саттон-Ху можно полагать, что совершавшие обряд стремились удовлетворить традициям обеих частей подданных Редвальда – язычников и христиан, поместив останки там (в освященной церковью земле), где гарантировано было спасение души. Неясно, стремились ли люди, сооружавшие мемориальные комплексы в память степных правителей в Перещепине и Вознесенке, захоронить тело правителя тайно (как был похоронен Аттила21) и избавить покойника от "постпогребальных обрядов". Значительная часть исследованных курганов эпохи викингов на Руси (в Гнёздове) и Средней Швеции оказывались пустыми: в Швеции химический анализ показал отсутствие следов тлена – курганы были кенотафами (обряд известен и письменной скандинавской традиции)22.
Еще одна черта, демонстрирующая типологическое сходство этих "княжеских" комплексов, – присутствие в инвентаре вещей различной культурной и конфессиональной принадлежности: в Вознесенке это серебряный орел-штандарт с христианской монограммой, серебряное блюдо с христианской монограммой епископа Патерны – эти вещи можно отнести к военной добыче. Сложнее интерпретировать находку серебряных ложек с именем Павла в составе "языческого" инвентаря Саттон-Ху и, тем более, копье с инкрустированными изображениями креста, обнаруженное в "трофее" из Черной могилы23. Так или иначе, "княжеские" погребения Северной и Восточной Европы24 были "открыты" для инноваций, а древние традиции "вторичного" погребения ("постпогребальных обрядов") позволяли усваивать эти инновации.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. ПВЛ. с. 67.
2. Ср.: Макарий, митрополит Московский и Коломенский. История русской церкви. М., 1995. Кн. вторая. С. 59; Успенский Ф. Б. Крещение костей Олега и Ярополка в свете русско-скандинавских культурных взаимосвязей // Норна у источника судьбы. Сборник статей в честь Е. А. Мельниковой. М., 2001. С. 407-414.
3. Петрухин В. Я. Древняя Русь: народ, князья, религия // Из истории русской культуры. М., 2000. Т. 1. С. 254-255.
4. Ср.: Успенский Ф. Б. Крещение костей. С. 410; Sørensen А. Ch. Ladby: Ship, Cemetery and Settlement // Burial and Society. The Chronological and Social Analysis of Archaeological Burial Data. Aarhus, 1997. P. 165-169.
5. Vierck H. Redwalds Asche. Zum Grabbrauch in Sutton Hoo // Offa. 1972. Bd. 29. S. 20-49.
6. Автор признателен коллегам д-ру Г. Харке и д-ру Л. Вебстеру за информацию по интерпретации материалов из ладьи в Саттон-Ху. Ср.: Bruce-Mitford R. The Sutton Hoo Ship Burial. London, 1975. Vol. 1. P. 489; Evans A. C. The Sutton Hoo Ship Burial. London, 1989. P. 39-40, 104; Carver M. The Anglo-Saxon Cemetery at Sutton Hoo: An Interim Report // The Age of Sutton Hoo / Ed. M. Carver. Woodbridge, 1999. P. 347.
7. Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов, 2, XV / Пер. В. В. Эрлихмана. СПб., 2001; ср.: Stevenson J. Christianity in the Sixth- and Seventh-Century Southumbria // The Age of Sutton Hoo. P. 181-182.
8. Толстая С. М. Обычай "вторичного погребения" в свете археологии и этнографии // Уч. зап. Рос. Православного ун-та. М., 1998. Вып. 4. С. 118-125. Ср. о "втором" погребении в Западной Европе: Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М., 1992. С. 83 и сл.
9. Слова и поучения Серапиона Владимирского // БЛДР. 1997. Т. 5. С. 382.
10. О соответствующих общеславянских концептах и представлениях см.: Славянские древности / Под общей ред. Н. И. Толстого. М., 1995-2009. Т. 1-4 (в частности: Погребение вторичное // Т. 4. С. 92-95). Ср. также: Мансикка В. Й. Религия восточных славян. М., 2005. С. 173-174; Картамышева Е. П. "Неблагополучные" умершие в славянской и скандинавской традициях: "заложные" покойники и "оживающие мертвецы" // Славяноведение. 2008. № 2. С. 55-61.
11. См. о русских средневековых исповедных вопросах, относящихся к разграблению могил: Корогодта М. В. Исповедь в России в XIV-XIX вв. СПб., 2006. С. 167-168.
12. Флёров B. C. Постпогребальные обряды Центрального Предкавказья в I в. до н. э. – IV в. н. э. и Восточной Европы в IV в. до н. э. – XIV в. н. э. М., 2007. С. 159. Существенно, при специальном интересе B. C. Флёрова к аланским погребальным обрядам, что в сарматских курганах джетыасарской культуры в Восточном Приаралье, связанной с Восточной Европой и Северным Кавказом, также прослежена практика разрушения скелетов (в том числе с отчленением головы и руки): ср.: Левина Л. М. Этнокультурная история Восточного Приаралья. М., 1996. С. 73 и сл. Специальный анализ способов разрушения костяка в аланском катакомбном погребении Верхнего Салтова (№ 93) показал, что костяк погребенной с аланским всадником-военачальником женщины-славянки был разрушен после того, как освободился от мягких тканей: были удалены коленные чашечки (чтобы покойник не ходил! – В. П.) – прочие кости ног остались нетронутыми: см.: Аксенов B. C., Лаптев A. A. К вопросу о славяно-салтовских контактах // Древности 2009. Харьков 2009. С. 251.
13. Ср.: Ellis Davidson H. R. Human Sacrifice in the Late Pagan Period in North West Europe // The Age of Sutton Hoo. P. 331-340; Carver M. The Anglo-Saxon Cemetery at Sutton Hoo. P. 353.
14. Петрухин В. Я. Начало этнокультурной истории Руси IX-XI вв. М.; Смоленск, 1995. С. 201. Ср.: Мансикка В. Й. Религия восточных славян. С. 63-65.
15. Петрухин В. Я. Начало этнокультурной истории Руси. С. 199 и сл.
16. Ср.: Толстая С. М. Обычай "вторичного погребения". С. 122.
17. См. подборку материал в кн.: Vendeltid. Stockholm, 1980, в том числе сравнительный анализ погребений Англии и Швеции: Wilson D. Sverige – England // Ibid. S. 212-221.
18. Рыбаков Б. А. Древности Чернигова // МИА. 1949. Вып. 11. С. 33-34.
19. Петрухин В. Я. Большие курганы Руси и Северной Европы // Историческая археология. К 80-летию со дня рождения Д. А. Авдусина. М. 1988. С. 365-366. См. там же о близости ритуалов Саттон-Ху и Черной могилы.
20. Ср.: Амброз А. К. О Вознесенском комплексе VIII в. на Днепре – вопрос интерпретации // Древности эпохи великого переселения народов V-VIII вв. М., 1982. С. 204-221; см. об уточнении датировки: Хрисимов Н. Вознесенский комплекс: проблемы датировки и интерпретации // Степи Европы в эпоху средневековья. Донецк, 2009. Т. 7. С. 9-42. Примечательны обряды размещения инвентаря в Вознесенке, напоминающие ритуалы, направленные против "ходячих" покойников: в груду принадлежностей конской сбруи и других вещей были вбиты три палаша (Хрисимов Н. Вознесенский комплекс. С. 34-35, там же аналогии – ср. примеч. 13).
21. Гиндин Л. А. Обряд погребения Аттилы (Iord. XLIX, 256-258) и "тризна" Ольги по Игорю (ПВЛ, 6453 г.) // Советское славяноведение. 1990. № 2. С. 66.
22. Björkhager V. Kenotafer – finns de? En undersökning av gravmaterial från Uppland och Södermanland. Uppsala, 1992.
23. Каинов С. Ю., Щавелев A. C. Изображение креста на наконечнике копья из Черной могилы (Технология и семантика) // ДГ. 2003 г. М., 2005. С. 83-90.
24. Ср. о процессах христианизации: Rom und Byzanz im Norden. Mission und Glaubenswechsel im Ostseeraum während des 8.-14. Jahrhunderts / Hrsg. von M. Müller-Wille. Stuttgart, 1999. Bd. 1-2; The Cross goes North. Processes of Conversion in Northern Europe. AD 300-1300 / Ed. M. Carver. Woodbridge, 2005.
|
|
