|
Драматические события усобицы 1015 г. постоянно привлекают внимание исследователей. Достаточно сказать, что результатом этих событий стала кодификация законов (древнейшая часть Русской Правды). Они послужили основой сюжета "борисоглебского цикла" – самых ранних памятников древнерусской житийной литературы. Без преувеличения можно сказать – 1015 год стал историческим рубежом. Уже это заставляет еще раз взглянуть на имеющиеся в нашем распоряжении источники и попытаться понять, что на самом деле тогда произошло, то есть предпринять попытку реконструкции хода реальных событий.
Казалось бы, такие попытки неоднократно делались, а круг источников уже не пополнится. Но, на мой взгляд, большинство исследователей не учитывали ряд важных моментов, а их методические установки не позволяли им замечать ряд существенных деталей, от которых зависит сама суть реконструируемых событий. К сожалению, для большинства историков, критически настроенных в отношении источников (что в принципе оправдано), люди прошлого обращались в кукол, которые ведут себя в соответствии с установками авторов и редакторов соответствующих текстов.
Ситуация осложняется тем, что слабо принимался во внимание характер мышления и поведения реальных прототипов персонажей "Повести временных лет" и произведений "борисоглебского цикла". При объяснении их поступков в наименьшей степени учитывалась персональная мотивация действий героев и их жизненная судьба. В их умы вкладывалось слишком много рационалистичного (или, напротив, религиозного), мало традиционного и практически ничего индивидуального. Вопрос об эмоциональной составляющей, вообще не ставился, а она-то, как раз, иногда и проявляется ярче всего, определяя ход конкретных событий.
Чтобы раскрыть истинные пружины действий тех или иных лиц, мне кажется, целесообразнее всего обратить внимание на те мелкие "немотивированные" логикой текстов детали, которые, однако, совпадают в источниках. Мы подобно криминалистам будем вести своеобразное доследование "дела" или "дел" абстрагируясь от самих текстов, тем более, что по справедливому замечанию А. С. Хорошева, предлагаемые версии о взаимосвязях летописной статьи "Повести временных лет", "Сказания" и "Чтения" во многом гипотетичны и требуют специального изучения.
Еще один источник, часто привлекаемый исследователями к истории об убийстве Бориса Владимировича, положившего начало междоусобице 1015-1026 гг., породивший столько споров и столько головокружительных реконструкций – это т. н. "Эймундова сага" ("прядь об Эймунде"). Он может быть, если не сброшен со счетов, то, по крайней мере, задвинут на самый дальний план. Строя версии на его материалах, исследователи не обратили внимания на самое главное – Эймунд и его варяги не могли быть не только участниками или непосредственными свидетелями убийства, но в этот момент вообще находились за пределами Руси. Эймунд попал на Русь, будучи вынужден покинуть Норвегию, когда власть над страной взял Олав Толстый (будущий Олав Святой), а это не могло произойти ранее осени 1016 г., а, скорее, уже в 1017 г. после битвы у Несьяра. То, что потом на родине рассказывали его люди, было смешением собственных "деяний" и "подвигов" соотечественников, включенное в контекст жанра саги и далее развивавшееся по его законам.
Нам важно не упустить из виду поиск реального свидетеля событий на Альте (а он, похоже, есть), известия которого теми или иными путями попали на страницы летописей и житий. Нам вообще важен поиск тех источников информации ("информантов"), которые были очевидцами. Для более позднего времени мы их можем указать (например, Ян Вышатич и его отец, несомненно, многие из князей, монахов Печерского монастыря и т. д.).
Исходя из вышесказанного, события вокруг убийства Бориса Владимировича выглядят следующим образом. 15 июля 1015 г. в Киеве умирает Владимир Святославич. В городе на этот момент нет ни одного из сыновей, которые пережили его. Все они, за исключением ростовского князя Бориса, отправленного с дружиной отца и ополчением для предотвращения набега печенегов, "сидят" на своих столах, причем новгородский Ярослав, если и не в состоянии войны с отцом, то на грани ее. Однако в Киеве находится его опальный пасынок – Святополк. С одной стороны, он считался сыном Владимира. С другой, не для кого не являлось секретом, что бывшая жена Ярополка, старшего, причем сводного, брата Владимира, была им беременна, когда Владимир захватил Киев, коварно расправился с братом, а его жену взял себе. "Бе бо от двою отцю, от Ярополка и от Володимира", – так характеризуют ситуацию летописи. Незадолго до этого Святополк с женой, дочерью польского короля Болеслава Храброго, и епископом Рейнберном находился в заключении и обвинялся в заговоре, о чем свидетельствует Титмар Мерзебургский. Но к моменту кончины Владимира, вероятно, он был на свободе, но никакого стола не получил.
Согласно имеющимся источникам, тело Владимира тайно ночью из пригородного села Берестова доставляют в Киев и "ставят" в Десятинной церкви. Святополк занимает киевский стол, богато одаривая при этом горожан. Видеть в дарах подобного рода подкуп, вряд ли имеет смысл. Раздачи при вступлении на престол характерны для многих времен и народов. "Тайность" же захоронения Владимира тоже относительна. Уже на следующий день "людье бещисла снидошася и плакашася", при этом, они активно участвуют в самом обряде погребения.
Далее, тесно связанные между собой источники, изображают, что Святополк изначально задумывал "избить" своих братьев. Однако так ли это?
Борис возвращался из похода, и весть о смерти отца застала его на Альте, под Переяславлем, т. е. в одном-двух быстрых дневных переходах от Киева. Еще быстрее расстояние до стольного града можно было преодолеть верхом (Мономах в своем "Поучении" отмечал, что многократно покрывал вдвое больший путь из Чернигова в Киев за световой день). Но Борис почему-то не спешит ни на похороны отца, ни занять стол, мотивируя это тем, что готов принять Святополка "во отца место", хотя войско готово поддержать именно его. Войско и дружина отца покидают Бориса, и он остается только с личной дружиной. Никаких враждебных намерений Святополк не выказывает, напротив, посылает сообщить ему: "хочю любовь имети и ко отню придам ти", то есть – готов расширить его владения. Летописная и житийная традиция видит в этом априори коварный замысел Святополка. Но ведь и нежелание Бориса, как можно скорее предстать пред светлы очи двоюродного брата, которого он признал старшим, было подозрительным. А не выглядело ли подозрительным, что Борис не нашел печенегов?
Что творилось в голове Святополка в этот момент, мы никогда не узнаем, но основания для подозрений у него имелись. Во-первых, Борис являлся сыном христианской (т. е. с 988/989 гг. единственной законной) жены Владимира и его любимцем. Трудно поверить, что, выдавая замуж сестру, императоры Василий II и Константин VIII, не оговорили особого положения потомства от этого брака1. В противном случае, плата за взятие мятежного Херсона была бы чрезмерно высока. Косвенно об этом свидетельствуют проволочки в отправке Анны на Русь. Ведь в самом "крещении Руси" Византия была крайне заинтересована. Во-вторых, именно под формальное начало ростовского князя отдал Владимир свою дружину и киевских воев-ополченцев в походе на печенегов – значит, действительно готовил его в преемники. Не зная истинных намерений Бориса, Святополк просто не стал тянуть время, тем более, что неприязнь к отцу и его любимцу, непонятное нежелание получить из его рук долю наследства могли активизировать страсть выместить старые обиды, о чем речь пойдет ниже. Святополк отправляется тайно в Вышгород.
Вышгород, город-спутник Киева, по крайней мере, со времен Ольги, находился на особом положении, недаром он упомянут Константином Багрянородным. Это фактически ее владение, куда шла треть дани с Древлянской земли. Свой особый статус город сохранял и позднее. Тогда естественно, что Святополк приблизительно с 989 по 1010 гг. княживший в Турове, обратился за поддержкой к вышегородской верхушке, которую должен был особенно хорошо знать, отмечала Н. И. Милютенко.
Любопытно, что, назвав имена, наши источники дают и обобщающие характеристики людей, вовлеченных в замыслы князя: "Путша с вышегородцы", "Путша и вышегородские болярцы" и "Путшина чадь". Заметим – Путша выделен особо. Кто он? Вероятно, тысяцкий или же посадник. Именно в таком качестве предстает (предстают?) упомянутый в Правде Ярославичей Чудин Микула (если это одно лицо), отождествляемый со "старейшина огородником" Сказания о переносе мощей Бориса и Глеба. Весьма высока вероятность соотнесения Путши с Путятой – сподвижником Добрыни в крещении Новгорода. Даже если это не так, то просто отправить человека из самых верхов древнерусского общества в качестве банального убийцы было бы, по меньшей мере, странно. Из Сказания явствует, что первоначально Святополк убеждается в верности "вышегородцев", даже, скорее всего, приводит к присяге, а лишь потом требует убийства Бориса. Но откуда мы можем знать, о чем конкретно шла речь на этом тайном совещании? Вряд ли его участники остались на Руси после поражения Святополка, а впоследствии вообще были преданы церковному проклятью и их слова мало чего стоили.
Здесь следует сделать одно замечание. Гибель князя в междоусобном бою от руки соотечественников воспринималась древнерусским обществом спокойно. "Диво ли, оже мужь умерлъ в полку ти? Лепшие суть измерли и роди наши", – восклицает в послании к своему двоюродному брату Олегу Святославичу Владимир Мономах по поводу гибели собственного сына в их междоусобице.
Другое дело, непосредственное убийство князя или даже нанесение увечья. Эта роль всегда отводилась иноземцам, может быть рабам. Единственным исключением является некий Нерадец, смертельно ранивший Ярополка Изяславича в 1086 г., хотя его происхождение и статус неизвестны. Так об убийстве ли договаривались Путша и "вышегородские болярци" Талец, Еловит и Ляшко? И составители "Повести временных лет", и авторы "борисоглебского цикла", творившие в конце XI – начале XII вв., стояли перед фактом церковного проклятия Путши и иже с ним. Такого потока брани нет даже в адрес самого Святополка: "отец же их Сотона, сици бо слугы бесы бывают, бесы бо на злое посылаемы". Логика рассказа требовала их согласия на убийство. Но произошло ли оно действительно от рук вышгородцев?
Посланные Святополком люди достигают стана Бориса ночью (прошли сутки?). Они застают Бориса во время ночной молитвы2. Как бы не отрицательно относились источники к людям Святополка, они едины в одном – нападавшие дождались конца молитвы. Обратим внимание: если дата "убиения" на Альте верна, и это 24 июля, то получается, что наступал "девятый день" со смерти Владимира, день поминовения. Вряд ли Борис был таким провидцем, чтобы готовиться к смерти именно в это время, когда положено оплакивать отца. Какими бы изуверами не были люди "Путшиной чади", но они вряд ли не учитывали это обстоятельство.
Что на самом деле происходило в шатре, да и в нем ли, остается только гадать. Все источники отмечают самоотверженное поведение Георгия Угрина – отрока Бориса. Оно вызвало такое озлобление, что его труп был обезглавлен. Наивно полагать, будто невозможность стянуть золотую гривну (награду от Бориса) вызвала эту жестокость: древнерусские гривны легко снимаются, а в порыве гнева сдергиваются. Была же схватка, или ее не было, не суть важно. Важнее, что "убийцы" знали, что Борис жив, а если бы и был ранен предприняли меры для сохранения ему жизни, в противном случае он попросту бы не выдержал пути в Киев. О том что убивать Бориса не входило в планы "Путшиной чади", то что князь жив и просто взят в плен говорит факт, которому на мой взгляд не придавали значения.
Как бы ни были жестоки междоусобные столкновения, но случаев глумления над поверженным противником высокого ранга, тем более князьями, мы для этой эпохи не знаем. Напротив, старались воздать почести или по крайней мере соблюсти необходимые похоронные ритуалы3. Одним из них была традиционная доставка тела к месту захоронения на санях, невзирая на время года. Исследователи давно подметили, что выражение Мономаха в его Поучении "седя на санех" означает "близость конца", "одной ногой в могиле". Возможно, сани являются престижной ипостасью погребальных носилок, тогда не исключен и другой вариант, запечатленный в "Слове о полку Игореве", описывающий доставку с поля боя на Нежатиной Ниве трупа Изяслава Ярославича: "Съ тоя же Каялы Святополкъ полелея отца своего междю угорьскими иноходьцы ко святей Софии к Киеву"4. Однако, Бориса кладут в телегу. Для сравнения, именно в телеге везет своего пленника Василька Теребовльского Давыд Игоревич, причем часть пути он проделывает еще до злодейского ослепления.
Но если до этого момента описания источников хоть как-то сходятся со здравым смыслом, то дальше они полностью теряют всякую логику. Уже на подъезде к Киеву "убитый" Борис неожиданно оживает и с этим известием "Путшина чадь" отправляет гонца к Святополку. Тот высылает для добивания князя двух варягов, и один из них наносит ему смертельный удар мечом.
Даже если отбросить все наши предшествующие рассуждения, кажется странным, почему "вышгородцам" срочно самим не исправить свою "ошибку" и довершить обещанное Святополку? Зачем Святополк посылает именно двух варягов, а не одного или трех, или больше, ведь только один пронзает Бориса?5 Какие-либо внятные комментарии этого мне не встречалось. Думается ответ на вопрос, как ни странно лежит почти на поверхности – Святополк таким способом отомстил уже покойному Владимиру за смерть своего настоящего отца – Ярополка Святославича. Отомстил наиболее адекватно принципу "око за око, зуб за зуб", с сознанием собственной правоты, и обставив месть соответственно обстоятельствам гибели своего отца.
Обратимся к "языческому" периоду жизни Владимира Святого. Ничего приглядного, и не только с позиций нашей эпохи, мы здесь не обнаружим. Более того, ясно проступают подлинные отношения его старших сыновей и пасынка с Владимиром, с одной стороны, Владимира с женой Рогнедой, с другой, и Рогнеды со своими детьми с третьей.
Лаврентьевская летопись под 1128 г. сохранила предание о захвате Владимиром Полоцка, в расширенном варианте повторяющем сведения Повести временных лет (под 980 г.). Оно гласит, что после взятия города по указке своего дяди (Добрыни) Владимир насилует Рогнеду на глазах у отца и матери, а потом убивает отца. Никоновская летопись добавляет, что были убиты еще и мать, и братья. Только после этого позора она становится женой Владимира. Далее следует рассказ о попытке Рогнеды убить князя в постели и о том, как на ее защиту встал маленький сын Изяслав.
Не менее ужасными выглядят обстоятельства другого брака Владимира. Вступив в борьбу со своим старшим сводным братом Ярополком и победив в ней путем предательства, Владимир Святославич коварно убивает его, став единоличным правителем Руси. Закрепляется эта победа женитьбой на неизвестной нам по имени беременной жене брата. Появившемуся на свет Святополку пришлось всю жизнь носить клеймо, что он "от двою отцю" ("от двух отцов"). Обратим внимание, что нелюбимый пасынок Владимира, заняв киевский стол, декларирует восстановление династической справедливости, избрав своим геральдическим знаком не "трезубец Владимира", дополненный еще чем либо, как это сделал Ярослав, а "двузубец" своего настоящего отца, Ярополка, деда Святослава и, возможно, прадеда Игоря. Он прямой наследник в ветви Рюриковичей по старшинству, вдобавок, другие отпрыски Владимира являются внуками Святослава не по линии неизвестной нам жены, а по линии его наложницы – ключницы княгини Ольги Малуши.
В этой связи стоит задаться вопросом: а не диктовалось ли решение убить Бориса, не столь прагматичными целями устранить потенциального претендента на наследство Владимира, рожденного в христианском браке с византийской царевной, сколь спонтанным стремлением реализовать право кровной мести и отплатить за все унижения нелюбимого пасынка, вымесить их на сыне-любимчике? Такая версия смотрелась бы как романтическая гипотеза, если не сравнить, как именно были умерщвлены Ярополк Святославич и Борис Владимирович.
Дело в том, что непосредственными убийцами Ярополка выступают тоже два варяга (!) и орудием убийства служат мечи. Летописец дает точную характеристику способа нанесения этих ударов: "подъяста и два Варяга мечьми под пазусе". Переводя эти слова в современную терминологию, можно сказать, что колющие удары были нанесены снизу вверх. Нет сомнения, что в руках варягов были типичные для этого времени каролингские клинки, достаточно длинные, предназначенные в основном для рубящих ударов. Здесь явно действовали мастера своего дела – не боя, а убийства (киллеры, как ныне мы их именуем), причем один из них или левша, или одинаково владел оружием обеими руками. Владимиру нужно было, чтобы находившиеся за дверью люди Ярополка не услышали ни шума борьбы, ни даже предсмертного вскрика.
Вероятно, Святополк действительно получил известие, что Борис взят, жив и вышгородцы направляются со своей добычей к нему. Заворачивание же Бориса в шатер (не в ковер!), есть не элемент погребальной церемонии, а средство скрыть, кого везут в Киев в телеге. Учитывая разницу в скорости верхоконного гонца и движения телеги с пленником, а так же имея представление о ее маршруте, у Святополка было время принять решение и отправить двух варягов, то есть продемонстрировать, что это не убийство брата, а законная месть за убийство отца. Почему бы тогда ему не повторить его обстоятельства, в точности воспроизвести смерть Ярополка? Почему, судя по летописному рассказу, единственный смертельный удар наносит один варяг ("един ею извлек мечь, проньзе и ко серцю")? Здесь я осмелюсь высказать смелое, впрямую ничем не подтвержденное предположение.
Повторю, убийство Бориса не было расчетливым политическим убийством. Даже в наш прагматический век заказные убийства носят долю эмоциональной окраски со стороны Заказчика, при отсутствии эмоций со стороны Исполнителя. В ту же эпоху, в обстоятельствах, при которых мститель не мог сам, собственноручно выплеснуть свои чувства, момент убийства обставлялся каким-либо особым образом. Таким способом мог быть удар, носивший у скандинавов название "сделать орла". Такой удар иногда применялся викингами. Вот как он описан в "Круге Земном": "Эйнар ярл подошел к Хальвдану и вырезал на спине орла, раскроив ему спину мечом, перерубив все ребра сверху и до поясницы и вытащив легкие наружу" (Круг Земной. Сага о Харальде Прекрасноволосом). Так Эйнар (незаконнорожденный сын) отомстил за своего отца Регнвальда, сожженного в доме сыном Харальда Прекрасноволосого Хальвданом Высоконогим, плененным на Оркнейских островах. Желание отплатить за смерть близкого еще более ужасной гибелью ярко предстает в летописном рассказе о мести Ольги древлянам.
Если это предположение верно, то понятно почему "вышгородские болярцы" тайно доставляют тело Бориса в Вышгород и спешно его захоранивают у церкви Св. Василия.
Подведем некоторые итоги. Наше "расследование" показывает, что действия Святополка в отношении Бориса нельзя рассматривать вне контекста как их собственной жизненной судьбы, так и поведенческих стереотипов именно их эпохи, переломного времени в жизни Руси. Времени, когда еще актуальным оставались ценности варварского общества, государственность еще не окрепла, а христианская духовность и мораль еще только входили в сознание. И Святополк, и Борис оказались заложниками своей судьбы, став жертвами как поведения Владимира, до поры до времени всецело зависевшего от всесильного дяди Добрыни, так и не устоявшихся представлений о разделе власти как доли наследства6. Стоит ли после этого называть Святополка Окаянным, а Путшу и вышгородцев числить извергами и иудами?
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Повесть временных лет содержит два списка сыновей Владимира (статьи 980 и 988 гг.). В первом указываются жены и дети от них, во втором, сыновья и раздаваемые некоторым из них в управление волости. Судя по первому списку, Борис и Глеб были сыновьями от некой "болгарыни". Но этот список явно легендарен и малодостоверен. В списке статьи 988 г., которая повествует о принятии Владимиром христианства и крещении Руси, называется более полный перечень сыновей князя, а затем следует перечисление их столов. Из него явствует, что вскоре после принятия крещения их получают только взрослые сыновья. Следующее распределение и перераспределение происходит после смерти Вышеслава. По данным В. Н. Татищева, он умер в 1010 г. Именно в связи с этим Борис становится князем в Ростове, а Глеб – в Муроме. Анна скончалась в 1011 г. Согласно всем источникам Борис выглядит молодым человеком, только вышедшим из юношеского возраста, а Глеб почти отроком. Если бы они не были детьми Анны, то в 1015 г. им было бы не меньше 26-27 лет, что для той эпохи возраст более чем зрелый.
2. Наиболее пространно, но крайне запутанно выглядит описание событий на Альте в "Сказании о Борисе и Глебе". Летописный текст проще и лишен повторов, но "Сказание" указывает важную деталь – присутствие в ближайшем окружении Бориса "попина его". В общем, и так ясно, что "попин" должен был сопровождать князя в походе. Не только у князя, но и у данщика Яна Вышатича во время поездки по северным русским землям был свой "попин". Важно другое. Когда дружина Бориса была перебита, "попина" видимо не тронули, иначе такой факт несомненно вошел бы в число "грехов" Путшиной чади. Не он ли мог быть источником информации о нападении на Бориса, которая в итоге легла в основу рассказов наших источников, снабдивших на свой лад содержание его ночных молений.
3. Казалось бы этому противоречит сообщение о гибели Глеба. Его бросают "на пусте месте межю дъвема колодома" по Сказанию или "на брезе межи двена колодома". Убийцы действительно могли бросить труп, но сделали это, скорее из-за спешки. С севера двигалось или было готово выступить в поход войско Ярослава. Трудно представить, что на оживленной торговой артерии, вблизи Смоленска, где бы в это время он не находился (еще в Гнездове или уже на нынешнем месте), тело Глеба осталось не замеченным. Если бы, согласно "Сказанию", труп пролежал на пустынном месте четыре года (!), то останки Глеба, попросту растащило бы зверье. Вероятно, он мог быть спешно захоронен, для чего могли использовать две однодеревки, лодки-долбленки, массовое изготовление которых в верховьях Днепра отмечал еще Константин Багрянородный. Позднее в летописном рассказе и житийных произведениях они трансформировались в "колоды", которыми, по сути, и были.
4. То есть помещают его на носилки между конями. Справедливости ради надо отметить, что красивый образ "Слова" расходится с действительностью. "Повесть временных лет" под 1078 годом сообщает, что Изяслава вначале везли на ладье, а затем традиционно на санях, хотя в начале октября снег вряд ли лежал.
5. "Сказание" не очень четко сообщает, убивают Бориса сразу оба варяга или только один. Если они действуют одновременно, то схожесть обстоятельств умерщвления Ярополка и Бориса возрастает еще больше.
6. Сложнейший вопрос о способах наследования власти в раннегосударственных образованиях типа "варварских королевств", а именно таковым являлась Русь X – первая половины XI вв., требует специального исследования. Известны различные варианты наследования – минорат, майорат, "corpus fratrum" и т. д. На Руси после монополизации высшей власти Рюриковичами возможны были разные пути наследования власти. Вокняжение Святополка открывало перспективы принципу майората, но в результате длительной борьбы возобладал принцип "лествичного права", недостаточно четкий по своей природе и периодически нарушавшийся.
|
|
