|
*
"Сага о Кнютлингах" – это огромная королевская сага, посвященная датским конунгам с X до начала XIII в., созданная в середине XIII в. по образцу свода королевских саг Снорри Стурлусона "Круг земной", написанного ок. 1230 г. Сага, как и свод, распадается на три части, первая из которых (гл. 1-27) посвящена предкам Кнута Святого, от Харальда Гормссона Синезубого (ок. 940-986) до Харальда Свейнссона, правившего с 1074 по 1080 г. Центральная часть саги (гл. 28-57) повествует о Кнуте, сыне Свейна (Свена Эстридсена), датском конунге с 1080 по 1086 г., который (как и Олав Харальдссон в Норвегии) стал первым датским святым королем и первым датским святым, канонизированным папой Римским (в 1100 или 1101 г.), и почитался в народе как мученик. Заключительная часть саги (гл. 58-130) говорит о потомках Кнута Святого вплоть до Кнута Вальдемарссона, датского правителя с 1182 по 1202 г. (cм. подробнее в: Джаксон 2012: 598-612).
"Прядь о Блод-Эгиле" (гл. 33-40) – это рассказ о сложных взаимоотношениях конунга Кнута Свейнссона со своим управляющим на о. Борнхольм, Эгилем Рагнарссоном, которые начинаются вполне дружественно, а заканчиваются тем, что конунг велит казнить Эгиля. Причиной для такого изменения отношения конунга служит целый ряд поступков Эгиля, которые конунг не считает достойными христианина. Первый. Почти умирая от жажды после тяжелейшей морской битвы с вендами, Эгиль просит подать ему пить, но мальчик-слуга отказывает ему, говоря, что все бочки с водой в ходе битвы разбиты, а вода стекла в трюм, куда натекло и много крови раненых и убитых участников сражения. "Тогда Эгиль встает и снимает шлем с головы, и зачерпывает воду из трюма, и делает три больших глотка. […] После этого случая Эгиль получил прозвище и стал зваться Блод-Эгиль (от blóð "кровь". – Т. Д.)" (перевод здесь и ниже мой по Knýtlinga saga 1919-25). При ближайшей встрече, когда Эгиль приезжает к конунгу, тот такими словами реагирует на то, что произошло:
"Это очень тяжелый проступок, и очень вредный для дела христианства, и утверждают, что мы сурово наказываем и за меньшие проступки; но поскольку ты нам нравился до этого и поскольку твоя служба кажется нам хорошей по многим причинам, мы не будем выносить тебе на этот раз такой суровый приговор, какого многие могли бы ожидать. Дам я тебе такой добрый совет, чтобы ты искупил свой грех и сначала исповедался у священников, а затем принял епитимью. Несмотря на то, что наш закон был нарушен в данном случае, мы все же простим тебя; хотя то, что ты выпил человеческую кровь, не кажется мне меньшим преступлением, чем если бы ты приготовил себе пищу из человеческой плоти".
Любопытны здесь и слова конунга о вреде такого поведения для дела христианства, точнее – о "профанации христианства" (mikit kristnispell), и неразличение им "законов" и норм поведения христианина (см. его формулировку, что на этот раз он простит Эгиля, несмотря на то, что "наш (т. е. христианский. – Т. Д.) закон был нарушен"), и его совет Эгилю исповедаться, а затем принять епитимью. Недаром англо-саксонский монах Эльнот, служивший в датской королевской капелле в начале XII в., целую главу "Страстей славнейшего Кнута, короля и мученика" посвящает тому, как сам конунг Кнут исповедался в грехах своей юности (викингских предприятиях на Балтике) и какое суровое покаяние он наложил на себя, чтобы их искупить (Ailnoth. Gesta. Cap. IX).
Эгиль обещает конунгу, что он так и сделает, но так и не предпринимает ничего. Трижды в пряди ставит конунг перед Эгилем один и тот же вопрос, а нежелание Эгиля очиститься от совершенного им проступка, противного духу христианства, воспринимает как еще одно его прегрешение. Заканчивается это тем, что конунг назначает другого управляющего на Борнхольм:
"Ну и как сейчас обстоят дела, Эгиль, – сказал конунг, – с тем, о чем я тебе не один раз напоминал, и о чем ты должен помнить: ты искупил свой грех?". Эгиль ответил тогда рассерженно: "Я надеюсь, господин, – говорит он, – что, хотя ты и напоминаешь мне часто об этом деле, все же я сам могу решить по своему разумению". Тогда отвечает конунг: "Теперь я понимаю, что сбудется то, что я сказал тебе в тот первый раз, когда я тебя увидел: что ты не станешь удачливым во всем человеком. Теперь же, коль скоро ты отрицаешь необходимость для тебя этого дела, то я совершенно больше не хочу, чтобы ты служил мне, и отныне ты больше не будешь охранять мои владения".
Дальнейшие претензии конунга к Эгилю связаны с тем, что тот живет с бóльшим размахом, чем ему положено по его рождению и званию, а также постоянно отправляется в военные походы: "В таком случае ты избрал плохой образ жизни, если ты пускаешься в викингские походы; это обычай язычников, и я тебе этого не позволю". Сам в молодости викинг, он осуждает викингство как язычество (см.: Phelpstead 2007: 160-177).
Последнее прегрешение Эгиля, в котором конунг вынуждает его признаться, – чудовищно: захватив и разграбив норвежский корабль, Эгиль и его люди "вывели корабль на плоские камни и подожгли его, и сожгли всё вместе – людей и корабль – так, что не должно было быть видно ни следа всего этого, за одним лишь исключением, что камни с тех пор стали красными". Услышав рассказ Эгиля о его бесчеловечном поступке, конунг говорит: "Вот и оказалось, как я и предполагал, что ты заслуживаешь смертной казни". Действительно, проплывая мимо тех островов по пути на Борнхольм, где он выслушивает признание плененного им Эгиля, Кнут видел эти красные камни и даже решил, "что это человеческих рук дело и вскоре это выяснится". Однако похоже, что не только угаданное конунгом преступление, но и общая оценка им поведения Эгиля звучат в его словах "как я и предполагал". На это указывают те загадочные на первый взгляд слова, которые он произнес, обнаружив красные камни: "Может статься, сейчас выйдет наружу то, что мне давно приходило на ум и что касается нас с Эгилем". Очевидно, что "языческое" поведение его управляющего подготовило конунга к тому, что от того можно ждать и других нарушений законов христианского общества.
Когда многочисленные родичи Эгиля, которые были людьми весьма уважаемыми, начинают предлагать конунгу деньги, пытаясь освободить Эгиля, конунг отвечает: "Никогда обо мне не скажут, что я до такой степени предал свою веру, что за деньги или по причине дружбы с некоторыми людьми стал судить нечестно. Разве не было бы основанием для смертного приговора, если бы был убит лишь один человек?". Обратим внимание на то, что конунг в этот момент говорит не о "законах", а о "вере".
Эгиля вздернули на виселице, люди его были либо убиты, либо покалечены, либо изгнаны из страны, "и уничтожил он (конунг. – Т. Д.) таким образом эту банду разбойников. За этот поступок многие, однако, стали его ненавидеть, поскольку Эгиль был знатного происхождения и у него было много родичей. После этого хёвдинги объединились против конунга и сильно ожесточились против него, и многие люди затем последовали за ними; они считали, что он могуществен и жесток в расправе, а они в прежнее время привыкли к независимости"1.
На этом заканчивается "Прядь о Блод-Эгиле". Кроме "Саги о Кнютлингах", она встречается только в "Книге с Плоского острова" (Flateyjarbók 1868: 435-441), где она не имеет заголовка, никак не связана с окружающим текстом и куда, вне всякого сомнения, позаимствована (с некоторыми сокращениями) из саги (Finnur Jónsson 1900: 36; Bjarni Einarsson 1986: 41; Phelpstead 2007: 164). Создателем фрагмента о Блод-Эгиле, полагают исследователи, был сам автор "Саги о Кнютлингах". Датское историописание от Эльнота до Саксона Грамматика (нач. XIII в.), равно как и саговая традиция, не знают Эгиля Рагнарссона. Как указывает издатель "Саги о Кнютлингах" Бьярни Гуднасон (Knýtlinga saga 1982: 153б not 1), нигде в сагах нет больше упоминаний ни хутора отца Эгиля (Рагнарсстадир, в епископстве Рибе), ни озера, названного его именем (Рагнарссьор). Похоже, что перед нами выдуманный рассказ о выдуманном персонаже, хотя сага и сообщает информацию о его родственных и дружеских связях (Bjarni Einarsson 1986: 47).
Бьярни Гуднасон в предисловии к изданию "Саги о Кнютлингах" указал на сходство "Пряди о Блод-Эгиле" с одним фрагментом "Саги об Олаве Святом" Снорри Стурлусона (Knýtlinga saga 1982: cxxv). Исследователи не сомневаются в том, что у саг о норвежском и датском святых королях есть определенные параллельные места, но для рассматриваемой нами пряди был предложен также другой источник вдохновения и заимствования, возможно, тоже принадлежащий Снорри Стурлусону, а именно история Торольва Квельдульвссона, рассказанная в начальных главах "Саги об Эгиле" (Bjarni Einarsson 1986). В любом случае, автором "Пряди о Блод-Эгиле" представляется сам автор "Саги о Кнютлингах". Кстати, мне уже доводилось писать о его умении творчески использовать материал источников, подчиняя его своему замыслу (Джаксон 2009). По меткой формулировке Бьярни Эйнарссона, "если этот эпизод и выглядит необходимой составляющей истории о конунге Кнуте, то это потому, что так его подал автор саги" (Bjarni Einarsson 1986: 43).
Зачем же автору "Саги о Кнютлингах" понадобилась эта история? Сама по себе она несет определенную функциональную назрузку, поскольку в ней содержится объяснение возникшего в стране недовольства Кнутом, восстания против него и его убийства. Однако датские источники, с частью из которых был знаком автор "Саги о Кнютлингах" (см.: Knýtlinga saga 1982: cxvii-cxxxiv), успешно объясняют все эти события "без помощи" Блод-Эгиля (Bjarni Einarsson 1986: 42-43; Phelpstead 2007: 164-168). Очевидно, что автор, создавая искомый эпизод, преследовал и иные цели. Как отмечает Арманн Якобссон (Ármann Jakobsson 2005: 398), автор "Саги о Кнютлингах" уделял много внимания институту королевской власти как таковой и достоинствам конунгов. Через образы отдельных конунгов здесь выражается общая идеология королевской власти: конунги делятся на плохих и хороших (вроде Кнута Святого), каковые "способствовали поддержанию мира и являлись прилежными сторонниками церкви, объединение с которой было для них абсолютным" (см. также: Ármann Jakobsson 1997: 286-288). "Прядь о Блод-Эгиле", вне сомнения, работает на создание образа конунга Кнута, чье правление отличала, так сказать, суровая справедливость. В этом рассказе проявляются все те черты конунга, о которых говорилось в разных местах: в предсмертной просьбе его отца избрать конунгом именно Кнута, в той характеристике Кнута, которую дает на тинге один бонд, в авторских ремарках, в отдельных поступках самого конунга. Здесь всё это дано в концентрированном виде: конунг сурово, но справедливо наводит порядок в своей стране, и при этом христианское поведение и закон для него неразделимы. Викинг-язычник в молодые годы и святой в будущем, именно в этой пряди он предстает ревностным христианином, желающим не быть связанным древними законами и обычаями, но утверждающим новые христианские законы своей страны.
ПРИМЕЧАНИЯ
* Работа выполнена по гранту РФФИ № 12-06-00210а.
1. Мотив заботы христианских королей о безопасности в стране и борьбы с разбойниками характерен для раннеисторических описаний (см. в статье Т. В. Гимона в настоящем сборнике о том, как события такого рода отображались в исторической памяти первых поколений правящей элиты христианизированных Нортумбрии и Руси).
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Джаксон Т. Н. Об источнике одного географического описания (Knýtl 32 и GHS 37) // ВЕДС. XXI: Автор и его источник: восприятие, отношение, интерпретация. М., 2009. С. 100-106.
Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе. Издание второе, в одной книге, исправленное и дополненное. М., 2012.
Ailnoth. Gesta Swenomagni regis et filiorum eius et passio gloriosissimi Canuti regis et martyris // Vitae Danorum sanctorum / M. Cl. Gertz. København, 1908. B. I.
Ármann Jakobsson. Í leit að konungi. Konungsmynd íslenskra konungasagna. Reykjavík, 1997.
Ármann Jakobsson. Royal Biography // A Companion to Old Norse-Icelandic Literature and Culture / R. McTurk. Oxford, 2005. P. 388-402.
Bjarni Einarsson. On the "Blóð-Egill" Episode in Knýtlinga saga // Sagnaskemmtun. Studies in Honour of Hermann Pálsson on his 65th birthday, 26th May 1986 / R. Simek, Jónas Kristjánsson, H. Bekker-Nielsen. Wien; Köln; Graz, 1986. P. 41-47.
Finnur Jónsson. Knytlingasaga, dens Kilder og historiske Værd // Det Kongehge Danske Videnskabernes Selskabs Skrifter. 6 Rk. Hist. Phil. Afd. 6, nr. 1. Köbenhavn, 1900. S. 1-41.
Knýtlinga saga // Sögur Danakonunga / C. af Petersens og E. Olson (SUGNL. B. XLVI). 1919-1925.
Knýtlinga saga // Danakonunga sögur / Bjarni Guðnason (ÍF. B. XXXV). 1982. Bls. 91-321.
Phelpstead C. Holy Vikings: Saints’ Lives in the Old Icelandic Kings’ Sagas. Tempe, 2007.
|
|
