Литература

Источник: Германистика. Скандинавистика. Историческая поэтика. – М.: МАКС Пресс, 2008 (стр. 207-224)

William Shakespeare of Stratford-upon-Avon was to bring lasting lustre to a surname long held to be an embarrassment. In 1487, on becoming a celibate don at Merton College, Oxford, one Hugh Shakespeare had changed his name to Hugh Sawnders. 'Mutatum est istud nomen eius, quia vile reputatum est,' records the College register: 'He changed that name of his, because of its base repute. For all its ripe phallic imagery, shared with similar names like Shakestaff and Wagstaff, Shakespeare survived as a fairly common surname (in all manner of different spellings) in Warwickshire and its environs throughout the late Middle Ages, particularly in the thriving city of Coventry and a cluster of villages in what was then the Forest of Arden, a dozen miles north of Stratford-upon-Avon. In 1284 a William Sakspere of Clopton, Gloucestershire, was hanged for theft; a century later, in 1385, another William Shakespeare served on a coroner's jury in Balsall. Between 1530 and 1550 tenant farmers called Richard Shakspere, Shakespere, Shakkespere, Shaxpere and Shakstaff were penalised on numerous occasions for non-attendance at the manor court at Warwick, choosing to pay the 2d fine rather than lose a day's work making the six-mile walk each way. In fact, of course, they were all the same man: the poet's grandfather¹.

В Норвегии XI в. едва ли можно найти человека, который, не принадлежа по рождению к потомкам конунгов или ярлов, был бы столь же могущественен и знаменит, как Эйнар сын Эйндриди (ум. 1050 г.). Общественная и, если так можно выразиться, политическая жизнь этого норвежского бонда была на редкость долгой и по большей части чрезвычайно успешной. Его карьера началась еще при конунге Олаве Трюггвасоне (ум. 1000 г.), причем уже тогда он считался, по-видимому, настолько доблестным воином, что был принят на знаменитый корабль конунга, Великий Змей, в обход всех правил: согласно источникам, на судно брали только тех, кто был не старше шестидесяти и не младше двадцати лет. Эйнару же в ту пору было всего восемнадцать, и составители саг, перечисляя дружинников на Великом Змее, называли его по этой причине "недорослем" (...hann þótti beim eigi hlutgengr, þvíat hann var xviii vetra)².

После поражения Олава Трюггвасона в битве при Свёльде Эйнар не только не попал в опалу, но, напротив, сделался близким другом ярлов Эйрика и Свейна, фактических правителей Норвегии. Близость эта была даже закреплена браком: ярлы выдали за него свою родную сестру Бергльот. Он довольно долго находился в оппозиции к Олаву Святому, между ними случались и прямые конфликты, однако в описаниях знаменитой битвы при Стикластадире (ум. 1030 г.), где почти все сколько-нибудь прославленные бонды противостояли конунгу, мы не обнаруживаем рассказа о действиях Эйнара³. Ему удалось остаться в стороне от этого столкновения, окончившегося, как известно, гибелью крестителя Норвегии⁴. Характерно, что несколько лет спустя Эйнар оказался в числе первых, кто признал святость убитого конунга⁵.

Скорее всего, именно благодаря столь своеобразному нейтралитету; впоследствии Эйнар вместе с Кальвом сыном Арнора возглавил посольство на Русь, ко двору Ярослава Мудрого (ум. 1054 г.), у которого воспитывался юный сын Олава Святого, Магнус Добрый (ум. 1047 г.). Как мы знаем, результатом этого посольства было возвращение Магнуса в Норвегию, где он занял королевский престол. При Магнусе слава и могущество Эйнара достигли своего наивысшего расцвета. В отличие от Кальва, который быстро рассорился с Магнусом, он сделался главным советчиком и личным другом молодого конунга⁶, чье правление на беду оказалось не слишком продолжительным.

Похороны Магнуса Доброго, согласно королевским сагам, становятся своеобразным началом конца для этого могущественного бонда. Соправитель и преемник Магнуса, его дядя Харальд Суровый (ум. 1066 г.) заметно опасался все возраставшего влияния и популярности Эйнара. Конунг полагал, что число его сторонников и та свита, которой Эйнар себя окружает, изобличают его намерения захватить власть в стране. Речи и поведение этого человека были столь независимы, как если бы Харальда не существовало вовсе. Конунг же был явно не из тех, кто стал бы мириться с таким положением дел, и во время очередной ссоры Эйнар и его сын Эйндриди были предательски убиты по распоряжению Харальда.

Итак, перед нами жизненный путь человека, чье имя надолго осталось в памяти потомков. При этом, что весьма характерно для скандинавской культуры, в традиции сохраняется и прозвище знаменитого бонда, прозвище, которое производит впечатление своей ярко выраженной индивидуальностью и явной неоднозначностью. Мы находим его практически в любом своде королевских саг – всюду Эйнар зовется þambarskelflr. Перевод этого прозвища на современные языки в известном смысле непосредственно связан с тем, какая из возможных интерпретаций этого именования будет принята. Историки XIX в. толковали его в, так сказать, романтическом ключе – "Сотрясатель тетивы". Внутренняя форма слова þambarskelflr вполне допускает такую интерпретацию, поскольку слово þömb означает, в частности, 'тетива', a skelfir не что иное, как nomen agentis от глагола skelfa со значением 'трясти, потрясать, ужасать (заставлять дрожать, трепетать, трястись <от страха>)'⁷.

В начале XX в. Финнур Йонссон обратил внимание на другое значение слова þömb – 'живот, брюхо', отметив, что именно оно, скорее всего, и является основным⁸. Из "Сотрясателя тетивы" прославленный' Эйнар сын Эйндриди превратился, таким образом, в "Брюхотряса". Именно как Эйнар Брюхотряс он известен и современному русскому читателю, а англичане знают его как Einarr Paunch-Shaker или Belly-shaker. Впрочем, в XX в. появлялись работы, отстаивающие и более раннюю, героико-романтическую версию прозвища ("Потрясатель тетивы")⁹. Вопрос этот в известном смысле остается открытым и по сей день¹⁰, исследователи так и не решили, желали ли современники посмеяться над Эйнаром или возвеличить его.

Во многом трудности интерпретации связаны здесь с относительной редкостью самого термина þömb и его производных. У нас попросту нет достаточно репрезентативного числа контекстов, где бы это слово употреблялись вне состава прозвища, чтобы на их основании можно было сделать точный выбор и предпочесть одно значение другому. Существует скальдический текст начала XI в. (Grámagaflím "Рыбья хула" или "Серое брюхо"), где с помощью þömb обозначается выросший тугой живот женщины, которая забеременела, съев рыбу с серым брюхом¹¹. При этом до нас не дошло ни одного текста старше XV в., где бы это слово обладало значением 'тетива', мы обнаруживаем его лишь в записях исландских рим, датируемых 1400 г. Правда, не стоит забывать о том, что эти исландские римы были сложены ранее и бытовали в устной традиции.

С другой стороны, подобная скудость данных, извлекаемых из древнеисландских источников, хотя бы отчасти восполняется сведениями, которые можно почерпнуть из скандинавских языков Нового времени. Так, в частности, Финнур Йонссон и Р. Клизби указывают на произ водные от этого корня в современных им норвежском и исландском языках, например, исландский глагол þamba, означающий 'наливаться, надуваться неким напитком' или существительное среднего рода þamb в выражении stand á þambi 'с набитым животом, надутый, вспученный'¹³.

В лексикологических заметках этих авторитетных исследователей значение 'тетива' понимается как вторичное (метафорическое, согласно Р. Клизби) по отношению к значению 'брюхо, живот'. Мотивировка такого переноса значения представляется достаточно понятной, общим семантическим компонентом здесь выступает, по-видимому, такая характеристика объекта, как "туго натянутый, круто выгнутый" и т. п.¹⁴ В то же время, даже если мы сочтем значение 'тетива' вторичным, едва ли следует полагать, что оно непременно является поздним, так как оно хорошо просматривается по этимологическим данным в различных языках¹⁵. Отсутствие его в ранних памятниках еще не может служить безоговорочным основанием для того, чтобы объявить его отсутствующим в древнем языке.

Любопытно при этом, что в сагах мы обнаруживаем по меньшей мере двух персонажей, которые носили прозвище þömb – это посол норвежского ярла Скули Йостейн þömb, живший в XIII в., о котором упоминается в "Саге о Хаконе Хаконарсоне"¹⁶, и живший в XI столетии Торир þömb, о котором рассказывается в "Саге о Греттире"¹⁷. Однако ни в одной из этих саг мы не обнаруживаем проясняющего контекста, который бы позволил выбрать то или иное значение при переводе¹⁸.

Так или иначе, элемент þömb, входящий в прозвище Эйнара, является достаточно экзотическим. Живот куда чаще назывался (в том числе и в прозвищах) magi, kviðr, líf, vömb¹⁹, а тетива – strengr²⁰. Очевидно, что в обыденном узусе употребление этого редкого и многозначного термина вне состава сложного слова в силу разнесенности денотатов неизбежно требовало бы известной определенности. Само по себе слово þömb означало бы или туго натянутую тетиву, или туго набитый живот. Включение þömb в композит приобщало его к той области именований и поэтических высказываний, где подобная однозначность смыслов была вовсе не обязательной.

При этом мы взяли бы на себя смелость предположить, что композит þambarskelfdr по своей внутренней форме отнюдь не был полной загадкой для средневековой аудитории. Более того, неразделенность, своеобразная диффузность основы þömb ('живот', 'тетива') обеспечивала всему сочетанию тот специфический характер каламбура, который позволяет слову стать прозвищем, закрепиться в сознании современников и потомков за определенным человеком. Двусмысленность, сочетание низкого и высокого, взаимодействие двух стилистических регистров языка, возможно, и давали прозвищу известную устойчивость и жизнеспособность. Иными словами, у нас нет необходимости отвергать одно из значений этого слова, скорее следует принять в данном случае всю его многозначность.

В то же время нельзя упускать из виду, что самая двусмысленность прозвища на разных этапах его бытования в традиции естественным образом подталкивала к выбору в пользу того или иного значения, и это касается не только современного исследователя, но и составителей саг в конце XII – XIII в. Совершенно очевидно, что их выбор, никогда эксплицитно не выражаясь, тем не менее со всей определенностью склонялся в сторону высокого смысла этого именования – "Потрясатель тетивы". Судя по всему, именно так объясняются многочисленные саговые рассказы о том, как Эйнар замечательно стрелял из лука и что ему не было равных в этом искусстве. Весьма выразителен в этом отношении, например, один центральных эпизодов в описании уже упоминавшейся битвы при Свёльде:

"Эйнар Брюх отряс стоял сзади на корме Змея и стрелял из лука. Он был самый меткий стрелок в войске. Эйнар пустил стрелу в Эйрика ярла и попал в верх руля над самой головой ярла. Стрела глубоко вонзилась в дерево. Лрл увидел стрелу и спросил, не знают ли его люди, кто пустил стрелу. Но тут же другая стрела пролетела так близко от ярла, что прошла между бедром и его рукой и насквозь пронзила спинку сиденья кормчего. Тогда ярл сказал человеку – он был отличным стрелком, – о котором одни говорят, что его звали Финн, а другие, что он был финном²¹: – А ну-ка пусти стрелу в того ражего детину на корме Змея. Финн выстрелил, и стрела попала в середину лука Эйнара в то мнговение, когда тот натягивал свой лук в третий раз. Лук с треском разломился надвое. Тогда Олав конунг спросил: – Что это лопнуло с таким треском? Эйнар отвечает: – Лопнуло дело твое в Норвегии, конунг. – Никогда не бывало такого громкого треска, – говорит конунг. – Возьми-ка мой лук и стреляй. И он бросил ему свой лук. Эйнар взял лук, натянул тетиву на острие стрелы и сказал: – Слаб, слишком слаб лук конунга. И он бросил лук, взял свой щит и свой меч и стал сражаться"²².

Здесь рассказчик, как бы вслед за участниками событий, восхваляет мастерство Эйнара. Сам же Эйнар произносит, как мы можем убедиться, слова, содержащие и афористическое пророчество о судьбе Олава Трюггвасона, и в каком-то смысле, – хвалу самому себе. Действительно, дело Олава проиграно, но не проиграно ли оно хотя бы отчасти потому, что Эйнар лишился своего лука? Лук конунга оказывается слаб для такого стрелка, как Эйнар, а сам конунг не сможет удержать власть над державой. Как и многие саговые афоризмы, высказывание Эйнара обладает и сиюминутной коммуникативной направленностью, выражая немедленную реакцию на конкретные события, и в то же время обобщает их, переводит на другой уровень осмысления²³.

Кроме того, в этом эпизоде мы видим отзвуки универсальной традиции, восходящей к глубокой архаике, но, по-видимому, вполне актуальной на протяжении всей эпохи Средневековья. Сила, необходимая для выстрела из лука, оказывается главным воплощением и средством оценки мощи и могущества человека в целом. Благодаря этой мощи прославленные мужи как бы ерошены со своим личным оружием: никто кроме владельца не может натянуть тетиву его лука, никто не может им воспользоваться. Зачастую именно по такой способности герой, сохраняющий инкогнито, может быть узнан друзьями и недругами. В качестве наиболее известного примера подобного рода можно привести знаменитую сцену избиения женихов из "Одиссеи" или даже предания о Робин Гуде.

Индивидуальная сила мужчины (в том числе и сексуальная), по-видимому, легко связывалась с искусным владением оружием, однако тема эта существенно шире тех задач, которые мы пытаемся разрешить в данном работе. Сейчас же приведем некоторые дополнительные примеры, свидетельствующие о том, что саговая традиция ассоциировала образ Эйнара прежде всего с темой стрельбы из лука. В ряде саг встречается описание его искусной стрельбы как таковой, не связанное с той или иной битвой:

"После гибели Олава сына Трюггви Эйрик ярл помирился с Эйнаром Брюхотрясом, сыном Эйндриди сына Опоркара. Эйнар отправился с ярлом на север Норвегии. Говорят, что Эйнар был человеком очень сильным и лучшим в Норвегии стрелком из лука. Он намного превосходил всех в стрельбе из лука. Он пробивал стрелой без наконечника подвешенную на шесте свежую воловью шкуру. Он отлично ходил на лыжах, был очень сноровистым и доблестным мужем. Он был человеком родовитым и богатым. Эйрик ярл и Свейн ярл выдали за Эйнара свою сестру Бергльот, дочь Хакона. Она была очень достойной женщиной. Сына их звали Эйндриди. Ярлы дали ему большое поместье в Оркадале, и он сделался самым могущественным и знатным человеком в Трёндалёге. Он был большим другом ярлов и их самой надежной опорой"²⁴.

Как уже отмечалось, ни в этом фрагменте, ни где-либо еще из дошедших до нас саговых текстов нет специфических "метаязыковых" ремарок составителя саги, в которых бы напрямую говорилось, что Эйнар был прозван так, а не иначе, именно благодаря перечисленным своим качествам. Тем не менее вся характеристика Эйнара в целом очень напоминает характерный для сагового повествования комментарий к прозвищу. Прозаический нарратив как бы превращает в более пространное описание то, что в прозвище было передано одним словом или словосочетанием (а в поэзии могло бы быть выражено одной строкой).

Итак, саги явно тяготеют к, так сказать, "высокой" версии истолкования прозвища þambarskelfir. Впрочем, как предположила К. Гаде, в некоторых саговых эпизодах мог обыгрываться и амбивалентный, двусмысленный характер этого прозвища. Эта амбивалентность, в частности, используется исследовательницей для прояснения несколько загадочного эпизода, где описывается начало ссоры конунга Харальда Сурового и Эйнара, той ссоры, которая закончилась гибелью последнего²⁵. На пиру конунг напоил Эйнара и подучил одного из своих родичей сплести несколько травинок и, по версии "Книги с Плоского острова"²⁶, засунуть их в нос задремавшему бонду (что выглядит вполне рационально с физиологической точки зрения), или, по более древней версии "Гнилой кожи"²⁷, вложить их Эйнару в руку, заставив сжать ее. Далее же, – и здесь обе версии сходятся, – шутник должен был толкнуть престарелого воина с возгласом "пора, Эйнар!". Так и было сделано. Эйнар же, как и ожидали насмешники, пробудившись, вскочил и внезапно испортил воздух. Когда он понял, что произошло и что все это было подстроено, чтобы посмеяться над ним, он немедленно покинул пир и в ярости отправился домой. На следующий день Эйнар вернулся с большим количеством людей и убил своего обидчика, родича конунга. Именно после этого Эйнар и его сын Эйндриди были зарублены по приказу Харальда.

Почему же Эйнар счел оскорбление на пиру настолько тяжким, что местью за него должно было быть немедленное убийство? К. Гадэ полагает, что это была не просто грубая шутка: дело было в том, что конунг Харальд таким образом обыгрывал двойной смысл прозвища своего противника и стремился намекнуть, что Эйнар утратил былую силу и мощь. Тот, кто натягивал тетиву в битве при Свёльде, отныне сжимает пучок соломы, тот, кто столь метко стрелял из лука, может теперь производить только "выстрелы" совсем иного рода. Другими словами, лишь туго набитое брюхо Эйнара теперь способно издать всеми слышимый треск. При такой интерпретации очевидно, что рассказчик саги, прежде всего той ее версии, которую мы обнаруживаем в "Гнилой коже", учитывает возможность игры со значением прозвища, а следовательно и самую семантическую амбивалентность этого именования.

Таким образом, интерпретация К. Гадэ, допускающая многозначность прозвища Эйнара, во многом близка к тому, о чем до сих пор говорили и мы, однако исследовательница сосредотачивает свое внимание лишь на том, как могло осмысляться прозвище Эйнара в эпоху записи саг, а не в ту пору, когда сын Эйндриди был им наделен²⁸. Мы же предполагаем, что многозначность этого прозвища ни в коей мере не является продуктом письменной литературной традиции, что она была присуща именованию Эйнара изначально. Но почему же, в таком случае, современники наградили его прозванием, которое благодаря довольно экзотической лексеме þömb (трактуемой скорее как 'брюхо'), так легко приобретало "сниженное" значение?

Как кажется, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо попытаться понять, какой дополнительный смысл мог вкладываться в этот "низменный" вариант именования Эйнара. Что или кто описывается при помощи сложного слова 'Брюхотряс'? Идет ли речь только о натуралистическом изображении человека, который настолько толст и грузен, что трясет своим собственным брюхом? В таком случае вызывает некоторое удивление то обстоятельство, что Эйнар, нося это прозвище и обладая такой статью уже в восемнадцать лет, сражался столь доблестно и, вопреки общепринятому порядку, был взят в личную дружину конунга на корабль Великий Змей.

Исследователи уже обращали внимание на это несоответствие. Сторонниками "теории брюха" высказывалось предположение, что Эйнар получил это прозвище лишь к старости, когда заметно растолстел, а на его молодые годы оно переносилось, так сказать, задним числом²⁹. Однако сторонники "теории тетивы" совершенно справедливо находили такое объяснение искусственным³⁰. Помимо всего прочего, нигде в сагах мы как будто бы не находим упоминания о том, что комплекция Эйнара так существенно изменилась с возрастом, и нигде нет и каких-либо рассказов о получении им этого нового именования именно в зрелые годы³¹. Между тем сюжеты о получении прозвища и о смене прозвищ были для составителя саг настолько актуальными, что трудно себе представить, будто они могли опустить настолько важное событие в жизнеописании одной из известнейших фигур XI в. Даже собственно языковые коннотации þömb, извлекаемые из всего того, что о нем известно, как кажется, противоречат идее соположения лексем skelfir и þömb для описания немолодого толстяка. Как мы помним, þömb скорее характеризует плотный, туго набитый, "налитой" живот ("with the notion of being blown up", по выражению P. Клизби), а не тот, что сотрясается при каждом движении. Итак, скорее всего, если Эйнар и был "Брюхотрясом", то он был им с самого начала, с тех пор, как совсем молодым человеком попал в самую гущу военных и политических событий.

Более того, в одном из своих значений это прозвище подходило, по всей видимости, именно молодому воину, превосходящему своей силой сверстников. Это утверждение требует как лингвистического, так и семиотического комментария. Глагол skelfa, от которого образован элемент skelfir в прозвище Эйнара, сам по себе является производным от сильного глагола skjálfa 'трястись, трепетать, дрожать'. Казуальный же слабый глагол skelfa означает, соответственно, 'заставлять трепетать, дрожать, трястись'. При этом nomen agentis от skelfa имеет, как уже отмечалось исследователями, ярко выраженную субъектно-объектную направленность. Иными словами, тот, кто потрясает, противопоставлен тому, на что направлено его действие, и, таким образом, объект действия чаще всего в известном смысле лежит за пределами субъекта³².

Такие характеристики nomen agentis от глагола skelfa проявляются в достаточно древних эпитетах и прозвищах. Один из исландцев, живший в IX в., в "Книге о занятии земли" называется, например, Викинг (имя собственное. – Ф. У.) Skáneyrarskelfir "потрясатель (устрашитель) сконцев"³³, а некий Асгейр, который в X в. в отместку перебил всю команду норвежского корабля, в саге и в той же "Книге о занятии земли" награждается прозвищем austmannaskelfir "потрясатель (устрашитель) восточных людей (= норвежцев)"³⁴. Сложными эпитетами с элементом -skelfir (danaskelfir "потрясатель (устрашитель) данов", liðskelfir "потрясатель (устрашитель) войска") в ряде случаев называется в скальдической поэзии конунг Магнус Голоногий (ум. 1103 г.)³⁵. Таким образом, в традиции именования на -skelfir имеют отчетливо выраженный героический характер.

На фоне этих прозвищ и отглагольных характеристик, данных воинам, которые заставляли трепетать жителей Сконэ, норвежцев или данов, устойчивое прозвание Эйнара сына Эйндриди, где к компоненту -skelfir присоединен многозначный элемент, означающий в том числе 'брюхо', выглядит еще более неожиданным, некий смысловой сдвиг оказывается еще более явным³⁶. По всей вероятности, каламбурный характер этого именования хотя бы отчасти объясняется тем, что речь в нем может идти вовсе не о животе самого Эйнара. Дело в том, что мы располагаем довольно репрезентативным числом контекстов, где различные активные действия, производимые над животом, являются ничем иным, как обозначением отношений сексуального характера, а точнее говоря – эвфемистическим описанием полового акта. Зачастую (хотя и не обязательно) это описание вкладывается в уста кого-либо из саговых персонажей и являет собой вызов, оскорбление или насмешку.

Действие может обозначаться, например, глаголом 'хлопать' или 'трепать' (klappa): так, в "Саге о людях с Песчаного Берега" рассказывается о том, что некий "Гуннлауг сын Торарина Толстого был любознателен: он часто бывал на Чаечном Склоне и перенимал знания у Гейррид дочери Торольва, ибо ей было ведомо многое. Однажды днем, когда Гуннлауг шел к Чаечному Склону, ему случилось зайти на Холм, и он разговорился с Катлой, а она спросила его, правда ли, что он снова собрался на Чаечный Склон, чтобы трепать старухе живот (klappa um kerlingar nárann)"³⁷.

В другой саге, "Саге о побратимах", о гибели одного из персонажей, Торгейра, говорится следующее:

"И вот, поскольку люди Торгрима поняли, что нападать на Торгейра намного опаснее, чем трепать баб за вымя (букв. "хлопать по животу своих жен" – klappa um maga konum sínum), дело подвигалось у них медленно, и Торгейр обошелся им дорого, ибо из слов Тормода следует, что прежде чем пасть, Торгейр принес смерть четырнадцати людям"³⁸.

В "Саге о Греттире" мы обнаруживаем довольно пространное описание того, как Греттир демонстративно отлынивает от общих работ на корабле во время путешествия, оскорбляет своих попутчиков и оказывается совершенно невыносимым. Помимо всего прочего, его спутники подозревают, что Греттир соблазнил плывшую с ними молодую женщину, жену кормчего. Наконец, вспыхивает ссора, во время которой ему было брошено такое обвинение:

"Тебе больше нравится хлопать по животу жену кормчего Барда (klappa um kviðirm á konu), чем выполнять свои обязанности на корабле"³⁹.

Возможно, глагол klappa используется в подобного рода выражениях столь охотно не только благодаря своей семантике, но и потому, что; он образует аллитерирующие сочетания (klappa um kerlingar nárann, klappa um maga konum, klappa um kviðinn á konu)⁴⁰. В то же время в такого рода эвфемистическом описании может употребляться отнюдь не только этот глагол. В "Саге о Ньяле", например, очень сходное оскорбление воплощено с помощью иных лексических средств:

"Началась перебранка, и Тьостольв сказал Глуму, что тот только и умеет, что елозить на животе у Халльгерд (brölta á maga Hallgerði)"⁴¹.

Обратим внимание, что интересующий нас эвфемизм не является устойчивым фразеологическим сочетанием, состоящим из жестко закрепленных лексических единиц. Скорее, он представляет собой соположение концептов и может быть описан формулой "активное действие + живот женщины", причем каждый из элементов, как мы убедились, может обозначаться в нем по-разному. Так, глагол brölta 'возиться, елозить' сам по себе, по-видимому, обладал некими эротическими коннотациями⁴², а глагол klappa был с этой точки зрения вполне нейтрален и приобретал соответствующий смысл лишь в интересующих нас сочетаниях.

Итак, несмотря на определенную вариативность в лексическом наполнении этой конструкции, у нас, как кажется, есть все основания говорить о ее цельности и устойчивости, быть может в первую очередь потому, что это едва ли не единственный способ регулярного и при этом конкретного перифрастического описания действия futuere, которое мы находим в сагах⁴³. В сагах семантика глагола в подобных выражениях, вообще говоря, отчасти нивелируется, он действительно должен обозначать активное и, так сказать, резкое действие. Конкретный же характер этого действия в известном смысле не имеет решающего значения, так как обозначение этого действия призвано заместить здесь другой термин с эксплицитным обсценным значением. Семантическая нагрузка, скорее, переносится на другой элемент перифрастического описания – на живот женщины.

На наш взгляд, прозвище Эйнара þambarskelfir принадлежит к этому же разряду эвфемистических характеристик. Разумеется, будучи прозвищем, оно по ряду грамматических параметров отличается от непрозвищных словосочетаний, употребляемых в саговом нарративе. Глагол замещается здесь производным от него nomen agentis, что более чем закономерно, поскольку собственно глагольные прозвища не были свойственны скандинавской антропонимической традиции.

Как видно из приведенных выше примеров, живот женщины также мог обозначаться с помощью разных лексем (magi, nári, kviðinn), и слово þömb хорошо встраивается в этот ряд. Напомним, что в примере из скальдической поэзии, где зафиксирована лексема þömb, она относится к растущему животу беременной женщины. При этом та форма родительного падежа, которую мы видим в прозвище Эйнара, соотносит это именование с уже упоминавшимися нами величальными эпитетами типа "потрясатель данов", и, по-видимому, если переводить его буквально, следовало бы выбрать конструкцию "сотрясатель (устрашитель?) живота", подразумевая, что речь в данном случае идет о животе женщины, а прозвище в целом обладает значением fututor.

Если такая интерпретация верна, то перед нами прозвище почти обсценное, но насмешливое и почетное одновременно. Сказанное, однако, нисколько не отменяет предложенного ранее тезиса о моногозначности этого именования, о возможности его понимания в двух регистрах, высоком и низком. Не случайно оба составляющих его компонента вполне допускают такое амбивалентное толкование. В самом деле, будь здесь употреблено, например, производное от глагола klappa, прозвище Эйнара стало бы откровенно непристойным, утратило героическую составляющую и, рискнем предположить, едва ли могло бы сохраняться на протяжении всей жизни за человеком его репутации и положения в обществе. При существующей же двойственности остается простор для выбора: можно толковать прозвище как героическое ("Потрясатель тетивы"), можно как вполне благопристойное и насмешливое ("Трясущий брюхом") и, наконец, можно сосредоточиться на том его значении, где откровенная юмористическая составляющая сочетается с несомненным признанием известных достоинств (fututor).

Очевидно именно по первому, так сказать, героическому пути интерпретации двинулись потомки Эйнара, сохранившие в сагах его жизнеописание. Как мы помним, в большинстве саговых текстов с его именем ассоциируется исключительно стрельба из лука, а не его грузность или подвиги на сексуальном поприще. При этом трудно допустить, чтобы Снорри Стурлусон, например, или другие составители саг не отдавали себе отчета в том, что слово þömb означало не только 'тетива', но и 'брюхо, живот'. Однако это знание далеко не всегда оказывалось актуальным. Его актуализация происходит в таких эпизодах, когда противники Эйнара, прежде всего, конунг Харальд, хотят посмеяться над стариком. Крайняя нежелательность такой актуализации для самого обладателя прозвища и его сторонников демонстрируется в соответствующих фрагментах "Гнилой кожи" и "Книги с Плоского острова".

Более того, если ход наших рассуждений в принципе верен, то для составителей саг был, скорее всего, очевиден и сугубо непристойный оттенок именования. Однако он не годился ни для возвышенной похвалы, ни для унизительной насмешки. Не исключено, что именно поэтому в сагах мы находим по преимуществу благопристойные, героические коннотации этого прозвища, в том числе призванные несколько затуманить этот чересчур прозрачный в силу своей распространенности и устойчивости эвфемизм.

Итак, именование þambarskelfir на поверку оказывается своего рода сундуком даже не с двойным, а с тройным дном. На наш взгляд, именно такой многозначностью и был обусловлен в свое время выбор прозвища для молодого дружинника конунга Олава Трюггвасона. Подобная многозначность, с самого начала создающая своего рода простор для игры смыслов и ассоциаций, как кажется, более характерна для поэтического языка скальдов, чем для обиходной речи. Вполне вероятно даже, что таким каламбурным прозванием Эйнара наградил кто-то из скальдов, принадлежавших к окружению конунга Олава, хотя, разумеется, все допущения подобного рода лежат в области свободной фантазии исследователя.

Литература и сокращения

ИС – Исландские саги. Под общ. ред. О. А. Смирницкой. Т. 1-2. СПб., 1999.

КЗ – Снорри Стурлусон. Круг Земной / Изд. подгот.: А. Я. Гуревич, Ю. К. Кузьменко, О. А. Смирницкая, М. И. Стеблин-Каменский. М., 1980.

Фасмер 1996 – Макс Фасмер. Этимологический словарь русского языка / Пер. с немецкого и дополнения О. Н. Трубачева Т. I-IV. Издание третье. СПб., 1996.

Циммерлинг 2000 – Исландские саги / Перевод с древнеисландского, общая редакция и комментарии А. В. Циммерлинга. М., 2000.

Циммерлинг 2004 – Исландские саги / Пер. с древнеисландского языка, общая редакция и комментарии А. В. Циммерлинга. Т. 2. М., 2004.

Alexander Jóhanesson 1956 – Alexander Jóhannesson. Isländisches etymologisches Wörterbuch. Bern, 1956.

ASB – Altnordische Saga-Bibliothek.

Bjarn. – Bjarnar saga Hitdœlakappa / Hrsg. von R. Boer. Halle, 1893.

Cleasby 1957 – R. Cleasby. The Icelandic-English Dictionary / Enlarged and completed by Gudbrand Vigfusson. Oxford, 1957.

Driscoll 1995 – Ágrip af Nóregskonungasögum / Ed. by M. J. Driscoll. London, 1995. (Viking Society for Northern Research. Text Series. Vol. X.)

Falk 1912 – H. Falk. Altnordisches Seewesen. Heidelberg, 1912. (Wörter und Sa-chen. Bd. 4.)

Fidjestøl 1997 – В. Fidjestøl. "Have you heard a poem worth more?": A note on the economic background of early skaldic praise-poetry // B. Fidjestøl. Selected Papers / Ed. by О. E. Haugen, Else Mundal. Odense, 1997 (The Viking Collection. Vol. 9.)

Fidjestøl 1997a – B. Fidjestøl. Tre norrøne tilnamn. Þambarskelmir, hárfagri og hornklofi // Nordica Bergensia. 1997. Bd. 14.

Finnur Jónsson 1907 – Finnur Jónsson. Tilnavne i den islandske Oldliteratur // Aarbøger for Nordisk Oldkyndjghed og Historie. 1907. II. Række. 22. bind.

Finnur Jónsson 1905-1912 – Rimnasafn. Samling af de aeldste Islandske Rimer / Udg. ved Finnur Jónsson. Bnd. 1-2. København, 1905-1912. (STUAGNL. Bnd. XXXV.)

Flat. – Flateyarbók / Udg. af Guðbrandr Vigffusson, C. R. Unger. Bnd. I-III. Christiania, 1860-1868.

Floam. – Floamannasaga / Udg. ved Finnur Jónsson. København, 1932. (STUAGNL. Bnd. LVI.)

Fms. – Fornmanna sögur. Kaupmannahöfn, 1825-1837. Bnd. 1-12.

Fritzner – J. Fritzner. Ordbog over det gamle norske Sprog. Bnd. I-III. Oslo, 1954.

Fsk. – Fagrskinna. Noregs kononga tal / Udg. ved Finnur Jónsson. København, 1902-1903. (STUAGNL. Bnd. 30.)

Ftb. – Fóstbrœðra saga / Udg. ved Björn K. Þorolfsson. København, 1925-1927. (STUAGNL. Bnd. XLIX.)

Gade 1995 – K. E. Gade. Einarr Þambarskelfir's Last Shot // Scandinavian Studies. 1995. Vol. 67.

Gade 1995a – K. E. Gade. Einarr Þambarskelfir, Again // Scandinavian Studies. 1995. Vol. 67.

Gret. – Grettis saga Ásmundarsonar / Hrsg. von R. С. Boer. Halle a. Saale, 1900. (ASB. Heft 8.)

Heslop 2006 – K. Heslop. Grettisfærsla: The Handing on of Grettir // Saga-Book. 2006. Vol. XXX.

Hkr. – Heimskringla / Udg. ved Finnur Jónsson. København, 1893-1900/1901. Bnd. 1-4. (STUAGNL. Bnd. 23.)

Jochens 1995 – J. Jochens. Women in Old Norse Society. Ithaca; London, 1995.

Lexicon poeticum – Sveinbjörn Egilsson. Lexicon poeticum antiquæ linguæ septentrionalis: Ordbog over det norsk-islandske skjaldesprog / Udg. ved Finnur Jónsson. København, 1931.

Libermann 1996 – A. Libermann. 'Gone with the wind'. More thoughts on medieval farting // Scandinavian Studies. 1996. Vol. 68.

Lnd. – Landnámabók I-III: Hauksbók. Sturlubók. Melabók. Købehavn, 1900.

Mág. – Bragða-Mágus saga með tilheyrandi þáttum. Skrifuð upp eptír gömlum handritum af Gumhugi Þórðarsyni. Kaupmannahöfn, 1858.

Meissner 1921 – R. Meissner. Die Kenningar der Skalden: Ein Beitrag zur skaldischen Poetik. Bonn; Leipzig, 1921.

Msk. – Morkinskinna / Udg. ved Finnur Jónsson. København, 1932. (STUAGNL. Bnd. 53.)

Munch 1852-1859 – P. A. Munch. Det Norske Folks Historie. Bnd. I-IV. Christiania, 1852-1859.

Nj. – Brennu-Njálssaga (Njála). Hrsg. von Finnur Jónsson. Halle a. Saale, 1908. (Altnordische Saga-Bibliothek. Heft 13.)

ÓH. Leg. – Óláfs saga hins helga / Udg. ved О. A. Johnsen. Kristiania, 1922.

Ólafur Halldórsson 1960 – Ölafur Halldórsson. Grettisfærsla // Opuscula. 1960. Vol. 1. (Bibliotheca Arnamagnæana. Bnd. 20.)

Ólafur Halldórsson 2003 – Ölafur Halldórsson. Sögnin MOGA í rúnaristu frá Björgvin / Gripla. 2003. Bnd. 14.

ÓTOdd – Saga Óláfs Tryggvasonar af Odd Snorrason munk / Udg. ved Finnur Jónsson. København, 1932.

Saltnessand 1963 – E. Salinessand. Svolder eller Nesjar? // (Norsk) Historisk Tidsskrift. 1963. Bnd. 42.

Saltnessand 1968 – E. Saltnessand. Hva betyr tilnavnet Tambarskjelve? // (Norsk) Historisk Tidsskrift. 1968. Nummer 2.

Sayers 1995 – W. Sayers. The honor of Guðlaugr Snorrason and Einarr Þambarskelfir. A reply // Scandinavian Studies. 1995. Vol. 67.

Scott 2002 – F. F. Scott. The Woman Who knows: Female Characters of Eyrbyggja saga // Cold Councel: Women in Old Norse Literature and Mythology. A Collection of Essays / Ed. by S. M. Anderson, K. Swenson. New York; London, 2002.

Skj. – Finnur Jónsson. Den norsk-islandske Skjaldedigtning. В (Rettet tekst). København, 1973. Bnd. I-II (репринт издания 1912-1915 гг.).

SnE – Snorri Sturluson. Edda / Udg. af Finnur Jónsson. København, 1900.

STUAGNL – Samfund til udgivelse at gammel Nordisk Litteratur.

Sørensen 1983 – P. M. Sørensen. The Unmanly Man. Concepts of Sexual Defamation in early Northern Society. Odense, 1983. (The Viking Collection. Studies in Northern Civilization. Vol. 1.)

Vries 1977 – J. de Vries. Altnordisches etymologisches Wörterbuch. Leiden, 1977.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. См. А. Holden. William Shakespeare: His life and work. London.: Little, 1999. Благодарю за указание на эту работу А. Бармина.

2. См. [Hkr. Bnd. I, 426; КЗ, 156].

3. Сам Эйнар даже открыто признавал себя недругом Олава Святого после смерти последнего. Ср. начало его знаменитой речи на тинге в Нидаросе, направленной против датского конунга Свейна (ум. 1035/36 г.), сменившего Олава Святого на норвежском престоле, и его матери Альвивы (Эльвгивы): ecki var ek vin Olafs konongs... [ÓH. Leg., 91; Fsk., 190]. О речах Эйнара см. также ниже, примеч. 21.

4. Так, когда в первые дни правления конунг Магнус учинил своеобразное расследование обстоятельств гибели своего отца, Эйнар с самого начала открестился от участия в битве при Стикластадире: "...когда конунг (Магнус. – Ф. У.) сидел за столом, по одну руку от него сидел Кальв сын Арни, а по другую Эйнар Брюхотряс. Конунг был холоден с Кальвом и больше отличал Эйнара. Конунг обратился к Эйнару: "Сегодня мы поедем с тобой в Стикластадир. Я хочу увидеть следы того, что произошло". Эйнар отвечает: "Я не тот, кто мог бы тебе их показать (ekki kann ek þér par af at segja). Вели поехать Кальву, твоему приемному отцу. Он-то сможет рассказать, как там было дело". И когда столы убрали, конунг собрался ехать. Он сказал Кальву: "Ты поедешь со мною в Стикластадир". Кальв отвечает, что не его это дело. Тогда конунг вскочил в гневе и сказал: "Ты поедешь, Кальв!". И с этим конунг вышел..." [Hkr. Bnd. III, 26-27; КЗ, 386]; ср. [Msk., 24].

5. Ср. указание Снорри Стурлусона в "Круге Земном": "Эйнар был первым из могущественных людей, кто уверовал в святость Олава конунга" (Einarr varð fyrstr til þess rikis-manna at halda upp helgi Olafs konungs) [Hkr. Bnd. II, 515; КЗ, 372], которое содержится отнюдь не во всех источниках.

6. Любопытно, что оба посла сделались приемными отцами (fostr fæðr) молодого Магнуса [Fsk., 192]; ср. [Msk., 20]. До того единственный наследник Олава Святого был приемным сыном русского князя Ярослава Мудрого. Вообще говоря, ситуация, когда у человека оказывается сразу несколько приемных отцов, сама по себе достаточно необычна. Возможно, что Эйнар и Кальв как бы перенимают эту роль у Ярослава Владимировича в качестве залога безопасности юного конунга в Норвегии – согласно сагам, Ярослав и Ингигерд весьма неохотно отпускали своего воспитанника в страну, где у власти находились враги его отца.

7. В эту же эпоху, в середине XIX в., было предложено еще одно толкование прозвища þambarskelfír: норвежский историк П. А. Мунк считал, что þömb в прозвище Эйнара – это название самого боевого оружия, а все прозвище в целом следует понимать, соответственно, как 'тот, кто сотрясает Þömb (= имя лука)' (Han skød med saadan Kraft af sin Bue Thamb, efter hvilken han fik Tilnavnet Thambarskjelver...) [Munch 1852-1859. Bnd. II, 379]. На наш взгляд, версию Мунка достаточно трудно подтвердить или опровергнуть; ср. [Saltnessand 1968, 146-148]: с одной стороны, древнескандинавские источники действительно изобилуют именами личного оружия, с другой стороны, у нас нет решительно ни одного свидетельства, что лук Эйнара назывался именно так и вообще об-ладал каким-либо именованием.

8. См. [Finnur Jónsson 1907, 215].

9. См. [Saltnessand 1968, 143-148; Fidjestøl 1997а, 6-8].

10. Ср. высказывания некоторых современных исследователей: "...but whether Einarr shook his belly or his bow-string is unresolved" [Driscoll 1995, 98]; "we will probably never know the original meaning of Einarr's nickname..." [Gade 1995, 160].

11. ...ok aum í vömb // varð heidr til þömb [Skj. I B, 276, № 2]. Хулительные стихи сочинены Бьёрном Богатырем с Хит-реки против Торда, главного соперника скальда [Bjarn., 45-47].

12. См. [Finnur Jónsson 1905-1912, 207-208. № 6]. В этих римах об Олаве Трюгтвасоне, где слово þömb явно обозначает 'тетива', а не 'брюхо', пересказывается знаменитый саговый эпизод, связанный как раз с участием Эйнара в битве при Свёльде (см. ниже): Einar fleine ad ialli skaut, // orin tok for sem þambin þaut, // fliuga driugum ad fylke tuaer // fifa ok drifa nockud nær (курсив мой. – Ф. У.).

13. См. [Cleasby 1957, 730; Finnur Jónsson 1907, 215].

14. Впрочем, Р. Клизби предложил другую причину для такого семантического развития. В своем словаре он отмечает, что тетива, как и струны, делались из кишок: a bow, string, being made of guts [Cleasby 1957, 756).

15. Интересующее нас существительное женского рода þömb (ср. совр. норвежек, temba 'надменность, чванство; обильная еда') и соответствующее прилагательное þambr, þömb (ср. совр. исландск. þamb, þamba, фарёр. tamba 'растягиваться, расширяться') восходят к индоевропейскому корню *temp 'тянуть, растягивать'; ср. литовск. tempiù, tempti 'натягивать', tìmpa, tempfýva 'тетива лука', праславян. *tętiva, латинск. tempus 'отрезок времени', tempi um 'область, освященный участок' [Vries 1977, 605, 631; Alexander Jóhanesson 1956, 436-437]; ср. [Фасмер 1996. Т. IV, 53].

16. См. [Fms. Bnd. IX, 260].

17. См. [Gret. Kap. XIX, 69]. Отметим, что издатель саги в примечании трактует прозвище Торира как Bogensehne "тетива".

18. В русском переводе "Саги о Греттире" предпочтение отдано значению 'брюхо': "Называют двух братьев, которые были всех хуже. Одного звали Торир Брюхо (Þórir þömb), а другого Эгмунд Злой (Ögmundr illi). Они были родом с Халогаланда, сильнее и выше ростом, чем прочие люди. Они были берсерками, и, впадая в ярость, никого не щадили. Они уводили мужних жен и дочерей и, продержав неделю или две у себя, отсылали назад. Где только они ни появлялись, всюду грабили и учиняли всякие другие бесчинства. Эйрик ярл объявил их вне закона во всей Норвегии, и Торфинн, как никто, ратовал за их осуждение. Они же метили отплатить ему за его вражду" [ИС: Т. J, 609]. Торир – персонаж заведомо отрицательный, и для нашего дальнейшего изложения весьма существенно, что в саге его злодеяние связано прежде всего с тем, что он бесчестит женщин.

19. Показательно, что многие из этих древнеисландских названий живота (líf, kviðr) этимологически связаны с обозначением жизни (ср. русск. "живот"). Для слова же þömb подобных этимологических связей с концептом 'жизнь', насколько мы знаем, не просматривается (см. выше).

20. Именно этот термин boga-strengr используется, в частности, в знаменитом эпизоде из "Саги о Ньяле", когда Гуннар из Хлидаренди, защищаясь от врагов, напавших на его дом, просит свою жену Халльгерд дать две пряди волос и. сплести перерубленную тетиву лука [Nj. Kap. LXXVII, 170; ИС: Т. 2, 177-178]; как мы помним, именно отказ Халльгерд привел к гибели Гуннара.

21. В "Саге об Олаве Трюггвасоне" монаха Одда, первоначально созданной на латыни, а затем переведенной на древнеисландский язык, упоминается, что Финн сын Эйвинда, участвующий в этом эпизоде, "был великим лучником" (bogmaðr mikill), который собственноручно сделал лук Эйнару. Кроме того, здесь же отмечается, что Эйнар при стрельбе из лука пользовался какими-то особыми, украшенными серебром стрелами [ÓTOdd., 251].

22. См. [КЗ, 163-164] – Einarr þambarskelfir var á Orminum aptr í krapparúmi; hann skaut af boga ok var allra manna harðskeytastr. Einarr skaut at Eiríki jarli ok laust í stýris-hnakkan fyrir ofan höfuð jarli, ok gekk alt upp á reyrböndin; jarl leit til ok spurði, ef þeir vissi, hverr þar skaut, en jamskjótt kom önnur ör, svá nær jarli, at flaug milli síðunnar ok handarinnar ok svá aptr í höfða-fjölina, at langt stóð ut broddrínn. Þá mælti jarl víð þann mann, er sumir nefna Finn, en sumir segja, at hann væri finnzkr, – sá var inn mcsti bogmaðr –: "skjóttu mann þann inn mikla i krapparúminu. Finnr skaut, ok kom örin á boga Einars miðjan í því bili, er Einarr dró it iii. sinn bogann; brast þá boginn í ii. hlutí. Þá mælti Óláfr konungr: "hvat brast þar svá hátt?" Einarr svarar: "Nóregr ór hendi þer konungr". "Eigi mun svá mikill brestr orðinn, segir konungr, tak boga minn ok skjót af" – ok kastaði boganum til hans. Einarr tók bogann ok dró þegar fyrir odd örvarinnar ok mælti: "ofveykr, ofveykr allvalldz bogi" – ok kastaði aptr boganum, tók þá skjöld sinn ok sverð ok barðisk [Hkr. Bnd. I, 448-449]. Ср. также: [ÓTOdd., 227-228], однако этот эпизод отсутствует в так называемой Упсальской рукописи саги.

В некоторых источниках (например, в "Легендарной саге об Олаве Святом" [ÓH. Leg. Kap. 25, 25]) этот эпизод, в котором участвует Эйнар, связывается не с Олавом Трюггвасоном, а с Олавом Святым и хладирским ярлом Свейном Хаконарссоном, и потому получает несколько иную окраску; см. подробнее: [Saltnessand 1963]. Тем не менее, самая роль лука Эйнара остается в данных рассказах прежней.

23. Следует заметить, что в саговой традиции за Эйнаром закрепилась репутация остроумного оратора, автора целого ряда метких афоризмов, произнесенных им в весьма ответственные моменты норвежской истории. Так, в уста Эйнара, в частности, вкладываются речи (над гробом Олава Святого и на тинге в Нидаросе), направленные против датского конунга Свейна и его матери Альвивы, воцарившихся в Норвегии после битвы при Стикластадире. Ср., например, описание его выступления на тинге: "Тогда Эйнар сказал, так что многие могущественные мужи услышали: "Я не был другом Олава конунга, но и тренды не были <удачливыми> купцами, когда продали своего конунга и получили взамен кобылу с жеребёнком впридачу. Этот конунг не может говорить, а у его матери на уме только дурное, и она может весьма преуспеть в этом". Все, кто слышал, засмеялись и зашумели, передавая <слова Эйнара> друг другу; и сочли, что это было хорошо сказано" [Fsk., 190]; ср. [ÓH. Leg., 91].

24. См. [КЗ, 176] – Eptir fall Óláfs Tryggvasonar gaf Eiríkr jarl grið Einari þambarskelfi, syni Eindriða Styrkárssonar. Einarr fór með jarli norðr í Nóreg, ok er sagt, at Einarr hafi verit allra manna sterkastr ok beztr bogmaðr, er verit hafi í Nóregi, ok var harðskeyti hans umfram alla menn aðra; hann skaut með bakkakólfi í gögnum uxa-húð hráblauta, er hekk á ási einum; skíðfœrr var hann allra manna bezt, inn mesti var hann íþrótta-maðr ok hreysti-maðr; hann var ættstór ok auðigr. Eiríkr jarl ok Sveinn jarl giptu Einari systur sína, Bergljótu Hákonardóttur; hon var inn mesti skörungr; Eindriði hét sonr þeira. Jarlar gáfu Einari veizlur stórar í Orkadal, ok gerðisk hann ríkastr ok göfgastr í Þrœndalögum, ok var hann inn mesti styrkr jörlunum ok ástvinr [Hkr. Bnd. II, 27-28].

25. См. [Gade 1995, 153-162]; ср. также: [Gade 1995a, 547-550; Sayers 1995, 536-547; Libermann 1996,100-101].

26. См. [Flat. Bnd. III, 350].

27. См. [Msk., 178-180].

28. Ср. [Libermann 1996, 100-101], где на основании эпизода из "Гнилой кожи" предпринята попытка реконструировать первоначальное значение прозвища þambarskelfir как 'пердун': Even if Þambarskelfír did not originally mean 'farter' this is how the scribe of Morkinskinna and his source seem to have understood it, a circumstance more important than the etymology and early history of bomb. But possibly they understood the nickname correctly. A big fart was associated with great strength <...> Einarr might once have broken wind while drawing the bow and acquired his nickname Þambarskelfir, 'superfarter' as it were, a nickname of which anyone could have been proud. He hardly became a Þambarskelfir a few days before his death...

29. Ср. "...det tn har Einar fåt i sin ældre alder på grund af sin førlighed" [Finnur Jónsson 1907, 216].

30. См. [Saltnessand 1968,144].

31. Вообще говоря, следует отметить, что в сагах отсутствует сколько-нибудь подробное описание физического облика Эйнара. Едва ли не единственным указанием подобного рода можно было бы счесть обмен репликами между Эйнаром и англичанкой Альвивой, матерью конунга Свейна Кнутссона, когда они спорят над мощами Олава Святого. В частности, Альвива говорит: "У тебя толстая шея Эйнар (digr er þínn hals), но и таких рыб, как ты, мне удавалось загонять в свои сети", на что Эйнар отвечает – "Шея моя не так уж толста (æigi er minn hals miok digr), однако если в твою сеть попадет много таких, как я, то она не выдержит" [ÓH. Leg. Kap. 87, 90]. Очевидно все же, что речь здесь идет не столько о действительной физической толщине Эйнара, сколько о его могуществе и, так сказать, общественном весе. Ср. также [Msk., 108-109].

32. Ср. в этой связи наблюдения А. Хольтсмарк из частной переписки с Э. Сальтнессандом, приводимые в работе [Saltnessand 1968,146].

33. См. [Lnd., 114].

34. См. [Lnd., 117, 225; Floam. Kap. IX, 12-13] – Hann <Þórðr> fekk Þórunnar dóttur Ásgeirs austmannaskelfis; var hann af því svá kallaðr, at hann drap skipshöfh í Grímsárósi fyrir þat, er hann var áðr ræntr af þeim.

35. См. [Lexicon Poeticum, 372, 505]. Ср. также обозначение щедрого человека как auðarskelfir "потрясатель (устрашитель) богатства", которое принадлежит к числу весьма распространенных в скальдической поэзии кеннингов, связанных с раздачей добра, в первую очередь золота ("ненавистник злата", "дробитель колец" и т. п.). См. [Meissner 1921, 246, 289-308, 330-331]; ср. [Fidjestøl 1997, 132].

Особенно интересны для нас случаи обозначения мужа как ýskelfir 'потрясатель лука' в скальдической поэзии, однако для интерпретации прозвища þambarskelfir оно дает меньше, чем может показаться на первый взгляд – в дошедших до нас скальдических текстах это обозначение не встречается, мы обнаруживаем его лишь в "Перечне размеров" из "Младшей Эдды Снорри Стурлусона (ум. 1241 г.), в ряду прочих образчиков поэтических обозначений мужа [SnE., 155 строфа 11]. В какой мере этот эпитет был ориентирован на прозвище Эйнара, сказать трудно, при этом весьма вероятно, что данное обозначение целиком сконструировано Снорри и не принадлежит древней поэтической традиции; ср. [Saltnessand 1968, 146].

36. Как кажется, здесь нельзя не упомянуть о том, что написание прозвища Эйнара в рукописях иногда отклоняется от наиболее распространенного варианта и приводится как þambarskelmir, где skelmir есть ничто иное, как одно из обозначений дьявола (из немецк. schelm 'плут, мошенник', ср. русск. "шельма"). Разумеется, с вариантом skelmir прозвище Эйнара оказывается еще более странным и необычным.

37. Перевод А. В. Циммерлинга [Циммерлинг 2004, 35; Eb. Kap. XV, 41]. О возможных обсценных коннотациях слова kerling 'старуха, пожилая женщина' в древнеисландском языке см. [Sørensen 1983, 67]; ср. также: [Falk 1912, 56-57].

38. См. [Ftb. Cap. XVII, 122]. Перевод А. В. Циммерлинга [Циммерлинг 2000].

39. См. [Gret. Kap. XVII, 56-57; ИС: Т. 1, 602]. Перевод О. А. Смирницкой.

40. Ср. [Scott 2002, 230, 240. Fn. 15].

41. См. [Nj. Kap. 17, 42; ИС: Т. 2, 79].

42. Употребление этого глагола для описания сексуального акта возможно и без каких-либо дополнительных лексических средств. См., например, рассказ о том, как некий Хрольв в Англии купил себе самую дорогую рабыню из тех, что ему предлагали. Заплатив за женщину 10 марок серебра, Хрольв, согласно саге, "уложил женщину подле себя в койку <в палатке на корабле>, стал возиться на ней (bröltir á henni) и вел себя <как> одержимый. А когда наступила ночь, они оба заснули..." [Mág., 149]; ср. [Fritzner. Bnd. I, 204].

43. Ср. [Jochens 1995, 71-77]. В сущности в древнеисландских текстах фигурируют три глагола с прямым, неэвфемистическим значением 'futuere' – serða; streða и moga. Каждый из них заслуживает отдельного обстоятельного комментария, от которого в этой работе мы вынуждены отказаться из-за недостатка места. Отметим лишь, что глаголы serða и streða ' вступать в половые отношения (о мужчине)', несомненно, связаны между собой: один (streða) был образован от другого (serða) при помощи табуизирующей метатезы. Что же касается исключительно редкого глагола moga (его нет даже в самых авторитетных словарях Р. Клизби и И. Фритцнера), то исключительно важным и, к сожалению, пока нерешенным представляется вопрос о его возможной этимологической связи со словом magi 'живот, брюхо'. О глаголе moga см. подробнее: [Ólafur Halldórsson 1960, 58-59; Ólafur Halldórsson 2003; Heslop 2006,81. Fn. 27].