|
В последнее время снова обострилась дискуссия между сторонниками балтийско-славянской гипотезы происхождения Руси, называющими себя "истинными антинорманистами", и историками, попадающими у этих "истинных антинорманистов" в рубрики "мнимых антинорманистов" и "норманистов".
В 2013 г., в октябре, в № 5 журнала "Стратум плюс" была опубликована статья А. А. Романчука "Варяго-Русский вопрос в современной дискуссии: взгляд со стороны"1. Следует отметить к чести автора, что он предлагает вернуть обсуждение вопроса из политизированного в научное русло: "Поэтому, мне представляется особенно важным, чтобы эти, лучшие представители обоих направлений, находили в себе силы преодолевать свои предубеждения, и старались действительно вникнуть в рассуждения оппонентов. И, разумеется, уважали своих оппонентов – как бы ни были с ними не согласны". Призыв, заслуживающий всяческого уважения, однако реализация его на деле вызывает сомнения. Данный призыв будет услышан сторонами только в одном случае – если они способны вести чисто научную дискуссию, если эти призывы к "патриотизму" и политизация вопроса не являются частью стратегии в полемике, у тех, кто не имеет в своем распоряжении других аргументов, а именно, научных. А. А. Романчук обращается к обеим сторонам, но хотелось бы отметить, что политизация вопроса с самого начала была сильнейшим аргументом только одной стороны – антинорманистов.
Автором "норманнской теории" был М. В. Ломоносов: ""Ответом на это [диссертацию Миллера] стал "репорт" М. В. Ломоносова на высочайшее имя от 16 сентября 1749 г. по поводу труда Г. Ф. Миллера "О происхождении имени и народа Российского". В нем в частности утверждалось, что "если бы г. Миллер умел изобразить живым штилем, то он Россию сделал бы столь бедным народом, каким еще ни один и самый подлый народ ни от какого писателя не представлен".
В приведенной фразе настораживает сослагательное наклонение, употребленное великим ученым. Из этого как будто следует, что Г. Ф. Миллер все-таки не "изобразил" и не "сделал" Россию "бедным народом". Он лишь дал повод для такого толкования зарождения русской государственности. А потому именно М. В. Ломоносову, которому после упомянутого "репорта" Елизавета Петровна поручила написать историю России, мы в значительной степени обязаны появлением в законченном виде так называемой "норманнской теории". Точнее, "химии адьюнкту Ломоносову" принадлежит сомнительная честь придания научной дискуссии о происхождении названия "русь" и этнической принадлежности первых русских князей вполне определенного политического оттенка. Спор между "норманистами" и "антинорманистами", то затихая, то вновь обостряясь, продолжается уже свыше двух веков. Однако, повторю, он имеет не столько научный, сколько политический характер" [Данилевский, 1998].
Боюсь, что очень верный и разумный призыв А. А. Романчука будет гласом вопиющего в пустыне, потому что в последнее время нападки на личности оппонентов составляют важную, если не важнейшую, часть антинорманистской полемики, заменяя собой конкретные доказательства и аргументы. Еще А. А. Котляревский по поводу работы И. Е. Забелина обращался к сторонникам южнобалтийской гипотезы с таким же точно призывом: "…можно признавать за истину положение о призыве и выходе Руси из Скандинавии, вовсе не отрицая и не сомневаясь в достоинствах собственной природы. Иначе что же выйдет? Если на каждом кто по чистой совести и крайнему разумению придет к убеждению в исторической истине "Скандинавства" Руси и Варягов – будет тяготеть укоризна в отрицании достоинства русской природы, то в каком положении окажется свобода исследования и науки?" [Котляревский, 1881].
В XIX веке антинорманисты сами соглашались, с тем, что признание скандинавского происхождения русов и варягов их не устраивает, даже если оно убедительно доказано: "Слишком сто лет уже боремся мы с этой ненавистною нам теориею и все не можем ни уничтожить ее, ни примириться с нею. Время от времени против нее все еще слышатся протесты, в сущности старые, только с новыми вариациями. Сколько их было от Ломоносова до наших дней – сосчитать трудно; но все они имели одинаковую участь: в свое время каждая новая попытка заменить варяжскую Русь славянскою или хоть родственною с нею литовскою, была обыкновенно встречаема русскою читающею публикою с большим сочувствием и производила некоторый шум, но перед судом критики оказывалась несостоятельною и тем самым только яснее выставляла преимущества норманнской теории…" [Ламбин, 1874].
Чтобы понять насколько успешным может быть такой призыв сейчас, посмотрим, как сами антинорманисты расценивают свою научную деятельность. Здесь хочу процитировать С. В. Перевезенцева, заявляющего о совершенно противоположных принципах научного исследования, когда он пишет о своем учителе, историке-антинорманисте А. Г. Кузьмине: "Он считал, что "чистая наука" — это слишком уж "узкое" занятие. Главная задача ученого – служить своему Отечеству, быть гражданином и патриотом" [Перевезенцев, 2005, c. 7]. О том же не стесняется говорить и второй ученик А. Г. Кузьмина В. И. Меркулов (научный консультант фильма М. Н. Задорнова о Рюрике) на историко-публицистическом сайте Ad Fontes: "В то же время, А. Г. Кузьмин всегда понимал и понимает, что изучение истории как таковой бессмысленно. Наука должна служить народу, помогать ему осознать собственную роль и предназначение, предостеречь от роковых ошибок. Считая, что история обязана влиять на политику, профессор был одним из основателей русского патриотического движения…" [Меркулов, 2004].
А. А. Романчук, кажется, не видит существенной разницы между работами историков царской России, при различных позициях, в большинстве случаев соблюдавших научный этикет и работами современных антинорманистов [Романчук, 2013б: 294]: "Нельзя не согласиться с норманнистом – но действительно уважающим своих оппонентов, В. А. Мошиным, что никакой "патриотической подкладки" нет у "немца Эверса, еврея Хвольсона или беспристрастного исследователя Гедеонова" [Кузьмин, 2003, с. 50].
Но если сами антинорманисты считают себя участниками ведущейся в исторической науке "информационной войны"2 [Грот, 2013], то позволительно задать вопрос: как могут их работы не быть идеологизированными? Ученый, как совершенно верно отмечает А. А. Романчук, должен стоять вне политики, а переход на личности в обсуждении научных вопросов недопустим. Другое дело, когда идет не научная дискуссия, а информационная война.
А. А. Романчук предлагает историкам, выступающим против южнобалтийской славянской гипотезы, критиковать ее с научной точки зрения: "Вообще, если оппоненты южнобалтийской гипотезы с ней так радикально не согласны – им необходимо сначала подвергнуть ее столь же радикальной и тщательной, аргументированной критике, образно выражаясь: разнести ее в пух и прах. И только потом – прилагать к ней столь уничижительные эпитеты.
Пока этого не сделано (а это не сделано) – все резкие слова в адрес южнобалтийской гипотезы представляют собой простое сотрясение воздуха" [Романчук, 2013а].
С этим предложением А. А. Романчука при первом взгляде на проблему трудно не согласиться. Но вначале следует рассмотреть историографию вопроса. Впервые южнобалтийская гипотеза была выдвинута как чисто умозрительное предположение, как догадка, а не как научная гипотеза, в XIX веке Руссовым, Венелиным, Морошкиным, Максимовичем, Святным, Забелиным [Фомин, 2004, с. 19-20]. Первую попытку поставить данную гипотезу на научную основу сделал С. А. Гедеонов [Гедеонов 1862, 1863; Гедеонов 1876]. Работа С. А. Гедеонова подверглась сразу же при выходе из печати "Отрывков из исследований о варяжском вопросе" серьезной критике. Не случайно эта работа была переиздана в 2004 г. с дополняющими ее хвалебными статьями В. В. Фомина и А. Г. Кузьмина, но без сопровождавших ее публикацию в 1878 г. замечаний и рецензий А. А. Куника, М. П. Погодина, И. И. Срезневского, Ф. Я. Фортинского, И. И. Первольфа. А именно публикация вместе с данной работой сопровождавших ее появление оценок и рецензий могла бы полностью осветить то место, которое заняла данная работа в российской исторической науке.
Поскольку современные антинорманисты реанимируют отвергнутую в XIX веке гипотезу, подвергшуюся жесткой критике историков-современников, первое, что следовало бы сделать современным антинорманистам, вновь выдвигающим эту гипотезу, это ответить на критику которой подверглись их предшественники в XIX веке. В частности следовало бы ответить хотя бы на критику работы С. А. Гедеонова, как единственной научной попытки разработки данной гипотезы.
Рецензии на работу С. А. Гедеонова, если опустить все слова, которыми рецензенты пытались смягчить свои выводы, были отрицательными. Ф. Я. Фортинский отмечал: "Являясь опасным врагом норманнской системы, г. Гедеонов, по нашему мнению, оказывается не особенно осмотрительным при постройке своей собственной: то он употребляет в дело материал весьма сомнительного качества (предания), то неудачно применяет научные приемы к объяснению источников, то впадает даже в противоречия с самим собою. Его система вендского происхождения варяжских князей, по крайней мере, в том виде, как она представлена им, едва ли будет усвоена" [Фортинский, 1878].
Коротко говоря, замечания рецензентов сводились к следующему:
1. В части критики своих оппонентов работа интересна и представляет ценность.
2. В части создания собственной системы доказательств, призванных опровергнуть и заменить существующий взгляд на историю Руси, автор потерпел неудачу.
3. Работа С. А. Гедеонова, как и работы его предшественников в данном вопросе, представляет собой развернутую полемику, которую трудно подвергать детальному разбору и критике, а не четко сформулированную гипотезу. Рецензенты выразили пожелание четко сформулировать выдвигаемую гипотезу. "Несмотря на искусство с которым г. Гедеонов сделал пополнения и изменения в своих отрывках, нельзя сказать чтобы он успел придать всему исследованию вполне целый характер… Погодин, вознамерившийся написать подробный разбор "Отрывков", никак не мог справиться с приведением в систему своих замечаний [Погодин, 1864] после неоднократных и безуспешных попыток он решился, наконец, изложить их, следуя шаг за шагом за г. Гедеоновым, т. е. почти без всякого порядка. Если недостаток связи был вполне понятен и извинителен, когда они выходили под именем "отрывков", то нельзя сказать этого теперь, когда, по словам самого автора, его исследование является в целом своем составе" [Фортинский, 1878].
Фактически все то, что было сказано в отношении работы С. А. Гедеонова можно сказать и в отношении работ современных антинорманистов.
Капитальный труд В. В. Фомина посвященный южнобалтийской гипотезе страдает тем же недостатком, что и работа С. А. Гедеонова – это развернутая полемика с оппонентами, но конкретно гипотеза о балтийско-славянской природе Руси нигде не сформулирована, так что подвергнуть ее детальному разбору и критике невозможно. Недостаточно просто сказать, что варяги – это славяне-вагры, а русы – это раны с острова Рюген.
Правда А. А. Романчук отмечает, что "…картина, вытекающая из археологических данных, безусловно, четко коррелирует с основными постулатами и выводами южнобалтийской гипотезы происхождения варягов и руси", но сам этих основных положений в статье не приводит.
В ответ на мои вопросы с просьбой изложить эти основные положения, мои оппоненты на сайте газеты "Троицкий вариант" предложили мне изучать все работы, где эти положения содержатся в виде полемики. Из чего я заключаю, что в сформулированном виде эти положения не существуют. Во всяком случае, мой поиск по источникам оказался безуспешным и я был бы признателен оппонентам, если бы они взяли на себя труд сформулировать эти основные положения.
Для того чтобы подвергнуть критике несформулированную гипотезу, рецензенты сами должны доискиваться, что же хотят сказать авторы данной гипотезы и критиковать свои собственные предположения. При этом у их противников всегда есть возможность отречься от критикуемых положений.
Если этим недостатком обладает уже второй капитальный труд, посвященный данной гипотезе, то закрадывается подозрение, что это происходит не случайно. Не случайно данную гипотезу представляют в таком виде, который очень трудно подвергнуть критическому разбору.
Насколько уязвима данная гипотеза при попытке хоть как-то ее сформулировать показывает разбор, выполненный В. О. Ключевским в отношении работы И. Е. Забелина "История русской жизни с древнейших времён" [Ключевский, 1983].
Почему бы для начала авторам южнобалтийской гипотезы было не ответить на критику данной гипотезы, высказанную И. И. Первольфом, которого В. В. Фомин несколько раз цитирует в тех местах, где данный автор осуждает крайности норманизма XIX века. [Фомин, 2004, c. 124, 144, 177]. Или хотя бы кратко дать оценку данной работы И. И. Первольфа, выступившего "с сокрушительной и очень убедительной критикой этой идеи" [Романчук, 2013а]. Я этот вопрос поднял в дискуссии с антинорманистами на сайте газеты ученых "Троицкий вариант" при обсуждении статьи Л. С. Клейна "Воинствующий дилетантизм на экране" [Клейн, 2012]. А. А. Романчук совершенно справедливо задает этот же вопрос [Романчук, 2013], правда, для равновесия, не приводя конкретных примеров, он обвинил в том же грехе "выборочного внимания к историографии" и "норманистов". Здесь интересно было бы ознакомиться с конкретными примерами такого невнимания со стороны историков, считающих варягов и русов скандинавами.
Но при этом А. А. Романчук предлагает снова научно опровергать отвергнутую в XIX веке гипотезу, сторонники которой еще не удосужились ответить на критику, высказанную в их адрес в XIX веке.
Тратить силы и отвлекать ученых на критику маргинальной гипотезы стоит тогда, когда обнаружены новые данные и новые источники, полностью меняющие картину исторического процесса. Показательно, что толчение воды в ступе "варяжского вопроса" характерно только для российской исторической науки. Мировая историческая наука считает вопрос в целом решенным и пошла дальше, разрабатывая конкретные проблемы и пытаясь ответить на конкретные вопросы, связанные с историей Древней Руси.
Что же радикально нового появилось в трудах современных антинорманистов по сравнению с их предшественниками?
А. А. Романчук приводит в качестве таких новых аргументов интерпретацию археологических находок, особенно керамики. Но керамика не связана с миграциями воинских дружин, каковыми были варяги и русы. Находки керамики южнобалтийского типа указывают скорее на "расселение в течение второй половине IX в. по ключевым поселениям, лежащим на торговых магистралях Балтики, ремесленников, производивших достаточно высококачественную для того времени фельдбергскую посуду" [Плохов, 2009].
А. А. Романчук, правда, указывает, что предлагаемая им интерпретация находок керамики является спорной и дискуссионной [Романчук, 2013а, прим. 2]. Более того, чтобы показать обоснованность южнобалтийской гипотезы, он указывает, что из данных собранных историками и археологами, считающими русов и варягов скандинавами, часто следуют не те выводы, к каким пришли авторы этих работ и поэтому включает их работы в длинный перечень работ, подтверждающих эту гипотезу [Романчук, 2013б, c. 284].
По опыту дискуссий на различных исторических сайтах я обратил внимание, что антинорманистам свойственно делать из работ своих оппонентов выводы, совершенно противоположные выводам, сделанным самими авторами. И использовать собственные выводы из работ оппонентов в качестве доказательства своих положений. В таких случаях, на мой взгляд, надо посвящать собранным противниками данной гипотезы данным отдельные работы и разбирать какие посылки оппонентов, на основе которых сделан тот или иной вывод, ложны. А не приводить весьма убедительно выглядящий (спору нет!) длинный перечень работ, якобы говорящих в пользу данной гипотезы, без конкретных уточнений.
Другие доказательства, претендующие, по мнению А. А. Романчука на новизну относятся к области лингвистики. Еще С. А. Гедеонов усиленно привлекал доступные ему лингвистические "доказательства" в подтверждение своей гипотезы, встретившие возражения в рецензии И. И. Срезневского. Возражения в отношении современной лингвистики и интерпретации археологических находок приведены в статье Л. С. Клейна [Клейн, 2014]. Уязвимость интерпретации археологических находок и лингвистики в пользу южнобалтийской гипотезы очевидна.
Например, Л. В. Войтович считает, что "какие-нибудь лингвистические доказательства этой гипотезы отсутствуют. В подтверждение "западного" происхождения славян Ильменя также нет никаких убедительных археологических материалов". Относительно исследований А. А. Зализняка Войтович отмечает, что относительно "языка новгородских берестяных грамот, в котором лингвисты находят близость к языкам западных славян, то эта проблема лежит в совсем иной плоскости. Это проблема славянского этногенеза и происхождения Ильменя словен, которые вместе с радимичами и вятичами могли иметь западные корни" [Войтович, 2010].
Показательно, что А. А. Романчук нигде не упоминает то, действительно новое, что введено в науку А. Г. Кузьминым, В. В. Фоминым и В. И. Меркуловым. Именно эти новшества, если внимательно проанализировать перечень работ данных авторов и составляют суть того нового, что могут предложить читателю антинорманисты.
К таким новшествам относится:
1. Использование сомнительных источников XV-XVIII веков при изучении событий IX века. И ссылки на эти источники приводятся в работах этих исследователей в качестве убедительных "доказательств" вендского происхождения варяжских князей. Недаром глава 7 в труде В. В. Фомина "Варяги и варяжская русь" практически целиком посвящена разбору этих источников. На такое ученые-историки XIX века решиться не могли в силу своей приверженности научным методам исследования.
2. Попытка А. Г. Кузьмина преодолеть разногласия целой плеяды антинорманистов по поводу локализации родины русов, за что оппоненты их критиковали еще в XIX веке, самым радикальным способом, а именно: объявив все эти Русии3, существовавшими и внесшими вклад в образование Древней Руси. Эти, разновременные, локализуемые в разных регионах, так называемые Русии, созданные воображением А. Г. Кузьмина, объявлены таковыми по этимологическим созвучиям. При этом используются "народные" или "дикие" этимологии типа "Рюген-руги-русы" или "рохс/рокс (аланы) – росы/русы". Подобную неразборчивость антинорманистов отмечал еще В. О. Ключевский в рецензии на работу И. Е. Забелина:
"Как же быть? – с острова ли Рюгена, решает автор, была призвана русь, или с устья Немана. - "Это все равно", лишь бы не из Швеции…" [Ключевский, 1983, c. 174-175].
3. Использование данных "ДНК-генеалогии", позиционируемой А. А. Клесовым, скомпрометировавшим себя заигрываниями с псевдонаукой, в качестве новой науки [Клесов, 2013]. Это попытка перенести спор о варягах в совершенно другую, новую область, где мнение историков не имеет решающего значения, поскольку требуется компетентное мнение генетиков, которых А. А. Клесов тоже объявляет приверженцами "устаревших" взглядов. Методы перенесения гаплотипов (то есть биологии) на этносы и этногенез представляются весьма и весьма спорными [Клейн, 2013].
Относительно данного метода "доказательств" южнобалтийской гипотезы сказано уже достаточно, чтобы считать это основанием для уделения нового внимания критике и научному опровержению данной несостоятельной гипотезы [Мельникова, 2009; Петрухин, Каменецкая, 2008; Клейн, 2012, 2013].
Таким образом, отсутствие новой волны критики, которая состояла бы в повторении основных аргументов, высказанных еще в XIX веке, на которые так и не ответили современные антинорманисты, вполне понятно и объяснимо.
В данной заметке хотелось бы остановиться еще на одном, но весьма важном вопросе, лежащем в основе дискуссии и поставленном Л. С. Клейном – существует ли в настоящее время "норманизм"?
Поскольку А. А. Романчук, как и другие антинорманисты, постоянно использует термины "норманисты", "норманизм", "норманнская теория" [Романчук. 2013а, прим. 1, прим. 29, прим. 30; Романчук. 2013б. с. 291, 294, 295], необходимо, на мой взгляд, определить, что же понимается под этими терминами – иначе дальнейшее обсуждение будет бессодержательным. Отсутствие четких определений понятий приводит к тому, что А. А. Шахматов, например, в одних историографических работах назван "норманистом", в других " антинорманистом".
Точное определение понятий должно ответить на главный вопрос - существует ли в настоящее время "норманизм"? Или это просто ярлык, навешиваемый на оппонентов с весьма определенной целью использовать в полемике негативные аллюзии, связанные с этим термином.
А. А. Романчук, следует отдать ему должное, предлагает свое определение "норманизма". Итак, по мнению автора: "совершенно четким критерием здесь служит ответ на вопрос: "были ли летописные варяги скандинавами?"" [Романчук, 2013а, прим. 1]. В такой формулировке критерия, отделяющего "норманистов" от антинорманистов, автор фактически следует за формулировкой В. И. Меркулова: "Норманист – это тот, кто не различает варягов и скандинавов" [Меркулов, 2014].
А. П. Новосельцев уже в 1991 году отмечал, что "по сути дела, настоящих норманистов, т. е. тех, кто утверждал неспособность славян самим создать свое государство, давно нет" [Новосельцев, 1991].
Согласно определению А. А. Романчука почти все современные российские историки за исключением А. Г. Кузьмина, А. Н. Сахарова, В. В. Фомина, и менее известных А. Л. Никитина, В. И. Меркулова и Л. П. Грот попадают в разряд "норманистов".
Историки XIX века, такие как А. А. Куник, М. П. Погодин, С. М. Соловьев и др. называли себя "норманистами", чтобы отличать себя от своих оппонентов, которые так их окрестили, но "норманизма" как политизированной идеологии в том смысле, какой ему приписывают современные антинорманисты, не было и тогда. Выше я привел цитату из рецензии А. А. Котляревского, указывающую, что и тогда делались попытки научную дискуссию превратить в навешивание ярлыков.
Вот и сейчас "норманизма" как идеологизированного направления в науке нет, как бы не пытались утверждать обратное антинорманисты, а есть конкретные исторические факты, проблемы и трактовки исторического процесса у разных историков. Нынешний антинорманизм и есть реакция на эти конкретные факты, проблемы и трактовки. Антинорманизм сегодня – это реакция на объективную историческую науку в том виде, как она существует, потому что ее выводы не устраивают антинорманистов по соображениям "патриотизма", о чем сами они постоянно твердят.
В то же время широко используемые антинорманистами и журналистами термины "норманизм", "норманнская теория" превратились в ярлыки, исторически приобретшие негативный оттенок, и используются, осознанно или неосознанно, чтобы получить в глазах читающей публики определенные преимущества до начала дискуссии.
Такое определение "норманизма" имеет одну практическую цель: если принять его, то оказывается, что все историки СССР, работавшие в русле официального советского антинорманизма, были "норманистами", или, как называет их В. В. Фомин "мнимыми норманистами" [Фомин, 2005 c. 120].
Собственно с этим согласен и А. А. Романчук: "когда Л. С. Клейн пишет: "кто сейчас отрицает, что варяги – норманны? … тогда из ленинградцев только В. Б. Вилинбахов в своих работах придерживался архаичного мнения, что варяги – не скандинавы, а балтийские славяне; то же мнение поддерживали москвичи А. Г. Кузьмин и В. В. Похлебкин; остальные антинорманисты поголовно признавали варягов норманнами" (Клейн 2009: 123), он фактически подтверждает вывод А. Г. Кузьмина: в советской как неофициальной, так и официальной науке господствовал именно норманнизм" [Романчук, 2013а, прим. 1].
А антинорманизма, как официальной государственной идеологии, направленной на подавление инакомыслия в среде историков, в советской исторической науке, получается, вообще не существовало. "А. Г. Кузьмин и В. Б. Вилинбахов в этой ситуации оказывались в полном одиночестве, и вынуждены были противостоять как неофициальным норманистам, так и официальным" [Романчук, 2013а, прим. 1]. Тогда получается, что исключение А. Амальрика за курсовую работу "Норманны и Киевская Русь" из МГУ было актом борьбы между "мнимыми норманистами" и "явными норманистами", а официальный антинорманизм тут вообще не причем. Очень удобная позиция.
Не вдаваясь в углубленное рассмотрение множества возникающих мелких вопросов, кратко перечислю основные недостатки данной гипотезы.
1. Излишняя сложность, противоречащая критерию простоты [Клейн 2011]. Антинорманистам, отстаивающим южнобалтийскую гипотезу, приходится признать существование двух видов варягов – варягов до X века (балтийских славян-вагров) и начиная с X века (варягов-скандинавов) [Фомин, 2005, c. 336-375).
2. Христианство варягов, противоречащее упорной борьбе балтийских славян-язычников против христианизации.
3. Развитость язычества балтийских славян и наличие у них жрецов и храмов в противоположность язычеству Древней Руси.
4. Полное молчание всех основных источников по истории балтийских славян (Гельмольд, Адам Бременский, Саксон Грамматик, анналы франков) о связях Руси и балтийских славян. Тем более непонятное, что Гельмольд сам был выходцем из вагрской земли и упоминает в своей "Славянской хронике" и Русь и вагров, нигде не упоминая хотя бы мельком о связях между ними.
5. То, что варяги и русы, осевшие в землях восточных славян, организовывали походы на Византию, но никак не стремились помочь, если принять эту гипотезу, балтийским славянам – соплеменникам, изнемогающим в борьбе с саксами, франками и данами.
6. Признание варягов и русов двумя разными племенами балтийских славян-вагров и ран с острова Рюген противоречит использованию этих понятий летописцем ПВЛ. В ПВЛ постоянно подчеркивается, что русы являются разновидностью варягов, то есть, если верить ПВЛ и принять южнобалтийскую гипотезу, то раны оказываются ваграми, что, само по себе, нонсенс.
7. Неспособность балтийских славян вследствие межплеменной розни создать свое государственное образование. "Были же другие народы которых осаждало не меньше врагов, и они все-таки отбились и устояли; а восточная ветвь балтийская, поморяне, отделенные от Германии, ею вовсе не тревожимые, не испытав ни покорения, ни насильственного истребления, однако, также как их собратья, бодричи и лютичи, постигнуты были застоем и, также как они, исчезли" [Гильфердинг, 1874, с. 148].
Вот те первостепенной важности противоречия, которые мешают принять к новому рассмотрению отвергнутую в XIX веке южнобалтийскую гипотезу.
В заключение хочу выразить благодарность А. А. Романчуку, интересная публикация которого дала повод для подготовки настоящей статьи, и Л. С. Клейну за поддержку и рекомендации при работе над рецензией.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Полная версия статьи А. А. Романчука размещена на сайте Moldavian Cultural Project Fun Anthropology [Романчук, 2013а]. Сокращенная версия статьи опубликована в журнале "Спектрум Плюс" [Романчук, 2013б]. В перечне литературы эти варианты статьи приведены в качестве двух разных источников с соответствующими ссылками на них в тексте статьи.
2. Поскольку никакого опровержения данной точки зрения от других сторонников южнобалтийской гипотезы, считающих себя антинорманистами и придерживающихся подобных взглядов, не поступило и не было опубликовано, можно считать, что это их общий подход к исторической науке как инструменту политической борьбы. Данному историку принадлежит следующее высказывание: "Если в России и нужно создавать политические мифы, то они должны питать национальные интересы страны, а не быть им чуждыми" [Грот, 2013].
3. "На основании показаний источников в науке давно установлено бытование в прошлом, помимо Киевской Руси, других и этнически разных Русий: Руси Прикаспийской, Руси Приазовской (или Руси Черноморской), четырех Русий на южном и восточном побережьях Балтийского моря - о. Рюген-Русия, устье Немана, устье Западной Двины, западная часть Эстонии (провинция Роталия-Русия и Вик с островами Эзель и Даго), Руси Прикарпатской, Руси Подунайской (Ругиланд-Русия-Русская марка), Руси Пургасовой.
И к этим Русиям самое непосредственное отношение имели аланы-русь, связанные с иранским миром, и руги, имя которых почти повсюду было вытеснено именем "русь"" [Володарский, Аверьянов, 2008].
Литература
Войтович Л. В. Русь: поморські слов'яни чи варяги? // Проблеми слов'янознавства. 2010. Вип. 60. С. 33-46.
Володарский Я. Е. , Аверьянов К. А. Акт научно-исследовательской экспертизы Института российской истории РАН о времени основания города Старой Руссы Новгородской области. 2008.
Гедеонов С. А. Отрывки из исследований о варяжском вопросе: Приложение к Iму тому Записок имп. Академии наук. I-XII. – СПб., 1862. XIII-XV. – СПб., 1862. XVI. – СПб., 1863.
Гедеонов С. А. Варяги и Русь Санкт-Петербург. 1876.
Гильфердинг А. Ф. История балтийских славян. Собрание соч., т.4. Санкт-Петербург: Издание Д. К. Кожанчикова.1874.
Грот Л. П. Чем опасен политический миф норманизма? [Электронный документ] URL: http://pereformat.ru/2013/12/chem-opasen-normanizm. Дата обращения 17.10.2014.
Данилевский И. Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.) Аспект пресс, Москва, 1998.
Клейн Л. С. Спор о варягах. Спб.: Евразия, 2009.
Клейн Л. С. Гипотеза в археологии // 2011, 1, РАЕ. С. 56-69.
Клейн Л. С. Воинствующий дилетантизм на экране. 25 декабря 2012 года. ТрВ, № 119, c. 12.
Клейн Л. С. О норманнах, славянах и ариях (еще раз о фильме Задорнова и не только). 29 января 2013 года. ТрВ, № 121, c. 12.
Клейн Л. С. Еще один сказ о лехитских варягах. Продолжение спора // Stratum plus, 2014, №5. С. 335-343.
Клёсов А. А. Происхождение славян: ДНК-генеалогия против "норманнской теории". М.: Алгоритм, 2013.
Ключевский В. О. И. Е. Забелин. Рецензия на книгу И. Е. Забелина "История русской жизни с древнейших времен" (М., 1876, ч. 1, 2) // Неопубликованные произведения. Москва, Наука. 1983. С. 170-177.
Котляревский А. А. История русской жизни с древнейших времен. Сочинение И. Е. Забелина т.1 и 2. 1876-1879. Критическая оценка А. Котляревского. Киев, 1881.
Кузьмин А. Г. Начало Руси. Тайны рождения русского народа. Москва: Вече. 2003.
Ламбин Н. П. Источник летописного сказания о происхождении Руси. ЖМНП. Ч. CLXXIII-CLXXIV (VI-VII). 1874.
Мельникова Е. А. Ренессанс средневековья? Размышления о мифотворчестве в современной исторической науке // Родина, 2009, № 3, 5. С. 55-57.
Меркулов В. И. Основоположник сайта А. Г. Кузьмин: URL: http://www.adfontes.veles.lv/conditor/kuzmin.htm. Дата обращения 17.10.2014.
Меркулов В. И. Теория несогласных с историей России.
http://pereformat.ru/2014/03/normannskaya-teoriya/ Дата обращения 17.10.2014.
Перевезенцев С. В. Через историю в будущее. Слово памяти об учителе // А. Г. Кузьмин. Мародеры на дорогах истории, издательство "Русская панорама", М., 2005. С. 5-10.
Петрухин В. Я., Каменецкая Е. В. Пруссия и Русь: средневековый миф и новейшая историография // Славяноведение, 2008, N 5. С. 77-83.
Плохов А. В. Контакты населения Приильменья и Поволховья с народами Балтики в IX-X вв. по керамическим материалам // На Запад и на Восток: межэтнические контакты в эпоху становления Новгородской Руси: Культура. Память. Идентичность. Тезисы докладов конференции. Великий Новгород, 21-24 июля 2009 г. СПб.; Великий Новгород, 2009. С. 49-51.
Погодин М. П. Гедеонов и его система о происхождении варягов и руси. СПб., 1864.
Романчук А. А. Варяго-русский вопрос в современной дискуссии: взгляд со стороны (полная версия). Moldavian Cultural Project Fun Anthropology. URL: http://moldo.org/2nd.php?idm=3&ida=295. Дата обращения 17.10.2014.
Романчук А. А. Варяго-русский вопрос в современной дискуссии: взгляд со стороны // Stratum Plus Journal , 2013, №5. С. 283-299.
Фомин В. В. Российская историческая наука и С. А. Гедеонов // Гедеонов С. А. Варяги и Русь. М., 2004. С. 6-54.
Фомин В. В. Варяги и варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу. М.: Русская панорама, 2005.
Фортинский Ф. Я. Варяги и Русь. Историческое исследование С. Гедеонова. (Рецензия). СПб: Типография Императорской Академии Наук, 1878.
|
|
