Литература

Источник: Е. А. Мельникова. Древнескандинавские географические сочинения. – М.: "Наука", 1986

Обилие и разнообразие восточноевропейской топонимики в древнескандинавских географических сочинениях позволяют систематизировать и классифицировать ее по происхождению, группам обозначаемых географических объектов, морфологической структуре.

В первую очередь выделяются два обширных пласта топонимов и этнонимов, имеющие принципиально различное происхождение. С одной стороны, это этногеографическая номенклатура, восходящая к античной географии и впитанная древнескандинавской хорографией через труды позднеримских и западноевропейских средневековых энциклопедистов и географов; с другой – противостоящая ей и несравненно более развитая номенклатура местного, скандинавского происхождения, не имеющая параллелей в западноевропейской хорографии и сложившаяся как результат непосредственного знакомства с территорией Восточной Европы.

Комплекс античной по происхождению топонимики, проникавшей в Скандинавию вместе с латиноязычной литературой, носит "ученый", книжный характер. Это определило степень и сферу ее распространения, ограниченную лишь произведениями "ученых" жанров, создаваемых людьми, получившими школьное и университетское образование, т.е. знакомыми с латиноязычной литературой. К числу таких жанров относятся в первую очередь латиноязычные хроники и другие историографические сочинения, географические и грамматические трактаты, переложения западноевропейских и историографических произведений на древнескандинавские языки ("Всемирная сага", "Сага о троянцах" и др.), пересказы агиографических памятников (саги об апостолах). Во всех этих памятниках в большей или меньшей степени присутствует античная по своему происхождению, "ученая" по своему характеру географическая номенклатура. Так, в норвежском переводе Библии ("Руководстве") используется только "книжная" топономастика для всех регионов.

В то же время "ученая" географическая номенклатура почти не находит отражения в других жанрах словесности, например в родовых или королевских сагах. Лишь в редких случаях составители этих произведений, образующих основной комплекс древнескандинавской литературы, употребляют какие-либо из "ученых" наименований; их число в сагах ограничено двумя-тремя наименованиями (Скифия, Танаис – чаще в форме Танаквисл – лат. Tanais и др.-исл. kvísl– "рукав реки"), причем в большинстве случаев упоминания сосредоточены в прологах и вступлениях к сборникам саг типа "Хеймскринглы". Таким образом, отчетливо прослеживается жанровая приуроченность различных по происхождению географических названий и их стилистическая окрашенность. Последнее особенно очевидно в ряде памятников, где совмещаются "ученые" и народные традиции, и составители нередко выстраивают параллельные ряды наименований того и другого происхождения: Scithia – Svíþjóđ hinn mikla, Rusia – Garđaríki, Danubium – Dun, Byzantia – Grikkland.

"Ученая" географическая номенклатура охватывает несколько групп географических объектов на территории Восточной Европы и включает хоронимы (Скифия, Албания, Готия, Гиркания, Армения и др.), этнонимы (албаны, сарматы), гидронимы (Танаис, Каспий, Поит) и оронимы (Кавказ, Тавр), Поскольку античные географы знали на территории, занимаемой ныне СССР, лишь Северное Причерноморье, Кавказ и Среднюю Азию, то естественно, что все восходящие к ним топонимы локализуются в этих областях, а временные рамки, ограниченные первыми веками нашей эры, обусловливают крайнюю архаичность географической номенклатуры. Так, например, в "Руководстве" рассказывается о Скифии, разделенной на три области: Сарматию, Аланию и Готию (общее место в средневековой хорографии), что не соответствовало исторической обстановке. Сохраняет актуальность лишь та часть географической номенклатуры, которая обозначала неизменяемые со временем объекты: горы, моря, реки и лишь в некоторых случаях – страны и народы.

Наряду с этими объективными факторами важную роль играл и собственный опыт скандинавов, их знакомство с теми или иными регионами. Так, Средняя Азия и Кавказ были практически неизвестны скандинавам, даже если и состоялось несколько походов в эти области. Например, скандинавы участвовали, вероятно, в 944 г. в походе русов на Бердаа, который, однако, никак не отразился в древнескандинавской литературе; отдельные купцы могли проникать и в Среднюю Азию. Поэтому для знакомых в основном понаслышке областей не могла быть создана собственная скандинавская географическая номенклатура. Сведения об этих регионах, почерпнутые книжным путем, содержали даже избыточное количество географических наименований, которые сокращались при передаче текстов источников. Та же картина наблюдается в описаниях Азии и Африки.

Таким образом, книжная, "ученая" географическая номенклатура в древнескандинавских географических сочинениях строго локализована территориально (Азия, Северное Причерноморье, Кавказ) и образует несколько семантических групп: хоронимы, оронимы, гидронимы и несколько этнонимов.

Территория Восточной Европы, которая значительно чаще посещалась скандинавами и была им хорошо известна, получила значительно более подробное освещение в географической номенклатуре, которая создавалась самими скандинавами в ходе их посещений Древней Руси и соседних с ней земель, особенно севера и северо-запада Восточной Европы. Применительно к этому региону формируется обширная система топонимов исключительно местного, скандинавского происхождения. В целом число восточноевропейских топонимов скандинавского происхождения несравненно больше, чем "книжных", восходящих к античности (см. табл. 1): только в географических сочинениях (в которые не вошел ряд наименований, известных по сагам, например Aldeigjuborg – Ладога) первых насчитывается 43, тогда как вторых – 21, из которых 4 служат для обозначения Каспийского и Черного морей. В то же время для территорий Англии, Франции, Германии, Южной Прибалтики – земель, не менее часто посещавшихся скандинавами, общее число топонимов и этнонимов (различного происхождения) 21 (всего для территории Западной и Южной Европы приводится 66 топонимов и этнонимов).

Скандинавская местная топонимика Восточной Европы и Кавказа охватывает больший круг географических объектов, нежели книжная. Она включает хоронимы, этнонимы, гидронимы, ойконимы (см. табл. 1). Количество и состав географической номенклатуры для Восточной и Западной Европы, бесспорно, свидетельствуют о большем интересе скандинавов к Восточной.

табл. 1. Число топонимов и этнонимов в описаниях Европы

По семантико-морфологическим признакам восточноевропейских топонимов выделяется несколько способов их образования (см. табл. 2), которые в большинстве случаев совпадают со структурой топонимов для других регионов, включая Скандинавию.

Первым, наиболее продуктивным способом является транскрипция местного названия. Этнонимы, подавляющее большинство гидронимов и ойконимов представляют простые слова. Первые получают форму множественного числа, что обычно для этнонимов вообще: bjarmar, kirjálir, ср.: finnar, svíar и др.

I. Транскрипция (простые топонимы)

II. Транскрипция + географический термин (композиты)

III. Собственное скандинавское наименование

табл. 2. Структура восточноевропейских топонимов

Транскрибируются и не меняют морфологических характеристик гидронимы Dúna (Западная Двина), Vína (Северная Двина), Nyia (Нева), Конечное -а этих гидронимов обычно интерпретируется как географический термин á – "река". Однако это окончание имеют только те названия, которые в русском языке относятся к женскому роду (ср.: Днепр – Nepr, где никакого окончания нет). В скандинавской гидронимике термин чаще имеет форму -án (с суффигированным артиклем): Fyrisán. Гидронимы, оканчивающиеся на -а, как правило, более позднего происхождения, причем в них конечное -а является не географическим термином, а окончанием слабого склонения существительного женского рода (часто с параллельной формой сильного склонения: *Fulla – Full (103)). Поэтому, если позднее окончание -а и могло осмысляться как географический термин, то в своей исходной форме оно, вероятно, отражало окончание женского рода русских гидронимов.

Вторую группу составляют ойконимы, которые нередко претерпевают морфологические изменения при транскрипции местного названия. Два из них меняют число (единственное в русском языке на множественное в древ не исландском): Móramar – Муром, Súrdalar – Суздаль, хотя для последнего и имеется параллельная форма единственного числа Súrsdalr (104). В трех случаях изменяется род ойконима (мужской в русском языке на женский в древнеисландском): Rostofa – Ростов, Palteskja – Полоцк, Полтеск, Smaleskja – Смоленск, причем два последних приобретают формы женского рода с довольно редкой основой на -on. Причины, вызвавшие морфологические изменения топонимов, не ясны. Образование форм множественного числа ойконимов в некоторых случаях, возможно, объясняется одновременным изменением их семантики: перенесением названия города на округу или княжество, центром которого он является (105). Таково, по нашему мнению, происхождение формы Hólmgarđar, параллельной форме Hólmgarđr – Новгород, Kænugarđar и Kænugarđr. В списке же, где приводятся названия Móramar и др., перечислены "главные города" Руси, т.е. ойконимы, а не хоронимы. Изменение рода ойконимов кажется на первый взгляд случайным, однако последовательность в передаче конечного -ескъ как -eskja как будто указывает на существование некой закономерности.

Третья группа простых топонимов, образованных способом транскрипции, осложнена попытками осмыслить древнерусское название как значимое слово на основе фонетического сходства ("народная этимология"). В восточноевропейской топонимике, отраженной в сагах, это весьма распространенное явление; специализированные же географические сочинения оно затронуло мало. Представляется вероятным осмысление ойконима Súrdalar как производного от súrr – "кислый" и dalr – "долина", хотя это написание может быть и не очень удачной транскрипцией фонетически сложного названия. Возможно, стремлением связать ойконим Ростов (Rostofa) со словом stofa – "печь" вызвано его морфологическое изменение. Несравненно шире "народно-этимологизирующая" тенденция представлена в сагах, т.е. далеких от "ученых" литературных жанрах. Те же самые названия, переосмысление которых в географических сочинениях можно только предполагать, в сагах претерпевают существенные трансформации. Так, в списке городов Руси в "Саге об Одде-Стреле" (106), сходном с тем, который приведен в сочинении "Какие земли лежат в мире", ойконим Суздаль передан как Sursdalr, т.е. намеченная ранее возможность его объяснения как "Кислая долина" реализуется здесь не только фонетически, но и морфологически (форма родительного падежа súrs). Иначе интерпретируется ойконим в "Саге о Хаконе, сыне Хакона", где он связывается со словом syđri (сравнительная степень прилагательного suđr – "южный") – "Более южная долина". Автор "Саги об Одде-Стреле" осмысляет название Ростов как Rađstofa от rađ – "совет", а соответствующий эпоним как Rađstafr от rađ – "совет" и staffr – "жезл, столп". Однако все эти трансформации и переосмысления, как уже указывалось, характерны для саг; географические сочинения довольно строго придерживаются транскрипционной передачи названия.

Второй чрезвычайно продуктивный (а для внутрискандинавской топонимики – основной) структурный тип – составные топонимы с географическим термином, обозначающим вид называемого объекта. Подавляющее большинство топонимов для Азии, Африки, Западной Европы образовано именно этим способом: заимствованное из латиноязычного источника название дополняется соответствующим скандинавским термином (-land – "земля", -borg – "город", -ríki – "государство"): Numidia-land, Frakk-land, Germania-ríki, Róma-borg, Jórsala-borg и т. д. При этом термин, обозначающий вид географического объекта, может отделяться от собственно топонима, и поэтому практически все названия, кроме восточноевропейских, встречаются в географических сочинениях в двух вариантах: с географическим термином и без него (Germania и Germaniaríki, Rúm и Róma-borg).

Значительно упорядоченное употребление простых и составных топонимов для Восточной Европы. Во-первых, отсутствует произвольное чередование форм простых и составных. Во-вторых, модель "транскрипция местного названия + географический термин" распространяется лишь на одну семантическую группу – хоронимы с терминами -land и -ríki. Все названия восточноевропейских земель, кроме Древнерусского государства (исключение составляет хороним Kylfingaland), образуются по модели "этноним + land".

Таким образом, в отличие от топонимики других регионов восточноевропейская географическая номенклатура обнаруживает устойчивое соотношение групп обозначаемых объектов и структуры топонимов: этнонимы, гидронимы и ойконимы образуются только способом транскрипции и представляют простые слова; названия земель и племенных территорий являются композитами и образованы по модели "этноним + land".

Единственное исключение составляет небольшая группа топонимов, включающая основное и наиболее распространенное название Древнерусского государства (Garđaríki) и двух древнерусских городов (Hólmgarđr и Kænugarđr) – политических, административных и торговых центров Верхней и Нижней Руси (107). Все три названия являются композитами и включают корень garđ-. К ним, вероятно, следует причислить и ойконим Miklagarđr – Константинополь: все три ойконима на -garđr отмечают узловые пункты на "пути из варяг в греки". Важно отметить, что эти названия стоят особняком в древнескандинавской географической номенклатуре: ни один внескандинавский ойконим не имеет географического термина garđr (основной используемый термин – borg). Собственно скандинавские ойконимы с garđr относятся отнюдь не к городам или поселениям городского типа, а лишь к хуторам или сельским поселениям, что находится в полном соответствии со значением самого слова garđr в древнескандинавских языках (108). Названия типа X + garđr часты в Норвегии, реже встречаются в Швеции, Дании и Исландии (109). Время возникновения этой модели установить невозможно из-за отсутствия скандинавских письменных источников до X в., но предполагается, что она восходит по меньшей мере к началу эпохи викингов (110). Модель оставалась продуктивной на протяжении всего средневековья и нового времени и во все периоды была закреплена за единственным видом объектов: усадьбами, хуторами, небольшими поселениями.

Традиционное отождествление корня garđ- с древнерусским градъ (и в названии Garđaríki (111), и в названии Hólmgarđr (112)), точнее предположение о подмене вторым первого, без учета различий в их значении могло основываться лишь на предположении о существовании "варяжского" наречия, возникшего на территории Восточной Европы в результате норманнской колонизации и соединявшего и контаминировавшего лексику древнерусского и древнескандинавских языков (113). В этих условиях, по мнению В. Томсена, могла произойти подмена значения древнескандинавского garđr: "город, укрепленное поселение" вместо собственного "хутор, сельское поселение". Однако гипотеза о существовании "варяжского" наречия не нашла подтверждения (114), а возможность контаминации значений слов ослабляется как отсутствием аналогий, так и историческими условиями того времени, когда она должна была произойти.

По общепринятому мнению, топонимы Hólmgarđr, Garđr, Garđar (115) относятся к древнейшему периоду русско-скандинавских контактов, которые в Приладожье датируются второй половиной VIII в. Однако существование здесь укрепленных поселений этого времени археологически не засвидетельствовано: старейший укрепленный пункт – Старая Ладога – получил оборонительные стены лишь к концу IX в. (116). Наиболее ранние слои в Новгороде датируются концом IX – началом Х в. и дают основания говорить о существовании нескольких неукрепленных поселений (117). Поэтому, как представляется, реальная ситуация в Приладожье и Приильменье не давала оснований для переосмысления слова garđr.

Существенным моментом в интерпретации рассматриваемых ойконимов является наиболее употребительная их форма; форма не единственного, а множественного числа: Garđar (8 раз из 10 в рунических надписях (118), в висе Халльфреда Трудного скальда из поэмы Óláfsdrápa – 996 г. (119), в древнейшем кодексе саг – "Обзоре саг о норвежских конунгах" (120)), что, как указывалось выше, является показателем хоро-, а не ойконимов. Также зафиксирована, хотя и в более поздних сагах, форма множественного числа и от самого Hólmgarđr (121). Обозначение Новгородской земли этим топонимом встречается в сагах (122) и сохраняется вплоть до XVI в., когда на карте Олая Магнуса (1539 г.) Новгородская земля и север России названы Holmgardia (123). Не противоречат этому предположению и рунические надписи, хотя из-за краткости текстов невозможно точно определить содержание топонима. Во всяком случае, в трех надписях из четырех он может обозначать как город, так и прилегающую к нему территорию (124).

Все сказанное дает основания полагать, что первоначальное значение топонима Hólmgarđar – отнюдь не название города, как принято считать, а территории: либо той, на которой располагалось "гнездо поселений", развившихся впоследствии в Новгород, либо более широкой – Поволховья, где находилось скопление поселений вдоль Волхова – важнейшей речной магистрали, связывавшей Балтийское море с Волжским и Днепровским бассейнами (125). В свете этого приобретает дополнительную аргументацию и истолкование первой части топонима как "остров" (126). Исходя из значения древнескандинавского слова hólmr (127) и учитывая климатически-топографические особенности окрестностей Новгорода (высокие паводки, во время которых затоплялись большие участки), Б. Клейбер указал, что прибывавшие ранней весной скандинавы находили залитую водой местность, где, как островки, выделялись вершины холмов с поселениями местных жителей. Поэтому, по его мнению, топоним следует рассматривать как обозначение территории с поселениями на "островах" во время паводков. Надо отметить и другую возможность, также вытекающую из топографических особенностей приильменских поселений (128). Большая часть поселений раннего времени в этом регионе располагается на мысу и имеет протоки или рукава Волхова с напольной стороны ("Рюриково" городище и др.), т. е. находится на своего рода островах.

Таким образом, представляется, что древнейшим восточноевропейским топонимом в Скандинавии было название местности, игравшей особенно важную роль в эпоху начальных русско-скандинавских контактов. Здесь кончался прямой (без волоков) водный путь (Финский залив – Нева – Ладожское озеро – Волхов) и находилось большое число поселений на возвышенных местах: мысах, холмах и т. п., нередко окруженных водой. Лишь позднее, т. е. после возникновения Новгорода, где сосредоточилась торговая деятельность как русских, так и скандинавских купцов, где скандинавские викинги вступали в дружины русских князей, название Hólmgarđr было перенесено на город (129).

В связи с переносом названия Hólmgarđr с территории на город, с одной стороны, и расширением экономических и политических связей между скандинавскими странами и Русью, ведших к знакомству с более обширной территорией, – с другой, возникла необходимость в создании наименования, специально обозначающего территории, входящие в состав формирующегося Древнерусского государства. В то же время употребление корня garđ- в составе ойконима вступало в противоречие с собственным значением слова и вызывало стирание его основного значения, его постепенную десемантизацию. Это вело к превращению корня garđ- в составе топонима Hólmgarđr в словообразовательный элемент, не имеющий самостоятельного значения, и создавало возможность для дальнейшего развития и применения топонимов с корнем garđ-.

С одной стороны, модель X + garđr для ойконимов была применена для обозначения крупнейших городов на "пути из варяг в греки": Киева и Константинополя (130), знакомство с которыми скандинавов состоялось примерно на столетие позже, чем с Ладогой и ее округой. Только десемантизацией и превращением слова garđr в формант можно объяснить его употребление в названиях этих крупнейших городов, тогда как названия всех городов Европы оформлялись термином borg. Именно словом borg обозначен и Константинополь в описательной части сочинений "Какие земли лежат в мире" (Þa borg kalla menn Miclagarđ – "Этот город люди называют Миклагардом") и "Пути" ("...eda út i Grikland til Mikla – gardz borga... "–"... или в Грикланд вплоть до города Миклагарда"). Оба примера ясно показывают, что -garđr в составе ойконима не несет смысловой нагрузки, а является формантом. Под влиянием модели X + garđr в одном случае встречается даже производное höfuđ garđar ("главные города") перед перечнем русских городов. Это единственный случай подобного образования: применительно ко всем остальным территориям употребляется слово höfuđ borgar (собственно "главные города"). Явная аномальность композита höfuđ garđar объяснима только в рамках модели X + garđr.

С другой стороны, одновременно происходит и вычленение названия Руси из того же топонима (или модели), причем вычленяется ее наиболее общая, абстрактная часть – garđr, что отвечало расширению объекта, обозначаемого им. Поэтому название Garđar (во множественном числе) в рунических надписях конца X-XI в. и в скальдических висах X в. (131) было уже традиционным, а не значащим.

По мере становления государства и государственности в самих Скандинавских странах возникает группа топонимов, отражающих возникновение представлений об административно-политическом членении территории. Это названия земель, содержащие корень ríki в качестве географического термина: Svearíki, Ringaríki и др. (132). В XI-XII вв. хороним Garđar, окончательно утративший связь с исходным значением слова garđr, оформляется в соответствии с моделью X + ríki, служащей для обозначения государства, причем в форме Garđariki окончательно фиксируется множественное число первого элемента слова garđa(r). С XIII в. название Garđariki становится общеупотребительным в скандинавских источниках для обозначения Древнерусского государства и попадает в географические сочинения. По той же модели образованы и два других восточноевропейских хоронима: Austrríki, представляющее крайне неопределенное, расплывчатое по своему содержанию и искусственное образование, и Tartararíki, которое могло возникнуть не ранее середины ХIII в.

Таким образом, восточноевропейская топонимика, отраженная в древнескандинавских географических трактатах, образует довольно стройную систему с четко ограниченными по виду называемых объектов и по своей структуре группами. Эти группы обнаруживают устойчивость, несвойственную топонимике других регионов. Различия в структуре топонимов, вероятно, отражают разновременность их возникновения. Как представляется, наиболее раннюю группу, возможно относящуюся к VIII-IX вв., составляют ойконимы с термином garđr и производное от них название Руси Garđar. Видимо, к тому же времени следует отнести и не использованный в географических сочинениях, но хорошо известный по сагам ойконим Aldeigjuborg (Ладога), оформление которого термином -borg противостоит термину -garđr. К несколько более позднему времени, вероятно, следует отнести топонимы транскрипционного типа, как простые, так и составные с термином -land. Наиболее позднюю хронологически группу составляют хоронимы, образованные по модели X + ríki, а также ученые конструкции типа Svíþjóđ hinn mikla.

Наряду с хронологической очевидна и определенная неравномерность в пространственном распределении и характере восточноевропейской топонимики. Наибольшее количество топонимов и этнонимов сосредоточено на северо-западе Восточной Европы: в Финляндии и на Карельском перешейке, в Приладожье (включая два ойконима на -borg: Aldeigjuborg и Álaborg), в Восточной Прибалтике. Основанная на самоназваниях племен и производных от них хоронимах, она включает даже названия сравнительно мелких племен типа рявалов (refalir), вармиев (Ermland) и др. (133). По мере продвижения на восток и юго-восток в скандинавской традиции исчезают этнонимы, обозначающие мелкие племена или небольшие племенные объединения, но появляются этнонимы собирательные, объединяющие ряд племен одной языковой семьи, как, например, бьярмы. В то же время число этнонимов резко сокращается, уступая место названиям иных географических объектов (по преимуществу ойконимам и гидронимам); Древняя Русь выступает как единое нерасчлененное образование (на ее территории этнонимы или отэтнонимические хоронимы не выделяются). Именно к этой территории приурочены ойконимы, образованные по модели X + garđr, связывающие земли, лежащие вдоль пути "из варяг в греки" вплоть до Константинополя (Miklagarđr),

Наконец, еще далее на восток и юго-восток снова появляются отэтнонимические хоронимы (Tartararíki, Serkland), не имеющие строгой локализации и как бы "расплывающиеся" в малоизвестной скандинавам дали.

Эта закономерность в распределении топонимов и этнонимов дала основание Г. С. Лебедеву выделить три зоны "географического пространства" скандинавов "на востоке": прибалтийскую (однако исключая Приладожье), древнерусскую (без Византии) и юго-восточную, охватывающую Русь полукольцом (134). Вполне справедливое обособление указанных трех зон нуждается лишь в небольших уточнениях: включении Приладожья в первую зону как зону древнейших скандинавско-финских контактов и Византии – во вторую, что определяется и использованием восточноевропейской модели X + garđr для обозначения Константинополя, и сходным способом описания (ср. перечень византийских городов в сочинении "Какие земли лежат в мире"), и типом топонимов (транскрипционная передача названия без оформления их географическими терминами: Thebas, Adenas и т. д.).

Отмеченные закономерности в характере восточноевропейской топонимики в скандинавской традиции, бесспорно, отражают естественно-географические ареалы контактов скандинавов с народами Восточной Европы и степень их осведомленности о топографии мира.

ПРИМЕЧАНИЯ

103. Ståhl H. Ortnamn..., s. 117-120.

104. Örvar-Odds saga, s. 187.

105. Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи..., с. 203; Pritsak О. The Origin of Rus', p. 371-372; Джаксон Т. Н. Суздаль..., с. 217, примеч. 31.

106. Örvar-Odds saga, s. 187.

107. Подробнее см.: Мельникова Е.А. Восточноевропейские топонимы...

108. 1) ограда, забор; 2) огороженный участок земли; 3) жилье, двор, усадьба. См.: Baetke W. Worterbuch zur altnordischen Prosaliteratur. Leipzig, 1965, Bd. I, S. 186; Söderwall K.F. Ordbok öfver svenska medeltida språket. Lund, 1884, b. 1, s. 389-390; Cl.-Vigf., p. 191-192. Родственно др.-слав. градъ, др.-инд. Grhas ("Дом"), лит. gardas ("ограда"), гот. gards ("дом, семья"). См.: Vries J. de. Altnordisches etymologisches Wörterbuch. Leiden, 1977, S. 156. Употребление garđr во втором значении в композитах типа kirkju-garđr – "церковный двор" отмечается особо. Кроме того, Г. Вигфуссон указывает, что корень garđ- встречается в обособленной группе слов, связанных с мифологическими представлениями древних скандинавов о пространственном членении мира: Ásgarđr, Miđgarđr, Útgarđr. В них также воплощается идея замкнутого, отграниченного пространства: мира асов, мира людей ("срединный мир") в противоположность внешнему пространству, лежащему за пределами мира людей и асов и враждебному им.

109. Rygh О. Norske gaardnavne. Oplysninger samlede til brug ved matrikelens revision. Kristiania, 1898, s. 53; Stedsnavn / Utg. av M. Olsen. Stockholm, Oslo, København, 1939, s. 16, 65, 81. (Set. Nordisk kultur; B. V).

110. Rygh O. Op. cit., s. 17.

111. Перевод Garđaríki "великий град" встречается уже у В. Н. Татищева (Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1962, т. I, с. 283). Наиболее подробно см.; Рыдзевская Е. А. О названии Руси Garđa ríki. – В кн.: Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в IX-XIV вв. М., 1978, с. 143-151. См. последнее: Джаксон Т.Н. О названии Руси Garđar. – Scando-Slavica, 1984. t. 30, с. 133-143.

112. Рыдзевская Е. А. Холм в Новгороде и древнесеверный Hólmgarđr. – В кн.: Изв. РАИМК, Пг., 1922. т. 2, с. 109-112: Джаксон Т. Н. О названии Руси…, с. 137-138.

113. Томсен В. Начало русского государства. М., 1891, с. 73-74.

114. См. подробнее: Мельникова Е. А. Древнерусские лексические заимствовании в шведском языке. – В кн.: Древнейшие государства на территории СССР, 1982 год. М., 1984, с. 65-66.

115. Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи…, с. 202-203; Джаксон Т.Н. О названии…, с. 138.

116. Лебедев Г. С., Седых В. Н. Археологическая карта Старой Ладоги и ее окрестностей. – Вести. ЛГУ, 1985, № 9, с. 15-25; Кирпичников А. Н. Каменные крепости Новгородской земли. Л., 1984, с, 23-42.

117. Янин В. Л., Колчин Б. Л. Археологии Новгорода 50 лет. – В кн.: Новгородский сборник. М., 1982, с. 108-111.

118. Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи…, с. 202.

119. Джаксон Т. Н. О названии..., с. 134.

120. Ágríp af nóregs konunga sögum / Utg. av. F. Jónsson. Halle, 1929, s. 39.

121. Þat hafđi borit til tíđinda fyrir sjau vetrum, at konungr sá, er var austr í Holmgöđum, hafđi orđit brađđauđr. – Örvar-Odds saga, s. 186.

122. Также у Саксона Грамматика, в "Истории Норвегии" и др. Примеры и ссылки см. в кн.: Metzenthin Е. М. Die Länder- und Völkernamen..., S. 42.

123. Кордт В.Л. Материалы по истории русской картографии. Вторая серия. Киев, 1906, вып. I, табл. II-III.

124. Мельникова Е. А. Скандинавские рунические надписи…, № 23, 57, 95.

125. Носов Е. Н. Волховский водный путь и поселения конца I тысячелетия н.э. – В кн.: КСИА. М., 1981, № 164.

126. Впервые высказано С.Ф. Платоновым (Платонов С. Ф. Руса. – В кн.: Дела и дни. Пб., 1920, кн. I, с, 1-5). Подробное обоснование см.: Kleiber В. Zu einigen Ortsnamen aus Gardarike. – Scando-Slavica, 1957, t. III, S. 215-217. Иная интерпретация у Е. А. Рыдзевской (Рыдзевская Е. А. Холм в Новгороде…, с. 109-112), которая предположила, что, как и в случае с garđr, здесь контаминирована и первая часть слова hólmr и др.-рус. холмъ под влиянием названия одной из частей Новгорода (Славенский холм, или Холм). К этому мнению недавно присоединилась Т.Н. Джаксон (Джаксон Т.М. О названии…, с. 142-143), которая не привела новой аргументации в пользу этого предположения и не опровергла возражения Клейбера лингвистического порядка. Против этого отождествления говорит как малая вероятность: подобных контаминации вообще, так и отсутствие на Славенском холме слоев ранее второй половины. X в. (Янин В.Л., Колчин Б.Л. Указ. соч., с. 110. Авторы, впрочем, предполагают, что здесь могут быть открыты и более ранние слои).

127. "Небольшой островок" (Baetke W. Op. cit., S. 268; Vries J. de. Op. cit., S. 248). Г. Вигфуссон уточняет: "особенно в заливе, на реке... Даже луг на берегу, если за ним идет канава или ров, называется hólmr" (Cl.-Vigf., p. 280). О. Рюг отмечает еще одно значение hólmr в составе топонимов древнейшего времени – "холм, пригорок на болоте, заливном лугу" (Rygh О. Op. cit., s. 56).

128. Носов Е. Н. Археологические памятники Новгородской земли VII-X вв. Археологическое исследование Новгородской земли. Л., 1984, с. 88; Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе, Л., 1985, с. 219.

129. Именно на этом этапе могла произойти контаминация скандинавского garđr и русского градъ.

130. Впервые это отметил С. Рожнецкий (Рожнецкий С. Из истории Киева и в былевом эпосе. – Изв. Отд-ния русского языка и словесности. СПб № 1, с. 62).

131. Джаксон Т. Н. О названии Руси..., с. 134-135.

132. Krag С. Landskapsnavn på -land og -rike. – Historisk tidskrift, Oslo, 1971, b. 50, № 4, s. 341-354.

133. Мельникова Е. А. Этнонимика севера Европейской части СССР по древнескандинавской письменности и "Повести временных лет". – В кн.: Северная Русь и ее соседи. Л., 1982, с. 124-127.