Литература

Источник: С. А. ГЕДЕОНОВ. ВАРЯГИ И РУСЬ

Увлекаясь лёгкостью, с которой всевозможные в мире имена могут быть (хотя бы только и приблизительно) объяснены из богатой до невероятности германо-скандинавской ономатологии⁷⁸, норманская школа выводит из скандинавского источника все варяжские и все русские имена нашей истории, от Рюрика до Ярослава (см. Bayer. De Varagis 281-291. - Шлец. Hecm. III, 100 - Kunik. Beruf. II, 116 ff). Что некоторые из встречающихся в ней неславянских имен, преимущественно в договорах, действительно принадлежат германо-скандинавскому миру (как другие остальным, в ее развитии участвовавшим народностям: литве, угре и т. д.) уже следует из сказанного прежде о тесной связи бывшей между вендскими славянами и германскими племенами с одной, норманскими с другой стороны; о составе рюриковой дружины; о сношениях варяжских князей с норманнами; наконец, из географического положения самой Руси. Но выводить все варяго-русские имена и личности, или хотя большую часть из них из норманского начала; относить к этому началу имена Святослава, Передславы, Володислава и пр. (Байеру Шлец. Hecm. III, 104, 105. - Kunik. Beruf. II, 177); видеть одних норманнов в дружинниках и мужах князей Святослава, Владимира, Ярослава; производить от норманнов, по имени, князей явно славянского происхождения по своим действиям и историческому значению, Рюрика, Олега, Игоря, Рогволода; это, значит, основывать русскую историю не на фактах, не на исторической логике, а на этимологических случайностях и созвучиях. Ни здесь, ни при исследовании других явлений народных историй лингвистический вопрос не может быть отделен от исторического; филолог от историка. А в состоянии ли кто уяснить себе начальный характер нашей истории, когда, с одной стороны, на основании одних ономастических подобозвучий норманская школа требует от нас безуслов­ного верования в скандинавское происхождение князей и пришедших с ними варягов - дружинников; а с другой, не может указать ни на одну норманскую особенность в русском праве, язычестве, образе правления, обычаях; ни на одно норманское слово в русском языке; ни на один намёк самих скандинавов на существование у них под рукой громадной свео-славянской колонии? При отсутствии иных, положительных следов норманского влияния на внутренний быт Руси норманство до XI-го столетия всех исторических русских имен уже само по себе дело несбыточное.

Тем не менее, основанные на созвучиях некоторых варяго-русских имен со скандинавскими, этимологические выводы о мнимо-норманском происхождении призванных варягов не могут быть оставлены без ответа. До сих пор исследователи славянской школы не обращали должного внимания на эту сторону занимающего нас вопроса. Одни объясняли норманский (по их мнению) склад имен варяжских князей и их сподвижников сношениями вендов с германцами, русских славян со скандинавами; но такое изъяснение идет к одним только исключениям в русской истории; распространенное на всю массу варяго-русских имен, оно теряет свое значение и силу. Другие признавали исключительное славянство спорных имен; но, к сожалению, без достаточных доказательств. Или эти доказательства действительно невозможны?

В противность германо-скандинавской, славянская ономатология в том виде, в котором дошла до нас, не отличается числительным богатством имен. С одной стороны, по самому свойству внутреннего организма славянских народов отдельные личности редко являются двигателями народной жизни в славянских племенах; славянские истории знают одних князей и народ. Ни Нестору, ни Козьме Пражскому, ни Мартину Галлу не известна так называемая анекдотическая история; отсюда соответствующая малочисленности исторических деятелей малочисленность в их сказаниях личных славянских имен. С другой стороны, за немногими исключениями истории славянских народов писаны иноземцами, на иноземном языке; они не обращали и не могли обращать внимания на частности (срвн. Schafar. Sl. Alt. II, 351). Невыгодность этих условий, с точки зрения ономастических разысканий, очевидна. Сверх того, л в сделанных в последнее время опытах систематической разработки древнеславянской ономатологии, при всей неоспоримой ценности этих трудов, нас все - таки преследует неправильная, а нередко и фантастическая транскрипция выписанных из германо-латинских источников славянских имен⁷⁹.

Напрасно требуют ревнители норманского мнения от всех славянских имен как определенного смысла, так и непременных славянских окончаний на слав, мир, гость, влад и т. д. "Довольно есть древнеславянских имен, - говорит г. Куник (Beruf. II. 118. Апт.**), - у полабов, ляхов, чехов и сербов; у них находим многочисленные примеры древнерусским Ярослав, Яромир (?), Святослав, Святополк, Владимир, Людмила (?) и пр.; у них же должно указать и на соименников князьям Рюрику, Трувору, Аскольду, Диру, Олегу, Рогволоду, Свенке, Игорю, Ивору и т. д.; на имена русских княгинь Ольги, Рогнеди и Малфреди; варяжских воинов и сановников, если кто и впредь еще вздумает отыскивать родину варягов-руси вне Швеции". На основании этих ономастических правил мы должны выключить из славянских историй более половины их деятелей, как представляющих все требуемые условия к подозрению в германо-скандинавском происхождении. Если бы исследователи норманской школы не состояли под влиянием известных предубеждений, они вероятно бы заметили, что, во-первых, кроме составных прозвищ с окончанием на слав, мир, гость, обыкновенно повторяющихся в известной мере у отдельных славянских родов⁸⁰ (как у древних римлян их praenomina), славянская ономатология знает не малое количество простых имен (nomina simplicia, Varro ар. Valer. Max. de nom. rat.), которые, по смыслу, для нас уже непонятны; по форме, нередко удаляются от принятого славянского первообраза; по употреблению, являются и исчезают в славянских историях без повторения (за исключением переходящих в родовые). Таковы у чехов Cech, Klen, Bech, Heriman, Tetwa, Mun, Tepta, Weš, Chyna, Keien, Česta, Tyra, Porej, Bezprem, Tas, Prkoš, Olen, Čač, Tista, Preda, Chren, Ben, Čuch, Syndal, Nas и пр.; у сербов Жунь, Жань, Бальде, Гатальд, Браиен, Бунь, Мик, Бучь, Мильц, Тольчь, Грдань, Плень, Тусь, Грипонь, Гуня и пр. Или эти имена (я беру только чешские и сербские, засвидетельствованные туземными документами, следовательно, не искаженные) звучать по-славянски более наших Рюрик, Трувор, Игорь, Олег, Дир, Лют, Блуд, Рогволод? Или норманская школа знает многим из них примеры вне чешской и сербской письменности? Во-вторых, как наша история не Святославами, Всеволодами, Ярополками⁸¹, так и прочие славянские истории начинаются не Болеславами, Бранимирами, Спитигневами, а являют имена, у ляхов Popiel, Piast, Krak, Leško, Wanda; у чехов Čech, Samo, Krok, Kasi, Teta; у хорутан Валух, Борут, Карат; у хорватов Клюкас, Лобель, Козенец, Мухло, Хрват, Туга, Буга, Порга, Борна, Порин. Почему же и их не считать германо-норманнами⁸²? И впоследствии, как у нас, так и у прочих славянских народов имена составные (praenomina, cognomina) редко являются принадлежностью личностей не княжеского происхождения; особенность, как увидим, основанная на известных ономастических требованиях. В-третьих, отозвавшаяся в русской истории вендская ономатология удаляется, более прочих, от обычного склада общеславянских имен; само племя полабских славян состоит по языку, вере, обычаям под влиянием, с одной стороны, литовского начала; с другой, германской (преимущественно сакской) и скандинавской народностей. При сравнительно малом количестве составных имен, обнаруживающих с первого взгляда славянское происхождение, каковы: Sclaomir, Meligastus, Gotzomuizl, Miseco, Praebislavus и т.п., вендская история знает много простых славянских имен, являющих отпечаток, иные - по-видимому, другие - действительно иноземный, преимущественно германский. Таковы у Эйнгарда: Thrasico, Godolaibus, Ceadrag, Borna, Tunglo; у Дитмара: Naccon, Zolunta, Flopan, Connildis, Procui, Deiux; у Адама Бременского: Estred, Gneus, Anatrog, Sederich; у Гельмольда: Billug, Grin, Race, Mike, Rochel. В колбяжском (colbacense) монастыре хранилась следующая надпись с именами шести славян, гонителей св. Оттона: "Nomina eorum qui percusserunt d. Ottonem episcopum Bambergensem cum doceret et baptizaret in Wollino anno 1124:

Cistemil, Tredegras, Boydan, Knips, Jesse, Golias.

Hi sex dant plagas o Otto dive tibi" (Hist. episc. Cammin. in scrpt. rer. ep. Bamberg. II. 519).

У Саксона Грамматика славяно-вендскими и русскими именами являются: Dagus, Dal, Duc, Floccus, Tranno, Rötho, Regnaldus, Scalcus и пр. Если бы вместо Рюрика, Синеуса и Трувора варяжские князья назывались западно-славянскими именами: Grin, Borna и Skalk, без сомнения, норманская школа привела бы в доказательство их скандинавизма своих Grim'oв, Björn'oв и Skalk'oв. И наш древлянский Мал попал бы, вероятно, в норманны (от северного Amal), не будь его славянство положительно засвидетельствовано летописью⁸³.

Отсюда еще не следует ни невозможность рационального объяснения значительной части варяго-русских имен, ни право для славянской школы оставить вопрос об именах без должного рассмотрения. Разумеется, это исследование может быть основано на законах только славянской, а не скандинавской ономатологии. Известно, и всеми славянскими филологами принято за правило, что большая часть местных славянских имен происходит от личных (Palacky. Gesch. v. Böhm. I.169. aпт. 143. - Jordan. Gramm. d. Wend. Serb. Spr. 49); на этом основании указывает Шафарик на личные Krak, в именах городов Краков, Кракополь, Краковец; Wítorad, в имени города Witorazi (Витраж), ныне Weitrach и т. п. (Sl. Alt. II, 360, 426). Мы не можем, в угодность невозможным требованиям, исключить из круга наших ономастических доказательств, утвержденных славянской наукой аналогий, ни верить, чтобы между названием города Reric [30] и личным Рюрик не было лингвистической связи, существующей между именами городов Ярославль, Олжичи, Володимер и личными Ярослав, Ольга, Володимер. Не менее странно и другое притязание норманской школы не допускать к объяснению простых славянских имен тех же имен в их составной форме, т. е. славянских Luto-mir, Kasi-mir, Wladi-slaw, к объяснению славянских Ljut, Kasi, Wlad (см. Kunik. Beruf. II, 118. Anm. **). Дело в том, чтобы ономастические исследования были основаны не на произволе, не на одних, часто случайных созвучиях, а на правилах благоразумной филологии в связи с историческим значением тех лиц, имена которых подлежат нашим разысканиям. Что же до уверенности, с которой норманская школа полагается на безгрешность своих этимологических выводов, я замечу, во-первых, что до появления в свет исследований г. Куника эта школа основывала свое мнение о скандинавском происхождении варяго-русских имен нашей истории на этимологических изысканиях Байера (De Varagis 281-291), представляющих, по мнению Шлецера, настоящий образец благоразумной и ученой этимологии и сравнения имен (Нест. Шлец. III, 100). Г. Куник (Beruf. II, 116) не утверждает шлецерова суждения, а выводы Байера признает крайне неверными и отчасти принужденными. Удерживая только немногие из прежних этимологий, он является с новым, полнейшим (и, должно сказать, несравненно более рациональным и ученым) запасом скандинавских имен; вместо байеро-шлецеровых Alak, Alogia, Askel, Туr, Rotwigda он читает Hölgi, Hölga, Höskuldr, Dýri, Ragnheidr и т. д.; тем не менее в продолжении около полутораста годов мы были обмануты, с одной стороны, крайне неверными и принужденными словопроизводствами Байера; с другой, положительными уверениями Шлецера в их непогрешность, ученость и благоразумие; во-вторых, что в продолжении тех же полутораста годов было принято в число аксиом русской истории, что общеславянская слова боярин, безмен, вервь, верста, луда, огнищанин и пр. происходят от скандинавских boljarl, bismer, hvarf, rasta, lodha, eingandin и т. д. Не могут ли наши Рюрик, Олег, Рогволод происходить точно также от скандинавских Hraerekr, Hölgi, Ragnwaldr?

Рюрик. В германо-латинских документах средних веков, встречаются формы: Roricus, Rone, Rorigo. "Abiectus est etiam ibi Hugo Remensis pervasor a Romana Synodo exeommunicatus, et Odelricus inthronizatus a Widone Suessionensi, Roricone Laudunensi, Gibuino Catalaunensi, Wigfredo Virdunensi, Aistulfo Noviomensi" (Hugonis Chron. I. ad ann. 961 ap. Perte X. 364). "Karolus rex genuit... ex coneubina Arnulfum, Drogonem, Roriconem et Alpaidim" (Genealog. Comit. Flandr. ib. XI 303). "...Regnante... piissimo Ludovico augusto... Rorigo venerabilis comes" etc. (Fragm. hist. Fossatens. ib. 370). "Roricus procurator Frider. duc. Lothar. ad. ann. 1065" (Triumph. S. Remacli de Malmundar. Coenob. ib. XIII. 441). Вероятно, имя Roric есть сокращенное Roderich (Байер у Шлец. Нест. III. 101.237); у датчан и у норвежцев оно является под формами Hrorecur⁸⁴, Нrаеdrекr (вар. Hraedrekr и Rodrekr); у шведов оно неизвестно. "В древнешведских памятниках, - говорит г. Куник (Beruf. II. 123), - Рёрики (die Röriker) встречаются, кажется, не часто; я знаю только одного Стефана Рёриксона и одного Анунда Рёриксона, двух редакторов древнего сюдерманландского уложения"⁸⁵. Для шведского конунга имя Hraerekr также странно и необычайно, как для русского князя имена Казимира или Прибислава; вследствие чего норманская школа должна или отказаться от шведского происхождения нашего Рюрика и выводить его уже не из Швеции, а из Дании или Норвегии, чем подрывается все учение знаменитейших корифеев скандинавизма; или же, по примеру, сделанному в отношение к именам варяг и Русь, прибегнуть к изобретению (никакими, даже косвенными свидетельствами не утвержденной) формы шведского имени, которая бы подходила к русскому Рюрик⁸⁶.

Коллар (Rozpr. о gmen. 358 след.) отыскивал этимологию имени Рюрик в чешском raroh, польском rarog = falco cyanopus, сокол; roryk = hirundo apus, стриж; в имени вендского племени рериков-reregi и города Reric (Мекленбург). При отсутствии указаний на историческую и лингвистическую связь между этими названиями и именем Рюрика предположения Яна Коллара, без сомнения, много теряют из настоящего своего значения. Г. Куник отвергает их по двум причинам: 1) в древнепольских и древнеславянских именах нет живых примеров имени Рюрик; 2) rarog имя не личное, а название города или птицы; сходство имени Рюрика с названием города Reric и сокола raroh, явление случайное (Beruf. II. 122, 123).

На первое из этих возражений я мог бы отвечать, что историк, не допускающий славянского происхождения Рюрика потому, что имя его не встречается у прочих славянских народов, должен, вместе с ним, производить от норманнов и князей Sederich'a, Пяста, Крока, Tunglo, Щека, Хорива и т. п., коих имена не только неизвестны у прочих славян, но и в своих собственных историях являются только по одному разу. Но мы не имеем надобности прибегать к этому толкованию. Псковская летопись упоминает о польском воеводе Ририке под 1536 г.: "Ририка воеводу убиша лятцкаго" (Карамз. VIII. прим. 48)⁸⁷. Имя Рюрика под его основной формой Рерик-Rerich встречается в числе имен древнечешских родов (die Ritter-Standes Familien), заседавших на богемских снемах; см. любопытную книгу: Das Sehenswürdige Prag. v. Redel 1710. с. XIV. 103. Оно сохранилось и в горлицком дипломатическом акте 1490 года: "Peter Rerig der Stadschreiber" (Script. rer. Lusatic. II. 1.117). Если не ошибаюсь, это ответ на второе замечание требует исследования более подробного.

Имя Рериков (Reregi) не есть собственно племенное, а прозвище. "Deinde sequuntur Obotriti, qui altero nomine Reregi vocantur et civitas eorum Magnopolis" (по-славянски Reric. Ad. Brem. с. 64). "Obotriti vel Reregi" (ibid. с. 138). "Abodriti vel Reregi" (Annal. Saxo ad ann. 962). Так и о лутичах: "Leutici, qui alio nomine Wilzi dicuntur" (Ad. Brem. с. 66). "Igitur cum multi sint Winulorum populi fortitudine celebres, soli quatuor sunt qui ab illis Wilzi, a nobis vero Leuticii dicuntur" etc. (ibid.c. 140). "Luticii sive Wilzi" (Helmold. I, XXI). Как лутичи волками, так оботриты прозывались соколами вследствие особого уважения к религиозному и символическому значению этих животных у той и у другой народности. "Должно заметить, - говорит Шафарик (Sl. Alt. II, 692. Anm.), - что древние славяне и литовцы сражались под стягами, на которых были представлены изображения животных, служивших им религиозными символами; имена этих зверей могли весьма легко перейти на роды или племена, состоявшие под этими стягами. Примером служат кршане, т. е. иллирийцы, обитающие на острове Крке (Veglia)⁸⁸ и получившие от изображенного у них на стягах коршуна название Чучей (Čuči; čuc = bubo). Не есть ли это ключ к объяснению многих родовых и фамильных имен? " Орел (или сокол) изображен у Маша на двух фигурах (11 и 14) оботритских богов; на прозвание оботритов соколами намекает и скальд Гуторм Синдри, прославляющий короля Гакона за то, что он покорил Зеландию и подчинил себе гнездо вендского сокола, Vinda vak (Hist. Ol. Tr.f. с. 18). Г. Куник (Beruf. II, 122, 123) читает по Шафарику (Sl. Alt. II, 588). Rarožane и Rarog, вместо Reregi и Reric; но Шафарик употребляет эти формы только в переводном значении; он сам говорит в другом месте: "Мы заметим (о древанском наречии), что многие явления, по-видимому, происходящие от позднейших искажений языка, встречаются уже в наидревнейших источниках и, без сомнения, берут свое начало не столько в иноземном влиянии, сколько в организме и самобытном развитии славянского языка, напр., переход аве; по-древански breda, bredawejcja, wilereiz (weleraz, slowak: weloraz, pluries), grenca (граница) ritis (rákos); у древних: Redigast, Ridegast, Redari, Redara, Retra, Kemnitz, Reregi, Reric, Brennaborg, Jesne, Riedawice, Gersleff, Jereslaw и т. д." (Sl Alt. II. 623). Я прибавлю, что общеславянское рок, рог является у древанского племени под формой rik; так wotrok (отрок) = woatrik; rog (рог) = rik (Hennig в cn. Гильфердинга)⁸⁹. Формы Рерики, Рерик принадлежат, стало быть, не германскому искажению, не неведению Эйнгарда, Адама Бременского и т. д., а грамматическим свойствам славянского племени, произносившего рерик (сокол) вместо raroh, rarog. На форму Reric указывает и постоянно одинаковое чтение имени города Reric, Rerich у Эйнгарда ad ann. 808, 809; Reric в Annal. Fuldens. et Met. под теми же годами. Ту же форму находим и в названиях впадающей в Одер, под Кенигсбергом, реки Рерик die Rörike и принявшего от нее имя Рерик командорства иоганнитеров, около половины XIII столетия (Barthold. Gesch. υ. Rüg. и. Pomm. I,33; II, 416,417)⁹⁰.

Теперь, в каких отношениях состоят личное Рюрик к нарицательному rerіс (сокол); к племенному Reregi (Рерики); к названиям города и реки Рерик?

a) Брат Рогволода именуется Тур; в Ипатьевской летописи под 1208 г. Петр Турович. Другие славянские вожди и князья называются Волками. Имя Сокол встречается между чешскими дворянскими родами. "Thaboritarum Orphanorumque Socol et Czapecus" (Zachar. Theob.jun. bell. Hussit. 158). "Der alde von Coldice und her Socol" (Scultet. Annal. in serpt. rer. Lusatic. I.2.242). "Johannes I. Primus hic ex natione et nobilitate Polonica, Accipitri nempe Familia, Pontificalem promeruit in Silesia dignitatem... ao. 1072 vivere desiit" - "Johannes I, ein edler Pohl aus dem habichten geschlechte" (Henel, ser. ер. Wratislaw. αρ. Sommersb. II. 5). "Dietel de Schalitz" (Boczek. III. №223). - Рюрик (reric - сокол) может быть личным именем, как тур, волк, сокол, дятел.

b) Племенному названию драговитов (Schafar. Sl Alt. II 613,629) отвечает личное имя вендского князя Драговита (Einhard. Annal. ad ann. 789: Dragawit. - Annal. Lauresh. ad ann. 789: Tragwit). Племенному названию вилъцев, личное княжеское Wiltzan (Einhard. Annal. ad ann. 789. cfr. Schafar. Sl. Alt. II. 558: Wlčkowe, племя;559: Wlk, Wlčan, имя). Племенному древане (ibid:593,594; срвн. у Нестора: Древяня, Лавр. 5), личное княжеское Древан или Дерван: "Deruanus dux, qui urbibus praeerat Sclavorum" (Aimoin, de gest. Francor. 369. - Fredeg. с. 68). - Племенному рерики (Reregi) отвечает личное княжее Рюрик.

c) Имени города Оногощь ("Podgoria... zupaniae Onogoste, Moratia" etc. ap. Luc.p. 293) отвечает личное Оногость, имя славянина патриция у греков в 470 г. (Άναγάστος ар. Prisc, ed. Bonn. 162). Имени города Радогощь (Царств. кн. 39. - Сказ. Курбск. 182. - Anonym. Archidiac. Gnesn. αρ. Sommersb. II. 91: Ridgostia), личное Радгость, Radohost (Άρδαγάστος αρ. Theophyl. Simocatt. ed. Bonn. 253), Radhost (Boczek, II 16)⁹¹. Имени города Olstin (Archidiac. Gnesn. αρ. Sommersb. II. 104,144: Holstin), личное Ольстин (Лавр. 162). Имени крепости . Сокол (в сербском Дубровнике, Schafar. Sl. Alt. II. 272 и у нас на реке Дрысе, Карамз. IX, 117, прим. 223), личное Сокол. Имени города Bezprem ("Urbs quae vulgo Besprem nuncupatur" Steph. reg. Ung. vitamin. ap. Pertz, XIII. 227), личное Bezprem и т. д. - Имени города Reric (cfr. villa Roreke, прим. 90), личное Рюрик⁹².

d) Названию реки Radogost (Kollar. Sl. Boh. 74) отвечает личное Радогостъ. Названию реки Дунай, личное Дунай (Ипат. 209. Dunag. Čas. Česk, m. VI. 62); реки Днепр, личное Dnepr (Boczek, II. 67, 176). - Названию реки Рерик (Rörike), личное Рюрик.

Шлецер упоминает в следующих, кратких словах о мнимо - фризском герцоге Ререке: "В Фрисландии был около 810 года герцог Ререк" (Нест. III, 102, прим.). Этот Ререк был не фрисландский герцог, а вендский князь.

Мы читаем в саге Олафа Тригвасона (I. cap. 60): "Quo tempore Karlamagnus regnavit, Jotiae praefuit rex, Godefridus dictus; hic Hroerekum, principem Frisonum, interfecit, et Frisonibus tributum imposuit. Postea rex Karlamagnus ingentem exercitum contra Godefridum duxit; tum Godefridus a suis interfectus est, Hemingus vero, fratruelis ejus, rex creatus est". Почти также Fragm. prim. ad res Danic. pertin: "Quo tempore Carolus Magnus imperavit, fuit rex, nomine Godefridus; is Raerekum, Frisonum principem, interfecit, et Frisonibus tributum imposuit". Мы знаем действительно, что Годефрид (у Саксона Грамм. VIII. 433: Gotricus) делал нападение на Фрисландию в 810 году: "Imperator vero Aquisgrani adhuc agens, et contra Godefridum regem expeditionem meditans, nuncium accepit, classem ducentarum navium de Nordmannia Frisiam appulisse, cunctasque Frisiaco littori adiacentes insulas esse vastatas, iamque exercitum illum in continente esse, terrenaque proelia cum Frisonibus commisisse, Danosque victores tributum victis imposuisse, ac vectigalis nomine centum libras argenti a Frisonibus jam esse solutas, regem vero domi esse, quod et revera ita erat... Sed dum imperator in memorato loco statiua haberet, diversarum rerum nuncii ad eum perferuntur. Nam et classem quae Frisiam vastabat, domum regressam; et Godefridum regem a quodam suo satellite interfectum... nunciatur" (Einhard. Annal. ad ann. 810. cfr. Annal. Loiselian. ap. du Chesne scrpt. hist Franc. II. 47). Ни в одной из германских летописей не упоминается об убиении Готриком, фрисландского герцога Ререка; все, напротив, утверждают, что Годефрид не принимал личного участия в фризском походе: "Regem vero domi esse, quod et revera ita erat» (cfr. Dahlmann. Gesch. v. Dänem. I.25). О герцоге Ререке не знает и Саксон Грамматик (VIII. 437, 438). Молчание германских летописей тем знаменательнее, что в 810 году собственно фризских князей уже не было; последний из древнего рода их Radbod бежал в Данию после убиения майнцкого архиепископа Бонифация в 754 году (Einhard. annal. ad аnn. 754); Фризией же стали управлять германские герцоги от имени императора "duces qui Fresiam providebant" (Regin. chron. ad ann. 809)⁹³. Но возможно ли допустить, чтобы германские летописцы (преимущественно Эйнгард), описывающие с такой подробностью поход Годефрида на фризов в 810 году, не знали об убиении им наместника императора?

С другой стороны, скандинавские саги, знающие о датском походе на Фрисландию в 810 году, не упоминают вовсе о предшествовавших ему походах Готрика против оботритов в 808 и 809 годах. Из германских летописей узнаем мы, что датский король с согласия нарочитых оботритских мужей, недовольных своим князем Дражком (Thrasico, Drasco, Thrasco, Drosocus; сокр. Драговит), вступил, вместе с враждебными лутичами в землю оботритов, прогнал старшего князя Дражка, а младшего (в летоп. Godelaibus, Godolaibus (Годлиб -  отец Рюрика, Синеуса и Трувора. См. комм. [22]. - Прим. ред.) повесил, разорил торговый город Рерик, подчинил себе две трети оботритской земли и возвратился восвояси с огромной добычей, но при утрате лучшего цвета своего войска. В следующем 809 году Готрик велел предательски умертвить князя Дражка в его городе Рерике: "Thrasico dux Abotritorum in emporio Rerich ab hominibus Godofridi per dolum interfectus est" (Einhard. Annal. ad ann. 808, 809. - Chron. Moissac. ad ann. 810 ap. Pertz, I.309. - Reginon. Chronic. ad ann. 809. ibid. 565).

Если не ошибаюсь, скандинавские саги соединили в одно два различных происшествия и похода и отнесли к фризам убиение славянского князя Рерика. Главным поводом к этому смешению был тот действительный факт, что при императоре Людовике (t 840) норманн Rorih (соименник, по созвучию, оботритскому Рерику) держал на ленном праве Дорештадскую волость в Фрисландии: "Rorih, natione Nordmannus, qui temporibus Hludowici imperatoris cum fratre Herioldo vicum Dorestadum jure beneficii tenuit" (Annal. Fuld. ad ann. 850) [31]. К тому же, исландские писатели беспрестанно смешивают Саксонию (Saxland), Фризию (Frisland) и Вендию (Vindland); см. Scrpt. hist. Islandor. XII. 280v. Holsatia. Между народами этих земель существовала действительно тесная связь⁹⁴. В 789 году фризы являются союзниками оботритов против лутичей, союзников датчан (Ann. Lauriss. ad ann. 789). Как датчане с норвежцами, шведы с готами, так фризы приводятся у северных летописцев в связи с вендами (Danos et Norvegenses, Gothos et Swathedos, Wandalos et Freses. Math. Westm. Bromton Chronic. ap. Twysden). Этому сближению было причиной, кроме соседства обоих народов, славянское поселение в Фризской земле, еще вполне ощутительное в первые годы IX-го века (см. Van Каmреn. Gesch. d. Niederl. I. 58. - Schafar. Sl. Alt. II. 570. Аnm. 4). Подобные ошибки не редки у летописателей средних веков; как скандинавские саги выдают славянского Рерика за фризского князя, так одни только английские летописцы (первый Флоренции под 1029 г.) знают о небывалом вендском князе Виртгорне (Wirtgeorn, rex Winidorum), смешивая вендов с датской землей Wendile (Dahlmann. Gesch. v. Dänem. I.179. п. 1).У Саксона Грамматика вместо побежденных Годефридом славян являются не фризы, а саксы: "Gotricus, speciosam ex Saxonibus victoriam referens" (VIII. 436).

Теперь, почему убитый Готриком славянский князь Дражко (Драговит) назван Рериком в скандинавских источниках? По всей вероятности, имя Рерик (сокол) было прозвищем вендского Дражка, а город его Рерик был civitas Rerici (у Эйнгарда civitas Dragawiti) как Wiztrach - civitas Wiztrachi; Bezprem - civitas Bezpremi и т. д. Прозвище Рерик могло быть родовым в семействе оботритских князей, родичей нашего Рюрика⁹⁵. Где кралодворская рукопись знает Честмира (Čmir), воеводу Неклана, Козьма Пражский и Далимил именуют Тира или Стира (Tyro, Styr), конечно, не по ошибке; подобно Дражку - Рерику воевода Некланов носит два имени Čestmir Styr (cfr. Wocel. В. Alt. 72). Туроц знает имя Безен (срвн. Besenez и Wezen, ар. Boczek I. 126. II. 173) для Ярослава Святополковича (Scrpt. rer. Hungar. Schwandtn. I. 173. - Карамз. II. прим. 226)⁹⁶. Как прозвище без имени, так имя употребляется нередко без прозвища; напр., Водовик (Карамз. III, прим. 331), Русалка (Соф. врем.) и т. д.

Замечательно, что с убиением Дражка название Reric исчезает для Мекленбурга [32].

Синеус. "Snio, Sinnuitr, Signiauter, Siniam, Sune" (Hecm. Шлец. I. 337, прим. 6). Г. Куник (Beruf. II. 133-138) останавливался когда-то на форме Signiautr; удовлетворительнее ли она прочих? На сколь­ко мне лично известно, ученый автор призвания родсов причисляет ныне имя Синеуса к необъяснимым ономастическим гиероглифам.

Длугош писал: Scyniew, Sciniew; Стрыйковский - Sinaus albo Syniew. Они думали, без сомнения, о польском имени Сигнев, Сигнав (см. Ипат. 185,203); в польской грамоте 1256 г. латинизированное Signeus (Бод. де Куртенэ, о др. польск. яз. 45).

Корень имени Синеус должно искать в прилагательном синий, польск. siny; в Игоревом договоре один из послов именуется Синко (Лавр. 20); в грамоте сербского короля Стефана (1222-1228) встречаются имена: Сина, Чьрнота, Белота (Šafar. Раm. drevn. pisemn. Jihosl. С. VII. 7): у чехов Besenez Sina (Boczek, I.126); у ляхов Sinoch (грам. 1136 г. Б. де Курт. 39) и т. д. Окончание на ус (камень преткновения для скандинавских наречий) не представляется необычайным явлением в славянской ономатологии; у вендов: Blusso (Helmold, I. cap. XXIV. - Plusso Ad. Brem. cap. 168), очевидно тождественное с русским Блус (Ипат. 210); Vitus (Cod. P. ad ann. 1252); у чехов и моравлян: Мочгус (Mochus см. Морошк. Именосл. 130); у сербов: Тусь (Šafar. Раm. d. p.Jihosl. VII. 7) и т. д. На Руси: Белоус (старый Белоус, село в 6 верстах от Чернигова; Белоус, река у Карамз. II. 256; в Ипат. 76: Беловес), Сивоус, Прудыус и т. д. (см. Маяк, 1844 г. Июль, Матер. 61); река Миус и город Калмиюс (Кн. больш. Черт.). Быть может, Синеус есть ничто иное, как переделанное на русский лад (с окончанием на -ус) западное Синеуш или Синуш (срвн. Белеуш и Белуш у Морошк. именосл. 32. - Драгаш и Драгуш у Шафар. Изб. хрисов. с. VII, 7 и летоп. госп. Срьбск. 74), то есть сокращенное Sineslaw, Sinoslaw (срвн. Беловолод и Синеволодьско в Ипат. 132, 178; в Анатолии славянский город Синеславль, Sinescla ар. Kollar, Rozpr. 119), как Негуш, Драгуш, Длугош - сокращенный Негослав, Драгослав, Длугослав. Пример перехода западного окончания на - ucz в русское - ус представляет название понизовского города Kaluscz; в летописи Калиус (Ипат. 180. - Карамз. III, 248. - IV, прим. 20) [33].

Трувор, Тривор, Трубер. "Thruwar, Truere, Truve, Trygge, Trygr" (Hecm. Шлец. I,337, прим. 6). "Rurici fratri Trewur, Trubar, Trowur, nomen fuit, ut ruthenicae habent historiae" (Bayer ap. Schloetz. ibid. III. 237). Откуда взял он эти варианты? Г. Куник (Beruf. II. 131) указывает на прозвище thruwar, которым, по свидетельству Саксона Грамматика, отличался один из норвежских воинов, участников в Бравалльской битве: "Ywarusque cognominatus Thruwar" (Saxo Gramm. VIII. 383). Ho thruwar (слово, не существующее ни в древнескандинавских, ни в древнегерманских наречиях) есть ничто иное, как один из обычных Саксону Грамматику евфимизмов, вроде его Regnaldus вместо Rögnwaldr, Siritha вм. Sigrid, Syfridus вм. Sigfrid и т. п.; это самое thruwar записано под своей настоящей формой þrjúgr (treu, верный) в исландском Сёгуброте, где и является прозвищем (пропущенного по ошибке у Саксона Грамматика) норвежца Эйнарра. Приводимые г. Куником в объяснение русскому Трувору формы Thrugillus и Thrugotus опять-таки Саксоновы искажения скандинавских Thorgill и Thorgot (у Ад. Брем. гл. 231: Thurgot, имя первого готландского епископа). Остается перед нами, вместо вымышленной Саксоном формы thruwar, только скандинавское þrjúgr (произн. трюг), в котором едва ли кому из современных лингвистов вздумается признать противень славянскому Трувору. Других, подходящих к Трувору форм, северная ономатология не знает.

Имя третьего варяжского князя является у нас под формами Трувор, Тривор (Полет. Патр. Никон. списки летописи; Hecm. Шлец. I, 333,334; Эрмит. хронограф у Круга, Forsch. I. 95); Трубер (Летоп, русск. цар. в Супрасльск.рук. кн. Оболенск. 172). У Длугоша - Trubor, у Стрыйковского - Truwor albo Trubor.

Помещенный в принадлежавшем императрице Екатерине II-й сборнике XV века Летописец русских царей оканчивается 1214 годом; списан он, по всей вероятности, с одного из древнейших экземпляров начального Русского временника (см. предисл. кн. Оболенск. 162,163). Встречающееся дважды в нем чтение Ƭрɣƃеръ, может быть, отнесено к первородной (вендской) форме этого имени; живой противень этой форме находим в имени известного краинского проповедника Primus Truber(1508-1586. См. Dobrowsky. Slavin, 194-211). Тоже чтение, под малоизмененной формой Trubor, находим у Длугоша и Стрыйковского; оно не схвачено с воздуха и без сомнения указывает на существование в западных славянских наречиях славянского имени Trubor. На Руси вендское Trubor (Truber) переходило в Трувор, как Lutobor (Boczek, I. 192) в Лютавор (Акт. истор. I, 182) и Литавор (Сбор. Мухан. 70); Bores (Čas. Č. m. VI. 60) в Ворш (Ипат. 183) и т. д. Впрочем, новгородская летопись читает Раковор и Ракобор, Гравор и Грабор (59, 159, 163 см. вар. г). Об окончании на вор личных славянских имен см. гл. VIII⁹⁷,

Ольг (Олег) и Ольга. У Байера - Alak, у Шлецера - Олоф, Олаф (Нест. Шлец. III. 105); Ольга - Alogia (ibid. - Погод. Исслед. III, 91). Г. Куник (Beruf. II. 142 ff.) приводит скандинавские формы Helgo, Hölgi, Helga, Hölga, ссылаясь преимущественно на греческое Έλγα (Ольга) у Константина Багрянородного (De Септ. ed. Bonn. I.594) и у Кедрина (ed. Bonn. II. 329). Нет сомнения, что скандинавские Hölgi, Hölga могли бы проявиться у нас под формами Ольг, Ольга как западные jedin, jelen под формами один, олень и т. д. Но в предположении норманской системы греки слышали Ольгино имя не под его славянской, а под его скандинавской формой Hölga; а в этом случае греческое Ἄλγα едва ли могло обойтись без придыхания ('spiritus asper). Естественнее объясняется переход русского Ольга в греческое Ἒλγα из природной греческому и славянским языкам равнозначимости звуков о и е; так: ὁλκή - tractio, tractus и ἒλκω, ἑλκύω - traho; ὁλκάζω traho ἒλκω, αλιναγωγῶ. Hesych. - δλκός ἄνθρωπος ὁ ἑλκυστικoς καi ἐπαγωγὸς. Suid. ν. ὁλκὸς (срвн. влеку и волоку). Так и сербский город Ольгун (ныне Dulcigno, см. Schafar. Abk. d. Sl. 171 и Sl. Alt. II. 272), у Плиния Olchinium (Hist. nat. III. 26), у Тита Ливия и Птолемея Olcinium, Όλκίνιον (Cellar. Notit. Orb. Ant. II. 617) переходит именно у Константина Багрянородного в форму Έλκύνιον, относящуюся к Olcinium, Olchinium, как греческое "Ελγα к русскому Ольга (De adm. imp. ed. Bonn. 145). Да и на каком основании будем мы допускать переход скандинавского Hölga в русское Ольга, когда тоже начальное Нö в форме Höskuldr превращается, по мнению норманистов, в начальное а в форме Аскольд (см. гл. VII)? Все эти созвучия простая случайность, которой можно найти десятки примеров и в других языках.

Начальный слог ол входит в состав множества местных и личных имен у всех славянских народов. У моравлян город и погост Olomutiči в 864-882 г., нынешний Олмюц; река Ольцава (Schafar. Sl. Alt. II, 501); у чехов личные: Olata, Olbram, Olek, Olen, Olata (Boczek, I 115,233,226,176; II. 56) и т. п.; у полабских славян город Ольгощь (Andr. V. S. Otton. ар. Ludew. I.500: Hologost; Inc. auct. chron. Slav. 209: Wolgost; Vita Otton, e passion. monast. S. Crucis 352: Ologast; al: Hologasta, Wolgast, Wolegast); на Руси реки: Олто (Алта), Олыч (Олиц), Олшаница (Ипат. 43, 46, 51); Ольстин Олексичь (там же, 129); Olimarus rex Orientalium sc. Ruthenorum (Saxo Gramm. V,231) и т. д. Что этот слог ол - оl есть ничто иное как, вел - wel (велий, великий), уже видно из того, что почти каждое из приведенных имен имеет соответствующее на вел; напр., Olek  - Welek, Olen - Welen, Olimarus - Welemir, Wolin - Welin, Olstin - Welestin, волот - welet, Волос - Veless и т. д.⁹⁸. Теперь, в каком значении проявляется коренное славянское ол в имени Ольг, Олег?

Непременным правилом сокращения славянских имен, кончаю­щихся на мир, мысл, слав, гость и т. д., должно признать удержание в конце сокращения основных звуков м, с, г. Радим (Лавр. 5. - Radim, брат св. Адалберта, Cosm. II, 40; Radim, Castellanus de Preroue, αρ. Boczek, I. 115) сокращенное Radimjr, древнеславянское имя (Čas. Č. т. VI. 65); отсюда и Длугошевы Radzymierzane, Радимирцы. Branim (сын Лешка Kadłub. I. cap. 16. - Boguchw. 22, 23. - Cfr. Barnim, Stettini, Pomeraniae, Schlauiae et Cassubiae dux ao 1343. Scrpt. rer. ep. Bamberg. Append. Diplom. I. 555) сокращенное Branimir, имя хорватского князя около 879 года (Schafar Sl. Alt. II. 287). Гостим (Gestimus, Annal. Xantens, aρ. Pertz, II. 228) сокращенное Гостомысл (Gotzomiuzli, Gostomwil, annal. Trecens. 445. - Gestimulus, Lamberti annal. ap. Pertz, V. 47). Негуш, Драгуш, Мирош, Радиш, Ярош, Браниш, Мстиш - сокращенные: Негослав, Драгослав, Мирослав, Радослав, Ярослав, Бранислав, Мстислав. - Anatrog, имя вендского князя у Адама Бременского (гл. 105) сокращенное ѩдрогость, Jądrogost (Άνδραγάοτος, ар. Theophyl. Simocatt. ed. Bonn. 47; у Шафарика, кажется, ошибочно Onodrag. Sl. Alt. II. 535). Billug (regulus Ohotritorum ap. Helmold. I. XIII) сокращенное Белогость (срвн. личные Беловолод, Белота и пр.). Mileg, Radeg, Jareh, Spitieh  - сокращенные: Milgost, Radhost, Jarohnew, Spitihnew (см. Boczek, I. 114, 115, 125, 233. II. 16, 65, 58) и т. д. Ольг, Олег сокращенное Ольгость. Но имеем ли мы основание полагать личное Ольгость в числе славян­ских имен?

Мы уже видели, что большая часть местных славянских имен образуется из личных. Таковы, без исключения, все местные имена с окончанием на гощь, славль, мирь, мышль и т. п. Из происходящих от личных с окончанием на гощ, нам известны города и села: Оногощ, Радогощ, Оргощ (Ипат. 84; личное Орогость, Лавр. 116), Пирогощ (Пирогощая Богоматерь в Сл. о полк. Иг. и Лавр. 132, 148; срвн. Πειράγάοτος ар. Theophyl. Simoc. VII. 4), Домагощ (Ипат. 30. Domagost личное имя ар. Boczek, I.181) и т. д. Очевидно, что форма поморского Ольгощ (Hologost, Wolgost, Ologast) предполагает личное вендское Ольгость; в самом деле, между личными именами, приводимыми у Шафарика (Sl Alt. I.55), мы встречаем форму Wolhost. Как Ольгощ и Вольгощ (Hologost, Wolgost), как Олимир (Оlіmarus ар. Sax. Gramm.) и Волимир (Sommersb. II 67, 76), как Ольга и Вольга в летописи, так Ольгость и Wolhost; Ипат. л. (148) читает Волгович вместо Ольгович.

Существование личного Ольгость, Wolhost несомненно: его сокращение под формой Ольг, Олег, непременная потребность лингвистических аналогий. Под этой сокращенной формой находим мы личное Oleg или Оlеу у чехов в 1088 г. (ар. Boczek I.184. срвн. Olek ibid. 233)⁹⁹. Герберштейн, хорошо владевший славянскими языками и произношением, пишет Olech (Comm. 3)¹⁰⁰.

Как от сокращенного Туго (Tungo, Tugost)¹⁰¹ женское Туга (Const. Р. De adm. imp. ed. Bonn. 143), так от сокращенного Ольг женское Ольга.

Г. Куник производит это имя от скандинавского Hölga. Но скандинавы знали русскую Ольгу под другим именем; они называли ее Аллогией, Allogia.

Уже некоторые исследователи (между прочими и протоиерей Сабинин) догадывались, что под именем Аллогии, супруги Владимира (Hist. Olavi Tr.f. cap. 46), сокрыта бабка его Ольга. Г. Куник (Beruf. II. 148) отвергает это предположение; но, кажется, без основания. Сага Олафа Тригвасона знает об Ольге, с одной стороны, по преданиям вывезенным из Руси норманнами дружинниками; как у Нестора Ольга, так в саге Аллогия именуется "мудрѣйшею всѣхъ человѣкъ" - "omnium feminarum sapientissima" (Лавр. 46. - Hist. Ol. Tr.f. cap. 57); и в саге, и в летописи она является первой христианкой на Руси. Другим источником саги (объясняющим почему Ольга -Allogia представлена не бабкой, а женой Владимира) была древняя германская хроника Imago mundi, о которой сага отзывается следующим образом: "Наес, quae de annuntiata in Gardarikia ab Olavo Tryggvii filio fide Christiana jam relata sunt, fidem non excedunt (по свидетельству саги, Аллогия, Владимир и вся Русь крестились по совету Олафа) nam liber praestans, et ad rerum cognitionem frugifer, qui inscribitur Imago Mundi, clare testatur, has nationes, quae appellantur Rusci, Polavi, Ungarii, ad christianismum conversas esse diebus Ottonis imperatoris hoc nomine tertii" (ibid. cap. 76). В самом деле, мы читаем в Honorii Summa tot. et imag. Mundi ad ann. 1002: "Ruzi, Polani et Ungarii facti sunt Christiani" (Pertz XII, 130). Составителю саги приходилось согласовать предание об Ольге, как о первой христианке на Руси, с эпохой пребывания в Киеве Олафа Тригвасона и крещения Владимира, что он и сделал по своему. У Дитмара находим тоже известие, но при следующих обстоятельствах: "Amplius progrediar disputando, regisque Russorum, Vlodimiri, actionem iniquam prostringendo. Hic a Grecia ducens uxorem Helenam nomine, tertio Ottoni desponsatam, sed ei fraudulenta calliditate substractam, Christianitatis sanctae fidem eius hortatu suscepit, quam iustis operibus non ornavit" (VII. 103, 104). Как в саге, так и у Дитмара, поставлена Ольга (Allogia-Helena) супругой Владимира вместо греческой царевны Анны. Ошибка естественная; предание соединяло в одно две эпохи христианства и двух великих просветителей Руси¹⁰². Скандинавы знали под именем Аллогии ту самую Ольгу, которая была известна Дитмару под именем Елены.

И теперь, норманское ли это имя Allogia, Arlogia (Codd. В. С. Scrpt. hist. Island. I. XXII. 93. 161)? Оно известно в скандинавских сагах (см. выше и Hist. Ol. Tr.f. ab. Oddo mon. cap. 5) только о мнимой супруге Владимира. Г. Куник (Beruf. II. 148) называет ее норманкой и утверждает, на свидетельстве Снорре, что она имела собственных норманских телохранителей-вэрингов. Но саги не знают ни о норманском происхождении Аллогии, ни о норманских телохранителях, ни о вэрингах, а только о телохранителях (satellites), дружине (cohors militum) и придворных (aulici) в общем значении¹⁰³. Сознавая отсутствие у норманнов имени Allogia, автор призвания родсов однако же говорит: "Быть может она (т. е. какая-то мифическая Glöd) называлась также и Halôgia; по крайней мере должно принять, что норманские жены носили это имя в самодревнейшие времена, ибо иначе его присутствие на Руси необъяснимо"¹⁰⁴.

Имя Аллогии неизвестно как на Руси, так и у норманнов. Этим именем занятым ради его подобозвучия с именем Ольги от прозвища Hâlogi (Hochlohe), которым отличался у скандинавов бог огня . Logi (отсюда, по толкованию Fornald. Sögur II. 383, и название Гелголанда - Hálogaland; у Сакс. Грамм. - Hallogia), северные саги передают имя русской княгини, которую очевидно смешивают с известной Ольгой. Называют ли они эту княгиню норманкой? Нисколько. Где же причины приписывать ей скандинавское происхождение?

С вопросом об имени Ольги тесно связан вопрос о роде ее.

Единственное достоверное об ее происхождении свидетельство сохранилось в следующих словах летописца: "Въ лѣто 6411 (903). Игореви възрастъшю и хожаше по Олзѣ и слушаше его; и приведоша ему жену отъ Плескова, именемъ Ольгу" (Лавр. 12).

В 903 году Игорю было 25-26 лет от роду. Уже одним этим обстоятельством опровергается рассказ Степенной книги и Макариевых больших рукописных Миней, будто бы Ольга была "отъ рода ни княжеска, ни вельможеска, но отъ простыхъ людей" (Степ. кн. I, 6; срвн. Тр. общ. ист. и древн. Росс. I, IV, 134). Таких девушек "от простых человек" было не мало в Киеве; при тогдашних обычаях (16-тилетний Владимир берет за себя Рогнедь) нет сомнения, что у Игоря были наложницы до 903 года. Брак Игорев решен вследствие засвидетельствованных летописью его сыновних отношений к Олегу; жену (то есть будущую княгиню) ему приводят из Пскова, не иначе как по воле и по распоряжению великого князя. Этот заочный брак заключен на основании политических соображений, как на основании других политических соображений древлянский Мал сватается заочно за Ольгу, Владимир заочно за Рогнедь, а впоследствии за царевну Анну, Ярослав за Ингигерду и т. д.¹⁰⁵ Как возраст Игорев, так и Ольгин имеет особое значение в спорном деле о роде ее. Если допустить с Шлецером, что в 903 году ей было около 16-ти лет, окажется, что в 942 (год рождения Святослава по летописи) ей было 55 лет, а Игорю 67-68. Должно думать (как бы оно ни казалось странным при господствующем воззрении на начала общественного быта древней Руси), что Ольга привезена в Киев младенцем, быть может, двух лет от роду; в 942 году ей было бы 41 год. Браки по приличию, между малолетними, были в обычае у всех народов того времени; так Erchempert 25: "Athanasius Landoni iuniori, filio ultimo Landonis, praestantissimi viri, neptem suam adhuc lactentem in coniugium cessit", а в Василиках: "Minor annis XII nupta, tunc legitima fit uxor, quum apud virum XII annos expleverit" (см. Krug. Byzant. Chronolog. 221). В 1221 году малолетний сын Андрея, короля венгерского, обручен с малолетней же дочерью князя Мстислава (Карамз. III, прим. 196, 197). Этим, хронологию летописи нисколько не нарушающим предположением о возрасте Ольги, объясняется и возможность древлянского сватовства¹⁰⁶.

   Была ли Ольга княжной норманской? Но в Швеции не могло быть недостатка во взрослых княжнах; для чего же было выбирать малолетнюю? Да и летопись говорит положительно, что Ольга при ведена из Пскова; а мы видели, что норманских князей не было ни в Пскове, ни в иных городах.

Татищев пишет по Иоакиму, что Ольга была рода прежних князей славянских, внука Гостомысла (Росс. ист. II, 372). Оставляя в стороне сомнительное, быть может, самим Татищевым изобретенное родство с Гостомыслом, нельзя не признать за известием Иоакима, значительной, против всех других сказаний, степени вероятности. Мысль о слиянии посредством браков прежних династий с новой варяжской ясно высказалась в предложении Мала; удивительно ли, что, со своей стороны, Олег задумал укрепить себя и Игоря на владении Русской землей тем же простым и совершенно естественным политическим способом? Ольга могла быть одной из главных представительниц прав прежних крив[иче]ских князей¹⁰⁷. Отсюда должно быть частью и те княгини, родственницы ее, о которых упоминает Константин Багрянородный.

Вероятностью славянского происхождения Ольги обусловливается в значительной степени и славянское происхождение имен Ольг (Олег) Ольга¹⁰⁸. Не знаю, в какой мере можно причислить к языческим древнечешским именам, встречающееся в сборнике Палацкого (Čas. Česk. m. VI. 64) Olha¹⁰⁹.

Игорь. "Ингвар, Ивар, Ифвар, Ифар, Ингвер" (Байер у Шлец. Нест. III, 103). У г. Куника (Beruf. II. 156-165) - Ingwar.

Что ни одна из этих форм не могла перейти непосредственно в русское Игорь, знают ныне и сами норманисты, почему и должны поневоле прибегнут к предположению необходимой для них (но на деле не существующей) посреднической формы Inger, Ingari (которую пишут Ing(v)ari), признаваемой за сокращение имени Ingwar (Kunik, ар. Dorn. 416, 707. - Beruf. II. 164)¹¹⁰. В вопросе ономастическом сражаться против имен предполагаемых - бесполезно; такова, между тем, сила полуторастолетнего предрассудка, что едва ли не будет преждевременно (собственно в видах славянского учения) довольствоваться одним отсутствием в скандинавских источниках формы имени, которая бы ложилась, по законам лингвистики, в русское Игорь; найдутся верующие, для которых Игорь останется все-таки воспроизведением норманского Ingwar, как Синеус - Sune, Трувор - Tryggr'a и т. п. К счастью, имя Игоря есть одно из тех, которые носят в самих себе достаточные доказательства против мнимого норманства их происхождения.

Мы спрашиваем: какой из двух форм, Ingwar или Игорь, был прозван, в смысле норманской системы, сын Рюриков при рождении? Разумеется, Ingwar. Чтобы дать ему имя Игоря, было бы необходимо, чтобы эта (положим) славянизированная форма шведского Ingwar уже существовала у новгородских славян; а в этом случае она не доказывает ничего в пользу норманского происхождения варяжской династии, а напротив.

Откуда же форма Игорь в договоре; форма Ἲγγωρ у византийцев?

Греческие послы были в Киеве; русские в Царьграде. Греки имели дело не со славянами, а с господствующей норманской русью. От самого Игоря в Киеве, от приближенных его и послов они слышали имя Ingwar. Между тем, в договоре пишется Игорь. Остается предположить, что Нестор переделал на свой славянский лад стоявшую в греческом оригинале форму Ingwar.

Но если греческий оригинал договора гласил Ingwar, "Ιγγουαρ, почему подписывавший этот оригинал император Константин Багрянородный пишет в своих сочинениях не Ἲγγουαρ, a Ἲγγωρ? почему встречается та же форма Ἲγγωρ и у Льва Диакона? Ясно, что Игорь был известен византийцам не иначе, как под формой Ἲγγωρ; что, стало быть, русские (норманские) послы говорили не Ingwar, даже не Ingari или Inger (ибо и эти изобретенные имена явились бы у греков под формами Ἲγγαρ или Ἲγγερ), а Ингорь; что и для Руси Святослава Игорь был не Ingwar, а Ингорь. Но в таком случае ока­жется, что греки имели дело не с шведской, а с единственной в истории известной славянской Русью.

Княжее русское имя Игорь является под двоякой формой: 1) в договоре 944-го года, у Нестора и в летописи вообще под формой Игорь; 2) у Конст. Багрянородного (De adm. imp. ed. Bonn. 74), Льва Диакона (ed. Bonn. 106.144), Лиутпранда (V. cap. VI) и в летописи, при помине о двух князьях Рюрикова дома (см. прим. 113), под формой Ἲγγωρ, Inger, Ингорь. В первобытном тождестве обеих форм сомневаться нельзя; варяжские князья и их единоплеменники, славяне поморские, произносили Ингорь (Igor)¹¹¹; от них перешла эта форма к византийцам и через византийцев к Лиутпранду; русские славяне говорили Игорь¹¹². Ту же одновременную двойственность форм, варяжской или княжей и русской, замечаем и в других именах нашей истории; так Вольга (Wolha) и Ольга; Володимер и Володимир; Велес и Волос и т. п. (см. гл. IX). В отношении к имени Игорь эта двойственность засвидетельствована летописью, безразлично употребляющей названия Инжир брод и Игорев брод (Ипат. 127, 87). Впоследствии времени обе формы отделились, кажется, совершенно и образовали каждая особое имя: Игорь, Ингорь¹¹³.

История хорутанских славян знает под 803 годом славянского князя именем Инго: "Arnon Episcopus sedis Juvaviensis curam gessit, mittens in Slavoniam, in partes videlicet Charantanas, atque inferions Pannoniae illis Ducibus atque Comitibus, quorum unus Ingo vocabatur, multum carus populis" (Convers. Bagoarior. et Carantanor. ap. Pertz, XIII. 9). Hansitz (Germ. sacr. II. 103. 109) считает его тождественным с виндским герцогом св. Домицианом¹¹⁴. У чехов находим коренное um в составном Hynchwog (Инговой), о котором Hagek упоминает под 736 г.: "Prěmysl a Hynchwog»; в местных Ingrowitz (Ингоревичи) у Коллара (Rozpr. 254); Ingmerovicz (Ингомировичи) у Бочка (I 314) и т. д. Мы сами не имеем недостатка в свидетельствах о существовании на Руси языческого славянского инго, инг. В числе Игоревых послов в договоре 944 года встречается Ингивлад. В числе литовских городов географического отрывка у Шлецера (Нест. II, 781) Ижослав; между рязанскими XIII столетия Ижеславец (Сказ. о нашеств. Ват. 33). Как формы Ижора, Ижера передают финское Ingeri (Sjögren. Gesam. Schrift. I.570), так формы Ижослав, Ижеславец западные Ингослав или Ингислав. Тоже начальное Ingoslaw переходит через среднее Ижеслав ("преставися Святополкъ Ижеславичь" Кратк. новгор.летоп. изд. кн. Обол. под 1113 г.) в княжее русское Изяслав¹¹⁵.

Ingo форма юго-западная; срвн. Иво, Шварно, Tungo или Tunglo ("unus de Soraborum primoribus" Adelm. Benedict. ad. ann. 826) и т. д. Окончание на орь, op преимущественно принадлежность восточных наречий; на Руси: Тудорь, Жихорь (Лавр. 87), Лазорь (Ипат. 179), Лихорь (Карамз. V, прим. 145); у сербов: Тудорь, Букорь (Šafar. Раm. Pisemn.Jihosl. I. 7). Впрочем у чехов и моравлян: Владор (Vladorius ad. ann. 1227; Именосл. Морошк. 42), Синогорь ("Sinogorum Velpridek cum sex filiis" (Boczek, I.126. cрвн. сербск. Синьгоурь Шафар. l. с.) и т. д.

Имя Игоря под формой Ингер встречается и у греков в IX веке. Байер(Шлец. Нест. III, 103, 104) и г. Куник (Beruf. II. 162, 163) полагают, что прадед Константина Багрянородного, Ингер или Инкир (Leo Gramm. ed. Bonn. 230: Ἳγγερ; Glycas ed. Bonn. 552: Ἳγκηρ) из рода Мартинаков, был скандинавского или германского происхождения. О знаменитых готских или скандинавских родах в византийской истории той эпохи ничего не известно; о славянских свидетельствуют все летописцы. Византийская история знает о греческих воеводах и сановниках из славян Добрегосте, Всеграде, Татимире; о патриции Оногосте; о константинопольском патриархе Никите (см. Schafar. Sl. Alt. II. 196) и т. д. Нестонги (Андроник и Исак) - двоюродные братья Иоанна Дуки (Georg. Acropol. ed. Bonn. 39, 40, 151, 161), носят славянское прозвище; Нестонгом Νεστόγγος именовался брат хорватского князя Срема или Сермона, убитого греками в 1019 году (Cedren. ed. Bonn. II. 476). Из греческих императоров сла­вянского происхождения особенно известны Юстиниан и Василий Македонянин; за последнего выдал император Михаил Евдокию Ингоревну (τήν Ίγγιρίναν, Leo Gramm., ed. Bonn. 248. cfr. Genesius, ed. Bonn. 111), без сомнения, как и он сам, славянского рода¹¹⁶.

Владимир. Шлецер (Нест. III. 105) считает имя Владимира со­вершенно отличным от Валдемара: "Первое, - говорит он, - есть славянское, а последнее скандинавское, и кажется имеет совсем особенное начало и значение". Г. Куник (Beruf. II. 112) полагает, что оба имени - испоконная принадлежность германских и славянских племен, хотя, с одной стороны, окончание на мир занято славянами от гото-германского; merjan = verkündigen; vaila - mêrs = wohllautend; mari = kund, ruchbar, berühmt; а с другой, имя Владимира под этой формой известно только сербским и болгарским славянам.

Искусственного нет, кажется, ничего в этимологии славянского Владимир от владети и мир; окончание на мир (Friede) соответствует германским Siegfried, Meinfried, Warnefried и т. п. Форма Владимир, кроме болгар и сербов, известна у чехов: "Wladimir dux de Holomucz cum fratre suo Brecizlao" (Boczek, I.309 ad ann. 1183); о городе или местечке Wladimierz в Моравии упоминается под 1204 г. (ibid. II. 23). Один из девяти аманатов, врученных польским Премыслом поморскому Святополку в 1256 году, именовался Владимиром: "Wladimirus, filius Prandothe" (Archid. Gnezn. αρ. Sommersb. II. 88); Владимиром (Woldemarus) назывался также один из сыновей оботритского герцога Прибислава - Генриха (Helmold. I cap. XXIX).

Имя Waldemar, Waldomar, Waldomeris etc. держится у германских племен еще в VIII веке (Куник. Зам. к Отр. Гедеон. 274); что оно не скандинавское, а зашедшее к скандинавам от руси, доказано его норманской историей. Первым Валдемаром был Великий (род. 1131 г.), сын Канута св. и Ингибиарги, дочери Мстислава - Гаральда; имя Валдемара (по славяно-скандинавскому обычаю того времени) дано ему в честь Владимира Мономаха, его прадеда по матери, обстоятельство засвидетельствованное с возможной точностью Саксоном Грамматиком: "Nam octava post hac luce Ingiburga Canuti conceptum ex eo marem enixa proditur; cui et materni avi nomen inditur" (XIII. 641). Дальманн замечает: "Das Kind erhielt den Namen ihres verstorbenen Grossvaters Wladimir, der sich bei den Dänen in Waldemar oder Woldemar verwandelt. Seitdem war der Name hier eingebürgert" (Gesch. v. Dänem. I.229). Сум (V. 372) верил сомнительному известию Книтлинга - саги (cap. 93) о рождении и воспитании на Руси датского Валдемара, единственно потому, что русское имя он мог получить только в Руси; вероятно, и сам составитель саги не имел иного повода к обнародованию своего известия. Мы увидим в следующей главе, что сын Кнута Лаварда назван русским именем совершенно правильно и сообразно с обычаями эпохи; сказанного до сих пор, кажется, довольно для укрепления за славянским миром исключительной (в X веке) принадлежности спорного имени.

В древнерусской письменности преобладает почти исключительно форма Володимер вместо Володимир; между тем, остальные имена с окончанием на мир (за исключением имени Ратмер, Лавр. 206) пишутся всегда: Творимир, Станимир, Судомир и т. д. Это явление имеет свою причину. "У славян, - говорит г. Буслаев (о вл. христ. 191), - мир сближается своей формой с мера, напр., у лужичан: mèr - pax, mèra - modus, соединяющиеся или смешивающиеся в прилаг. mèrny". В вендо-немецком словаре Бозе: mjer - der Friede; mjera - das Maas. Варяжские (вендские) князья сохраняли на Руси вендскую форму панславянского имени Владимир¹¹⁷.

* * *

Г. Куник (Beruf. II. 124, 159) замечает справедливо, что имена Рюрика, Олега и Игоря составляют у нас исключительную принадлежность князей варяжской династии; но, приводя это явление в доказательство их скандинавского происхождения, он забывает, что тоже самое должно сказать и о прочих княжеских именах, каковы Святослав, Святополк, Ярослав, Ярополк, Всеволод и т. д. Эти имена, не исключая и святых Владимира, Бориса, Глеба и Ольги, малоизвестны в древней истории Руси вне княжеского рода; из простых людей я знаю только Глеба Тириевича (Ипат. 126) и Вячеслава Малышева внука (Новг. 42); Святополк Одович, о котором Ипатьевская летопись упоминает под 1229 г., был родом поморянин, "Suantopulus, capitaneus Pomeraniae" (Guagn. I.92). Как у древних римлян известные роды (gentes) имели каждый свои особые прозвища (у Сципионов: Cneius, Lucius, Publius, Marcus; у Клавдиев: Appius, Publius, Caius, Marcus, Quintus, Tiberius и т. д.), так и княжеские роды у славян отличались особыми княжескими именами. У поляков господствуют: Lesko, Boleslaw, Mečislaw или Meško, Casimir, Wladislaw; у хорватов: Branimir, Krjesimir, Trpimir; у чехов: Wratislaw, Wenčeslaw, Spitihnew, Pribislaw. На Руси, с одной стороны, древнерусские княжеские имена: Святослав, Ярослав, Ярополк, Святополк, Всеволод и т. д.; с другой, перешедшие к нам от варягов: Рюрик, Олег, Ольга, Игорь. Эти последние имена были, вероятно, принадлежностью какой-нибудь особой отрасли одного из княжеских поморских родов, как имена Рогволода, Брячислава и Рогнеди в отрасли князей полоцких. У вендов они должны были исчезнуть с выселением в Русь того княжеского рода, которому принадлежали.