Библиотека
 Хронология
 Археология
 Справочники
 Скандинавистика
 Карты
 О сайте
 Новости
 Карта сайта



Литература

 
VII. Вопрос об именах. В) Имена прочих князей, княгинь, воевод, мужей и т. д.  

Источник: С. А. ГЕДЕОНОВ. ВАРЯГИ И РУСЬ


 

Автор "Исследований" говорит: "Варяжскими воями на войне и по городам, разумеется, начальствовали варяги. Этого мало, князья были окружены ими; наместники, посланники, кормильцы их, даже ближайшие слуги были норманны, домашние и наезжие. Все важные места предоставлялись им. Так было и во всех странах, где поселялись норманны... Туземцы совершенно не употреблялись, обреченные на свое любезное земледелие" (Погод. Исслед. III, 125). Г. Куник (Beruf. II. 119) относит к норманнам по имени и происхождению (кроме князей, бояр, послов и гостей, о которых упоминается в договорах Олега и Игоря): Аскольда, Дира, Рогволода, Тура, Рогнедь, Малфредь, Глеба, Сфенга, Хрисохира, Голтия, Якуна, Шварна, Ольму, Асмуда, Свенальда, Претича, Икмора, Сфенкела, Люта, Блуда, Варяжка, Ждьберна, Волчий хвост, Рогдая, Улеба. Из непричисленных здесь к норманнам русских исторических личностей до Ярослава, кажется, остаются только Малуша, Малк и Добрыня (впрочем и они выведены норманнами у Погодина, Исслед. III, прим. 159, 160) и пять убийц Глебовых: Путьша, Талец, Εловит, Ляшко, Горясер, "коих имена, - говорит он (там же, прим. 227), - звучат, кажется, более по-славянски".

С первого взгляда на это норманнизирование Древней Руси, рождается вопрос: каким образом норманны-вяряги, родственники или слуги норманно-варяжских князей сохраняют до XI столетия, свои норманские имена, когда сами князья, уже со второго поколения династии принимают славянские: Святослав, Передслава, Володислав, Ярополк, Владимир, Святополк и т. д.? Или потомство норманнов, пришедших на Русь вместе с Рюриком и Олегом, воспитанное на Руси вместе с князьями, отличалось от них особым норманством обычаев и образа мыслей? Или в лицах, окружавших варяжских князей, в их наместниках, кормильцах, воеводах, служителях должно видеть не домашних, а только наезжих норманнов? На каком основании предполагать норманское Gliph или Glibr в имени Глеба, сына Владимира и болгаро-византийской царевны118, когда сыновья того же Владимира и норманки Рогнеди именуются Изяслав, Мстислав, Ярослав и Всеволод? Г. Куник (Beruf. II 155) думает, что Святослав носил норманское имя при славянском. Но почему же он и у греков известен под именем Σφενδοσθλάβος? Почему в договоре Игоря, акте официальном и государственном, Святослав, Передслава) и Володислав не являются под своими норманскими именами? Я уже не говорю о невозможности исключить из русской истории не только словено-русский, но и прочие, в ее развитии участвовавшие элементы. Вообще воззрение норманской школы на русскую историю имеет нечто отвлеченное, мертвое; до призвания норманских князей какие-нибудь двадцать или тридцать славянских народцев, не соединенных между собой живой, внутренней связью, живут, разбросанные по огромному пространству России дикарями вроде ирокойцев и альгонкинцев, без имени, без князей, без торговли; являются триста-четыреста шведов и вдруг все преобразовалось; есть народ, есть имя, города, торговля, государство; финны, преобладающая в деле призвания народность, исчезли; хазары пропадают в волжских степях; печенеги и венгры, ближайшие соседи Руси на юго-востоке, литва на западе, едва известны по имени; везде норманны и одни норманны. Полно, так ли?

Асколъд и Дир. (Лавр. с. Аскольд, Оскольд, Аколъдо; другие: Аоскольд и Сколд; см. Пест. Шлец. II. 15. Дир поправлено в Ипат. Дирд; см. Лавр. 10, прим. ж.). У Байера: Оскель, Ашкель, Аскель (Пест. Шлец. III, 105); у г. Куника (Beruf. II. 138): Höskuldr и Dýri.

Hölgi превращается у нас в Ольг, Олег; почему же Höskuldr не в Оскольд'а в Аскольд? (Что форма Осколд позднейшее искажение, сознают и Бередников, и Карамзин и, наконец, сам г. Куник, l. с.) С другой стороны, скандинавскому Asmôdhr отвечает славянское Асмуд (Kunik, ар. Dorn, 680); славянскому Аскольд должно бы отвечать скандинавское (несуществующее) Askold, Askuldr. От системы, основывающей свои доказательства на одних лингвистических соображениях, мы вправе требовать лингвистической точности.

Аскольд и Дир, если допустить норманство варяжских князей, были не скандинавского происхождения; это явствует из слов летописца: "не племени его но боярина" (Лавр. 9). Круг (Forsch. II. 332) переводит племя - Stamm и прибавляет: Askold und Dir konnten also nicht, wie Rurik, unter ihren Vorfahren Könige zählen, welches ihnen nachher Oleg auch vorwirft". Г. Соловьев (Отноги. 40) говорит: "Если у Рюрика было 2 мужа, не племени его, то могли быть мужи племени его - родичи". Но, во-первых, слово племя имеет в древнерусской терминологии определенный смысл; им обозначается или потомство (семя, σπέρμα, Кн. Быт. 38, 9), как напр., в выражениях летописи: племя Хамово, Афетово, Хананейское, Авраама, Давыда. "Iаковъ же сниде въ Еюпетъ, сый лѣтъ 100 и 30, съ родомъ своимъ (т. е. семьей) числомъ 60 и 5 душь; поживе же въ Еюптѣ лѣтъ 17 и успе, и поработиша племя его (т. е. потомство) за 400 лѣтъ" (Лавр. 40). "Князи же милостиви племя (т.е. потомство) Ростиславле" (Лавр. 215). "А ты, брате, въ Володимери племени старѣй еси насъ" (Ипат. 145), или народ, то есть совокупность однокровных родов (natio, gens, tribus. Откровение Иоанна 10, 11 переводит греческое ἔθνος словом племя); напр., болгарское, эллинское племя (Miklos. Lexic.palaeoslov.). Отсюда выражение иноплеменники для иноземцев "И разъгнѣвася Богъ, предаяшеть я иноплеменникомъ на расхищенье" (Лавр. 41). "Архіерѣи обладаху ими до Ирода иноплеменъника" (там же, 43). "Се бо ангелъ вложи въ сердце Володимеру Манамаху поустити братью свою на иноплеменникы, русскія князи" (Ипат. 2, 3). "Придоша иноплеменъници на Рускую землю, безбожніи измалтяне, оканьніи агаряне" (там же, 121). О племени Рюрика, в смысле потомства, не могло быть речи в 864 году; значит, летописец имел в виду народность. Другим выражением, кроме "не племени его", он и не мог передать понятия об инородстве Аскольда и Рюрика; во-вторых, имея означить однокровность Рюрика и Олега, он тут же, через несколько строк пишет совершенно правильно и уместно: "Умершю Рюрикови, предасть княженье свое Олгови, оть рода ему суща" (Лавр. 9); в 3-х) выражение "не племени его" указывает на исключение, на особенность. Но, взятое с точки зрения норманской системы, это выражение являет тот смысл, что многим бóльшая часть дружинников Рюрика были от рода ему, то есть его родичи. Это очевидная невозможность. Трехсот родичей, на примерно четыреста человек дружинников не мог взять с собой ни Рюрик, ни какой-либо другой князь на свете119. Да и не странно ли, при подобном толковании слов летописи, что из этой поистине громадной родни Рюрика, она знает только одного его родича, Олега?

Что Аскольд и Дир были в убеждениях народа и летописца иноплеменники Рюрику и Олегу, что вся их история есть ничто иное, как развитие первых слов летописи "не племени его", в смысле инородцев, истина ясная, но, конечно, несовместная с системой норманского происхождения Руси; ибо, если Аскольд и Дир норманны, то Рюрик, Олег и призванные варяги не скандинавского происхождения; если Аскольд и Дир иного, не скандинавского, рода, откуда имя руси ('Ρως) для пиратов 865 года у Нестора и у византийских писателей?

Эверс (Krit. Vorarb. 237) вывел научным образом мнение о венгерской народности Аскольда и Дира, основываясь на чтении Воскресенского списка летописи: "Яко гость есмь подугорской... да придѣте къ намъ кь родомъ своимъ" (ibid. 243. прим. 10). Шлецер (Нест. II, 237) находит смешными слова "подугорскіе гости"; Круг (Forsch. II. 383) укоряет Воскресенский список вставкой переписчика. Всего более повредил своему предположению сам Эверс, утверждая, что "гость подугорской" бессмыслица, ибо никто не знает подугорской земли; почему и предлагает чтение "родоу оугорьска". Название "Подугорие" могло и должно было существовать у славянских народов, как равносильные ему Подрусие, Подляшие, Подлитовие, Podczachy (см. Schafar. Sl. Alt. I.345. Anm. 3). Здесь не к чему приводить иноземные выражения "inferiores Hungariae partes" (Krug. Forsch. II. 383. Anm.*) или "Pännonia inferior" (Anonym. de convers. Boioar. αρ. Boczek. I.21), о которых не знали ни Нестор, ни песня или слово, из которых он черпал свое предание об Аскольде. Подчехами, Подугорием, Подлитовием назывались ближайшие к тому или другому славянскому племени части этих земель, как пограничные латыши (украинские) летгаллами (летгола) от латышского gall, граница (Kruse. Urg. d. Esthn. Vs. 137). Основательнее ли другие возражения Круга? Он думает (Forsch. II 387, 388), что Олегу было естественное назвать себя русским, т. е. скандинавским купцом, чем венгерским. Если Аскольд и Дир были венгры, [то] конечно нет; ибо норманн не скажет угрину: "Да придѣте къ намъ къ родомъ своимъ. Если они были норманны, еще менее. Предание гласило о убиении киевских династов посредством хитрости и обмана; оно признавало между Киевом и варяжскими князьями отношения враждебные, недоверчивость; в самом деле известно, что вскоре после призвания Киев стал притоном недовольных Рюриком новгородцев и варягов (Ник. I, 67, 17). Олег таится от своих врагов Аскольда и Дира; но предупредит ли он их подозрения на счет выходцев с севера, если скажет: "Я норманский купец; иду от враждебных вам Олега и Игоря в Грецию; приходите ко мне, вашему (но и Олегову) единоплеменнику, норманну"? Недоверчивость Аскольда и Дира исчезала только перед вымыслом Олега, выдающего себя за венгерского гостя, единоплеменника венграм Аскольду и Диру, изменяющего варяжским князьям (норманнам или вендам, все равно) в пользу своих соотечественников. Весь рассказ летописи о походе Олега на Киев, о его хитрости, о убиении Аскольда и Дира и их погребении, без сомнения, взят из народных песен; а народный смысл редко обманывается в затейливости своих вымыслов и соображений.

Другое, из саги взятое доказательство венгерского происхождения Аскольда и Дира находим в названии "угорским" места их погребения: "И убиша Аскольда и Дира, несоша на гору, и погребоша и на горѣ, еже ся нынѣ зоветь (Пол: еже и ныне нарицается) Угорское, кдѣ нынѣ Олминъ дворъ" (Лавр. 10). О происхождении этого названия "Угорское" было довольно прений; Погодин (Исслед. II, 266, прим. 422) и Круг (Forsch. II. 365-378) думают, что угорским прозвано то место, на котором угры при Олеге (или еще до него)120, шед мимо Киева, останавливались вежами: "Въ лѣто 898 идоша оугри мимо Киевъ горою, еже ся зоветь нынѣ Оугорское, пришедше къ Днѣпру и сташа вежами" (Лавр. 10). Будь это место гора (Погод. l. с.) или берег (Круг l. с.), ясно, что угры становились вежами не на нем, а прошед мимо него. Откуда же для этой горы или части берега название угорского121? Погодин говорит: "Место об Аскольде и Дире в Архангельском списке, испорченное переписчиками, удовлетворительно поправляется Лаврентьевским списком: придоста Олегъ... и приплу подъ Оугорьское, похоронивъ вои своя, и присла ко Асколду и Дирови, глаголя: яко гость есмь, идемъ въ греки отъ Олга и отъ Игоря княжича; да придѣта къ намъ къ родомъ своимъ". Но как Погодин само продолжение, так Круг забывает объяснение продолжения этого места: "И убиша Аскольда и Дира, несоша на гору, и погребоша и на горѣ, еже ся нынь зоветь угорьское, кдѣ нынѣ Олминъ дворъ". Эти слова, очевидно, содержат этимологическое объяснение слова Угорское, от погребения на месте, носившем это название, венгра Аскольда. На это объяснение указывает и само размещение слов "еже ся нынѣ зоветь угорьское", поставленных не после первого предложения "несоша на гору", но после следующего за ним "и погребоша и на горѣ"; и чтение Полетиковского списка "еже и нынѣ нарицается Угорское" (Нест. Шлец. II, 219), как относящееся прямо и исключительно к местоположению могилы Аскольда. Относить эту этимологию не к первому, а ко второму помину об этом месте и его названии, натяжка тем менее дозволительная, что повторения в роде приводимого Погодиным не редки в летописи; напр., под 915 г.: "Пріидоша печенѣзи первое на Русску землю"; а под 968: "Придоша печенѣзи на Русску землю первое". Так и под 898 годом летописец буквально списывает уже сказанное им под 881: "Еже ся нынѣ зоветь Угорьское".

Взятая с этой точки зрения сага или песня об Аскольде и Дире, является вполне и логически довершенной. Основные пункты ее: инородность венгров Аскольда и Дира и варягов Олега и Игоря; хитрость Олега, основанная на присвоении себе угорской народности; название Угорским места погребения угорских династов. В понятиях норманской школы, слова "не племени его" грамматическая невозможность; "придата къ намъ къ родомъ своимъ" бессмыслица; "гость подугорской" вставка; "еже ся нынѣ зоветь Угорьское" (о месте погребения Аскольда) случайность необъяснимая.

К доказательствам, взятым из летописи, я присовокупляю сказанное в другом месте (см. гл. XVIII) о существовании русского хаганата в 839-871 годах; о названии Киева венгерским именем Sambath; о вассальских отношениях русских династов к хазарским хаганам до водворения в Киеве варяга-славянина Олега и т. д. Азиатское происхождение Аскольда падет не иначе, как с опровержением приведенных по этому поводу исторических документов и фактов.

Я перехожу к ономастическому вопросу.

Под 556 годом Феофан упоминает о посольстве, отправленном к греческому императору, Аскелом или Аскелтом, князем гермехионов, народа, живущего на берегах океана: "Тῷ δ'αὐτῷ μηνί ήλθον πρέσβεις Άσκήλ τοῦ ῥηγὸς Έρμηχιόνων τοῦ ἒσωθεν κειμένου τῶν βαρβάρων ἒθνους πλησίον τοῦ ὀκεανοῦ" (Theoph. Chronogr. ed.Bonn. I.370, 371). Анастасий переводит: "Eodem anno venerunt legati Ascelti (он, стало быть, читал Άσκήλτου)122 regis Ermechionorum, qui (populus?) positus est intra barbarorum gentem iuxta oceanum, Constantinopolim" (Hist. eccles. ed. Bonn. 108). Круг (Forsch. I. 222) относит без дальних исследований это известие к германской народности, а имя Аскела считает тождественным с русским Аскольд. Но кому известны германские гермехионы? Думал ли он о тацитовых гермионах: "Proximi Oceano Ingaevones, medii Hermiones, ceterfelstaevones" (Germ. 2)? Но в VI веке имя гермионов уже давно исчезло, уступив место названию свевов. О настоящей народности гермехионов свидетельствует Феофан византийский, современник имп. Юстина (557-577 гг.): "ὅτι τά πρὸς εὖρον ἄνεμον το Τανάϊδος Τοῦρκοι νέμονται οἱ πάλαι Μασσαγέται καλούμενοι, οὓς Πέρσαι οἰκείᾳγλώσση Κερμιχίονας φάσι" (Exc. e Theoph. Hist. ed. Bonn. 484. - Cfr. Fabricii bibl. Graeca, VI. 239). Гермихионы или Кермихионы (cрвн. ἒра и ἣρη, άοτήρ и κάστωρ, Αὐλωνία и Καυλωνία, 'Αλύβη и Χαλύβη, Ἄλαισος и Γάλαισος)123 были, следовательно, тюркским племенем, обитавшим на восток от Дона, без сомнения, на берегах Каспийского моря, слывшего у греков под именем Океана от Страбона до Приска, Прокопия и позднейших времен124. Сходства тюркского Аскел или Аскелт с русским Аскольд норманская школа, вероятно, отрицать не будет; Круг почитал оба имени тождественными, а Байер производил русское Аскольд от скандинавского Askel. Прибавка конечного д (если остановиться на форме Ἀσκὴλ), кажется, особенность южных русских племен; так Дир и Дирд, Свенгел и Свенгелд, Тур и Турд и т. п. Тоже имя Аскольд сокрыто, может быть, и под именем венгерского короля Маlcscoldus (Mal - askold?), к которому бежал сын английского Эдмунда (Roger Hoveden § 4 ар. Kunik. Beruf. II. 35. Anm.*)125. Основное old, olt встречается в венгерских именах Zoltan, Solt, Caroldu, Sarolt, Mykolth, Hadolth и пр.126

Я не знаю о Дире, имеет ли он соименников у мадяров; если бы не слишком произвольная смелость предположения, я счел бы его за словено-русского князя, вассала и данника хазарских хаганов. Дир чисто славянское имя; срвн. у Козьмы Пражского Tyr, Туrо (I.9). Tyra мужское имя у Палацкого (Gesch. v. Böhm. I.208); Дирек (Dierek, Arch. Česk. у Морошк.); срвн. Ben - Benek, Časta - Částek, Hoň - Honěk, Lub - Lubek, Rad - Radek и т. п. (Čas. Česk. Mus. VI). У Масуди является славянский князь именем Ad-dîr или Aldîr (Charmoy., relat.de Mas'oûdy 314, 331); д'Оссон (Des peup. du Cauc. 88);читает Dir127.

Алма и Алмин двор (Архангельск. сп. у Шлецера, Нест. II, 221); Ольма прибавлено между строк в Ипат.; Полет. Воскрес. и Никон. читают Ольма, Олъма и Олме. Как Осколд из древнейшего Асколд, так Олма образовалось из первобытного Алма; срвн. Ондрей и Андрей, Олексей и Алексей и т. д. У г. Куника (Beruf. II. 180) Holmà.

Татищев заключает справедливо о крещении Аскольда как из свидетельства Фотия, так и из того обстоятельства, что христианская церковь св. Николы была построена над его могилой. Шлецер (II, 248), вследствие своего изобретения понтийских Ῥῶς'сов, отличных по происхождению от настоящей руси, не допускает этого факта; после Эверса (Krit. Vorarb. 264-271) его опровергать не стоит. Удивительно сомнение Карамзина о построении Альмою или Ольмою церкви св. Николая: "Шлецер, - говорит он, - называет его строителем церкви св. Николая; почему? летописец не говорит этого" (Карамз. I, 295). Имя Альмы (Олъмы) стоит, кроме Ипатьевского, и в тех именно четырех списках (Пол., Воскр., Αρх. и Ник.), которые сохранили нам чтение "гость подугорской" (Нест. Шлец. II, 219-221). Пропуск того и другого в Лаврентьевском и иных списках одинаково бессмыслен; ибо что значат без имени Альма слова "на той могилѣ поставилъ церковь святаго Николу" (Лавр. 10, см. прим. п.)? Кто поставил? Над могилой крестившегося угрина Аскольда поставил церковь св. Николая христианин угрин Альма, Ольма; это имя есть ничто иное, как венгерское (латинизированное) Almus. Туроц читает Alm и Alom (Schwandtn. Scrpt. rer. Hungar. I.99. №2); у Ранцана "Alom, quia vero Hunnorum lingua, somnus vocabatur Alom" (ibid. 440)128. Окончания на а обычны в венгерских именах; напр., Tulma, Oluptulma, Boyta (Anon. aρ. Schwandtn. Ι. 15, 8, 39). Венгерское происхождение имени Альма служит новым доказательством венгерского пройсхождения самого Аскольда.

Свенгелд, Мстиш и Лют. (Свеналд, Свентелд, Свенделд, Свингелд, Свенелд, Свинделд, Свендилд, Свендел, Свиндел, Сведелад, Свенд, Спентелд, Свентолд, Свентеад, Свелд, отец Мьстишин, Мистишин, Мстислашин и Лютов, Лотов. См. Лавр. 23, 24, 31, 32; Нест. Шлец. III, 5, 288, 582, 583, 631; Свентолдич лютый, в Эрмитажн. хроногр. у Круга, Forsch. I.99).

Списки Пол., Воскр., Арх. и Никон. знают Свенгелда воеводой Игоря уже в 915 году (Нест. Шлец. III, 5, 6); о нем упоминается в последний раз под 975 (Лавр. 32). На основании этих хронологических данных Шлецер полагает, что Свенгелд, отец Мстишин, отличен от Свенгелда, отца Лютова в 975 г. (Нест. III, 293); но, кажется, без достаточной причины. Из свидетельства летописи видно, что Свенгелд, воевода Игоря и отец Мстишин, Свенгелд, воевода Святослава и, наконец, Свенгелд, воевода Ярополка и отец Лютов, одно и тоже лицо. Под 971 г.: "Створивъ же миръ Святославъ съ греки, поиде въ лодьяхъ къ порогомъ, и рече ему воевода отень Свенделъ: пойди княже, на конихъ около, стоять бо печенѣги въ порозѣхъ" (Лавр. 31). Слова "воевода отень" определяют тождество Свенгелда, воеводы Святослава в 971 году, с Свенгелдом (отцом Мстишиным), воеводой Игоря в 945. Далее под 972 г.: "Поиде Святославъ въ пороги, и нападе на нь Куря, князь Печенѣжскій, и убиша Святослава... Свеналдъ же приде Кіеву, къ Ярополку" (там же). Очевидно, этот Свенгелд, пришедший к Ярополку в 972 году, не отличен от Свенгелда, воеводы Ярополка (отца Лютова) в 975. Сомнение могло бы пасть только на Свенгелда, воеводу Игорева в 915; в 975 ему было бы около 80 лет. Но здесь должно заметить: 1) что "саны или достоинства, высшие должности принадлежали у нас в древности известным родам и передавались как бы по наследству от отца к сыну, подобно сану княжескому" (Погод. о наследств, др. санов в Арх. ист.-юридич. свед. Отд. I, 75). Вышата был воеводой Ярослава в 1043 году; Ян, сын Вышатин, ходил воеводой на половцев еще в 1106. Между воеводством отца и сына его, крайней мере, 63 года. Свенгелд мог быть сыном воеводы Олегова и наследовать двадцати лет должности отца своего; 2) что русские князья всегда чтили и держали отних мужей; так Лавр. под 1096 г.: Святополкъ и Володимеръ послаша къ Олгови, глаголюще сице: поиде Кыеву, да порядъ положимъ о Рустѣй земли, предъ епископы и предъ игумены, и предъ мужи отець нашихъ. Ипат. под 1182: "Оставиже (Володимер) у нихъ воеводу Фому Назаковича, а другаго Дорожая, то бо бяшеть ему отнь слуга" и пр. (срвн. Лавр. 140. - Ипат. 47). Свенгелд переходит от Игоря к Святославу, от Святослава к Ярополку.

При множестве вариантов Свенгелдова имени, проявляющихся в трех главных формах: Свенгелд, Свеналд и Свентелд, этимологические исследования теряют необходимую для них прочность лингвистического основания. "Имя Свенделда или Свинделда, - говорит Байер (Пест. Шлец. III, 105), - находившегося между варяжскими воеводами князей Игоря и Святослава, есть настоящее скандинавское, и так, что мне совестно приводить пример из такого множества". Г. Куник (Beruf. II. 184) избирает форму Свеналд (у скандинавов Svenald), относя все остальные к неведению переписчиков. Но как в Лаврентьевском списке форма Свеналд, так в Ипатьевском преобладает форма Свенгелд. Я читаю Свенгелд потому: 1) что гораздо естественнее предположить у переписчиков выпуск, нежели прибавку одной лишней буквы; tywun переходит у нас в тиун, Mestiwoi в Мьстиуй, но не наоборот; так и Свенгелд в Свеналд; 2) что тоже имя и, по всей вероятности, та же личность встречается и у Льва Диакона (ed. Bonn. 135, 144) под формой Σφέγκελος129, близко подходящей к нашему Свенгелд, но отнюдь не к норманскому Svenald. Обыкновенно принимают, что Свенкел (Σφέγκελος) убит под Дористолом; но слова как Льва Диакона, так и Кедрина (ed. Bonn. II. 402) могут относиться к раненому в сражении130. Ни в каком случае нет причины отделять Свенкела, первого на Руси по Святославе у Кедрина (ibid. 395, 405)131, от Свенгелда, первого на Руси по Святославе, в летописи и договоре с греками. При всем богатстве германо-скандинавской ономатологии она не знает или еще не отыскала соименника Свенкелу; г. Куник (Beruf. II. 188) указывает или на скандинавское Svenke (уже употребленное для объяснения имени Σφέγγος, ibid. 168), или на составное, предполагаемое Sven-kel или на мифическое Fen-go, или на женское Fen-ja. Свенкел, по всем вероятностям, литовское Свинкели, Свелкений (так назывался брат Тройдена в 1270 году; см. Ипат. 204, прим. у), то есть искаженное Svengiel; срвн. Jagiel, Skirgiel, Popiel и т. п. Конечное д в форме Свенгелд (вместо Svengiel), как уже сказано, особенность древнерусской ономатологии132.

Был ли Свенгелд родом литвин или поморский венд с литовским именем? При тесной связи Помория с Литвой оба предположения равно возможны. На последнее указывают славянские (западные) имена его сыновей, Мстиш и Лют. Мстиш, сокращенное Мстислав, является именем чешского вельможи под 1061 годом: "Mztis comes" (Cosm. II. 33; срвн. Мстиш и Mstiš в именосл. Морошк. и Бод. де Курт.); Лют, по-чешски Luta, именем пустимирского жупана в 1034 г. (Boczek I. 116; cfr. ibid. III. 130. Лют у Морошк. Lute, у Б. де Курт.); отсюда уменьшительные и составные: Lutek, Lutik, Lutko, Luten, Luthomissel, Lutmir, Lutobran, Lutohnew, Lutbor и т. д. Погодин (Исслед. I, 169) видит в словах летописи "тоже отецъ Мистишинъ" примету, что они писаны тогда, когда жил сей неизвестный Мистиша, след., не позднее начала XI-го века; сын современника Свенельдова не мог жить долее. "Не может быть, - прибавляет он, - чтобы эти слова принадлежали Нестору; к чему бы ему означать неизвестного боярина родством с Мистишею, о котором после он не говорит ни слова". И г. Куник (Beruf II. 183) полагает, на основании вышеприведенного замечания Погодина, что слова "тоже отецъ Мьстишинъ" позднейшая вставка переписчиков. Но из летописи невозможно заключить о существовании двух воевод Святослава, первого Свенгелда, другого - неизвестного боярина, отца Мстишина. Арх. список читает: "тоже (т. е. он же) отец Мстишлашин и Лютов" (Нест. Шлец. III. 288), а Шлецер переводит правильно: "Дядькою был у него Ясмунд, а воеводою Свенелд, отец Мстиславов" (там же, 290). Обычай обозначать известные лица напоминанием о родстве существует у всех славянских народов. У нас Вышата отец Янев; Тукы Чудин брат, Мирослав Хилич внук, Ольстин внук Прохоров, Вячеслав Малышев внук, Божин внук и т. д. (Лавр. 66, 85; Ипат. 23, 129;Новг. 42, 107); у чехов: Jaroslaus frater Galii; Wezmil filius uxoris Martini; Jenik frater Mathei и т. д. (Boczek, III. 143; I. 344, 311). Мы читаем и у Менандра: "Μεζάμηρον τὸν Ίδαριζίον, Κελαγαστοῦ ἀδελφὸν" (Exc. de legat. ed. Bonn. 284).

Икмор (Ἳκμορ. Leo Diac. ed. Bonn. 149), по свидетельству Кедрина (ed. Bonn. II. 405), первый после Свенгелда в войске Святослава. Г. Куник (Beruf. II. 185) полагает, что Икмор славянская форма скандинавского Ingimar.

Мы уже заключили из местного Ingmerouitz о существовании личного, славянского Ingmer или Ingmir (в русской форме Игомир).У Саксона Грамматика (VIII. 408, 409): "Ismarus rex Slavorum". Форме Ἳκμορ вместо Ἳκμηρ соответствует русское Ратмор (в Кн. больш.черт. 210: Ратморов) вместо Ратмир.

Ясмуд (Арх. сп. у Шлец. Нест. III, 288, 321. - Асмуд, Асмолд. Лавр. 23, 24. - У Татищева Асмунд), кормилец Святослава в 945 году. У г. Куника (Beruf. II. 183) Asmund и Asmodr.

О существовании у вендов личного имени Jasmund, Jasmud свидетельствует местное jasmund (у Сакс. Грамм. XIV, 803 Asmoda и Jasmonda; в скандинавских сагах Asund; см. Scrpt. hist. Islandor. XII. 57), название восточной части острова Рюгена, некогда вместилища Ранограда и Арконы (см. Schafar. Sl. Alt. II. 574. - Barthold. Gesch, ν. Rüg. u. Pomm. I. 121, 499). Личное Ясмуд или Асмуд относится к волостному Ясмудь (Jasmund, Asmoda), как личное Stodor (Stodorchovitz. Cod. Pom. ad. ann. 1170) к волостному Стодорь, Stodor (Cosm. I. 11; Dalimil, 44); как личное Žirmunt, Žirmut к волостному Žirmunti (Schafar. Sl. Alt. II. 601); как личное Hâlogi к местному Hâlogaland. Впрочем до сих пор еще не решено, не было ли города Jasmund (Ясмудь) в земле этого имени; Миллер (ed. Sax. Gramm. 843. № 2) принимает существование города Asund (сканд. форма славянского Jasmund) на основании слов Книтлинга саги гл. 122: "Quinto idolo nomen fuit Pizamar, in Asunda (id huic loco nomen) culto quod etiam flammis abolitum est". Буде locus означает здесь город, то местное Ясмудь отвечает личному Ясмуд, как местные Радогощь, Домагощь, Ярославль личным Радогость, Домагость, Ярослав.

Форма Ясмуд составилась из коренного Яс (срвн. поморское Jesse; у чехов Jasco и Jasio ар. Boczek II. 239, 241; V. 76; II. 206; Jacek, Cas. С. mus. VI. - Jasen, Бод. de Курт.) и конечного славяно-литовского мунт, муд; срвн. Olomut, Dymud и т. д.133.

Малуша (Лавр. 29. В иных списках Малка; см. Нест. Шлец. III, 525), Ольгина ключница, мать Владимира. - Малко Любчанин (водном Лавр. Малк) ее отец.

Погодин (Исслед. III, 95) считает Малушу норманкой, полагая, что Малуша быть может тоже, что и Малфредь, с переменой норманского окончания на славянское. "Малк, - говорит он (там же, прим. 159), - мог быть мужем, посаженным от Олега в Любече"; но Малуше, рабе, не доводилось быть дочерью княжого мужа. Мал чисто славянское имя; Малко относится к нему, как уменьшительное Радъко (Новг. 18) к имени Рад, Михалко к имени Михаил и т. д. У чехов под 1230 г. Malko (ар. Boczek, II. 219); у поморян (Cod. Рот. 128) под 1219 также Malko; у ляхов Malkovic и местное Malušovo (Бод. де Курт.); в грамоте 1519 г. Иван Малка (Акт. истор. I, 186). Что женское Малка или Малуша происходит от мужского Малко, не требует доказательств.

Монах Оддур (Hist. Ol. Tr.f. с.З) зовет Владимирову мать (Малушу) ворожеей, pythonissa, Spakona. "Id temporis rex Valdemar regno Gardorum magna cum gloria imperabat. Hujus mater fatidica fuisse dicebatur, quae ethnicorum divinatio in libris (в церковных латинских книгах) spiritus pythonicus dicitur. Quae praedixerat, eventu fere probata sunt; tunc autem temporis aetate erat decrepita. Eorum consuetudo erat, ut erat primo festi jolensis vespere ante solium regis sella deferri oporteret. Et priusquam potari coeptum esset, rex a matre quaerit, an periculum aliquod aut damnum regno suo impendere, aut cum tumulto quodam et metu adpropinquare, aliosve possessionem ejus concupiscere provideat aut praesciat. Cui ilia: (здесь следует предсказание о прибытии в Русь и о будущей судьбе Олафа Тригвасона)... Jam me deportate hinc, nam, cum satis jam superque dicta sint, plura non eloquar". Это древнейшее свидетельство о колядском гадании на Руси. Круг (Forsch. II. 552) основывает на словах Оддура "primo festi jolensis vespere" мнение, будто бы языческая Русь справляла скандинавский Иулский праздник, Jol- или Julfest. Но скандинавское Jolfest праздновалось, как общеславянская коляда и римские brumalia, 24 декабря; Оддур Мунк не мог передать коляды иначе, как своим festum jolense. Так и в харатейной Кормчей XIII века о врумалиях: "Сице глаголемыя коляды" (Снегир. Р.п.п. II, 3).У скандинавов сам праздник Рождества Христова сохранил языческое наименование Иулского: "Legibus sanciri fecit (rex Hakon), ut festum jolense ethnici auspicarentur eodem, quo Christiani tempore;... olim vero a nocte, Hökunott dicta, id est a nocte mediae hiemis, festum jolense auspicabatur, quod per triduum mansit" (Hist. Ol. Trgv.f. c. 21). "Die S. Thomae sacro ante festum Jolense" etc. (Hist. Ol. Sanct. c. 177. - Cfr. Scrpt. hist. Island. VII. 158, 181). Если в выражении "festum jolense" о русской коляде видеть доказательство ее скандинавского происхождения, то нет причины не допускать поклонения Юпитеру германских язычников на основании выражений "a presbytero Jovi mactante" (Bonifac, ер. 25) или "robur Jovis" (Wilibald. αρ. Pertz. II. 343), а изваяния греко-римского язычества не принимать за изображения вольсунгов и азов (Hist. Sigurdi Hsp. с. 13). О волхвах, гаданиях и женщинах-ворожеях сохранились бесчисленные предания в русских песнях и летописях; любопытно, что как у скандинавов ворожеи Spâkonur, так у литовцев волхвы именовались Swakones (Hartknoch. Diss. IX. 154. - У Нарбутта, I, 264: Žwakones-wróžbici).

Добрыня, брат Малушин (Добриня, Густ. л. под 975 г.). У болгар Добрина (Букар. Митр.); у поляков Dobrina (Cod. Pol. Maj. ad ann. 1136) и Dobřiń, Dobryn, Dobrzyn (Бод. де Курт.). Мы находим это имя у Менандра (ed. Bonn. 406) под двоякой формой: Δαυρέντιος (Добрыня) и Δαυρίτος (Dobrata, Dobreta, Dobrota, см. Boczek, I.126, 233, 181); парижское издание исказило их в Λαυρέντιος и Λαυρίτας. Знаменитый славянский вождь Добрета перешел к потомству под чужим, вымышленным именем; автор Slawy Dcera поет: "Stiny Lawritasů! Swatopluků!".

Претичь, воевода Святослава в 968 г. (Лавр. 28). Г. Куник (Beruf. II. 185) считает это имя скандинавским (прозвищем) fretr со славянским окончанием на ичъ.

Претичь Brest. 30. CCLXXIV C.Jub. 1234. 66. - Претча (Pretza) Cod. Pom. 1240 (Именосл. Морошк.). Корень имени Прет от древне-славянского прет - minae, прети - contendere (Miklos.); у вендов составные: Pretslaw, Prethslaw, Pretbor (ар. Sommersb. II. 113, 167, 105) и т. д.

Рогъволод (Лавр. 32, вар: Роговолод, Ръгьволод, Рогволд) и Рогънедь (Лавр. 32, вар. Ярогнедь. В Степ. Розгнеда). Байер (у Шлец. Нест. III, 239) приводит германо-скандинавские: Raghwaltr, Ragnwald, Roegnvald ("notus, - говорит он, - Rognvolodus Eysteini filius"; желательно бы видеть скандинавскую форму Rogn-volodus), Rotvidha, Ragnhilda, Ragnilta. Г. Куник (Beruf. II 148-153) указывает на формы: Rögnvaldr, Ragnheiđr.

Рог, Roh древнее общеславянское имя. Под 1096 г. летопись знает новгородца Гуряту Роговича (Лавр. 107); Roh, личное имя у чехов (Čas. Česk. т. VI). Отсюда и Рогволод, по примеру составных Всеволод, Володимир, Беловолод и пр. Напрасно отзывается г. Куник об имени Рогволод, как о неслыханной в славянщине ономастической форме (Beruf. II. 150). Rohowlad личное имя у чехов as. Česk. т. VI). Срвн. "Vir dotus Girciccus Rohovvladius" (Bell. Hussit. а Zacharia Theob. jun. Francof. 1621. p. 117).

Г. Куник (Beruf. II. 151) полагает, не без основания, что удержание звука н в имени Рогнедь указывает на существование этого звука в производящей, коренной его форме. В самом деле Рогнедь не непосредственно от Рогъволод, а от основного Рог, Roh, через прилагательное rožni; cpвн. Рожне поле в Лавр. 135. Отсюда чешские Rozněta и Roznět as. Česk. т. VI), относящиеся к формам Rohneda и Rohned как Božen, Božena к формам Bohun, Bohuna (ibid. 60, 61)134. У нас первобытное западное Rožnet сохранилось в новгородских летописях: "Въ лѣто 6643. Заложи той же князь Всеволодъ Святую Богородицу на Торгу, а Рожнетъ Святаго Николу на Яковлевой улици" (Новг. II, 124, вар.: Рожнид, Аложнид). "Въ тоже лѣто заложи церковь камяну Святыя Богородиця на търговищи Всеволодъ, Новѣгородѣ, съ архепископъмъ Нифонтомъ. Томъ же лѣтѣ и Рожнеть (вар. Ирожнетъ)135, заложи церковь Святого Николы, на Яколи улици" (Новг. I, 7). Г. Куник принимает это имя за мужское (ein Rožnid, Beruf. II. 152); но по окончанию (срвн. Лыбедь, Эстредь, Малфредь, Димудь) оно принадлежит к женскому роду.

Вероятно, эта Рожнеть или Рогнедь была сестрою или женою Всеволода Мстиславича.

Рогволод пришел из-за моря и является в летописи владетельным полоцким князем. Что этот, носящий бесспорное славянское имя князь вышел из того же замория, из которого вышли Рюрик и братья его, кажется несомненно; в Швеции ли искать это заморье? [34] Но мы уже видели, что норманских князей, владетельных родичей Рюрика, у нас не было, да и быть не могло. Должно полагать, что Игорь имел сестру или дочь, которую отдал за поморского князя, отца или деда Рогволодова, а Полоцк в вено136; слова летописца: "Бѣ бо Рогъволодъ пришелъ изъ заморья, имяше власть, (вар. волость) свою въ Полотьске, а Туръ въ Туровѣ, отъ него же и туровци прозвашася" (Лавр. 32) доказывают, что подобно, быть может, Олегу Рогволод и братъ его Тур (см. ниже) вели свое старшинство из Поморья, общей отчизны вендо-варяжских князей; они не получили, но имели от прежних времен по наследству свою отчину в Полоцке и Турове, состоявших до окончательного их присоединения к варяго-русской державе при Владимире в волостном отношении к Поморию.

"Не хочю розути робичича", - говорит Рогнедь о Владимире. У германских народов жених обувал невесту или дарил ее обувью. " Наш германский обычай, - говорит Яков Гримм (DRA. I. 156), - особенно налегает на обутие невесты; русское предание на розутие жениха". Ломоносов и Татищев знали о существовании обряда розутия жениха невестой у русских крестьян (Нест. Шлец. III. 652, прим. 2); Олеарий упоминает об этом обыкновении в своем Описании России XVII-го столетия (Карамз. I, прим. 421)137; г. Соловьев (Ист. Росс. I, 244) указывает на тот же обряд у литовских племен. Но если допустить скандинавское происхождение варяжских князей, каким образом могла норманка Ragnheiđr ожидать от норманна Waldemar'a никогда у норманнов не существовавшего унизительного обычая138?

О сношениях и в позднейшее время потомков Рогволода с Поморием свидетельствует Татищев по летописи Еропкина; Борис Давидович, князь полоцкий (1217 г.) был женат вторым браком на Святохне (срвн. Svatohna, ар. Boczek, I. 139), дочери поморского князя Казимира (см. Карамз. III, прим. 208); она замышляла о новом подчинении полоцкого княжества Поморию.

Туры (Лавр. 32, вар. Тур), брат Рогволода (Арх. сn. у Шлец. Нест. III. 654). Г. Куник (Beruf II. 153) ссылается на имя скандинавского громовержца Тора, þôrr.

У чехов и сербов: Tura, Тура as. Česk. т. VI. Именосл. Морошк. 195); у ляхов: Tur, Thur (Бод. де Курт. 46); в Ипат. л. под 1208 г. Петр Турович. "Как Туров и Турец, - говорит Шафарик (Sl. Alt. II.115), - так Тур, Туры древнейшие славянские наименования мест и людей".

Блуд, воевода Ярополка в 980 г. (Лавр. 32). У г. Куника (Beruf. II. 188): Blótmar, Blótsvéinn, Blodlin, Blundkettil, Hrisablundr.

Блуд одно из самых обыкновенных западно-славянских имен. "Blud filius Onsonis, ао. 1247; Bludo Olomucensis castellanus, ao. 1251; comes Blud dictus de Hycin, ao. 1297" (Boczek, III. 70, 138; V. 76) и т. д.; см. также Čas. Česk. т. VI. и Именослов Морошкина. В Новгор. л. под 1230 г. - Волос Блуткинич. О Блудкине городке см. Карамз. V, прим.137, стр. 461.

Борис, по свидетельству Иоакима и тверской летописи, сын Владимира от греческой царевны Анны. Нестор (Лавр. 34) называет ее болгарыней без сомнения потому, что она вела свой род от Василия Македонянина. Г. Куник (Beruf. II. 168) ссылается на Шафарика, приводящего имя Борис в числе гунно-болгарских, по-славянски будто бы не звучащих имен (Schafar. Sl. Alt. II. 167). Нет сомнения, что оно было преимущественно в употреблении у болгарских славян, но как славянское, а отнюдь не финно-уральское имя. Мы встречаем его во всей Славянщине и под его полной формой Борислав (Burislaus Sarmatarum princeps, ар. Frodoard. ad ann. 955. Burizlavus Vindlandiae rex, in Hist. Ol. Trgv.f. с. 58. Борислав Некрутиниц в Новг. л. 36. Петр Бориславич в Ипат. 71), и под сокращенной Борис. "Mztis Comes urbis Belinae, filius Boris" (Cosm. II. 33). Дитмар знает в 1005 году двух поморских бояр Бориса и Незамысла: "е Slavis optimos Borisen et Nesemuschlen" (VI. 66). У чехов под 1174 г.: "Boris cum duobus filiis" (Boczek, I.287). В Силезии под 1234 г. местечко Borissow (Sommersb. I. 922). От славян перешло имя Бориса и к венграм; Борисом (Βορίσης) назывался воевода императора Ман. Комнина; он был от рода Гейзы (Іоаnn. Сіnnаm. ed. Bonn. 117).

Глеб, брат Борисов от одной матери (Лавр. 34). Г. Куник (Beruf. II. 168) приводит скандинавские Gliph, Gliber, Glibor; в дополнениях к "Каспию" г. Дорна (680) он останавливается на хазарской форме Глиаб-ар (Γλια-βάρος).

Глеб и Хлеб одно имя; в сербском прологе XIII века у Калайдовича: "Въ тьжде день светою мученику, рушьскою царю, Борыса и Хлѣба" (Экс. болг.91, прим. 10); Borys и Chleb (Именосл. Морошк. 22). У чехов под 840 г. Chleboslaw (Kollar. Rozpr. 97. срвн. Хлебослав, князь чарторижский в 1390 г. Именосл. Мор.); Chlebek и Litochleb Cas. Česk. т. VI). У поляков личное Gleba и местное Glebovood. де Курт. 57); а также Głąb, Głąbo, Głąbovic (там же, 10).

Σφέγγος, брат (вероятно, двоюродный) Владимира по Кедрину, воевавший вместе с греками против хазар (Cedren. ed. Bonn. 462139).

Норманская школа (Kunik. Beruf II. 169, 170) указывает на скандинавское Svenki; я со своей стороны, на славянское Zwenko; так назывался (по чтению Шафарика, Sl. Alt. II. 539) упоминаемый около 1128 г. у Гельмольда (I. cap. XLIX) вендский князь Zuineke; правильность Шафариковского чтения подтверждается одинаковым названием полабского города Zwencka (ныне Zwickau) у Дитмара, II. 24; местечка Свенкевичи (Suenchieci ар. Boczek, II. 151) в Моравии и т. д. Сверх того должно заметить, что германские летописцы обыкновенно передают славянское с немецким z; так у Дитмара Zuentipolcus, Zobislaus; у Ад. Бременского Zuentifeld, Zuentina и пр. Свен (уменьшительное Свенко; срвн. Jacobus Swinka ар. Sommersb. I.325; Якуб Свинка в Густ. л. под 1292 г.) древнерусское имя; Новг. л. упоминает под 1186 г. об Иваче Свеневиче. "Sveno superne tonsus" у Сакс. Грамм. (VIII. 381), как увидим, славянского происхождения. Оба чтения передают одинаково верно Кедриново Σφέγγος.

Χρυσόχειφ, имя другого родственника Владимирова у Кедрина (ed. Bonn. II. 478). Г. Куник (Beruf. II. 170) считает это имя переводом норманского Gullhand; с бóльшим правом можно бы указать на русское: золотая рука. У норманнов прозвища без имени не употребляются; напр., Einarr þrjúgr, Harald Harfagr, Harald Blatand, Harald Hildetand, Sigurd Ulistreng, Svein Bryggjufot и т. д.; напротив, у славян: Волчий хвост, Положи шило (Ипат. 194) и т. п. Впрочем Кедрин (II, 206, 209, 212) знает еще другого, армянского Хрисохира, при имп. Василии Македонянине (срвн. Theophan. Cont. ed. Bonn. 266, 271, 274).

Ждьберн. В слове Успение в. к. Владимира читаем: "Шедъ взя Корсунь градъ; князя и княгиню уби, а дщерь ихъ за Ждьберномъ. Не рοспустивъ полковъ, и посла Олга воеводу своего съ Ждьберномъ въ Царьградъ къ царямъ, просити за себя сестры ихъ" (Восток. Катал. Рум. Муз. № 435). Г. Куник (Beruf. II. 188) думает о норманском Sigbern; но этому имени, по законам лингвистических аналогий, приходилось бы скорее проявиться под формой Жигоберн; срвн. Сигисмунд и Жигимонт; звук д не имеет смысла при передаче норманского Sig. Начальное ждь, жди чисто славянского свойства и происхождения; так напр., Ждан (Карамз. III, 472); Жидимир, Жидислав (Лавр.229, 155); Zderad, Zdebor, Zdislaw, Zdik, Ždigod, Ždimir в собраниях Бочка, Морошкина, Бод. де Куртенэ. Берн, как увидим, равно принадлежит славянской и скандинавской ономатологии. Ждьберн мог быть мужем, посаженным Владимиром в Тмутаракани.

Рахдай, один из сказочных богатырей времен Владимира. "Того же лѣта (1000 г.) преставися Рахдай удалой, яко наеждяше сей на триста воинъ" (Ник. I, 111). Г. Куник (Beruf. II. 190, 191) производит имя Рахдай от предполагаемого норманского Rögn-dagr, германского Regintac. Имя Рахдай, быть может, монголо-уральского происхождения; срвн. Себедяй, Бурундай и т. п. (Сказ. о наш. Бат.). С другой стороны, Pax общеславянское имя. "Сын боярский, Михайлович, именем Рах" (Ипат. под 1281 г.). "Quidam Race de semine Cruconis" (Helmold. I. LXI). У чехов: Rachać и Rohаč (Именосл. Морошк.). Форма Рах-дай, Рог-дай могла составиться и по образцу славянских Доброжай, Буслай, Дунай, Волдай и т. п.

Путьша, Талец, Еловит, Ляшко, Горясер, Торчин (Лавр. 57, 58, 59), убийцы Бориса и Глеба. Из них славянскими кажутся: Путьша, срвн. чешское Pouta под 1052 г. (Boczek, I. 125), сербское Путко (Именосл. Мор.) и т. д., Ляшко и Горясер. Шафарик (Sl. Alt. I. 55) сравнивает последнее с западными Neužir, Radžir, Wratižir; но окончание на жир существует у нас под обычной формой; срвн. Нажир в Правде Мономаха (изд. Калач. II, § 48); Жирослав Нажирович в 1160 г. и т. д. - Талец имя, вероятно, половецкое; срвн. гунно-болгарское Τελέσιος у патр. Никифора (ed. Bonn. 77. У Феофана Τελέτξις; у Зонары Τελέτξης). Еловит (вар. Еловичь), кажется тоже, что половецкое Елчичь (Ипат. под 1160 г.). Торчин (как Ляшко, Варяжко, Ятвяг) личное имя, взятое из народного; срвн. Торчин, именем Беренди, овчюх Святополчь (Лавр. 111).

Буды (Будый), кормилец и воевода Ярослава (Лавр. 62). Западно-славянское имя, тождественное с оботритским Buthue (Helmold. I. XXIV). Срвн. чешские и польские Buda, Budata, Budek, Budik, Budislaw и пр.

Якун (Акун), имя единственного нам известного по летописи варяго-норманского конунга (князя), в 1024 году (Лавр. 64); здесь, без сомнения, тождественное со скандинавским Hakun, Hakon (см. Kunik. Beruf. II. 172). Но следует ли отсюда норманское происхождение самого имени и норманство его для всех Якунов нашей истории? Скандинавы передают славянское Прислав своим Fridlevus (Knytl. S. с. 119); славянские Рогволод и Ратибор своими Regnaldus и Rathbardus ("Regnaldus Ruthenus, Rathbarthi nepos" Sax. Gramm. VIII. 385, 386) и т. д.; русь должна была передать норманское Hakun славянским Якун, Акун. Феофилакт упоминает о славянине Якуне, иллирийском воеводе и князе в 531 г.: "ό στρατηλάτης Ἰλλυρικοῦ Άκούμ, ὁ Οὖννος, ὃv ἐδέξατο βασιλεύς ἀπό τοῦ βαπτίσματος" (ed. Bonn. I.338. у Анаст. 101: Hoccum). У Кедрина (ed. Bonn. I. 651): "ὁ τοῦ Ἱλλυρικοῦ βασιλεύς Ἀκούμ ὁ Οὖννος". Άκοὺμ вместо Ακοὺν, как Μεζάμηρος вместо Nezamiř, Μεζστος и Νέστος (Schafar. Sl. Alt. II. 58. Anm. 1. - Abk. d. Sl. 170) и т. д.; нынешняя крепостб Петервардейн, известная Птоломею под названием Άκούμιγκον, является в Пеутингеровой таблице [35] под формой Acunum (ibid. 158)140. Что под именем гуннов в VI веке у Феофана и Кедрина разумеются славяне, известно; так у Кедрина "οἱ Οὖννοι οἱ καὶ Σθλαβῖνοι" (ed. Bonn. I. 675). Юстиниян (Управда), крестивший иллирийского Якуна, был сам славянин; вместе с Якуном упоминается у Феофана и о другом славянском вожде Годиле (Γοδήλος, Γοδίλλος). То же имя, думаю, под формой Naccon встречается у Дитмара (I. 18)и Адама Бременского: "Mizizza, Naccon et Sederich" (cap. 69). В славянских наречиях буква н часто ставится перед гласными; напр., у болгар незеро вместо езеро, небон вместо ибо, Νατίσωνα вместо Άτισῶνα (Schafar. Abk. d. SI. 170); у нас нятство вместо ятство (Сборн. Myхан. 72); Нянко вместо общеславянского Янко141; иногда и на оборот; так у сербов Άρεντάνοι вместо Ναρεντάνοι (Schafar. Sl. Alt. II. 268) и т. д.

Якун оставлено из коренного Як (Як, личное имя у Миклошича Моnum. Serb. 117; Яке, там же, 168; Iak, cod. dipl. Pol. ad ann. 1122) и суффикса ун, по примеру общеславянских Bohun, Marun, Perun (Čas. Česk. т. VI), Ярун, (Лавр. 212) и одинаковой с ними формации Budoň, Drahoň, Hněwoň, Mladoň (Čas. Česk. т. VI), Ярон (Ипат. 161) и т. д. У Миклошича, Mon. Serb. 117 личное имя Якуня142.

Улеб, новгородский посадник (Калайдов. о посадн. 68); киевский тысяцкий в 1147 г. (Ипат. 23). Имя Улеб встречается также в числе послов Игоревых. Г. Куник (Beruf II. 192) приводит скандинавское Ulifr; Шегрен отыскал даже никоновского Улеба в Ульфе, сыне Ярла Рагнвальда (Mem. I. VI. 513). Байер и Шлецер (Нест. II, 642; III, 107) угадывают скандинавское Rolf в Рулаве Игорева договора; но если Rolf - Рулав, почему же Ulf не Улав, а Улеб?

Я думаю, что Улеб русская форма вендского Godleb или Hodleb, дошедшего до нас в германизированной форме Godelaibus у Эйнгарда (Annal. ad ann. 808)143. Мы увидим форму Гуды (срвн. Туры, Буды, Тукы) в договорах Олега и Игоря; у чехов Hodko и Hodka (Dalim. 21. срвн. Hodica, дочь Биллуга у Гельмольда I. XIII), указывающие на основное Hod, как Радъко (Новг. л. 18, 4) и Radka (Dalim. l. с.) на основное Рад. Кроме Эйнгардова Godelaibus коренное God, Hod является в именах Godemir (Joh. Luc. de regn. Dalm. 77, 269), Godin (Sommersb. I. 328, 891), Hoda, Hodjk, Hodata, Hodawa, Hodslaw ( Čas. Česk. m. VI), Hodislaw, Hodiso, Godata, Godeg (Boczek, III. 194. IV. 238. II. 36, 50), Года (Бух. Mump.) и т. п. Конечное леб (само по себе личное имя: Leb, Čas. Česk. m. VI) проявляется в племенном дулебы (Česk. Dudlebi; Dudleb, villa αρ. Boczek, I.276), в личных: Detleb имя чешского Премыслида в 1172-1182 гг.; Dethleb, castellanus de Bechin ad ann. 1166; Hartleb, Rotleb, civis Olomucensis (Boczek, I.278. IV. 210) и т. д. Его германизированная форма laib; срвн. chleb и laib, hlaib; Lipa и Leipa; Styr и Steyer; Wisla и Weichsel (Schafar. Abk. d. Sl. 176). Напрасно передает Шафарик (Sl. Alt. II. 519) Эйнгардова Godelaibus славянским Godeliub; у Эйнгарда славянское Ljub является под своей формой; так под 823 г. "erant (Meligastus et Celeadragus) filii Liubi regis Wἰltzorum".

Переход западного Hodleb или Hudleb (срвн. bůh и бог, nůž и нож) в словено- русское Улеб (вар. Олеб Лавр. 20) совершается по всем правилам славянской лингвистики. Русское наречие не любит придыханий; западное gméno по-русски имя; Holgost - Ольгость; греческие Ἑλένη - Олена; Ἠράκλειος - Ираклий. С другой стороны буква д выпадает перед л, как в словах: mýdlo - мыло; sadlo - сало; Dudlebi - дулебы и т. д. Эйнгардово Godelaibus (Hodleb или Hudleb) не могло быть усвоено русскими славянами иначе, как под формами: Олеб, Улеб144.

Быть может, славянское Godleb, Hudleb сокрыто и в имени Gudleivus (al. Gudleikus) Gardicus, о котором упоминает сага Олафа Святого (cap. 65).

Другую родственную форму имени Улеб являет чешское личное Weleba (величество - Jungm.). У нас велебный - вельможный (Сборн. Мухан. 87). Олеб (Улеб) и Велеб, как Olen и Welen.

Шварно, киевский воевода в 1146 г.; сын Даниила Галицкого в 1213 (Ипат. 27, 160). У Длугоша "Swarno"; у Стрыйковского "Swarno albo Swarmir". Г. Куник (Beruf. II 175, 176) указывает, впрочем только условно, на Саксонова Swarinus или Оссианова Swaran.

Карамзин упоминает о супруге Всеволода Георгиевича Марии, дочери чешского князя Шварна (Лет. Синод. б. № 349, у Карамз. III, прим. 62). Тело ее лежит во Владимире в Успенском девичьем монастыре, в приделе Благовещения, в алтаре, и в надписи сия княгиня именована Марфой Шварновной. Имя Марфы дано ей в монашестве.

Шварно имеет определенный смысл в славянских языках; по-чешски šwarny - опрятный; в одной из чешских песен, изданных Шафариком в 1823 году:

"Chodila zuzanka около Dunaja,

Nosila na rukah švarniho suhaja".

(Срвн. J.Kottar. Narodn, spiew. Slowak. №№ 4, 6, 7).

Под 556 г. Агафий знает славянина Шварна (Σουαρούνας τις ὂνομα, Σκλάβος ἀνὴρ), служившего в греческих войсках (ed. Bonn. 249).

* * *

Мне остается сказать несколько слов о действительно норманских именах в династии варяго-русских князей. Таковы: Holti, сын Ярослава Владимировича (Sn. Sturles. ed. Perinsk. I.517; cfr. Holty, αρ. Sax. Gramm. VIII. 385); Harald (Мстислав), сын Владимира Мономаха; Malmfrida и Ingibiarga, дочери Мстислава (Knytl. S. cap. 11, 88).

В этом обстоятельстве норманская школа видит торжество своей системы; она основывает на нем мысль, что при своих славянских именах князья имели норманские (Kunik. Beruf. II. 155), прилагая впрочем это правило только к некоторым князьям Рюрикова дома (ibid. 166); оговорка, в сущности, правильная; неверная, как увидим, по выводимым из нее заключениям.

Как у славянских (преимущественно вендских), так и у германо-скандинавских племен было в обычае прилагать к туземным именам детей (по крайней мере одного из них) иноземные имена по народности матерей. Что прозванием детей распоряжались преимущественно матери, узнаем мы из саги Олафа Святого: "Olavus Svionum rex primo pellicem habuit nomine Edlam, Vindlandiae dynastae filiam: horum liberi erant Emundus Astrida145 et Holmfrida. Edla in Vindlandia capta fuerat, et regis ancilla appellata est. Praeterea filium procrea runt, festo Jacobi natum; qui cum aqua lustraretur, mater ei nomen dedit Jacobi, quod nomen Svionibus minus bene placuit, dictitantibus, nullum ex Svionum regibus unquam fuisse Jacobum appellatum" (Hist. de 0l. S. cap. 84). Отсюда, то есть вследствие брачных союзов со славянками, происходят по бóльшей части славянские имена в скандинавской истории; напр., Яромир (у Сакс. Грамм. VIII, 409: Jarmericus; в хронике кор. Эрика, LXI: Jarmarus Rek filius Sywardi); Войслава (Woizlawa), дочь норвежского короля и супруга оботритского князя Прибислава около половины ХІІ-го столетия; Борислав (Burislef; в хрон. кор. Эрика Buricius, Борис), датский принц в 1167 году. Это обыкновение встречаем и у вендов, и на Руси. "Наnc enim (sc. filiam regis Danorum) ut supra diximus, Godeschalcus Princeps habuit uxorem, a qua et filium suscepit Henricum. Ex alia vero Buthue natus fuit, magno uterque Slavis excidio" (Helmold. I. XXIV. cfr. Ad. Brem. с. 137). Сын оботритского князя146 и датской королевны прозван германским именем Генрих; сын (без сомнения) славянской супруги, славянским именем Buthue, Буды. "Filii enim Henrici (оботритского Прибислава) Zwentopolch, nec non Kanutus, qui dominio successere" etc. (Helmold. I, XLVII. Cfr. Kanutus Prizlai filius; Sax. Gramm. XIV, 869). Из двух сыновей Прибислава и Катарины, сестры датского Валдемара, один носит славянское имя Святополк; другой прозван матерью скандинавским именем Канут. Датский король Эрик, мнимый составитель приведенной выше хроники, был сыном Братислава VII, поморского герцога и датской принцессы Марии. Сыновья русского Владимира именуются по народности матерей; один из сыновей вендской Эдлы (у Иоакима Адель) носит западное, нерусское имя Станислава; сын чехини (у Иоакима - Оловы, жены варяжской; срвн. личное Olaw, местное Ohlaw, Wohlaw, ар. Sommersb. I. 935, 936, 455, 898), чешское имя Вышеслава, Waceslaw, Wencel; сыновья болгарыни, болгаро-славянские Бориса и Глеба. Как у норманнов, сын Астриды известен под именем Svein Astridson, так у нас Василько, сын Марии, дочери Мономаха, - под именем Маричич (Ипат. 13. - Карамз. II, 480); сын Анастасии - под именем Олег Настасьич (Ипат. 136). Всего яснее выказывается это обыкновение в отношениях Руси к языческим половцам; мы встречаем у них князей со славянскими именами; у нас бояр и мужей с половецкими; без сомнения, вследствие взаимных браков. Под 1095 г. упоминается об Ольбеге (Елбехе) Ратиборовиче, сыне киевского тысяцкого при Мономахе (Лавр. 97) под 1147 о Судимире Кучебиче (Ипат. 30); под 1159 о Тудоре Елчиче (там же, 86); под 1162 о Торчине Войборе Нечечевиге (там же, 90) и т. д. В Синопсисе сказано, что Андрей Боголюбский до крещения своего именовался Китаем (Карамз. III, прим. 26, стр. 399). Отец Андреев Юрий Долгорукий женился в 1107 году на Половчанке, дочери Аэпиной, внуке Осеневой (Лавр. 120); поэтому Андрей не носит княжого русского имени, а половецкое Китай (срвн. Китанопа, Лавр. 119; Kitan, Güldenstaedt. Reisen, I. 470)147.

Применяя это правило к норманским именам в династии русско-варяжских князей, мы видим, что таковыми отличаются только те члены ее, которые были норманского происхожения по матери. Ноlty сын Ярослава и шведки Ингигерды. Harald (Мстислав) сын Владимира Мономаха и англо-норманки Гиды. Malmfrida и Ingibiarga дочери Мстислава и шведки Христины. Имена давались обыкновенно в честь деда по матери; дедом Мстислава-Гаральда был Harald Gudinason, король английский; дедом Ингибиарги, Inge Stenkilsson, король шведский; о датском Waldemar'e Саксон Грамматик говорит положительно: "cui et materni avi nomen inditur", то есть Владимира Мономаха148. Если бы вследствие не браков, а норманского происхождения варяжской династии нашим князьям прилагались норманские имена при славянских, без сомнения, скандинавские саги, упоминающие так часто о Владимире и Ярославе, знали бы их как Голтия и Гаральда-Мстислава, под их норманскими именами. Но Владимир был сыном русинки Малуши; Ярослав поморской варягини Рогнеди149.