Библиотека
 Хронология
 Археология
 Справочники
 Скандинавистика
 Карты
 О сайте
 Новости
 Карта сайта



Литература

 
Племена и народы Балтики на рубеже античности и средневековья  

Источник: СЛАВЯНЕ И СКАНДИНАВЫ (СБОРНИК)


 

Около тысячи лет тому назад, в эпоху раннего средневековья (VII-XIII вв.), закладывались основы истории народов и стран Балтики. Из множества малых и больших племен, племенных союзов формировались раннефеодальные государства, а в их границах складывались раннесредневековые народности, прямые предки современных русских и финнов, эстонцев и латышей, литовцев и поляков, немцев, датчан и шведов.

Эта эпоха насыщена сложными противоречиями. Грозные набеги скандинавских викингов (варягов русских летописей) несли опустошение и гибель обитателям балтийских побережий, а морские дружины рюгенских славян или пешие рати ободритов наводили ужас на жителей Ютландии, датских и шведских островов. Но в эти же жестокие столетия первые торговые корабли обеспечили регулярное движение потока товаров в первые портовые города, гавани и рынки, возникавшие на Балтике в землях разных племен: они несли роскошную утварь, одежду и оружие для зарождающегося господствующего класса, обиходные вещи, сырье и орудия труда для торгово-ремесленного населения раннегородских центров, изделия ремесленников - для крестьян городской округи или сельской глубинки. Любая новинка, появившаяся в одном из центров Балтики, быстро становилась известной повсеместно. Все более устойчивые экономические и культурные связи на заре раннего средневековья впервые превратили Балтийское море из моря, разделяющего страны, во "внутреннее море" с культурно-исторической точки зрения1. В истории Европы это было не первое "внутреннее море", тесными экономическими и культурными узами связавшее города разных стран и народов: двумя тысячелетиями раньше, в пору становления европейской цивилизации, тот же путь развития прошли земли вокруг Средиземного моря, древнейшего культурно-исторического "внутреннего моря" в истории человечества. И так же как на Балтике, то была сложная и драматичная эпоха, заполненная пиратскими набегами и торговыми экспедициями, колонизаторскими устремлениями финикийцев и греков, завоевательными походами римлян. Гомеровский эпос, запечатлевший события Троянской войны и странствования Одиссея, сохранил для нас первоначальный облик этой эпохи.

Много веков спустя Балтика переживала, по существу, те же изменения, здесь развернулись типологически сходные социальные процессы, вызванные становлением на Севере Европы начальных форм классового общества. Военные и торговые предприятия викингов и славян, как в свое время финикийцев и греков, были одним из средств разрешения обостряющихся общественных противоречий.

В зависимости от активности тех или иных племен с первых веков и до конца I тысячелетия н. э. менялось и представление об этом море, обитателях его побережий, менялось и его название. Mare Suebicum, море свебов (германского племени), - определил его в I в. н. э. римский историк Тацит. В IX в. англосакс Вульфстан в своем рассказе, записанном королем Англии Альфредом, впервые употребляет название "Восточное море", Ostsae, обычное с тех пор в германской традиции. Франкские имперские анналы в начале IX в. называют его Ostarsalt, "Восточный залив". Древнерусская "Повесть временных лет" пишет о "Варяжском море"; Варяжским, Славянским и Русским морем именуют Балтику арабские источники. Для западной ее части у немцев со временем установилось название Mare Rugianorum, что значит "море руян", рюгенских славян. Хронист Адам Бременский в третьей четверти XI в. впервые употребил обозначение Mare Balticum - Балтийское море: так называли его, согласно Адаму, местные жители. До наших дней это название сохраняется в ряде языков: русском, английском и других. Возможно, оно восходит к слову baltas - "белый, светлый" в литовском и других балтских языках (славянское соответствие - "бълъ, белый"), т. е. в языковом отношении связано с балтославянским миром; в этой же языковой среде встречаются и другие обозначения морей по цветовым оттенкам (Белое озеро, Черное море)2.

Этническая карта Балтики (илл. 2) складывалась постепенно, на протяжении веков и даже тысячелетий. В Скандинавии со времен неолита шло формирование прагерманских, а затем германских племен, на рубеже нашей эры уже известных под своими племенными названиями: свионы (свей, шведы) и готы3. Столь же длительным и древним был процесс сложения племен финно-угорской языковой семьи на территории Финляндии и восточной Прибалтики. С юга соседями финно-угров были племена балто-славянской языковой семьи: граница с ними проходила от Рижского залива по Даугаве (Западной Двине). Побережье Балтики от устья Вислы до Кильской бухты в первые века н. э. было ареной многократных передвижений германских и славянских племен, пока наконец в VI-VII вв. здесь не осело славянское население4. Между этими племенами, которые в первой половине I тысячелетия н. э. переживали период "военной демократии", порою происходило острое противоборство за области обитания или верховенство в племенных союзах. В Скандинавии подобная же борьба шла между свионами (свеями), готами и данами5. Многочисленные укрепленные городища на балтийских островах Эланде и Готланде датируются первыми веками н. э. В значительной части они представляют собою круговые укрепления сельских общин, тщательно выстроенные из камня в технике сухой кладки и служившие убежищами в это неспокойное время. Прообразы формы каменных городищ и техники их строительства, по-видимому, проникли в Скандинавию из Нижнего Подунавья или даже из Средней Азии.

Даны, первоначально жившие в Сконе, на юге Скандинавского полуострова, завоевали близлежащие балтийские острова, вытеснив оттуда другие племена, а затем овладели и Ютландией. Часть исконных обитателей Ютландии, ютов, присоединилась в конце V в. к англосаксонским завоевателям Британии и составила третий, наряду с англами и саксами, значительный компонент германского населения Англии. Свионы, или свеи, добились господства в Швеции и дали сформировавшемуся позднее народу свое имя - "свеи, шведы". Даны создали подобное же образование, и отсюда название страны - Дания, и имя народа - датчане. Часть готских племен покинула южную Скандинавию и в первые столетия н. э. продвинулась из Нижнего Повисленья на Украину, а после гуннского нашествия в 375 г. откатилась далеко на запад, до Испании. Бургунды, с которыми связано первоначальное название острова Борнхольм (Бургундархольм), также расселились на землях между Нижним Одером и Вислой и прожили там некоторое время6; остатки их были ассимилированы позднее славянскими племенами. Довольно значительные по масштабу этнические перемещения, происходившие в странах Балтики в столетия, непосредственно предшествующие рассматриваемой эпохе, не вели, однако, к образованию новых народностей, так как происходили в условиях сохраняющихся родоплеменных отношений.

Новые основы истории

Существенные изменения наступили во второй половине I тысячелетия н. э., особенно в последней его четверти, когда в действие вступили новые социально-экономические условия, вызвавшие распад родоплеменного строя, переход к классовому обществу и образование государств. Важнейшей предпосылкой этих процессов был рост производительных сил и устойчивый подъем производства прибавочного продукта; увеличение объема торговли и перевозок стало наиболее существенным следствием, а расцвет культуры и искусства в различных областях и центрах - завершающим результатом этих процессов, определивших облик нового общественного уклада. Конечно, темпы, условия и формы этого социально-экономического прогресса были различными в разных областях Балтийского региона. Тем не менее выявляются некоторые общие черты, характеризующие развитие экономики, социального строя и культуры народов Балтики раннего средневековья.

Во-первых, повсеместное распространение ржи в качестве основной сельскохозяйственной культуры, заметно потеснившей ячмень и пшеницу у славян7 и скандинавов в VII-IX вв., вело к стабилизации и росту продуктивности земледелия (илл. 3). В климатических условиях Балтики рожь оказывалась продуктивнее пшеницы. Это способствовало увеличению площади запашки, возникновению новых поселений и преобразованию системы общинного землепользования8. Вместе с тем в некоторых областях, таких, как Лифляндия, подсечное земледелие сохранялось до рубежа I тысячелетия, и распространение ржи в качестве основной земледельческой культуры относится уже к первым столетиям II тысячелетия н. э.9

Во-вторых, уже со второй четверти I тысячелетия заметно возросла добыча железа из болотных руд, имеющихся во всех странах Балтики, а также из горных руд Швеции10. Этот подъем в производстве и обработке железа проявился в повсеместном распространении железных сельскохозяйственных орудий. Начинается производство плужных лемехов, а также серпов, кос, рабочих топоров, мотыг, конской сбруи. Примечательно появление в Норвегии и Швеции железного сырья в виде полуготовых, предназначенных для дальнейшей обработки поковок топоров; распространяются серповидные и лопатовидные поковки. В некоторых областях Скандинавского полуострова, в датских и славянских землях подсечное земледелие сменяется пашенным. Это способствовало росту оседлости населения.

В-третьих, важным новшеством было распространение дуговой и шлейной упряжи, позволявшей значительно эффективнее использовать тягловую силу животных. Лошадь, применявшаяся до этого исключительно для верховой езды, с появлением дуговой, хомутной или шлейной сбруи становится упряжным животным (илл. 4). Хомут славянские племена переняли у степных кочевников юго-восточных областей, в свою очередь, вероятно, позаимствовавших их из Китая11; шлея, известная в поздней античности, судя по единичным изображениям, появилась у скандинавских племен не позднее IX в.12 Значительно позже, видимо под славянским воздействием, у скандинавов распространилась дуговая сбруя: на изображениях упряжных лошадей усебергского ковра ее еще нет. У славян дуга и хомут засвидетельствованы находками в Новгороде по крайней мере с X в. С этого же времени и позднее в Скандинавии появляются дуги (под хомут или под шлею), украшенные богато орнаментированными декоративными накладками (илл. 5).

Использование упряжной лошади имело особое значение для развития пашенного земледелия: тягловая скорость лошади примерно вдвое выше, чем у быка или вола. На легких почвах возрастает быстрота и соответственно площадь распашки, разворачивается освоение новых посевных площадей, сопровождающееся увеличением урожайности. В связи с этим совершенствуются орудия земледельческого труда. В восточнославянских, финских и балтских областях, по-видимому, вместе с распространением упряжной лошади входит в употребление соха с железным сошником13. Она позволяла распахивать тяжелые почвы. В других районах, к северу и югу от Балтийского моря, еще, долгое время сохранялся деревянный плуг с деревянным ральником (рабочей частью). В Скандинавии, кажется, уже в вендельский период (VII-VIII вв.) железный лемех находит повсеместное применение. В то же время отсутствуют отчетливые указания на использование железного плужного лемеха в землях ободритов, лютичей, поморян и пруссов в отличие от малопольских, сербских, чешских и моравских областей14 (илл. 6).

Наряду с изменениями в экономике сельского хозяйства появляются новые тенденции в других областях хозяйственной жизни населения стран Балтики раннего средневековья. Особое значение имело производственное освоение местных видов сырья для обмена, концентрация ремесленного производства в постоянных центрах и прежде всего новый тип производства и расселения - крупные вотчины, принадлежавшие племенной аристократии. И здесь также имеются значительные региональные отличия, которые в дальнейшем проявляются более отчетливо и могут быть детально исследованы по крайней мере для отдельных областей.

Начальные формы производственных отношений классового общества наряду с сохраняющейся еще родовой структурой, в которой, однако, уже проявляется социальная дифференциация, определяют тот общественный уклад, в котором формируется своеобразная культура и искусство второй половины I тысячелетия н. э.

Социальные условия и формы развития культуры и искусства в странах Балтийского региона

Произведения культуры и искусства, дошедшие до нас от этой далекой эпохи, отличает глубокая и тесная взаимосвязь между функционально обусловленной формой предмета (будь то оружие, застежка одежды - фибула или пряжка, деталь конской сбруи, орудие труда или бытовая вещь, вплоть до столовой и кухонной посуды) и его богатым декоративным оформлением, отразившим специфические особенности мышления и мировосприятия людей того времени (илл. 7, цв. илл. 1). Рационалистические представления о природе, производственных процессах, общественных отношениях переплетались, а порою сливались с представлениями фантастическими, в которых миром, судьбами людей и вещей управляли грозные, могущественные и многообразные силы. Мифология и языческие верования народов Балтики далеко не в полном объеме дошли до нас. По существу своему эти представления не очень различались у разных племен; божества и другие сакральные силы славян и скандинавов, балтов и финнов оказываются вполне сопоставимыми.

Отдельные племена уже имели своих великих богов, составлявших иногда даже целые семейства. У скандинавов Один был великим богом войны, а Фрея - его божественной супругой и воплощением плодородия. У некоторых западнославянских племен ту же роль играл Свентовит. Один и Свентовит были всадниками, имеющими дружину, и требовали жертв. Один разъезжал на восьминогом жеребце Слейпнире, а для Свентовита жрецы берегли чудесного белого коня, в следах копыт которого можно было прочитать волю бога. Тор у скандинавов был великим громовержцем, символом которого служил молот Мьёльнир (молния). "Молоточки Тора" во множестве встречаются среди украшений из золота, серебра, бронзы, железа или янтаря. В храме Упсалы у свеев рядом с изображением Одина и Тора стоял идол Фрейра, его символом как бога плодородия служил фаллос15.

У восточных славян и балтов скандинавскому Тору соответствовал Перун, Перкунас, великий громовержец16. Вильцы-лютичи почитали Сварожича, солнечного бога-покровителя кузнецов и огня.

В некоторых местах, таких, как Хафельсберг и Вольгаст, славяне поклонялись богу в образе копья, Геревиту. И у восточных, и у западных славян существовал культ бога скота и богатства Волоса (Велеса). Образы богов воплощались в идолах, сделанных в человеческий рост и даже больше, но наряду с этим и в маленьких фигурках. Такие "портативные" боги, чаще всего вырезанные из дерева, известны и у германцев, и у славян; возможно, они восходят к бронзовым статуэткам, появляющимся в первых веках нашей эры. Относящиеся, видимо, к культу предков, эти ранние бронзовые изображения по некоторым формальным особенностям можно связать с подобными же миниатюрными скульптурами римлян. С первых столетий н. э. такого рода изображения появляются в районе Балтики, здесь они видоизменяются и, наконец, становятся составной частью местной художественной образности17.

Особое значение среди символических фигурок в славянском и германском мире придавалось изображениям лошади. Они воплощали божественную силу, воспроизводились в бронзовой и деревянной пластике, резьбе, гравировке. Змей в скандинавской мифологии - эсхатологическое чудовище: змей Ёрмунганд опоясывает "Срединный мир" - Мидгард. Змей также часто встречается и в славянском искусстве; особым почитанием змеи пользовались у балтов и восточных славян. Иметь изображение змеи в доме значило располагать неисчерпаемой силой, защищающей от зла, и неиссякаемым богатством. Наконец, полный рог всюду играл роль символа изобилия, его наполняли пивом или медом. В искусстве он представлен одинаково широко как в скандинавском, так и в славянском мире.

Весьма важно при этом иметь в виду, что декоративное оформление предметов обихода, украшений, одежды, оружия преследовало не собственно художественные цели; смысл его прежде всего определялся религиозно-мифологическим содержанием и магией. Искусство с этой точки зрения выполняло весьма важную идеологическую функцию.

Типологически единая основа художественного развития получала у народов Балтики достаточно разнообразное воплощение. Перекрестные взаимосвязи стилистических течений вели к появлению произведений, которые порою не только трудно отнести к тому или иному стилю, но и связать с определенной этнической культурой.

Большое значение также имела различная степень воздействия на страны Балтики высокоразвитых культурных областей Южной, Юго-Восточной, Западной и Центральной Европы, то есть культур Средиземноморья, Каролингской империи, Византии, Киевской Руси, арабских стран и Средней Азии, Хазарии и Волжской Булгарии, так же как ирландско-шотландской и англосаксонской островных культур Британии. Степень доступности этих, уже глубоко отличавшихся друг от друга культурных областей для жителей стран Балтики была весьма различной. Однако, поступая в Балтийский регион из различных источников, культурные импульсы распространялись здесь по единой сети коммуникаций, связавшей центры и области разных племен и народов, и в этих центрах происходил своеобразный сплав различных по происхождению культурных и стилистических элементов, определявший специфику культуры Балтики раннего средневековья.

Конечно, наибольшее значение имели этнокультурные и исторические традиции. В Скандинавии, на датских островах, в Ютландии и Шлезвиг-Гольштейне сохранялась на протяжении тысячелетий, по крайней мере с бронзового века и в течение эпохи раннего железа, преемственность германских племен. Натиск варваров, сокрушивших Римскую империю и античный рабовладельческий строй, почти не затронул эти северные окраины континента. Группы общинников или воинов, устремлявшихся на юг, как правило, навсегда отрывались от своей родины. Лишь изредка отмечаются обратные переселения с юга на север. Так, например, вернулись, потерпев в низовьях Дуная поражение в борьбе с лангобардами, герулы (после 508 г.)18. Конечно, переселенцы с юга принесли определенные культурные и материальные ценности, технические навыки и представления о классово организованном общественном строе19. Однако общественная структура лишь в ограниченной мере поддавалась таким воздействиям. В этом обособленном регионе господствовала относительная замкнутость, даже можно сказать изоляция, особенно в период накануне перехода к классовому обществу, к цивилизации. Основу общественного строя Скандинавии этого времени составлял широкий слой свободных общинников-бондов, чье могущество базировалось на частном землевладении, сочетавшемся с сохраняющимися еще элементами родовых отношений. Бонды стояли во главе домовых общин, объединений кровных родственников и домочадцев, представлявших собою основную экономическую ячейку скандинавского общества. Домохозяин-бонд, свободный крестьянин, сам ходил за плугом, сеял хлеб и ухаживал за скотом; но при этом он держал значительное количество обращенных в рабство работников и работниц, которые также обрабатывали его землю и пасли скот; кроме того, они сами имели небольшие хозяйства. Племенная знать и племенные вожди в отличие от бондов владели значительно большими земельными угодьями, количеством рабов. Постепенно усадьбы знати, обрастая зависимыми людьми, рабами, вольноотпущенными с их наделами, превращаются в феодальную земельную вотчину. Структуру и облик такой домовой общины, подчиненной крупному предводителю, позволяет представить один из отрывков "Круга земного" ("Хеймскринглы") Снорри Стурлусона, свода исландских саг, составленного в XIII в., но повествующего об эпохе викингов. Здесь рассказывается о том, как зять конунга Олава Трюггвасона Эрлинг, получив право собирать подати в одной из норвежских областей, добивается того, чтобы "... бонды платили ему двойные подати, так как иначе он разорял их селения... Часто Эрлинг отправлялся в походы и добывал добро... У Эрлинга в усадьбе всегда, зимой и летом, было не менее девяноста свободных людей и за обедом питье отмерялось, а за ужином каждый пил, сколько хотел... Он никогда не выходил в море иначе, чем на ладье с двенадцатью гребцами. У Эрлинга был очень большой корабль с сорока двумя скамьями для гребцов. Он всегда ходил на нем в викингские походы, а когда собирали ополчение, на этом корабле было не менее двухсот человек... У Эрлинга в усадьбе было всегда тридцать рабов и, кроме того, всякая другая прислуга. Днем Эрлинг заставлял своих людей работать на него, а вечером или ночью он давал возможность тем из них, кто хотел, работать на себя. Он давал рабам землю, и они сеяли хлеб и снимали урожай. Эрлинг устанавливал размер выкупа, и многие рабы выкупали себя через полгода или год, а все, у кого было хоть сколько-нибудь удачи, выкупали себя через полтора года. На эти деньги Эрлинг покупал себе других рабов. Тех, кто становился свободными, он посылал на ловлю сельди или отправлял на другие промыслы. Некоторые расчищали себе участки и селились там, и каждому он чем-нибудь помогал"20. Викингские походы, грабежи и убийства были обычными для деятельности знатного предводителя, так же как пиры со своими воинами и патриархальная благосклонность к работникам, исполнившим урочную работу. При этом никто не бунтовал против такой системы господства и эксплуатации. Но если и возникнет неповиновение, всегда под рукой находятся воины, готовые "разорить селения" непокорных. Так, среди разбросанных по берегам северных фьордов хуторов, занятых большесемейными коллективами с их челядью, домовыми общинами свободных бондов, первоначально - почти в неотличимых от этих общин формах, превосходя их разве что численностью зависимых людей, домочадцев, скота, утвари, - зарождаются и крепнут очаги господства, могущества, угнетения, со временем превращающиеся в феодальные вотчины средневековья.

Социальный строй и художественное творчество Скандинавии эпохи викингов

Развитие культуры и искусства Скандинавии в раннее средневековье начиналось прежде всего в пределах домовых общин свободных бондов и при достаточно близких им по своему общественному укладу дворах племенной знати и "малых конунгов". Связь эта видна уже в памятниках эпохи Великого переселения народов, а корни уходят в первые века н. э. Локальные центры, будучи местами сосредоточения административной и культурной власти, становятся и центрами производственными. Сравнительно недавно это подтвердили открытия в местечке Торслунд-Бьёрнховд на Эланде: наряду с известными находками бронзовых матриц для изготовления бронзовых накладок с эффектными изображениями каких-то мифологических персонажей (цв. илл. 4) здесь в последние годы исследовано обширное поселение с мастерскими по обработке цветных и благородных металлов21.

В мелких племенных княжествах появляются резиденции вождей, сосредоточивших в своих руках значительную административную и экономическую власть. Видимо, с такими резиденциями связаны знаменитые династические могильники с погребениями в ладье, Вендель и Вальсъерде в Средней Швеции. Крупнейшую из резиденций, королевскую усадьбу в Упсале, обслуживало наиболее раннее из известных сейчас в Швеции торгово-ремесленное поселение, в V-VII вв. располагавшееся на острове Хельгё близ Стокгольма, на озере Меларен. Ремесленная продукция Хельгё через племенные земли свеев шла на Готланд и в Финляндию (илл. 8). Производство и обработка железа, мастерские ювелиров, равно как и стеклоделов, слесарей и гребенщиков, располагались здесь в постройках, достигавших 20 м длины (илл. 60). Из Индии в Хельгё попала маленькая бронзовая статуэтка Будды (цв. илл. 2); ирландский епископский посох VIII в. свидетельствует о ранних связях с Британскими островами, многочисленные находки славянской керамики - о тесных сношениях, прежде всего с морским побережьем близ устья Одера.

В домовых общинах, на усадьбах "малых конунгов" и князей постепенно создавался своеобразный облик искусства формировавшегося классового общества; противоречия между угнетенными слоями производителей и обладающей властью знати хотя и существовали, но не обострялись по крайней мере до конца X в. Родовые формы организации обеспечивали независимость домовых общин, возглавлявшихся свободными бондами (которые сами имели рабов), от господ типа Эрлинга и находили выражение в народных собраниях - "тингах", военных предприятиях - "викинге" и "ледунге" (народном ополчении), в общинном самоуправлении. Людям, эксплуатировавшимся в домовых общинах знати и экономически усиливавшихся свободных бондов, патриархальные организационные формы гарантировали определенную общественную безопасность и удовлетворение их жизненных потребностей. Как господам, так и подчиненным, как богатым, так и бедным, эксплуатируемым, работникам и рабыням, ремесленникам и крестьянам, мир казался вечной, устойчивой, иерархически организованной системой, обязанной своим бытием божественным установлениям асов, языческих богов.

Записанная в Исландии XIII столетия "Песнь о Риге", поэтическая форма и содержание которой несут определенный отпечаток кельтского влияния, сохранила для нас древнесеверные представления о происхождении миропорядка. Бог Хеймдалль (Риг) странствовал по свету и посетил различные места на севере. От Эдды (Прабабки) родился у него сын Трэль (Раб), родоначальник сословия рабов. Хлев со свиньями и козами, удобрение полей, добыча торфа и строительство оград - их удел в этом мире. Амма (Бабка) родила от Рига сына Карла (Мужика). Отсюда - род свободных:

Карл быков приручал,
и сохи он ладил,
строил дома,
возводил сараи,
делал повозки,
и землю пахал.

Но он также имел право носить и пользоваться оружием. Богатая хозяйка (Мать) родила от Хеймдалля сына Ярла (Знатного) и его

спеленала шелками...
Румяный лицом,
а волосы светлые,
взор его был,
как змеиный, страшен.
Ярл в палатах
начал расти;
щитом потрясал,
сплетал тетивы,
луки он гнул,
стрелы точил,
дротья и копья
в воздух метал...
махал он мечом,
плавал искусно.

Риг обучил его тайне рун,

сыном назвал его,
дал свое имя,
дал во владенье
наследные земли...

Тотчас же Ярл начал завоевания:

поля обагрял,
врагов убивал,
завоевывал земли.
Восемнадцать дворов -
вот чем владел он,
щедро раздаривал
людям сокровища,
поджарых коней,
дорогие уборы,
разбрасывал кольца,
запястья рубил.

Ярл основал сословие знати. Его многочисленные дети проводят время в подобающих знати занятиях:

Играм учились...
тавлеям и плаванью,
был еще Кунд,
а Кон был младшим22.

Имя последнего, Коn ungr, соотнесено с королевским титулом konungr. Это, по преданию, созданное божеством, возникшее в результате прямого физического акта рождения от бога Хеймдалля деление на классы знати, свободных и рабов лежало в основе скандинавского общества. Мировоззрение и искусство древнескандинавского общества служили отнюдь не исключительно утверждению и закреплению ведущей социальной роли господствующих слоев. По своим ценностным установкам и социальному адресу они не противопоставлялись основной массе свободного населения. Эта своеобразная демократичность обеспечила великолепный и яркий расцвет северного искусства.

Для свободных, прежде всего "могучих бондов", богатых и независимых глав прочных домовых общин, их отношение к искусству и имуществу определялось стремлением с помощью материальных и художественных средств демонстрировать социальный престиж23. Пышные пиры, гостеприимство, превышающее требования социального статуса хозяина, дорогостоящие подарки-гостинцы - вот проявления этого отношения24. Богатая столовая утварь, дорогие одежды, великолепно изукрашенное оружие, пышно декорированные дома и палаты, цветные ткани с изображениями, хвалебные повествования о собственных деяниях в песнях, а также изобразительные композиции на поминальных камнях, стелах с рельефными раскрашенными изображениями, орнаментация металлических украшений или резьба по дереву отражают ту же тенденцию, как и преувеличенные проявления жизненной силы в борьбе или сексуальной активности. "Шведы не знают меры относительно женщин", - писал хронист Адам Бременский еще в XI в.25, а "Сага о Йомсвикингах" строит сложную конфликтную ткань: богатый домохозяин Пальнатоки с о. Фюн отомстил убийце своего отца, конунгу данов Харальду Синезубому, тем, что однажды, пригласив его на пир, подсунул конунгу жену своего челядина, Наэ-Эсу; та родила от Харальда сына, названного Свеном, он был воспитан при дворе Пальнатоки, и в конце концов Пальнатоки посадил его на престол Харальда26. Племенные конунги и ярлы пытались превратить свободных бондов в подданных, в феодально-зависимых крестьян, утверждая доступными им средствами подчинение и эксплуатацию. К этому вело образование государств, разворачивающееся в течение эпохи викингов (IX-XI вв.), и крестьянские восстания, равно как широкое эмиграционное движение бондов в северную Скандинавию, Исландию, Финляндию, были следствием начавшегося формирования средневекового феодального общества27. Относительная стабильность скандинавского социального строя, каким он обрисовывается в "Песни о Риге", создает определенные проблемы в отнесении его к той или иной общественной формации. Некоторые медиевисты, основываясь на концепции советского историка А. И. Неусыхина, считают, например, что следует говорить об особом "варварском обществе", развитие которого происходило вне известных классовых формаций28. Я, однако, как академик Б. А. Рыбаков и другие, полагаю, что мы имеем дело с обществом переходного периода от родового строя к феодальному, для его характеристики можно пользоваться понятием "военная демократия"29. Общественные отношения военной демократии у финских и балтских племен определенно сохранялись до XI-XII вв.

Общественные основы культуры и искусства славянских племен

Иными, отличными от Скандинавии были общественные основы культурного и художественного творчества у славянских племен. На протяжении столетий, находясь у границ античной цивилизации и римских провинций в Восточной и Средней Европе, славяне испытывали влияние рабовладельческого общества. Насколько позволяет судить современное состояние исследований, в первой половине I тыс. н. э. славянское общество развивалось более динамично по сравнению с античным, превращаясь во все более действенную историческую силу. Постепенно нарастает натиск этих племен, стремящихся овладеть античным наследием. С начала VI в. все большее количество славян переселяется в Нижнее Подунавье и на Балканы, а к концу VI в. они достигают южной Греции. Значительная часть Венгрии, Семиградье, Словакия, Моравия, Чехия и области между Одером и Эльбой-Заале были освоены славянами не позднее рубежа VI-VII вв. Постепенно славянские племена продвигаются также и на южное побережье Балтийского моря, от Кильской бухты до устья Вислы30. Шаг за шагом продвигались к Балтике восточные славяне, проходя через земли финно-угорских племен между Чудским и Ладожским озерами, пока не достигли южного побережья Финского залива и далее, расселяясь вдоль Онежского озера, распространились далеко на северо-восток31. Таким образом, область Европы к югу от Балтийского моря со второй половины VI столетия приобретает новый этнический облик.

Для истории культуры и искусства стран Балтики последующих столетий эти изменения во многих отношениях имели основополагающее значение. В результате развернувшихся переселений оказались перерезанными сложившиеся пути из Скандинавии на юг. Связи по Одеру и Висле с Подунавьем и Балканами, прежде всего с Византией, теперь осуществлялись в иных условиях по сравнению с существовавшими в первые столетия н. э. С 568 г. в Среднем Подунавье господствовали авары, мощная кочевническая племенная группа. Несколько позднее в южной Польше и на Верхнем Повисленье усилилась племенная держава вислян, а путь через Одер и затем Моравские ворота с 620-х годов вел в пределы возникшего южнее так называемого государства Само. Это первое славянское межплеменное государство охватывало Силезию, Моравию, Чехию, сербские земли по Эльбе и Заале и часть Лужицы. Торговые связи Скандинавии с Нижним Подунавьем в середине VI в. прервались32 или были по меньшей мере резко ограничены33.

Эти исторические изменения были связаны с началом государственной организации и ростом военной мощи, строительством довольно крупных оборонительных систем, установлением верховного права на определенные территории. Требовалось время для того, чтобы скандинавы освоились с этими изменениями, произошедшими к югу от Балтийского моря, и смогли установить какие-то отношения с правителями славянских племен и племенных государств34. Одновременно некоторые области Скандинавии испытывают в VIII в. все более усиливающееся воздействие быстро развивающихся феодальных обществ Меровингской державы и Англии35.

Изменение обстановки к югу от Балтийского моря имело далеко идущие последствия для культурного развития всего Балтийского региона в целом. Несмотря на разъединенность племен, с неизбежностью следовавшую из существовавшего способа производства, складывались все более благоприятные условия, прежде всего в силу этнической и языковой близости для развития межплеменных связей внутри славянского мира. В материальной культуре прилегающих к Балтике стран появляются новые веяния, порожденные взаимодействием античного наследия и достижений византийских провинций Подунавья и Балкан с культурами кочевнических степей и арабского Востока, но формирующиеся под воздействием местных потребностей.

Выразительный пример такого культурно-исторического процесса - развитие керамического производства у славянских племен. В славянском мире можно выделить две зоны, в которых переход к характерному для античного общества высокоразвитому гончарному производству со свойственным ему многообразием керамических форм происходил различным образом. Одна зона занимала предполье бывших римских провинций к югу от Среднеевропейского нагорья и пересекающих его горных проходов области Верхнего Повисленья и по течению Одера от Моравских ворот до Нижней Силезии. В этой зоне с III в. н. э. зародилось гончарное ремесло, традиции которого были восприняты средневековыми славянскими племенами Силезии и Прикарпатья36 и благодаря переселениям или культурным связям распространились среди племен, живших вплоть до южного побережья Балтийского моря. Здесь эта керамика обрела специфический облик так называемой керамики фельдбергского типа37 (илл. 9). Впервые она стала известна в результате раскопок в Фельдберге (Мекленбург) и получила наименование по этому памятнику. Исследователи назвали эту керамику из-за ее высоких технических и эстетических качеств "мейсенским фарфором средневековья"38. С VII столетия фельдбергская керамика производилась прежде всего племенами Средней Померании, между реками Варновом и Парсентой. Благодаря своим достоинствам она получила широкое распространение вплоть до вендских земель в Ганновере, в отдельных случаях - до Рейна и в большом количестве - на северных берегах Балтийского моря вплоть до Средней Швеции, а также в северной Руси. Весьма вероятными представляются попытки организовать производство этой керамики в местных мастерских зарождавшихся торговых центров Швеции и Дании39. Этот тип керамики подвергся дальнейшему развитию и преобразованию в керамику фрезендорфского типа, появляющегося в Волине с IX в.; короче говоря, фельдбергская керамика стала основой для развития художественно-выразительных видов массовой продукции у многих славянских племен, а также в определенной мере у жителей скандинавских приморских торговых центров и домовых общин.

Вторая зона освоения античного наследия охватывает бывшие римские провинции к югу от Дуная, которые начиная с VI в. были подчинены славянскими племенами. С рубежа VIII-IX вв. от Болгарии по бывшему византийскому Подунавью распространяется керамика, оказавшая значительное воздействие на скромную, однако сплошь орнаментированную домашнюю посуду почти всех славянских племен; с X в. она также появляется в Скандинавии, либо в качестве товара, либо, скорее, как тара для других товаров (например, меда). Эта так называемая позднеславянская керамика широко представлена от Киевской Руси вплоть до прибалтийских земель: низовьев Вислы (Гданьск), Поморья и Гольштейна; она оказала также определенное влияние и на области с ранее сложившейся высокоразвитой традицией гончарного производства, основанной на фельдбергском или фрезендорфском типах40. Распространение керамики благодаря ее массовости особенно наглядно выявляет культурные связи славянских племен балтийского побережья и областей, лежащих южнее, а также контакты через Балтийское море со Скандинавией. Кроме того, развитие и распространение керамики ярко показывает, как преломлялись основные эстетические принципы формообразования в массовой продукции, а следовательно, как эта художественная форма воздействовала на стилистические течения в обширном регионе. Связи такого рода имели место, конечно, и в производстве украшений.

На ремесленное производство в славянских городищах и торговых центрах Великопольши и Поморья в VIII-IX вв. особое воздействие оказало ювелирное мастерство дунайско-великоморавской области. Височные кольца темпельгофского типа представляют собой прекрасный образец такого воздействия, восходящего к византийской ювелирной традиции41. В различных вариантах, выработанных в Каринтии, Великой Моравии, Польше, низовьях Одера, эти кольца производились на протяжении многих столетий, в некоторых местах удержавшись до высокого средневековья. Наибольшее распространение их относится к X в. В это время в большом количестве они проявляются на Борнхольме и Готланде, а в единичных экземплярах - также на Зеланде и в Сконе42 (илл. 10).

Подобным же образом обстоит дело с распространением серебряных коробчатых височных колец43, полулунных колец с ланцетовидными привесками44, с серебряными одежными или поясными застежками45 и подвесками-капторгами. Другие формы украшений, вроде лунниц, служивших одновременно символом женской плодовитости, распросгранились на Балтику через восточнославянские земли46 (цв. илл. 24).

Сюда проникли, были освоены и переработаны также и прямые арабские прототипы многих украшений. К ним относятся зерненые лунницы, височные кольца с полыми коробчатыми бусинами, иногда украшенными зернью, ромбовидные привески, капторги. В странах арабского Востока эти украшения нередко изготавливали из золота, в славянском мире они воспроизводились главным образом в серебре (илл. 11). Роль посредника в передаче этих украшений играл крупный торговый центр на Волге, Булгар, столица Волжской Булгарии47. Импульсы такого рода из арабских стран достигали не только славянских, но и балтских и скандинавских племен. В Бирке, например, в VIII-X вв. широкое распространение получил обычный для арабско-персидских территорий кафтан, отороченный шелковой лентой. Отделка женских сарафанов местного покроя под влиянием арабско-персидского кафтана или, может быть, византийского кавалерийского плаща видоизменяется, причем как в Бирке, так и в Польше и Поморье. Уже в самых ранних могилах Бирки (IX в.) обнаружены остатки вышитых полотняных рубашек (илл. 12). Этот чуждый для Скандинавии вид одежды, очевидно, был позаимствован у восточных славян48.

Скандинавия и Северо-Западная Европа

Начиная с рубежа VII-VIII вв. и особенно в IX в. прослеживается еще одно течение, все более воздействующее на культурное и художественное развитие стран Балтики, - влияние северо-западной и западноевропейской культур Ирландии, Англии и Франкской державы Меровингов, а затем Каролингов. Для некоторых областей Скандинавии это течение стало определяющим. Не всегда можно выявить его влияние в деталях. Однако несомненно, художественный стиль эпохи викингов в искусстве Скандинавии, представленный великолепными образцами в резьбе усебергского корабля (илл. 13, цв. илл. 6), а также бесчисленными произведениями малых форм, своим обликом очень во многом обязан растительным мотивам, почерпнутым из франкского искусства, а также образу "каролингского льва". В IX-X вв. эти мотивы слились в скандинавском искусстве с характерным для него ленточным плетением и звериным орнаментом49. Однако последний, кажется, в свою очередь формировался в предшествующий, вендельский период (VI-VIII вв.) под влиянием англосаксонского и особенно ирландско-шотландского кельтского искусства50. И континентально-европейская, франкская, и островная, англо-ирландская, зоны оставались источником воздействия на искусство Скандинавии на протяжении всей эпохи викингов вплоть до XI в. Следующая волна импульсов выявляется в конце эпохи викингов на исходе Х - начале XI в., когда в скандинавской орнаментике появляются новые западноевропейские элементы: "маски" и "усики". Две богато украшенные шкатулки из Бамберга и Каменя, причем последняя, несомненно изготовленная на Балтике, демонстрируют эти связи51. Наконец, в позднем еллингском стиле распространяется образ большого зверя, полностью заполняющего плоскость изображения; он вытесняет восходящий к предшествующему периоду звериный орнамент. Зверь, изображенный во весь рост, отличается особой монументальностью. Остается открытым, правда, вопрос о том, насколько широко распространился в скандинавском искусстве этот новый образ, происхождением своим обязанный континентальному искусству52 (илл. 14).

Тенденции художественного развития на южном побережье Балтики

Тенденции стилистического развития, подобные скандинавским, выявляются и в землях к югу от Балтийского моря, хотя и не в тождественных формах, и, пожалуй, не в таком объеме. В орнаментике западнославянской области между Кильской бухтой и низовьями Вислы на протяжении столетий господствуют те же мотивы ленточного плетения и растительных "усиков", происходящие, несомненно, в равной степени как из византийских, так и из скандинавских и западноевропейских источников. Как и в Скандинавии, до начала христианизации и влияния церковного искусства в орнаментике преобладали условные, схематизированные образы53. Заметную роль играли змеиные мотивы, изображения коня. Несомненно, создавались сравнительно крупные художественные произведения, деревянные скульптуры в человеческий рост и более (цв. илл. 25); об этом говорят многие хронисты. При исследовании археологических памятников, однако, обнаруживаются сравнительно немногочисленные образцы, сохранившиеся в воде, как это было в Любеке, Берен-Любшине, Нойбранденбурге, Волине, Щецине, Гданьске, Ополье, Ладоге и Новгороде; высокий уровень грунтовых вод законсервировал в этих городах органические остатки, в том числе дерево. У балтов, финно-угорских племен и восточных славян звериные мотивы встречаются в отделке одежды и в украшении тканей, в вышивке. И здесь наблюдается тенденция к развитию звериного стиля54. Наконец, у пруссов в юго-восточной Прибалтике существовал обычай высекать каменные изваяния. Смысл их не всегда ясен, так же как и датировка. Они могут относиться как к IX-XI вв., так и ко времени монгольского нашествия. Вследствие этой неопределенности остается нерешенным и вопрос о происхождении некоторых каменных изваяний Поморья и рюгенских славян, которые могли появиться под влиянием либо прусской традиции, либо романского искусства Центральной Европы, может быть опосредствованного Данией55. Славянские каменные статуи относятся ко второй половине XII в.

Несмотря на многочисленность влияний и стилистические заимствования, искусство и культура на юге Балтики характеризуются специфическими, своеобразными чертами, которые видоизменяются у разных племен.

Это можно проследить по различным видам височных колец в славянских землях. Так, полые кольца "поморского типа" особенно наглядно и отчетливо характеризуют самобытное стилистическое направление, строго ограниченное областью между реками Парсентой и Пене, то есть территорией зарождающегося поморянского государства. Вторичный по отношению к нему центр производства "поморских колец" возник в среднем течении реки Хафель. Этнические, политические, культурные и экономические отношения, таким образом, предопределяли область распространения различных украшений. То же относится и к скандинавскому искусству. Художественный стиль эпохи викингов в Упланде и на Готланде, в Ютландии или западной Норвегии имеет особые, отличительные от соседних областей черты.

Сферы проявления балтийской культуры

Итак, общие основы культурного и художественного развития народов Балтики получали различное по своему облику культурно-художественное выражение в каждой из областей. Можно выделить несколько сфер, в которых проявлялась балтийская культура. Несомненно, выделяется общая для всего региона сфера художественной культуры, опирающейся на достижения европейской. В ней используются близкие или тождественные изобразительные орнаментальные мотивы, такие, как "плетенка", растительные "усики", элементы звериного орнамента и т. д. В искусстве малых форм подчас невозможно установить локальные различия и определить точное место изготовления отдельных категорий украшений, например бронзовых или серебряных браслетов56. Вторая сфера характеризуется тем, что поступающие из-за моря материальные художественные ценности не только вовлекаются в обмен между жителями балтийских побережий, но и воспроизводятся в местных мастерских. К этой категории относятся многочисленные вещи, такие, как резные костяные орнаментированные гребни57, специфическая керамика (возможно, даже производство славянских по происхождению гончарных форм в Швеции); изготовляются определенные виды оружия. Особенно показательно распространение на Балтике многочисленных богато декорированных мечей (цв. илл. 3). По мере исследования все отчетливее обрисовывается основной центр их производства: раннесредневековые мастерские франкской Рейнской области, Рейнланда. В Скандинавию это оружие ввозили, снабжали здесь художественно выполненными рукоятями и часть его перепродавали или вывозили во время военных и торговых походов далее на юг. Местные центры производства этого оружия в Скандинавии до сих пор неизвестны. Зато такое производство вполне определенно установлено в некоторых других районах, на путях и в торговых центрах Великой Моравии и Киевской Руси58. На одном из найденных на Украине клинков обнаружена бесспорно славянская, выполненная русской кириллической азбукой надпись Коваль Людота59. Многие другие художественные изделия, восходящие к образцам арабского или византийского производства, также были усвоены и воспроизведены местными мастерами и таким образом вошли в фонд балтийской культуры. Это относится к так называемым боевым топорам с бородкой, отделанным серебряной инкрустацией или медными накладками; то же можно предположить относительно покроя и отделки некоторых видов одежды. Не исключено также, что пользовавшиеся широким спросом змеевидные браслеты, по происхождению связанные с балтскими и финно-угорскими племенами, производились и на других племенных территориях60. В распространении таких надрегиональных явлений определенную роль играли пленные мастера или странствующие ремесленники, которые время от времени упоминаются в письменных источниках, а иногда опознаются по археологическим находкам.

Наконец, следующую сферу художественной деятельности составляют изделия с ярко выраженной племенной или этнической спецификой, если и попадавшие в чуждую среду, то не вызывавшие в ней подражаний; таковы, например, славянские S-видные височные кольца, обнаруженные в Скандинавии. Норманнские женщины не носили этих украшений. Три таких кольца, найденные в одной из могил в Станго на Готланде, указывают, что здесь погребена славянка. В качестве предметов из драгоценного металла такие кольца попали в некоторые клады серебра, найденные на Готланде, в Сконе, в Смоланде (цв. илл. 10). Изготовлены они были, по-видимому, в низовьях Одера61. Подобным же образом обычно оцениваются скандинавские скорлупообразные, кольцевидные и трехлепестковые фибулы (цв. илл. 13). Скорлупообразные фибулы были существенным функциональным и декоративным элементом этнографически своеобразного костюма скандинавских женщин. Находки таких фибул в славянских землях, особенно в погребениях, определенно указывают на захоронения скандинавских женщин, а если погребенный мужчина, то, вероятно, его не славянское, а скорее балтское или финское происхождение62 (цв. илл. 14). Одиночные находки на поселениях, конечно, могли быть военной добычей. Наконец, распространение рунических камней или рунических надписей на местных материалах столь же определенно указывает на присутствие скандинавских резчиков, владевших руническим письмом.

Итак, с VI столетия появляются разнообразные, все более обильные источники, из которых поступают различные по масштабу и по характеру импульсы, взаимодействие и переработка которых на Балтике ведут к формированию качественно новой, многообразной в своих проявлениях балтийской культуры. Вместе с рядом существенных общих черт с самого начала эта культура характеризуется и важными различиями. Племена и народы Балтики во всех случаях создают свои собственные варианты этой культуры, основывающейся, однако, на едином общем фонде западноевропейских, севере- и среднеевропейских, римско-византийских и даже арабо-мусульманских культурных традиций.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Законченного очерка истории народов Балтики и их взаимоотношений в раннем средневековье пока не существует. Отдельные вопросы обсуждались в докладах в секциях "Связи между народами Балтики" на первом и втором международных конгрессах по славянской археологии (МКСА): Berichte über den II Internationalen Kongreß für Slawische Archaeologie, Bd. 1. Berlin, 1970, Bd. 2-3, 1973. Cм. также: Скандинавский сборник, вып. 16. Таллин, 1971 и сл. Датские, английские и советские авторы обсуждали различные вопросы взаимоотношений на симпозиуме по "варяжскому вопросу": Varangian problems. - Scando-Slavica, Suppl. 1. Copenhagen, 1970. Ряд статей опубликован в издании: Early Medieval Studies, Stockholm, 1970, v. 1-1975, v. 8. Основная работа, посвященная скандинавским находкам на западнославянской территории: Żak J. "Importy" skandinawskie na ziemiach zachodniosŁowianskich od IX do XI wieku. Poznań, c. katalogowa, 1963; c. analytyczna, c. syntetyczna, 1967.

2. О названиях Балтийского моря см.: Ludat H. Ostsee und Mare Balticum. - Zeitschrift der Gesellschaft für Schleswig-Holsteinische Geschichte, 1952, Bd. 76, S. 1-23.

3. Тацит. Германия, гл. 3.-В кн.: Корнелий Тацит. Сочинения в двух томах. T. 1. Анналы. Малые произведения. Л., 1969, с. 370-371.

4. Hensel W. Ur-und Früuhgeschichte Polens. Berlin, 1974, S. 243; Die Slawen in Deutschland, hrsg. Herrmann J. Berlin, Aufl. 3, 1974.

5. Stenberger M. Sweden. London, s.d., p. 152.

6. Studia Gotica. Die eisenzeitliche Verbindungen zwischen Schweden und Südosteuropa. Hrsg. U. E. Hagberg [Antikvariska serien 25]. Stockholm. 1972.

7. Lange E. Grundlagen und Entwicklungstendenzen der frühgeschichtlichen Agrarproduktion aus botanischer Sucbl. - Zeitschrift für Archaeologie, 1976, Bd. 10, S. 75-120; Welinder St. Prehistoric Agriculture in Eastern Middle Sweden. - Acta Archaeologica Lundensia, Bonn/Lund, 1975; Herrmann J. Die Nordwestslawen und ihr Anteil an der Geschichte des deutschen Volkes. - Sitzungsberichte Akademie der Wissenschaften, 1975, Berlin, 1975, S. 11.

8. Berglund B. E. Late Quaternary Vegetation in Eastern Blekinge, South-Eastern Sweden. A Pollen-Analytical Study II. Post-Glacial Time. - Opera Botanica, Stockholm, 1966, t. 12, fasc. 2. В этом отличном, концентрированном исследовании одного ландшафта устанавливается следующее: 1. Рожь возделывается с начала субатлантического периода (СА), однако значение в сельскохозяйственном производстве она приобретает лишь при переходе от СА1 к СА2, т.е. примерно с VII в. н. э. Значение проса по сравнению с рожью с этого времени снижается. 2. В период СА1, т. е. до широкого распространения ржи, в качестве сорняка обильно представлен подорожник. По мере распространения ржи подорожник исчезает. Это может означать, что в противоположность растущему значению земледелия роль скотоводства снижается. 3. С переходом от СА1 к СА2, т. e. с VII-VIII вв., начинается расчистка лесов и освобождение новых посевных площадей. Для периода между 800-900 гг. Берглунд вполне определенно констатирует воздействие расчисток и изменившейся системы землепользования на изменения ландшафта и системы расселения. 4. Между 800-1000 гг. формируется новая сельская организация с разделением общин на исконных и вновь колонизованных землях; отсюда можно проследить далеко идущие следствия в развитии социального строя деревни. Для других местностей также имеются доказательства аналогичных процессов в Эстер- и Вестеръётланде, Упланде к северу от Стокгольма. См. также: Fries М. Studies of the Sediments and the Vegetational History in the Ösbysjö Basin North of Stockholm. - Oikos, 1962, b. 13, p. 76-96. На Эланде как будто подобный перелом произошел в VII-VIII вв., см. данные в археолого-географической работе: Göransson S. Field and Village on the Sole of Öland. - Geografiska Annaler, 1958, b. 40. Пример усадьбы эпохи викингов в окружающей среде представляет собою Эдсвикен под Стокгольмом: Arbman H. The Vikings. London, 1961, p. 29. См. также: Гуревич А. Я. Некоторые вопросы социально-экономического развития Норвегии в I тыс. н. э. в свете данных археологии и топонимики. - Советская археология, 1960, № 4.

9. Tõnisson E. Die Gauja-Liven und ihre Kultur. Tallinn, 1974, S. 163.

10 Hyenstrand Å. Production of Iron in Outlying Districts and the Problem of Järnbäraland. - Early Medieval Studies, 1973, v. 4, p. 7-9. Здесь убедительно показаны области концентрации железной металлургии и связь их со сбытом железа через Хельгё и пр. Ср. также с картой распространения железных поковок: Thalin L. Notes on the Ancient Currency Bars of Northern Sweden and the Nickel Alloys of Some Archaeological Objects. - Early Medieval Studies, 1973, v. 5, p. 24-41; см. также Voss О. Jernadvinding i Danmark i fornhistorisk tid. - Kuml, 1962, s. 7-28.

11. О распространении дуговой сбруи см.: Herrmann J. Nordwestslawen, Anm. 7. Самые ранние находки на Балтике известны в слоях X в. в Новгороде: Колчин Б. А. Новгородские древности. Деревянные изделия. САИ EI-55, М., 1968, с. 56, табл. 45. Речь идет о дуге для запряжки в оглобли. Древнейший хомут со шлейной упряжью найден в слое конца XI - начала XII в. в Гданьске: Wiklak H. Chomato z XII wieku odkryte w Gdahsku na stanowisku 1. - Wiadomosci Archeologiczne, 1956, г. 23, s. 267.

12. На усебергском ковре середины IX в. изображены лошади в развитой шлейной упряжи, запряженные в грузовые и экипажные повозки, см. воспроизведение: Hougen В. Osebergsfunnets Billedvev. - Viking, 1940, s. 85, ill. На готландских поминальных стелах из Альскога и Оккельбу изображены дышловые повозки с тягловыми лошадьми в шлейной сбруе, см.: Lindqvist S. Gotlands Bildsteine, b. I-II. Stockholm, 1941-42, Abb. 135, 136, 303, 304; Oxenstierna E. Die Wikinger. Stuttgart, 1966, Taf. 40. Повсеместное распространение этого вида сбруи устанавливается по распространению металлических оковок дуги для шлейной сбруи: Мü11еr-Wille М. Das Krummsiel von Elsrup (Alsen). - AA, 1974, v. 45, S. 144-154. Не исключено, что некоторые из таких оковок относились не только к шлейной, но и к хомутной дуговой упряжи: Stromberg М. Ein wikingerzeitlicher Kumtbeschlag von Sinclairsholm in Schonen. - Meddelanden från Lunds universitets historiska museum, 1964-1965, S. 107-131.

13. Chernetsov A. On the Origin and Early Development of the East-European Plough and the Russian Sokha. - Тооls and Tillage, 1972, v. II, № 1, p. 34-50.

14. Lerche G. The Plough of Medieval Denmark. - Tools and Tillage, 1972, v. 2, p. 64. Шведское деревянное рало VIII-X вв. опубликовано в работе: Jir1оw R. Arderkrokarna från Bjornlunda och Svarvarbo. - Fv, 1973, årg. 68, s. 20-22. О распространении рала и плужного лемеха на западнославянской территории см. сводную публикацию: Herrmann J. Nordwestslawen..., Karte S. 18; приведенный здесь список следует дополнить находками в Камне Поморском и в Шпандау. См.: Garczyński W. Wczesnośredniowieczne radŁo z Kamienia Pomorskiego. - Materialy Zachodnio-Pomorskie, 1962, r. 8, s. 85-90; Vogt H.-J. Archaeologische Beiträge zur Kenntnis der landwirtschaftlichen Produktionsinstrumente der Slawen in den brandenburgischen Bezirken. - Ethnographisch-Archaeologische Zeitschrift, 1975, Bd. 16, S. 491.

15. Adami Bremensis Gesta..., IV, 26.

16. Gimbutas М. Perkunas/Perun. The Thunder God of the Baits and the Slavs. - The Journal of Indo-European Studies, 1973, v. 1, p. 466-478; Gieysztor A. Sprawca piorunów w mitologii stowiańskiej. - In: Ars Historica. Poznań, 1976, s. 155-161.

17. Ср., в частности: Thrane H. Fynske broncemennesker frajernålderen. - Fynske Minder, 1975, Odense, 1976, s. 7-22.

18. О походе герулов из восточных районов Средней Европы см.: Прокопий Кесарийский. Война с готами, II, 15; путь переселения рассматривается в статье: Jażdżewski K. - Archaeologia Polona, 1959, r. 2, s. 51.

19. Многое указывает на связь потока византийских монет с возвращавшимися с византийской службы скандинавскими наемниками. См.: Hagberg U., Boklia P. О. Romerske fynd från Löt (Öland). - In: Ölandsk Bygd, 1975. Укрепления также могли быть воздвигнуты под влиянием византийских образцов. Одно из крупнейших сооружений такого рода - Лэт на о. Эланд. О византийских монетах в Финляндии см. сводку: Sarvas P. Bysanttilaiset rahatsekä niiden jäljitelmat Suomen 900-ja 1000-lukujen löydöissa. - Finska fornminnesförenmgens tidskrift, 1973, b. 75, s. 176-186. Подробный обзор материальной культуры первобытной и раннесредневековой Швеции см.: Stenberger М. Vorgeschichte Schwedens. Berlin, 1977, S. 379-504.

20. Снорри Стурлусон. Круг Земной. М., 1980, с. 176 (перевод Ю. К. Кузьменко).

21. Hagberg U. E. Fundort und Fundgebiet der Modeln aus Torslunda. - In: Frühmittelalterliche Studien, Bd. 10. Sigmaringen, 1976, S. 323-349.

22. Старшая Эдда. М., 1963, с. 163 (перевод А. И. Корсуна).

23. См. об этом: Гуревич А. Я. Богатство и дарение у скандинавов в раннем средневековье. - Средние века, вып. 31. М., 1968, с. 180-198.

24. Adami Bremensis Gesta, IV, 18.

25. Ibid., IV, 26.

26. Die Geschichte von den Orkaden, Danemark und der Jomsburg. - In: Thule. Altnordische Dichtung und Prosa, Reihe 2, Bd. 19, Jena, 1924.

27. Неусыхин А. И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплеменного строя к раннефеодальному. - Средние века, вып. 31. М., 1968, с. 45-63; See К. v. Das skandinavische Königtum des frühen und hohen Mittelalters. Diss. phil. Hamburg, 1953.

28. Неусыхин А. И. Указ. соч., с. 45-63.

29. Дискуссионные замечания Б. А. Рыбакова по положениям А. И. Неусыхина см.: Средние века, вып. 31, М., 1968, с. 54 и след.

30. Существуют различные концепции происхождения, путей и времени распространения славян, а следовательно, и проблемы славянского расселения на побережье Балтики. Однако к VII в., по мнению всех исследователей, устанавливается положение, рассматривающееся в данной работе. Из многочисленной литературы по славянскому этногенезу отметим: Labuda G. Fragmenty dziejów Slowiańszczyzny zachodniej, t. 2. Poznań, 1964, s. 109; Lowmiański H. Poczatki Polski. Z dziejów słowian w I tysiącleciu n.e.t. 2. Warszawa, 1964, s. 295; Hensel W. Polen; Jażdżewski K. - Archaeologia Polona, t. 2, 1959; Herrmann J. Byzanz und die Slawen am "äussersten Ende des westlichen Ozeans". - Klio, 1972, Bd. 54, S. 309. См. также: Артамонов М. И. Вопросы расселения славян и советская археология. - В кн.: Проблемы всеобщей истории. Л., 1967, с. 29-70; Русанова И. П. Славянские древности VI-VII вв. Культура пражского типа. М., 1976; Гадло А. В. Этногенез восточных славян. - В кн.: Советская историография Киевской Руси. Л., 1978, с. 13-35; Седов В. В. Происхождение и ранняя история славян. М., 1979; Третьяков П. Н. По следам древних славянских племен. Л., 1982.

31. О восточнославянском расселении см.: Седов В. В. Славяне и племена юго-восточного региона Балтийского моря. - Berichte über den II. Internationalen Kongress für Slawische Archäeologie, Bd. I. Berlin, 1970, S. 11 ff.

32. Historia Pomorza, t. I, c. 1. Poznan, 1969, s. 204 ff. О торговых путях и связях между Причерноморьем, равно как Средиземноморьем и Скандинавией в первой половине I тыс. н. э. см. многочисленные работы в Studia Gotica (см. выше прим. 6).

33. Многое здесь остается неясным. Отсутствие византийских золотых солидов со второй половины VI в., по-видимому, вызвано кризисом империи; оно прослеживается и в дунайских землях, и в северном Причерноморье, равно как и в Центральной Европе. См.: Herrmann J. Byzanz, S. 319, Karte; Jurukova J. Les invasions slaves au sud du Danube d'après les trésors monétaires en Bulgarie. - Byzantino-Bulgarica, 1969, t. 3, p. 255-263. Кропоткин В. В. Клады византийских монет на территории СССР [САИ, Е4-4]. М., 1962.

34. На основании изучения материалов культуры VII-VIII вв. Й. Брёндстед пришел к выводу, что от южных германских племен "культурные связи должны были беспрепятственно достигать Швеции за Балтийским морем через заселенные славянами области в Северной Германии".- Brøndsted J. Die große Zeit der Wikinger. Neumünster, 1964, S. 18.

35. Этому вопросу в сфере художественного развития особое внимание уделяет В. Хольмквист: Holmqvist W. Germanic Art During the First Millenium A. D. Stockholm, 1955, p. 31.

36. Szydłowski J. Znaleziska ceramiki siwej na grodisku wczesnośredniowiecsnym w Lubomi, pow. Wodzisław Sl. - Rocznik Muzeum Górnośląskiego vr Bvtomiu, Archeologia 7. Bytom, 1970, s. 69-104; Kurnatowska Z. Glośwne momenty w rozwoju wczesnośredniowiecznego garncarstwa polskiego. - Kwartalnik Historii Kultury Materialnej, 1973, r. 21, s. 435-447; Herrmann J. Tornow und Vorberg. Berlin, 1966.

37. Herrmann J. Siedlung, Wirtschaft und gesellschaftliche Verhältnisse der slawischen Stämme zwischen Oder/Neiße und Elbe. Berlin, 1968, S. 63. Предпринимавшиеся ранее попытки типологического выведения фельдбергской керамики из примитивных форм, представленных на побережье, неубедительны. См. Vogel V. Slawische Funde in Wagrien. Neumünster, 1972, S. 23; Łosiński W. Poczatki wczesnośredniowiecznego о sadnictwa grodowego w dorzeczu dolnej Parsęnty. Wrocław, 1972, s. 32. О формировании развитых гончарных форм под воздействием античной традиции у славян уже в VII в. см.: Kurnatowska Z. On the Development of the Early Medieval Ceramics in Poland. - Chateau Gaillard, 1972, t. VI, p. 125.

38. Schuchhardt C. Arkona, Rethra, Vineta. Berlin, 1926, S. 58.

39. Из предположения, что в Бирке производилась славянская керамика, исходит Capelle T. Die Wikinger. Stuttgart, 1971, S. 37. Минералогические анализы, проведенные по инициативе шведской исследовательницы раннесредневековой керамики Д. Селлинг, показали, что: 1) большая часть керамики, найденной в могильнике, произведена не в Бирке; 2) небольшая часть могла быть произведена как в Бирке, так и в землях на южном берегу Балтийского моря. См. Selling D. Wikingerzeitliche und frühmittelalterliche Keramik in Schweden. Stockholm, 1955, S. 244. Ha недавно открытом торговом поселении IX в. у Лёддечёпинга на Эресунде в 20 км севернее Мальме, T. Ольссон предполагает местное производство фельдбергской и фрезендорфской керамики: Оhlssоn T. The Löddeköpinge investigation I. The settlement at Vikhögsvägen. - Meddelanden från Lunds universitets historiska museum, 1975/1976, n.s., 1976, b. 1, p. 138. В. В. Седов (письмо от 7.10.76) дружески обратил мое внимание на новые результаты исследования распространения фельдбергской и фрезендорфской керамики в северо-западной Руси. Он пишет: "Что касается фельдбергской и фрезендорфской керамики, следует отметить ее появление в городах и на поселениях северо-западной Руси. Так, в последнее время С. В. Белецкий выявил в Пскове целый слой IX-X вв. с фельдбергскими и фрезендорфскими материалами. Подобные материалы имеются и в Старой Ладоге, Новгороде, Городке на Ловати и в других местах". См.: Горюнова В. М. Новое в исследовании "Городка" на Ловати.- КСИА, 1974, вып. 139, с. 74-80. Об исторической интерпретации этих находок см. прим. 119.

40. Sсhuldt E. Die slawische Keramik in Mecklenburg. Berlin, 1956. О позднеславянской керамике в Дании см. Ibid., S. 169; для Швеции имеются новые данные. Позднеславянская керамика как будто преобладает на Эланде. Согласно данным М. Стенбергера, на поселении Экеторп в III периоде (XI-XII вв.) широко представлена именно эта керамика: Stenberger М. Eketorp in Öland. Ancient Village and Trading Settlement. - AA, 1973, v. 44, p. 1-18.

41. Comşa М. L'influence romaine provinciale sur la civilisation slave a l'epoque de la formation des états - Romanoslavica, 1968, t. 16, p. 447-460; Čilinská Z. brauenschmuck aus dem 7-8. Jahrhundert im Karpatenbecken. - Slovenska Archeologia, 1975, t. 23, s. 63-96.

42. О византийской традиции в великоморавском ремесле см.: Dekan J. Die Beziehungen unserer Länder mit dem spatantiken und byzantinischen Gebiet in der Zeitvon Cyrill und Method. - In: Das Grossmährische Reich. Prag, 1966. О творческом восприятии византийского воздействия далматско-хорватскими ремесленниками см.: Karaman L. Glossen zu einigen Fragen der slawischen Archäeologie. - Archaeologia Jugoslavica, 1956, t. 2, S. 101 ff.

43. Kostrzewski J. О pochodzeniu ozdób srebrnych z polskich skarbów wczesnośredniowiecznych. - SA, 1962, t. 9, s. 160; Fingerlin G. Imitationsformen byzantinischer Körbchenohrringe nördlich der Alpen. - In: Fundberichte aus Baden-Württemberg, 1974, Bd. 1, S. 597-627.

44. Kostrzewski J. Op. cit., comm. 43, karta 7.

45. Idem, karta 5.

46. Idem, karta 17; Kralovánszky A. Beitrag zur problematik der halbmondförmigen Anhänger aus dem 10-11. Jh. im Karpatenbecken. - Archaeologiai Ertesito, 1959, t. 86, S. 76-82.

47. Вопрос о славяно-арабских связях пока что сравнительно слабо разработан, так как отсутствует документированный материал из арабских стран. Проблема обсуждается в работах: Jakimowicz R. О pochodzeniu ozdób srebrnych znajdowanych w skarbach wczecnohistorycznych. - Wiadomości Archeologiczne, 1933, t. 12. s. 103-138; Szafrański W. Jeszcze w sprawie pochodzenia wczesnopolskiej bižuteriisrebrnej. - SA, 1963, t. 10, s. 369-380.

48. Hägg I. Kvinnodrakten in Birka. Livplaggens rekonstruktion på grundval av det arkeologiska materialet. Uppsala, 1974.

49. Shetelig H. Classical Impulses in Scandinavian Art. Oslo, 1949, p. 104; Holmqvist W. Germanic Art, p. 59;Christiansson H. Sydskandinavisk Stil. Uppsala, 1959.

50. Holmqvist W. Op. cit., ref. 35; Wilson D. М., К1indt-Jensen O. Viking Art. London, 1966, p. 38.

51. Christiansson H. Op. cit., S. 265.

52. Wilson D. М., Klindt-Jensen O. Op. cit., p. 96; Berg K. Viking Art in the Scandinavian Countries.- In: I Normanni e la loro espansione i Europa nell'-alto medioevo. Spoleto, 1969, p. 761.

53. Abramowicz A. Studia nad genezą polskiej kultury artystysznej. Lodź-Warszawa, 1962.

54. Рыбаков Б. А. Прикладное искусство и скульптура. - В кн.: История культуры Древней Руси, т. II, М.-Л., 1951, с. 400-416.

55. А. Хольтц отстаивает монгольское происхождение прусских идолов и романское-рюгенских, а также, видимо, и поморянских. См.: Ноllz A. Die pommerschen Bildsteine. - Baltische Studien, NF., 1966, Bd. 52, S. 7.

56. Уже Р. Сковман обратил внимание на то, что трудно или невозможно отличить серебряные изделия, изготовленные на южном или на северном побережье Балтики славянскими или скандинавскими мастерами: Skovmand R. De danske skattefund fra vikingatiden og den aeldste Middelalter indtil omkring 1150. - Aarbøger for nordisk oldkyndighed og historic, 1942.

57. Пример гребня со стилизованной звериной головкой см.: Chotliwy E. Skandynawska pochewka do grzebienia z Wolma. - Materialy Zachodniopomorskie, 1966, t. 12, s. 371, karta 2. Об изготовлении так называемых фризских гребней на Староладожском поселении с начала его существования см.: Davidan О. I. Contacts between Staraja Ladoga and Scandinavia. - In: Varangian Problems, p. 85; Hilczer ówna Z. О grzebieniach ze Starej Ludogi. - SA, 1966, t. 13, s. 451-457.

58. См.: Kirpičnikov A. N. Connections between Russia and Scandinavia in the 9th and 10th Centuries, as Illustrated by Weapon Finds. - In: Varangian Problems, p. 50-78; Rullkau A. Waffen und Reiterrüstung des 9. bis zur ersten Hälfte des 14. Jh. in der Slowakei. - Slovenska Archeologia, 1975, t. 23, S. 119-216; 1976 t 24, S. 245-295.

59. Kirpicnikov A. N. Op. cit., p. 71.

60. Список находок Żak J. Importy..., c. analityczna. Датировка находок в западных областях Балтики должна быть существенно откорректирована в связи с находкой в Ральсвике: спиральные браслеты и гривны со змеевидными головками известны уже в IX в. и не позднее сер. X в. При обсуждении рукописи данной работы В. В. Седов отметил (в письме 7.10.76), что браслеты со змеевидными головками - не финно-угорского, а балтского происхождения. Раннее и широкое распространение украшений со змеиными головками, связанное с культом змеи у балтских племен, недавно твердо установлено исследователями. В восточнославянских областях подобные украшения представлены прежде всего там, где славяне соседили с балтами или ассимилировали их. См.: Гуревич Ф. Д. Украшения со звериными головками из прибалтийских могильников. К вопросу о культе змеи в Прибалтике. - КСИИМК, 1947, вып. 15, с. 68-76; Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. М., 1970, с. 121-123.

61. Żak J. Zachodniosłowianskie kabłączki skroniowe w Skandynawii. - In: Liber Josepho Kostrzewski octogenario a veneratoribus dicatus. Wrocław, 1968, s. 418.

62. Так полагает, в частности, исследовательница курганов юго-восточного Приладожья С. И. Кочкуркина. Однако в первых столетиях II тыс. н. э. у прибалтийских ливов эти украшения вошли в состав местного этнографического костюма и были дополнены вполне самобытными роскошными нагрудными привесками (подобные дополнения скандинавских фибул местными финно-угорскими украшениями известны и в некоторых приладожских курганах. - Прим. перев.). См.: Кочкуркина С. И. Связи юго-восточного Приладожья с западными странами в X-XI вв. - Скандинавский сборник, вып. 15, Таллин, 1970, с. 145-161; она же. Юго-восточное Приладожье в X-ХIII вв. Л., 1973, с. 28-30, 63; Tõnisson E. Gauja-Liven, S. 119-121, Taf. 35, 36; Лебедев Г. С. Археологические памятники Ленинградской области. Л., 1977, с. 208-210.