Письменные источники

Источник: РОДОВЫЕ САГИ И ПРЯДИ (эксклюзивный перевод для сайта Ульвдалир Константина Рашникова)

1. О конунге Харальде Прекрасноволосом

Начинается эта сага с того, что Харальд Прекрасноволосый, сын Хальвдана Чёрного (Haraldur hinn hárfagri son Hálfdanar svarta), стал единоличным властителем (einvaldskonungur) Норвегии, и был он ещё совсем юным человеком, когда принял бразды правления. Харальд считался самым мудрым из всех людей, живших в те времена, и обладал всеми качествами, которыми пристало быть наделённым столь доблестному и высокородному мужу. Велик и роскошен был двор конунга, и пребывали при нём люди доброй воли, каждый из которых отбирался лично конунгом за храброе сердце и многие достославные деяния. Конунг с радостью принимал самых лучших людей, каких только мог призвать к себе, и там им оказывались бóльшие почести, нежели всем остальным жителям страны: ни в богатстве, ни в знаках почтения не испытывали они недостатка, если только вели себя с конунгом так, как подобает. Однако же те, кто противился воле конунга, лишены были всякой возможности вести достойное существование; некоторые из них были сосланы, а другие казнены. Всё их имущество, движимое и недвижимое, перешло в собственность конунга. Но ещё больше было тех, кто изъявил желание отплыть прочь из Норвегии и отказался подчиниться крепкой руке конунга, и были среди них весьма удалые и родовитые мужи; они предпочитали покинуть земли своих предков, родичей и друзей, но не склонить голову перед волей конунга и влачить бесславную жизнь в его ярме. Они скитались от одного края к другому. В эти самые дни была заселена Исландия. Именно туда и приплыло большинство тех, кто желал скрыться от власти конунга Харальда.

2. Об Улоф Солнечный Лучик

Жил человек по имени Торир. Он был владетельным и славным ярлом, и влияние его в Норвегии было весьма значительно. Его жена также принадлежала к благородному роду, и принесла ему дочь, которую назвали Улоф. Ещё в детстве девочка поражала всех своей красотой и благовоспитанностью, а когда выросла, то стала, бесспорно, прекраснейшей из всех женщин, живших доселе в Норвегии. Поэтому её прозвали Солнечный Лучик (Geisli). Ярл очень любил свою дочь и так ревновал её к другим людям, что ни один мужчина не смел даже заговорить с нею. Он выстроил для неё специальное жилище и всячески украсил его. Были в том доме огромные позолоченные барельефы, высокие потолки с изящной резьбой по дереву и лепниной. Крышу и стены покрывали свинцовые листы, промежутки между которыми были тщательно выбелены. Вокруг дома имелся частокол с единственной калиткой, всегда запиравшейся на тяжёлый навесной замок. Всё в этой усадьбе, как внутри, так и вокруг дома, было тщательно продумано и искусно воплощено.

В этой усадьбе ярл заключил свою дочь и её служанок. Он отбирал их из числа тех женщин, в чьём уме, смелости и благородстве мог быть вполне уверен, и повелел им обучить свою дочь всем манерам, приличествующим наследнице древнего и высокого рода. Ярл лелеял мечту, что дочь его будет превосходить всех прочих женщин в знаниях и искусствах и покроет имя своё неувядающей славой, и в скором времени желание его сбылось.

Однако, как только девушка достигла соответствующего возраста, многие высокородные молодые люди воспылали страстью к ней. Ярл оставался твёрд к их просьбам её руки, поскольку решил, что не отдаст девушку никому, но неизменно провожал их весьма учтивыми словами. О девушке следует сказать, что и она ни словом, ни поступком не проявила ни на миг склонности к кому-либо из сватавшихся. Так прошло некоторое время, и сделалась она мечтой почти всех мужчин в стране.

3. О Кетиле и его сыновьях

Теперь следует поведать о том, что в другой части страны, а именно в Раумарики, жил человек по имени Кетиль - могущественный и богатый землевладелец. Он был очень хорош собой и имел много преданных друзей. Кетиль был женат на женщине высокого рода по имени Ингебьёрг; сыновей их звали Гуннлауг и Сигурд, и оба они получили впоследствии почётные прозвища (kenningarnafn). Гуннлауг прозван был Искусным (ofláti), а Сигурд - Высокоучёным (spaki). Кетиль дал сыновьям лучшее образование, какое возможно было дать в те дни, поскольку и сам он был образован и просвещён много лучше большинства живших в стране мужей. У братьев появилось множество приятелей, которых они не скупясь одаривали золотом и прочими ценностями; мастерство их со временем только росло, и когда они соревновались в охоте на лесную дичь и птицу, то неизменно занимали первые места во всех состязаниях.

А Кетиль был физически также очень силён, он участвовал в двадцати четырёх поединках и неизменно поражал своего противника насмерть. Конунг Харальд и Кетиль были добрыми друзьями. Кетиль был сведущ в законах, и не было ни одного случая, чтобы он не повернул затеянное дело в свою пользу; стоило ему начать речь в собрании, как всем присутствовавшим начинало казаться, что как Кетиль сказал, так и дóлжно быть. Конунг предложил Кетилю высокий титул, сказав, что такой почёт положен ему как за его богатство, так и за многие достославные деяния, однако Кетиль отказался. Он сказал, что предпочитает оставаться свободным землевладельцем без титула (einfaldur bóndi) и не возвышаться сверх меры над народом, из которого вышел. Говорят также, что Кетиль так любил свою жену, что не желал давать ей даже малейшего повода для грусти. И так прошло несколько лет.

4. О сыновьях ярла Эйрика

Однажды конунг Харальд объявил крупный морской поход и созвал всех верных ему людей, желая спуститься на юг вдоль берега страны как на кораблях, так и на лошадях (að skipum og mönnum). Кетиль с радостью послал своих сыновей вместе с ополчением (fylgja) конунга, но сам остался дома, поскольку в то время он был уже стар (þá hniginn að aldri).

Вот конунг выходит в поход на юг; он пришёл в местность, именуемую Рогаланд, которой правил ярл Эйрик (Eiríkur). Дружина ярла состояла из воинственных и верных ему людей. Когда они услышали о приближении конунга, то с великим пылом приготовили своё оружие и вызвались сопровождать конунга в его походе вместе с остальными воинами. Конунг принял их предложение и согласился отужинать вместе с ярлом в его палатах. Был при этом весь двор конунга, его скальды и флейтисты, и мастера всех известных тогда игр. Ярл с надлежащим почётом проводил конунга в пиршественный зал и предложил ему место во главе стола, и оказал ему все знаки почёта, так что конунг пришёл в превосходное расположение духа, а все его люди окончательно уверились в том, что ярл готов преданно служить конунгу. Были поданы яства и напитки, и дружинники конунга вскоре опьянели.

Конунг посадил сыновей Кетиля рядом с собой, и те весьма гордились своим сеньором, глядя, как ярл лично прислуживает конунгу и приказывает исполнять для него хвалебные песни. Конунг позволил братьям подливать напитки в его чашу, и они сидели наравне с ярлом; братья неотлучно находились рядом с конунгом, и доблестный вид их вызывал у собравшихся всеобщее восхищение. Когда же пирующие уже отведали приготовленные для них кушанья, ярл возгласил, что намерен щедро одарить конунга. Не забыл он и про всех его дружинников, каждому из которых был предназначен какой-то подарок, однако, без сомнения, лучший дар он оставил для конунга: арфу, половина струн которой была сделана из серебра, а другая половина - из золота. Конунг принял дар и начал играть; и был его голос столь звучен и прекрасен, что все пирующие удивились и возрадовались, и сказали, что столь сладостного пения они никогда не слыхали прежде.

И сказал ярл:

- Я слыхал, господин, что ты посетил мой дом с лучшими сказителями и игроками королевского двора, - что же, позволь и мне показать всё, на что горазды мои приближённые, и преподнести дары моих земель и фруктовых садов.

Конунг согласился. И они вышли из зала, и конунг осмотрел весь двор ярла, и остался весьма доволен; наконец, они пришли в яблоневый сад, на главной аллее которого трое юношей были заняты игрой. Все они были искусны и красивы, но один - более остальных. Они сидели за игральной доской, и этот последний противостоял двоим другим; и они ничего не смогли поделать с его фигурами; и даже когда решили играть против него сообща, он оказался лучше. Затем они поднялись из-за игрального стола и приступили к борьбе; снова двое боролись против одного, и этот последний выказал столь же недюжинное мастерство в поединке, как и за игральной доской.

Ярл выступил вперёд, остановил поединок, сказав, что сражаться вдвоём против одного негоже, и велел им вернуться за доску, и они послушались его. Но теперь они играли поодиночке. Конунг и его свита вернулись в зал и сели на свои прежние места. По лицу конунга было видно, что зрелище, свидетелем которого он стал, впечатлило его. Он спросил, кто были эти молодые люди.

- Мои сыновья, - ответил ярл.

- Все ли они рождены одной матерью? - уточнил конунг.

- Нет, - сказал ярл.

Затем конунг поинтересовался именами юношей, и ярл ответил ему:

- Первых двух зовут Сигмунд и Хельги, а третьего - Торгрим, и он рождён вне брака.

Спустя некоторое время всем троим приказали подняться в покои ярла, и Торгрим шёл последним; было ясно, что в этом месте, как и во всех остальных делах и местах, с ним считаются меньше остальных.

Ярл подозвал юношей к себе, и повелел им приветствовать конунга. Они только собрались сделать, как он сказал, когда Торгрим решительно возложил руки на плечи своих братьев и оттолкнул их. Он вышел вперёд и восславил конунга, пав на колени, и поцеловал его руку.

Но конунг только улыбнулся и, приняв почести, позволил юноше сесть рядом, и спросил, кто его мать. Тот сказал, что он рождён сестрой Торира, херсира в Согне. Конунг снял золотой браслет с руки и подарил его Торгриму.

Торгрим вернулся к братьям, и праздник продолжался прежним чередом до тех пор, пока конунг не показал, что желает собраться в дорогу.

- Теперь, - молвил он, - в награду за весь почёт, оказанный мне, и радушие, с которым ты принял моих людей, проси что хочешь.

Ярл возрадовался и попросил, чтобы конунг взял с собой в поход Торгрима.

- Это будет лучшим подарком для меня, чем золото, - прибавил он, - ибо всё, что ты хотел бы сделать для меня, господин, будет мне стократ милее, если ты сделаешь это для него, и я посылаю его с тобой именно потому, что люблю его больше остальных.

Конунг сказал, что согласен, и отбыл, забрав Торгрима. Вскоре молодой человек сделался одним из самых видных дружинников правителя, и многие конунговы люди стали завидовать ему.

5. О Торгриме и Улоф Солнечный Лучик

Рассказывают, что через некоторое время конунг гостил у человека по имени Сигурд, и было это празднество обильным и роскошным, и гости ни в чём не испытывали недостатка. Конунг позвал тогда Торгрима и сам пил вместе с ним и его друзьями. Некоторые, однако, были недовольны вниманием, которое уделял правитель Торгриму; а у Сигурда был родич по имени Грим. Грим был довольно богат, но заносчив. Он присутствовал на празднестве и сел выше остальных. Тогда Торгрим, прислуживавший на пиру, поднёс Гриму чашу с напитком, и жидкость пролилась оттуда, поскольку Торгрим оступился, и попала на одеяние Грима. Тот пришёл в ярость и обрушился на Торгрима с оскорблениями. Он сказал даже, что сын проститутки более достоин убирать за свиньями в хлеву, нежели прислуживать благородным людям на пиру.

Торгрим изменился в лице от гнева и вытащил меч. Он сразил обидчика и ещё нескольких людей, пытавшихся помешать ему.

Тогда Сигурд крикнул своим людям, чтобы те схватили Торгрима.

Конунг осадил его и сказал:

- Не смей делать этого, Сигурд! Не мог Грим не пасть мёртвым за свои слова, но и не останется это также неотплаченным. Я согласен отплатить за его смерть, если ты сочтёшь возможным предоставить мне право судить это дело; и если твоя воля будет именно такова, то наша дружба лишь укрепится.

И стало так, и конунг заплатил столько, сколько потребовал Сигурд; и пир возобновился. Никто более не поминал лихого.

Засим конунг решил возвращаться домой и призвал к себе владетельных людей, и прежде всего - ярла Торира и Кетиля, владыку Раумарики. Кетиль тогда уже овдовел, поскольку Ингебьёрг умерла в родах, успев, однако, принести на свет дочь, названную в честь матери. Сразу после этого конунг созвал дружину и пообещал, что они ни в чём не испытают недостатка. Владетельные люди края прибыли на празднество, и там была Улоф Солнечный Лучик в сопровождении своего отца. И воссели пирующие на свои почётные места, и полилась хмельная влага в их чаши. Случилось так, что Торгрим опять прислуживал на пиру, и дивились все, сколь красив и обходителен сей юноша. Но сам он был невесел, ибо те дары и почести, коими осыпал его конунг, настроили против него многих могущественных людей, оставшихся обойдёнными; и они дали ему презрительное прозвище Торгрим Заносчивый (Prúði).

На пиру Торгрим увидел Улоф и полюбил её с первого взгляда, и она влюбилась в него тоже. Но люди не знали об этом, ибо встречаться они могли лишь в те редкие минуты, когда Торгрим прислуживал пирующим, а в остальное время вели себя как обычно; и спросил Торгрим, как она ответит на его предложение сочетаться браком, а девушка ответила, что безусловно согласится, если будет на то воля её отца. Когда праздник подходил к концу, Торгрим открыто изъявил свои намерения и попросил руки Улоф Солнечный Лучик. Однако ярл Торир не спешил с ответом, и влюблённые были разлучены на некоторое время.

6. О свадьбе Улоф Солнечный Лучик

Вскоре Торгрим пришёл к конунгу и попросил отпустить его в поездку к ярлу Ториру, и правитель разрешил ему это. Когда Торгрим прибыл к Ториру, он был встречен самым лучшим образом. Он вновь заявил о своих чувствах к девушке и не знал, чего ожидать от ярла; а тот сказал, что не даст позволения на брак. Однако Торгрим оставался там ещё три ночи и встречался с Улоф тайно; люди поговаривали, что они обручились. Затем Торгрим вернулся ко двору конунга и остался там. Он пошёл в военный поход и проявил себя там как безупречно храбрый муж; на войне он провёл всё лето и кидался в гущу любой сечи, ища опасности, и выходил победителем, а поход этот сделал его богатым и прославленным человеком.

Через несколько месяцев Кетиль из Раумарики посетил Торира с тремя десятками человек, и конунг Харальд тоже гостил там в это время. Кетиль посватался к Улоф, и в присутствии короля Торир выдал дочь за Кетиля. Но сама Улоф не могла даже думать о замужестве с Кетилем, и когда настало время заключать помолвку, она сказала вису:

№ 1.

Как сладкозвучно пел колец податель!

Нет равных ему средь людей!

Но слышу глас я от земли,

Что мне сулит невзгоды!

Нет среди женихов человека такого,

Чтоб на него я обратила взор,

Ведь лишь одному моё сердце верно,

И будет так вовек.

Из этого сведущие люди сделали вывод, что Улоф была тайно обручена с Торгримом, но судьбе её, как видится, суждено идти по иному пути.

Близится день, назначенный для свадьбы, и было это зимой, и ничто в усадьбе ярла Торира не напоминало о днях лета.

А Торгрим осенью вернулся из похода и услышал, что Улоф обручили с другим; он пошёл к конунгу и взмолился о помощи. Конунг отнёсся к его словам прохладно и указал, что Кетиль его лучший друг.

- Я советую тебе не ссориться с Кетилем, - сказал он, - и предлагаю посвататься к его дочери Ингибьёрг; это будет лучшим залогом мира между вами.

Торгрим отказался.

- Ни на устах моих, ни в сердце нет и мысли о другой женщине, кроме Улоф, - сказал он, - и я женюсь на ней или не женюсь ни на ком. Коль скоро ты отказался помочь мне, владыка, считай, что отныне я более не служу тебе.

Конунг рек:

- Поступай, как знаешь. Но кажется мне, что нигде, кроме как при моём дворе, не будешь ты в бóльшем почёте.

Торгрим вышел из палат, и конунг на прощание подарил ему золотой перстень весом в добрую марку; после этого он удалился.

Вот до свадьбы остаётся три ночи, и Торгрим покинул своих людей и пошёл один, пока не пришёл на двор Торира. Там он вошёл в пиршественный зал и увидел невесту, сидящую на скамье; зал был полон народу, и конунг был там вместе со своими людьми, а празднество было в самом разгаре. Вот Торгрим прошёл в центр зала и остановился там. Зал был так ярко освещён, что утварь и убранство не отбрасывали теней. Все присутствовавшие были знакомы с Торгримом и, по правде говоря, предпочли бы вовсе не видеть его на свадьбе. И сказал Торгрим:

- Правду ли говорят, Кетиль, что ты посватался к Улоф и берёшь её в жёны?

Кетиль сказал, что это именно так.

- Этот брак заключён с её согласия? (Var það nokkuð með hennar ráði gert?) - спросил Торгрим.

Кетиль ответил:

- Я, во всяком случае, полагаю, что ярл Торир сам решил выдать свою дочь замуж, и, следовательно, этот брак вполне законен перед людьми (og mundi það kaup löglegt vera sem hann gerði).

- А теперь буду говорить я, - сказал ему Торгрим. - Знайте, что Улоф и я дали друг другу клятву, что не вступим в брак ни с кем, кроме как друг с другом. Пусть она сама скажет, так ли это.

Улоф сказала, что это правда.

- Разве, - сказал Торгрим, - эта женщина не должна тогда принадлежать мне? (Þá þykist eg eiga konuna)

- Ты её не получишь, - ответствовал Кетиль. - У меня больше людей, чем у тебя, и мы одолеем тебя в любой схватке.

Торгрим сказал:

- Сдаётся мне, что ты так смел оттого, что пользуешься в этом деле поддержкой конунга (Þá þykist eg sjá að þú gerir þetta í konungs trausti). Что же, я предлагаю тебе решить спор: пусть он позволит нам сразиться здесь, и мы решим, кому должна принадлежать эта женщина.

- Нет, - повторил Кетиль, - я считаю, что у меня больше прав на неё, потому что у меня больше людей и добра, нежели у тебя.

А покуда они так препирались, свет в зале погас, что вызвало всеобщий переполох. Когда же зал осветили снова, оказалось, что невесты нигде не видать, а вместе с нею пропал и Торгрим. Всем показалось несомненным, что это Торгрим украл её, и это было действительно так, ибо Торгрим и в самом деле увёз девушку с собой и взошёл вместе с нею на приготовленный корабль. Его люди находились в полной готовности и вышли в море, как только получили приказ; они пристали к берегу именно там, где их ждали Торгрим с девушкой, и после этого поплыли прочь из страны, и ветер благоприятствовал им.

В те годы многие люди уплывали обживать Исландию, и Торгрим тоже решил направиться туда, поскольку он отдавал себе отчёт в том, что его вряд ли оставят в покое в Норвегии после такого поступка. Они вышли в открытое море и поймали попутный ветер, который принёс их к Снежному мысу (Snæfellsnes). Они высадились и разбили лагерь в Вороньей Гавани (Hraunhøfn).

Конунгу вскоре донесли о путешествии Торгрима, и Кетиль впал в самое глубокое горе со времени смерти жены, притом что, по правде говоря, было неясно, кто имеет больше прав на девушку: Кетиль или Торгрим. Конунг объявил Торгрима вне закона (útlægan) за похищение невесты Кетиля, но это уже не имело особого значения.

7. О Кетильрид и её родичах

Жил человек по имени Хольмкель (Hólmkell), чьи владения располагались в Низине (Fossi) у Снежного мыса, поблизости от Хольмкелевой Реки (Hólmkelsá), женой его была Торбьёрг (Þorbjörg), дочь Банного Эйнара, и было у них двое сыновей: Йокуль и Эйнар. Хольмкель был сыном Альфарина, сына Вали; братьями его были Ингьяльд с Ингьяльдова Пригорка (Ingjaldur að Ingjaldshvolli) и Хёскульд из Хёскульдовой Усадьбы (Höskuldur að Höskuldsstöðum), а также Готи (Goti) с Ручья Готи (Gotalæk).

Случилось так, что Торгриму Заносчивому приглянулся Ингьяльдов Пригорок, а Ингьяльд, со своей стороны, был не против продать землю, и больше о нём в этой саге речь идти не будет (og kemur hann ekki við þessa sögu). Вскорости Торгрим сделался уважаемым в округе человеком, прославленным своей щедростью, а Хольмкель из Низины - его лучшим другом. Говорят, что они с Улоф сыграли свою свадьбу, и следующей зимой после покупки Ингьяльдова Пригорка Улоф родила сына, нареченного Траусти, а ещё через год - другого, по имени Виглунд, и оба мальчика были сильными и красивыми детьми.

В ту же зиму Торбьёрг разрешилась от бремени девочкой по имени Кетильрид (Ketilríð(ur)), и получилось так, что они с Виглундом стали одногодками (jafngömul), а Траусти был годом старше. Вот они росли в округе вместе, и общее мнение было таково, что едва ли можно сыскать юношу или девушку более одарённых и многообещающих, нежели Виглунд с Кетильрид. Хольмкель любил дочку превыше всего на свете, но Торбьёрг была к ней холодна (munum minna).

Вот Виглунду исполнилось десять лет, а Траусти - одиннадцать, и не было в стране юношей такого возраста более сильных и смелых, хотя Виглунд был несколько сильнее брата. И во всём остальном они соответствовали ожиданиям людским. И к тому времени Торгрим уже передал им все свои знания.

А Торбьёрг из Низины не желала обучать свою дочку никаким ремёслам (Öngvar hannyrðir vildi Þorbjörg að Fossi kenna dóttur sinni), о чём Хольмкель весьма сожалел и решил в конце концов отправить свою дочь на Ингьяльдов Пригорок. Торгрим приветствовал его решение и стал с тех пор ещё большим его сторонником. Хольмкель возлагал большие надежды в деле образования своей дочери на Улоф, ибо Улоф, бесспорно, была самой умелой и умной женщиной (best mennt allra kvenna) в Исландии. Она отнеслась к девочке с большой теплотой и воспитывала её как подобает.

К этому времени у Улоф уже была собственная дочь, годом младше Кетильрид, по имени Хельга, и та стала спутницей Кетильрид во всех делах и учении. Однако в играх Кетильрид предпочитала компанию Виглунда более, нежели его брата Траусти и сестры Хельги. И вскоре Виглунд и Кетильрид полюбили друг друга такой любовью, подобную которой редко встретишь (Festi nú hvort þeirra Víglundar og Ketilríðar mikla ást til annars). Но даже тогда, когда они были вместе, они просто проводили совместно время и не заходили дальше этого. Однажды, однако, Виглунд позвал девушку и сказал, что он хотел бы связать себя с нею помолвкой. Кетильрид же поначалу не торопилась с ответом. Затем она молвила:

- Есть много обстоятельств, говорящих против этого: во-первых, ты сейчас мыслишь как мальчик, а ещё не как муж, а взрослые мужчины о многом склонны судить совсем по-иному и менять свою точку зрения (verðið þér jafnan hverflyndir karlmenn um slíka hluti); во-вторых, ты не получишь моего согласия против воли моего отца. И есть третья причина, о которой я скажу сейчас и которая более существенна, нежели все прежние: я не вольна всецело распоряжаться своей жизнью, поскольку то, о чём ты завёл разговор, определяется более волей моей матери, а она меня почти не любит. Нет, впрочем, на земле человека более приятного мне, чем ты, но сердце говорит мне, что на избранном тобою пути лежит множество тревог и опасностей. Хотя, в конечном счёте, желание твоё и может быть исполнено.

И сколько бы Виглунд не возвращался к этому разговору, отповедь Кетильрид была неизменна. Люди, однако же, вполне уверились, что они должны быть вскорости обручены (bundið).

8. О том, как Братья из Низины посетили Ингьяльдов Пригорок

Теперь следует рассказать о том, что братья Кетильрид, Йокуль и Эйнар, во всём пошли в мать и стали грозой округи. Хольмкель поэтому относился к ним недоброжелательно, но перевоспитать не старался, и они ненавидели его. Однажды Эйнар пришёл к своей матери и сказал ей так:

- Меня несказанно раздражает та слава, которой пользуется в округе Торгрим Заносчивый (Illa þykir mér að Þorgrímur hinn prúði hefir svo mikil metorð hér í héraðinu), и я решил проверить, не удастся ли мне опозорить его жену Улоф. Если всё пройдёт так, как я задумал, он будет вынужден мстить за неё, в противном случае его честь будет запятнана. Независимо от того, что он предпочтёт, это будет к нашей выгоде.

Она одобрила его замысел. Вот они выбрали день, когда Торгрима не было на хуторе, и Йокуль с Эйнаром отправились на Ингьяльдов Пригорок.

У Улоф была служанка, которой вменялось в обязанность запирать на засов мужскую половину дома в то время, когда мужчины уходили по делам, и в то утро она поступила так же. Служанка насторожилась, когда явились чужие, и пошла в спальню Улоф доложить хозяйке, что пришли люди из Низины. Улоф поднялась с постели, пошла в свою горницу, усадила служанку на скамье за рукоделием, переодела, накинула на её плечи свою собственную пелерину и сказала так:

- Пусть думают, что ты - это я, а я понаблюдаю за тобой из другой комнаты, чтобы проверить, не доставишь ли ты мне стыда в беседе с Эйнаром.

И послала к входной двери другую служанку, ибо в доме тогда не было мужчин. Эйнар спросил, где сейчас Улоф, и ему ответили, что она в горнице за рукоделием. Братья поднялись в горницу и увидели там женщину за шитьём, которую они приняли за Улоф; Эйнар сел рядом с ней и завёл разговор.

Тут в комнату вошёл человек в синем одеянии с обнажённым мечом в руке, не очень длинным, но достаточно грозным на вид. Они спросили, как его зовут, и человек с мечом назвался Оттаром. Имя это им ничего не говорило, но в присутствии человека с мечом ражу у братьев сразу поубавилось.

Прошло несколько времени, и затем он молвил:

- Встречайте хозяина дома, Торгрима, - вот он въезжает в ворота со своими спутниками.

Братьев из горницы как ветром сдуло: они выскочили на двор и увидели, что, действительно, издалека приближается хозяин усадьбы с многочисленной свитой. Они вскочили на лошадей и понеслись домой.

Спутников Торгрима там, однако, не было, а было только стадо домашней скотины, возвращавшееся с пастбища, а человеком в синем одеянии была сама Улоф. Когда в Низине узнали об этом, то сочли поездку смешной: и неприязнь между хуторами усилилась.

А когда Торгрим вернулся домой и Улоф рассказала ему, как всё было, он сказал так:

- Не следовало бы распространять слух об этом в округе, ибо Хольмкель друг мне, а Эйнар не посмел бы поступить так, если бы поставил его в известность.

9. О конском бое

У братьев был жеребец (graðan), каурой масти (brúnan) и весьма дикого нрава: всякого коня, какого пробовали выставить с ним на поединок, он прогонял прочь; у него было два выступающих клыка, таких длинных и острых, что они уже вовсе и не напоминали конские зубы. У Виглунда тоже был жеребец, мышастой масти (fífilbleikan), очень быстроходный и ценный, пользовавшийся большой славой в округе.

И, наконец, у Торгрима Заносчивого имелось два быка, каждый с белым пятнышком во лбу и рогами как слоновая кость (beinslitur var á hornum þeirra), и он очень любил этих животных.

Вот однажды Эйнар и Йокуль проезжали через Ингьяльдов Пригорок и увидели отца и двух братьев, стоящих на дворе. Йокуль попросил у Виглунда его мышастого жеребца (gefa honum hestinn hinn fífilbleika). Виглунд на это ответил, что у него нет ни малейшего желания отдавать коня. Йокуль сказал, что Виглунд слишком жаден (fornmannlega). Виглунд ответил, что у того нечем будет кормить коня.

- Тогда давай устроим конский бой, - предложил Йокуль.

- Может быть, так будет лучше, - согласился Виглунд.

- И, - прибавил Йокуль, - такой исход спора мне в любом случае нравится больше, чем если бы такой человек, как ты, подарил мне коня.

- Посмотрим, - сказал Виглунд, - как сложится бой (Mun það eigi fara sem má?).

Они назначили день для боя. Братья явились на условленное место со своим каурым жеребцом, и тот выглядел поистине устрашающе; и братья приготовились отпустить его. Затем привели мышастого жеребца Виглунда, и когда тот вышёл в бой, то стал ходить кругами, становиться на дыбы и бить каурого коня передними копытами так сильно и часто, что клыки противника почти не успевали подняться, чтобы зацепить его; затем, утомив каурого коня, он сильно укусил его, ударил копытом в живот и ранил так тяжело, что каурый конь тут же пал мёртвым. Когда люди из Низины увидели, чем завершился бой, то немедленно бросились к своему оружию, и то же сделали все остальные. Сеча продолжалась до тех пор, пока на шум не прибежали Хольмкель и Торгрим. Один из людей Виглунда был сражён, но у братьев погибло двое людей, и те были вынуждены спасаться бегством.

Тем не менее дружеские отношения между Хольмкелем и Торгримом пока сохранялись, и Хольмкель узнал о любви Кетильрид и Виглунда, и не препятствовал ей; однако Торбьёрг и её сыновья были в бешенстве (illa vera).

Прошло немного времени. Люди говорят, что не было в Исландии тех дней более красивой пары, чем Кетильрид и Виглунд, и людей более искушённых в ремёслах или отличавшихся большей учтивостью и умом.

10. О злых деяниях братьев

Следует рассказать, что как-то погожей лунной ночью два брата, Йокуль и Эйнар, вышли из дома и направились к стойлу, где обычно держали мышастого коня Виглунда. Они выгнали лошадей из конюшни и попытались было перегнать их к себе домой, но это им не удалось, поскольку мышастый жеребец повёл всех остальных коней за собою обратно, и они не смогли никого удержать.

Тогда они преисполнились ярости и оставили мысль похитить коня, а вместо этого сели на лошадей с оружием и устроили охоту за ним; но он защищал себя копытами и зубами так умело, что ночь уже миновала, а им ничего не удалось сделать. В конце концов, однако, они пронзили его копьём и так убили.

Но после этого было уже бесполезно пытаться перегонять коней к себе домой, поскольку это бы недвусмысленно указало, кто убил жеребца, и им бы не удалось ничего скрыть. Поэтому они сбросили труп коня со скалы, чтобы на хуторе решили, будто он сам оттуда свалился и умер от ран; потом они пошли домой и вели себя как ни в чём не бывало.

Ещё немного времени спустя братья отправились на холм, где у Торгрима Заносчивого было пастбище для быков; там у него было стадо из пятидесяти голов.

Братья знали, что быков с белыми пятнами во лбу Торгрим любит более остальных, поэтому они взяли их, накинули узду и отвели к себе в Низину. Там они убили обоих быков, затем отволокли трупы и спрятали их рядом с хутором. Дело было уже глубокой ночью. Они справились со своей задачей, прежде чем кто-либо проснулся.

Мать их знала о поступках братьев и помогла им всем, чем могла.

11. О поездке Хольмкеля на Ингьяльдов Пригорок

Теперь следует сказать, что на следующий день два брата, Виглунд и Траусти, пошли в конюшню, но не нашли там жеребца и, обыскавшись его везде, где могли, в конце концов обнаружили его закоченевший труп под крутой скалой. На трупе они увидели многочисленные тяжёлые раны, в том числе сквозную рану, по всем признакам, от копья.

Виглунд и его брат ни на миг не сомневались в том, что это дело рук людей из Низины (Þóttust þeir Víglundur vita að þeir Fossverjar mundu gert hafa), и тогда они вернулись домой и рассказали, что их конь убит и что это, по всему судя, сделали люди из Низины.

Торгрим повелел им успокоиться и сказал ещё:

- Они первые потеряли коня; и мы посчитаемся с ними ещё не раз, если всё будет так, как я думаю, даже если это случится много позже.

И в тот раз они ничего не предприняли, но через какое-то время, когда Торгрим обнаружил, что его любимые быки с белым пятном во лбу пропали, он прежде всего подумал в эту сторону, тем более что весь народ в округе судачил, что это сделал кто-то из соседей. Торгрим был немногословен и на людях сказал лишь, что это, вероятнее всего, дело рук воров, которые скрываются в горах; и что он пока ничего не будет делать, чтобы найти быков. Но слух об этом происшествии разлетелся далеко окрест, и люди судачили, что хозяйству на Ингьяльдовом Пригорке нанесён значительный ущерб.

Торбьёрг из Низины была очень довольна и даже полакомилась мясом быков; но когда Хольмкель дознался, откуда в доме говядина (uxarnir), он немедля вскочил на коня и поскакал на Ингьяльдов Пригорок. Там он нашёл Торгрима и сказал ему:

- Я думаю, что твои любимые быки были угнаны на мой хутор, и сделали это мои сыновья. Но сейчас, - продолжал он, - я готов заплатить за этих быков столько, сколько ты сочтёшь нужным, если только ты согласишься не начинать тяжбу против моих сыновей.

Торгрим согласился и взял за быков столько денег, сколько причиталось по справедливости, и они с Хольмкелем остались друзьями.

12. О том, как поднялся Ведьмин ураган

В местности, называемой Лавовый Разлом (Hraunskarð), жила могущественная ведьма (kona) по имени Кьёльвер (Kjölvör), женщина исключительно злобная и сведущая в колдовстве всякого толка. Она была подругой Торбьёрг из Низины. Вот мать и два её сына, Йокуль и Эйнар, напросились к Кьёльвер и одарили её сотней серебра в обмен на то, чтобы она околдовала братьев Виглунда и Траусти таким способом, какой ей покажется самым подходящим. Сердца их были полны злобы; и они слышали о великой любви между Виглундом и Кетильрид, чему было уже явлено немало свидетельств.

Эти двое любили друг друга всё нежней и нежней, тайная любовь порождала в их груди желание столь же пылкое, как в самые первые дни их знакомства; и они поклялись, что корни этого чувства никогда никому не удастся вырвать из их сердец. Но чем сильнее разгоралось пламя их любви, тем более тяжёлые препятствия возникали на их пути, как говорят в народе; и во все дни, что Кетильрид и Виглунд прожили под одной крышей, они любили друг друга столь крепко, что никому и в голову не могло бы прийти посмотреть куда-то на сторону; и, вероятно, это и в самом деле было предназначение их сердец.

У Торгрима Заносчивого был домашний работник по имени Бьёрн, по прозванию Морской, ибо сердце его было столь тесно связано с морской стихией, что он в любую погоду ходил на побережье; он даже говаривал, что знает все трюки коварных волн и ни в грош их не ставит. Он присматривал за хозяйством Торгрима и, в согласии со своим пристрастием, часто ловил для него рыбу. Он никогда не садился на вёсла более чем с двумя спутниками, хотя лодка у него была большая, десятивёсельная. Но этой осенью, благодаря колдовству Кьёльвер, случилось так, что оба его приятеля заболели, а все остальные слуги были заняты по хозяйству. Тем не менее Бьёрн отправился на рыбалку (fiskgangur) и попросил Виглунда и Траусти сопровождать его в этот день. Они согласились, ибо погода была отличная, а он был им другом. Но Кьёльвер знала, как они уговорились поступить, и вышла из своей избушки, и послала заклинание на туман в сторону Восточной Четверти, и вскоре погода стала неуклонно портиться.

Когда друзья уже достигли своих излюбленных рыбных мест, они заметили, как с востока и северо-востока подползают кучевые облака. И сказал Виглунд:

- Мне думается, нам пора вернуться на берег, потому что погода мне не нравится.

Но Бьёрн сказал:

- Нет, мы должны подождать, пока лодка не наполнится рыбой (Eigi munum vér það gera fyrr en hlaðið er skipið).

- Я полагаюсь на тебя, ты опытен в этом деле, - ответил Виглунд.

Постепенно облака затянули весь небосклон, поднялся пронизывающий ветер, и морские воды, придя в беспрестанное движение, приобрели цвет соли (saltkorn).

Только тогда Бьёрн сказал, что пора возвращаться на берег.

- Лучше было бы сделать это раньше, - заметил Виглунд, - но сейчас больше я ничего не скажу.

Бьёрн и Траусти сели на вёсла, но не смогли продвинуться в нужном направлении; их стало относить к северо-востоку в открытое море, а лодку - захлёстывать волнами. Виглунд в сердцах приказал Бьёрну смотреть за уловом, а Траусти - сесть на корму, сам же он взялся за вёсла и грёб так умело, что им удалось причалить к берегу у Мыса Дневной Трапезы (Dögurðarnes). Там жил Торкель Кожаный Капюшон (Þorkell Skinnvefja), спутник Барди Снежного Призрака (Bárði Snæfellsás), и был он в те дни уже старым человеком.

Рассказывают, что кто-то сказал Кетильрид, будто их отнесло далеко в море, и они погибли там, и тогда она лишилась чувств; но, придя в себя, посмотрела на море и сложила такую вису:

№ 2.

Никогда отныне не взгляну

На море я без тоски и печали

С того дня, как мой лучший друг

Сгинул меж рифов прибрежных.

Я проклинаю жадность морского течения

И своеволие волны,

Дошла до глубины души моей

Горечь, рождённая бурей.

И тут пришли добрые вести от Торкеля о судьбе братьев, и уже на следующий день они были дома; а встреча Виглунда и Кетильрид была несказанно радостной.

13. О Хаконе с Востока

Теперь следует рассказать о том, что явилось следствием ранее описанных событий. Кетиль из Раумарики без устали строил планы мести Торгриму Заносчивому, но в те дни он был уже слишком стар, и понял в конце концов, что сам отплатить за обиды не сможет. Его сыновья же, Сигурд и Гуннлауг, были взрослыми мужами в самом расцвете сил, а дочь Ингибьёрг - прекраснейшей из всех женщин страны.

Жил человек по имени Хакон, родом из Вика (víkverskur), воинственный и богатый муж; он направил стопы свои к Кетилю в Раумарики, и посватался к его дочери, а Кетиль на это ответил так:

- Я согласен выдать за тебя мою дочь при одном условии. Ты должен отправиться в Исландию и убить там Торгрима Заносчивого. Принеси мне его голову, и девушка твоя.

Хакон ответил, что это задание не представляется ему особенно трудным (ekki þykja það mikils vert), и они ударили по рукам. На следующее лето Хакон приплыл в Исландию и причалил в местности, именуемой Фродарос (Fróðárós), и первыми, кого он встретил, ступив на сушу, были жители Низины Йокуль и Эйнар. Он доброжелательно принял их и обсудил с ними многое. Они не особенно стеснялись в выражениях, пересказывая ему здешние новости.

Он спросил, где бы ему можно было остановиться на первое время, и те посоветовали дом их отца в Низине.

- У нас есть сестра, - сказали братья, - весьма красивая и учтивая девица, и сердце её пока свободно; ты можешь поступать так, как тебе больше по душе: взять её в наложницы (kurteisa) или же сочетаться с нею браком, в любом случае мы будем рады тебя принять в нашем доме.

Гостю это предложение понравилось, но он сказал, что цели его более значительны, и затем открыл им, какое поручение должен выполнить в Исландии. Они пришли в восторг и немедленно договорились действовать сообща.

Вскоре прибывший на корабле человек поселился в Низине, и нельзя сказать, чтобы это полностью отвечало желаниям Хольмкеля (var það fjarri vilja Hólmkels bónda), но сделать он ничего не мог. Постоялец подружился с Торбьёрг, одарив её многими полезными в хозяйстве вещами.

Однажды Хакон заговорил с хозяйкой и её сыновьями и спросил, где же девушка, о которой ему рассказали братья, и сказал:

- Я бы хотел её увидеть.

Они сказали, что девушка сейчас учится у Улоф на Ингьяльдовом Пригорке, но он потребовал, чтобы её отозвали оттуда.

- Ибо, - добавил он, - я хотел бы получить убедительное доказательство ваших дружественных отношений со мною, и лучшим таким доказательством станет осуществление моих желаний относительно этой девушки.

Вскоре Торбьёрг заговорила с Хольмкелем и сказала так:

- Я хочу, чтобы моя дочь Кетильрид вернулась в мой дом.

- Хорошо, - ответил тот, - но я надеюсь, что ты наконец оставишь её в покое.

- Э, нет, - ответила Торбьёрг, - дело в том, что я лучше убью её своими руками, чем позволю крутить шашни с Виглундом (skal eg fyrr sækja hana en hún sé þar lengur og fái þvílíkt orð af Víglundi sem á horfist), коль скоро в нашем доме есть такой завидный жених, как Хакон, - и поэтому мне кажется целесообразным вернуть её оттуда.

На этом разговор прекратился, однако Хольмкель, хоть и был вынужден выполнить это требование, положил себе следить за Торбьёрг, надеясь перехитрить её. Тогда он поскакал на Ингьяльдов Пригорок и был там радушно встречен.

Но когда он ехал туда, Виглунд пришёл к Кетильрид и сказал ей:

- Вот едет твой отец; и сдаётся мне, что он хочет забрать тебя отсюда обратно домой, а нам придётся удовлетворить его просьбу. Но сейчас, Кетильрид, я молю тебя сохранить в душе все те мгновения, что мы провели вместе, ведь я знаю точно, что ты всегда будешь в моей памяти.

Кетильрид сказала со слезами на глазах:

- Я давно поняла, что наше счастье не может длиться вечно, и сейчас для нас будет лучше всего не говорить лишних слов. Я не уверена, что ты любишь меня больше, чем я люблю тебя, хотя слова мои - полова и тень. Но за событиями этими вижу я руку моей матери, от которой я с рождения не видела никакой любви, и вполне вероятно, что она пожелала положить предел дням нашей ласки: всё же я надеюсь только, что с тобою пребудет добрая воля. Но может быть и так, что мы никогда более не свидимся, если только не вмешается мой отец; с тяжёлым сердцем я возвращаюсь домой, ибо мать моя и братья ни разу не принимали мою сторону и во всех делах противились мне и презирали меня. Вся моя надежда только на тебя.

Виглунд схватил Кетильрид в объятия и поцеловал её, и всем было понятно, сколь тяжко им разлучаться.

И сказал Виглунд вису:

№ 3.

Со времени юности моей

Мила мне лишь ты, златовласка,

Богиня! Как только осмелились

Людские уста - и восславить тебя,

О Нежнейшая из дев!

Да пребудет с тобою

Память о данном нами обете,

Как ни стремились бы злые завистницы

Разрушить нашу любовь. 

Затем Кетильрид вышла к воротам встречать своего отца, который без обиняков сказал, что ей надлежит вернуться домой. Кетильрид сказала, что на всё его воля, но добавила:

- Никогда я не помышляла пойти против тебя, но всё может статься.

Всем было очень тяжело расставаться с Кетильрид, ибо сердце каждого мужчины могло без раздумий быть отдано ей.

Вот они наконец поехали домой в Низину; а там прибывший на корабле норвежец уже дожидался их, и Торбьёрг хотела заставить Кетильрид прислуживать Хакону. Этого ей никогда прежде не доводилось делать. Она покорилась, но высказала отцу свою горечь. Он ответил:

- Ты не будешь прислуживать Хакону, даже если бы ты этого вдруг и захотела, и только ты будешь здесь определять, что тебе делать, однако постарайся быть при мне неотлучно (Þú skalt ekki Hákoni þjóna nema þú viljir og það eina gera sem þú vilt og vertu jafnan hjá mér bæði nætur og daga).

Она сказала, что с радостью согласится на это условие, и Хакону в ближайшее время не представилось возможности перекинуться с нею даже словечком.

14. Об игре в мяч на Эсьютьорне

Однажды на каровом озере Эсьютьорн (Esjutjörn) затеяли игру в мяч, и жители Низины получили задание разметить площадку и следить за сохранностью меток. В первый день соревнований, когда мужчины расходились по землянкам после турнира, Кетильрид спрашивала их, не прибыл ли кто с Ингьяльдова Пригорка, и ей ответили на это, что, действительно, оттуда приехали отец семейства, сыновья и также Улоф с дочерью Хельгой. На следующий день Кетильрид попросила отца взять её с собой посмотреть на турнир. Он согласился. Они пошли туда все вместе, но там не было ещё ни сыновей Торгрима, ни вообще кого-либо с Ингьяльдова Пригорка.

Однако вскоре братья поднялись на насыпную трибуну, с которой смотрели игру женщины, и Кетильрид приветствовала их, а потом пригласила Виглунда и Траусти сесть по другую руку от неё.

И сказала Кетильрид:

- Сегодня я буду равно флиртовать с каждым из вас, и так мы замылим всем глаза (Nú mun eg gera mér jafnkært við báða ykkur að yfirvarpi).

И сказала ещё, посмотрев на Виглунда:

- С этого дня я буду называть тебя Виглунд Красивый, и подарю тебе этот перстень в знак своих чувств. Его мне подарил отец, когда у меня прорезались первые зубки, а ты получишь его в первый день, когда будешь носить новое имя.

Она сняла перстень и надела ему на руку, а он отдал ей взамен перстень, подаренный его отцу конунгом Харальдом. Так они сидели и говорили некоторое время, пока на них не обратили внимание люди из Низины.

Дома в этот вечер разгорелась свара, ибо Хакон потребовал от Торбьёрг, чтобы она запретила своей дочери встречаться с этими людьми в какой бы то ни было форме. Она же сказала Хольмкелю, чтобы тот больше не брал дочь с собой на игры, а вместо этого оставил её дома заниматься хозяйством, и он подчинился, и с той поры Кетильрид стала холодна и безучастна. Отец сказал девушке, чтобы та всегда оставалась при нём в доме, если сочтёт, что так лучше, и та сказала, что довольна и этим.

Тем временем соревнования продолжались, и с одной стороны играли люди из Низины, а с другой сыновья Торгрима. Случилось так, что Виглунд удачно перебросил мяч через Йокуля. Йокуль рассердился и, когда мяч в следующий раз достался ему, он взял его в руки и что есть силы запустил им в лицо Виглунду. Удар был такой силы, что кожа слезла со лба и нависла над глазами. Но Траусти взял своё одеяние и сделал из его полы повязку, чтобы закрепить лоскут кожи на нужном месте, а когда Виглунду оказали помощь, команды людей из Низины уже не было на ристалище.     

Братья пошли домой, и когда они вошли в обеденный зал, Торгрим крикнул:

- Добро пожаловать, дорогой сынок и доченька! (Bæði þið heil systkin!)

- Это кого из нас ты назвал женщиной (kvenkennir), папа? - спросил Траусти.

- Ну, - сказал Торгрим, - мне показалось, что тот из вас, кто носит на голове платок, похож на женщину.

- Это был я, а не женщина, - сказал Виглунд, - и может статься, что я недолго буду одинок в своём несчастье (en vera má að skammt sé frá).

- Почему ты не наказал Йокуля за его поступок? - спросил Торгрим.

- Пока я перевязывал его рану, - объяснил Траусти, - они сбежали.

На том разговор и закончился.

На следующий день братья вернулись к игре, и, когда этого меньше всего можно было ожидать, Виглунд швырнул мяч прямо в лицо Йокулю так, что ободрал ему кожу. Йокуль попытался было ударить Виглунда битой, но Виглунд увернулся от неё и ответным ударом повалил Йокуля на лёд, и там тот долго пролежал без сознания и сильно замёрз. После этого дерущихся разняли и отправили по домам. Йокуль был не в состоянии ехать верхом, но дома его обложили с четырёх сторон мягкой теплой одеждой, и он вскоре поправился, а новая игра была назначена в Низине. Сыновья Торгрима тщательно подготовились к ней. Торгрим сказал, что он опасается за них, но они тем не менее пошли в Низину.

Но когда они вошли в главный зал усадьбы, игра уже началась, и все зрители сидели на местах. Виглунд направился прямо к скамье, где сидели сам хозяин и его дочь. Кетильрид тепло приветствовала его. Он поднял её с сиденья и сам сел на её место, а она села к нему на колени. Но когда хозяин увидел это, он спешно подвинулся и освободил место, достаточное, чтобы Кетильрид села между ними и завела беседу. Хозяин дал им игральную доску, и они весь день провели за ней.

Хакона при этом не было, так как он в то время был болен. Однако следует сказать, что этой зимой он просил у Хольмкеля руки его дочери и получил отказ.

Вот день подошёл к концу, и братья засобирались восвояси. Но, когда они подходили к дверям, Кетильрид встала на их пути и попросила остаться.

- Я уверена, - сказала она, - что мои родичи нападут на вас в дороге.

Однако Виглунд не послушал её и сказал, что не собирается отступать от своих планов, и что каждый из них имеет при себе оружие. Но когда они проходили через поле, из-за стогов сена, установленных там, появились двенадцать человек.

Йокуль сказал:

- Как хорошо, что мы встретили тебя, Виглунд. Наконец я рассчитаюсь с тобой за удар в лицо (knatthöggið) и падение на лёд.

- Я тоже не ропщу на судьбу (Eg kann eigi að lasta), - сказал на это Виглунд.

Они бросились на братьев и столкнулись с умелым и ожесточённым сопротивлением. Виглунд бился даже не в полную силу, но сразил сначала одного из нападавших, а затем другого, в то время как Траусти убил третьего.

Тогда Йокуль сказал:

- Ладно. Дайте им пройти, но принесите клятву. Теперь мы все их кровники (Nú skulum vér frá halda og snúa öllum sökum á hendur þeim bræðrum).

Это было сделано. После этого оборонявшиеся ушли домой, а Йокуль направился к своему отцу и известил его о том, что Виглунд и Траусти убили троих его людей.

- Но мы, - подчеркнул он, - не хотели предпринимать никаких решительных действий в твоё отсутствие.

Рассказывают, что тогда Хольмкель впал в ярость.

15. О том, как Кетильрид обручили с Хаконом

Йокуль без устали подзуживал (eggjaði) своего отца выдать Кетильрид замуж за Хакона; и наконец, после вышеописанных событий, Хольмкель согласился и обручил её с Хаконом, но, разумеется, против всякой её воли. Нельзя сказать, что Хакон остался недоволен исландской помолвкой, поскольку он к тому времени уже ясно понимал, что убить Торгрима Заносчивого ему будет не так-то просто (Ætlaði Hákon að festast hér á Íslandi því að hann sá að hann kom ekki því til vegar að drepa Þorgrím prúða).

Вести об этом дошли до Ингьяльдова Пригорка, и Виглунд был очень опечален.

Но когда Хольмкель узнал о том, как в действительности вели себя братья, он понял, что, пожалуй, погорячился.

Тем не менее вскоре сыновья Торгрима снова явились в Низину на состязание. Виглунд обратился к Кетильрид и упрекнул её за помолвку, не особенно выбирая слова (gaf henni stór ávít er hún var gift). Когда же ближе к ночи они собрались возвращаться домой, оказалось, что Хакон, а с ним сыновья Хольмкеля и ещё многие другие крепкие мужи, обитавшие на хуторе, куда-то запропастились. И сказал хозяин усадьбы:

- Виглунд, - рек он, - я бы хотел, чтобы ты не возвращался домой этой ночью, поскольку исчезновение братьев кажется мне весьма подозрительным.

Виглунд на это сказал, что не намерен изменять своим планам, но когда он подошёл к двери, на его пути встала Кетильрид и умоляла его выбрать иную дорогу.

- Немного чести мне поступать так, как ты советуешь (Ekki mun eg stórt fyrir þín orð gera), - ответил он.

И сказал вису:

№ 4.

Стою я здесь, в средоточии злата,

И клянусь тебе перед людьми:

Ты будешь со мной до конца моих дней,

Тобою полны все мои думы.

Но сейчас не преграда мне наши обеты,

Не остановят меня поцелуи,

Не смеет женщина учить меня войне:

Её словам не внемлю я.

- Не вини меня ни в чём таком, - сказала возмущённо Кетильрид, - я всего лишь хочу, чтобы ты пошёл домой иным путём.

- Не бывать этому, - молвил Виглунд, - и я даже рад буду поговорить по душам с Хаконом, чем видеть, как он пытается наложить на тебя свои грязные лапы (því að mér er meiri hugur á að við Hákon finnumst og reynum með okkur en hann spenni þig og sjái eg þar upp á).

И сказал ещё такую вису:

№ 5.

Не рад был той игре я в мяч,

Не рад и скрещивать древеса я стальные,

А рад бы я другим оставить это дело.

Тяжек будет удел незамужней девицы:

Как ни был бы я великодушен,

Твои плечи украсит

В бою добытое злато.

Сладко знать, что ни с кем эта дева

Не свяжет себя, а лишь только со мной. 

16. О том, как сыновья Торгрима сразились с Людьми из Низины

Вот они идут той же дорогой, что и в прошлый раз, а именно - через поле, где стояли стоги сена (stakkgarðinum); и когда они подходили к полю, то увидели приближающихся Людей из Низины, общим числом двенадцать мужчин.

Тогда сыновья Торгрима заблаговременно взобрались на самый большой стог, стоявший там, и залегли так, что противники не замечали их до тех самых пор, пока на головы им со стога не полетел огромный пласт смёрзшегося торфа (klakatorf).

Вот они увидели сыновей Торгрима и бросились на них. Разгорелась сеча, но вскоре оказалось, что Люди из Низины мало что могут поделать с сыновьями Торгрима, которые заняли очень выгодную позицию на верхушке стога.

Йокуль крикнул:

- Ты всё очень хорошо рассчитал, Виглунд, но тебе не удастся сейчас выйти сухим из воды. Либо мы не преминём рассказать всем в округе, что ты трус и фигляр, либо ты спустишься сейчас со стога и сразишься как мужчина.

Услыхав это, Виглунд пришёл в ярость и вместе с братом спрыгнул вниз, и началась жестокая битва. Почти все спутники Хакона и братьев полегли, и в строю остались только трое боеспособных Людей из Низины - сами Эйнар, Йокуль и Хакон, а также двое их товарищей, которые были слишком изранены, чтобы сражаться.

И сказал Йокуль:

- Поединок наш да будет честным. Пусть сразятся Траусти с Эйнаром, а Виглунд - с Хаконом; я же сяду в стороне и буду следить, чтобы никто не сражался неправедно.

Траусти к этой минуте был уже очень утомлён и изранен, тем не менее он принял вызов и сражался с Эйнаром до тех пор, пока оба не упали наземь.

Дальше должны были биться Виглунд и Хакон. Виглунд также очень устал, однако ранен не был (ákafamóður en ekki sár). Поединок длился долго, ибо Хакон был сильным и мужественным человеком, но Виглунд был сильней его, искушён в фехтовании и пылок сердцем; и Хакон пал мёртвым, однако и Виглунд получил тяжёлые раны.

Тогда Йокуль, здоровый и хорошо отдохнувший, подло напал на Виглунда, и они сразились; поединок был тяжёлым и долгим, и неясно было, кто возьмёт верх; но Виглунд в конце концов понял, что силы его иссякают. Вот какой приём использовал Виглунд, который в равной степени хорошо фехтовал с обеих рук. Он заслонился одновременно мечом и щитом и перебросил меч из левой руки в правую, а щит - из правой в левую, так что в темноте Йокуль не заметил этого, а затем, сделав неожиданный выпад, пронзил правую руку противника у сгиба локтя (höndina hægri í olbogabót). Йокуль обратился в бегство, и Виглунд понимал, что не сможет долго преследовать его. Он схватил брошенный врагом клинок и метнул в Йокуля, и копьё пронзило врага. Оно летело с такой скоростью, что разрубило ему позвоночник и вышло наружу через грудь (brjóstið), и Йокуль пал мёртвым. Но и сам Виглунд совсем обессилел от холода и потери крови (blóðrás), и он упал рядом с ним и лежал так долго среди груды трупов (dauður væri).

В живых остались только двое Людей из Низины. Увидев гибель своих господ, они вскочили на лошадей и прискакали в усадьбу; там сидел хозяин дома вместе с супругой и дочкой, и они поведали им, что Хакон и братья убиты, вместе с семью спутниками, но что и сыновья Торгрима погибли тоже. Кетильрид, услышав это, упала в обморок, а когда она пришла в себя, мать обратилась к ней и рекла так:

- Надеюсь, ты хорошо видишь, к чему привело твоё любовное безрассудство (lausleika), и я только рада, что теперь-то ты уж наверняка расстанешься со своим любезным Виглундом.

Но хозяин усадьбы сказал:

- С какой стати ты порицаешь Кетильрид, женщина? Она любила и своих братьев тоже, и она достаточно удручена вестью об их гибели.

- Возможно, ты прав, - отвечала Торбьёрг, - но что-то мне в это не верится. Хочешь ты этого или не хочешь, а делом твоей чести будет собрать людей со всей округи и отправить Торгрима Заносчивого на тот свет. И чем раньше, тем лучше (greypilegast).

- Разве всё это время задевалась только наша честь? - сказал Хольмкель. - Мне кажется, что он довольно наказан смертью братьев. А сами сыновья Торгрима уже не могут потерять больше, чем жизнь, да и то, они ведь не нападали, а защищались.

17. О том, как сыновья Кетиля прибыли в Исландию

Вот Виглунд и Траусти лежат без памяти среди трупов, но Виглунд мало-помалу пришёл в себя и начал искать своего брата, и увидел, что тот ещё жив. Он подумал, что следовало бы оттащить его домой, но понял, что сил у него на это не осталось. Тогда он услышал, как трескается лёд под ногами идущих людей (íshöggvagang), и это был его отец со своими присными. Торгрим взвалил Траусти на сани и отвёз его на Пригорок. Виглунд смог передвигаться самостоятельно (einn saman). Его на первых порах спрятали в хлеву, и там его навещала Улоф и лечила его раны. Прошло двенадцать месяцев, прежде чем раны окончательно зажили, но всё же Виглунд полностью исцелился.

Хольмкель же взял тела своих сыновей, насыпал курган и похоронил их там вместе с остальными павшими Людьми из Низины, и место это стали называть Погребальным Холмом (Kumlahaugar).

Слухи о битве распространились по всей стране, и все сочли, что события эти достойны памяти. Все скорбели о сыновьях Торгрима, считая их погибшими (væru fallnir).

Торгрим вызвал Хольмкеля к себе на встречу, и какое-то подобие дружбы между ними всё же сохранилось. Они заключили перемирие с условием, что ни одна из семей не будет возбуждать тяжбу в отношении другой и требовать виры. Но когда об этом узнала Торбьёрг, она послала гонцов к своему отцу Эйнару (Lón-Einari), требуя от него объявить кровную месть убийцам своих сыновей, и преследовать сыновей Торгрима, если они всё-таки уцелели, до тех пор, пока они не будут умерщвлены. Эйнар был стар, но взялся за дело и обвинил сыновей Торгрима на тинге в Торснессе (Þórsnessþing) по всей строгости закона (til fullra sekta).

Вести эти облетели всю страну.

Те, кто плыл на одном корабле с Хаконом, отчалили обратно в Норвегию следующим летом, пришли в дом Кетиля и поведали ему о том, что случилось; и тогда Кетиль понял, что, пожалуй, его месть Торгриму и его сыновьям несколько запоздала.

А сыновья Кетиля, Сигурд и Гуннлауг, тогда вернулись из викингского похода, и были они уже достаточно известными людьми. Гуннлауг Искусный поклялся, что любой человек сможет получить свободное место на его корабле и найти там приют, и что ему никто не причинит вреда в путешествии; а Сигурд Высокоучёный был известен тем, что никогда не платил злом за добро.

Вот Кетиль поведал своим сыновьям о провале миссии Хакона и потребовал, чтобы они направились в Исландию и убили Торгрима Заносчивого, чтобы смыть позор с рода. Они взялись за это дело неохотно, вняв мольбам отца. Стоило им выйти в море, как поднялся сильный ураган, и путешествие затянулось вплоть до первых дней зимы. Они проскочили мимо Снежного мыса в густом тумане и наткнулись на риф у Мыса Зелёных Нырков (Öndvertnes), и корабль разбило о скалы; все люди на судне спаслись, однако скарб, который они везли с собой, сильно пострадал.

Об этом узнали у Торгрима, и он выслал своих людей им навстречу, и спасшиеся были приняты весьма радушно. Он приютил их на зиму. Постепенно Сигурд влюбился в Хельгу, но не осмеливался сказать ей о своих чувствах.

Они ничего не знали о судьбе сыновей Торгрима. Но однажды Гуннлауг заговорил с Сигурдом и сказал ему так:

- Не следует ли нам вспомнить о цели нашего путешествия? Мы не могли и мечтать о такой хорошей возможности отомстить Торгриму.

На это Сигурд сказал:

- Лучше было бы не начинать этот разговор, однако я скажу тебе лишь, что я не привык платить злом за добро, и не подобает мне убить человека, спасшего меня при кораблекрушении. Не было случая, чтобы он дурно обошёлся со мной, и если уж дело дойдёт до столкновения, то я скорее буду защищать его, чем сражаться с Торгримом.

На этом разговор прекратился, и больше Гуннлауг не возвращался к нему.

Вот прошла зима, и братья приступили к сооружению нового корабля, желая покинуть страну до конца лета. Ходили слухи, что между Хельгой и Сигурдом завязались нежные отношения, однако в открытую об этом никто не заводил речи.

18. Разлука Виглунда и Кетильрид

Теперь сага возвращается к ярлу Эйрику, который в те годы достиг уже очень преклонного возраста и в конце концов умер от старости. Его сын Сигмунд унаследовал имущество отца, однако не пользовался расположением конунга Харальда, поскольку конунг, будучи другом Кетиля, относился ко всем родичам Торгрима холодно (konungur lagði heldur óþykkju á alla frændur Þorgríms sakir vináttu við Ketil). Хельги женился в Норвегии, но его жена вскоре умерла, успев, однако, подарить ему дочь по имени Рагнхильд, считавшуюся прекраснейшей из девушек того времени. Хельги был несчастлив в Норвегии и отплыл в Исландию. Со временем он сделался зажиточным человеком и купил землю в Гаутвике (Gautavík), что в Восточных Фьордах (Austfjörðu), названную в честь первопоселенца Гаута; и там жил до самой смерти.

Теперь следует рассказать о том, что в Лавовой Долине (Hraunsdal) жил человек по имени Стейнольв, и был у него сын по имени Торлейв. Это был сильный и достойный муж. Торлейв посватался к Кетильрид, но она не ответила ему взаимностью. Тогда Торлейв во всеуслышание заявил, что будет обладать этой женщиной во что бы то ни стало; и Торбьёрг всецело поддерживала его притязания.

Тем временем сыновья Торгрима полностью оправились от ран и пошли к отцу за советом. Он сказал им так:

- Думается мне, что вам лучше всего купить себе места на корабле, который построили Гуннлауг и Сигурд, и отплыть вместе с ними из Исландии, сохраняя в тайне свои имена и полагаясь на обет, данный Сигурдом. Вы будете ему полезны как лоцманы в Исландском море. Я знаю его как достойного и здравомыслящего человека, и полагаю, что вы будете с ним в относительной безопасности. Уверяю вас, что всё, что будет вам нужно знать, вы получите от меня.

Решили, что так и будет. Люди рассказывают, что той зимой Кетильрид была печальна; она почти не спала и целыми ночами просиживала в своей горнице. Вот оставался всего лишь один день до срока, назначенного для отбытия Виглунда, и всё уже было готово к выходу в море. Вечером Виглунд и Траусти тайно пришли в Низину. Кетильрид одна всей усадьбе сидела без сна. Она несказанно обрадовалась братьям.

- Как давно я не видела никого из вас, - молвила она, - но я рада уже тому, что вы живы и здоровы.

Вот братья сели рядом с ней и долго говорили о том, что случилось за это время. Виглунд открыл ей свои планы, и она одобрила их.

- Всё то к добру, что продлит твою жизнь, - отвечала она, - и меня сейчас в расчёт не принимайте.

- Дай обещание, что не выйдешь ни за кого в моё отсутствие, - говорит Виглунд.

- Это зависит от моего отца, - ответила Кетильрид, - я здесь не вольна что-то решать. Я не пойду против него, что бы ни случилось, хоть и кажется, что я буду не счастливей тебя, коль дела устроятся иным образом, чем нам угодно; но всё должно идти своим чередом.

Виглунд попросил её постричь его и вымыть ему голову, и она это сделала. Засим Виглунд рек:

- Клянусь, что никому не позволю мыть и стричь своих волос, кроме как только тебе, до тех пор, пока мы живы.

Они вышли на задний двор и там расстались, и Виглунд с тоской поцеловал Кетильрид. Было видно, что сердца их готовы разорваться от горечи, но случилось так, как должно было случиться: она вернулась к себе в горницу, а братья пошли своей дорогой. Теперь Виглунд окончательно понял, что разлучается с Кетильрид надолго, если не навсегда, и рек вису, которую всегда повторял в подобные мгновения:

№ 6.

О дева, ты помнишь мои песни,

С твоих уст они могут сорваться.

Они порука в том, что мы будем

Связаны в век измен.

Они ценней будут, коль ты

Покинешь страну

И средь людей затеряешься,

И меня, одинокого, как в море скала,

Каждодневно будешь вспоминать.

Но вот они прошли малую часть пути от поля, и Виглунд сказал так:

№ 7.

Средь городской толпы стояли мы,

Она обвила меня руками,

Ястребиные очи её,

Светлой богини, полны были

Печали и скорых слёз.

Как горько поведать об этом!

Я помню девы снежно-белую косынку,

Что развевается над светлыми бровями.

Когда Кетильрид вернулась к себе в горницу, то разрыдалась, и такой её застал Хольмкель. Он спросил, почему она не спит и в слезах. Она ответила висой:

№ 8.

Я провела его в недолгий путь,

Владыку света на зелёном поле.

Отцовской воле следую

Я сердцем. Ей во всём покорна.

Но завела его я дальше,

Чем вся земля под небесами,

И даже дальше. В Эгирово царство

Пусть отойдут зелёные поля!

Затем Кетильрид сказала:

- Смерть братьев моих лежит на моей совести (að mér kemur í hug fall bræðra minna).

- Хотела бы ты отомстить за них? - спросил он.

- Увидим, - сказала она. - Об этом стоило бы вести речь, будь я мужчиной, но ведь я всего лишь женщина (Það skyldi prófa ef eg væri svo karlmaður mikils ráðandi sem nú er eg kona).

И сказал Хольмкель:

- Дочурка, знай, что лишь затем, чтобы не опечалить тебя, я ничего не предпринял против этих братьев, хоть я и знаю прекрасно, что они живы. Но раз таково твоё желание, пойдём со мной, и больше не скрывай от меня, что у тебя на сердце, и я сделаю так, что они будут мертвы.

- Если всё вышло, как я задумала, тебе непросто будет это сделать, - молвила она, - знай, что даже по своей воле я никогда бы не просила объявить их вне закона; более того, я бы отдала им все свои деньги, если бы у меня они были, чтобы они могли покинуть страну. И никого иного я не хочу видеть своим мужем, кроме Виглунда.

Хольмкель ничего не сказал, но немедленно вскочил в седло и помчался следом за братьями. Они увидели его издалека, и Траусти сказал:

- Гляди, брат мой, скачет Хольмкель, и он, похоже, один против нас двоих. Ежели ты хочешь быть счастлив и спокоен в этом мире, тебе надлежит сделать ещё только одно: убить его и забрать Кетильрид с собой. Хотя я и не считаю это выдающимся деянием.

Виглунд сказал:

- Хотя, когда я ступил на борт корабля, мне сделалось ясно, что я вряд ли когда-либо ещё увижу лик Кетильрид, я предпочту расстаться с ней навсегда, нежели причинить Хольмкелю какой-то ущерб, и я прошу тебя забыть, что дóлжно было бы мне сделать, а помнить только, что мы причинили ему достаточно бед, чтобы он возжелал расплаты. И Кетильрид вместе с ним перенесла довольно, чтобы увидеть ещё и гибель отца. Он ведь не сделал ей ничего плохого.

- Что же, - сказал Траусти, - вероятно, ты прав.

- Поскачем же обратно в усадьбу, чтобы встретить его там, - рек Виглунд, - ибо так ему будет больше чести.

Так они и сделали. Но Хольмкель обогнул их стороной, прискакал на то место, где они прежде стояли, и поехал обратно. Братья вернулись, чтобы посмотреть, что он там сделал, и нашли там деньги, золотой браслет и дощечку с вырезанными на ней рунами (rúnakefli). Из слов, написанных Кетильрид и Хольмкелем на дощечке, явствовало, что деньги эти предназначены Виглунду.

19. Сыновья Торгрима покинули Исландию

После этого они вернулись к месту, где стоял корабль. Гуннлауг с братом уже приготовились к отплытию, а ветер тем временем переменился на противный, если плыть вдоль берега. Виглунд помахал рукой тем, кто был на борту, затем попросил Гуннлауга выйти к нему навстречу и спросил у него, достаточно ли хорошо знает он эти места и не нужен ли ему проводник во фьордах. Они спросили, как их имена. Они сказали, что одного из них зовут Вандрад (Vandráður, "Отягощённый бедами"), а другого - Торрад (Torráður, "Своенравный"). Гуннлауг поинтересовался, что побудило их уехать из страны, и они ответили, что имеют основания опасаться за свои головы. Он сказал, что разрешает им пройти на корабль. Они так и сделали. Затем моряки сели на вёсла и погребли в открытое море; и некоторое время спустя Гуннлауг спросил:

- О, высокорослый муж, почему ты наречен Вандрадом?

- Что же, - ответил тот, - меня зовут Вандрадом, поскольку много испытаний выпало на мою долю, но это лишь одно из моих имён, не самое известное. Обычно меня называют Виглунд, а моего брата и спутника - Траусти, и мы сыновья Торгрима Заносчивого.

Гуннлауг на некоторое время лишился дара речи, но затем сказал:

- Что же мы наделали, брат Сигурд? Тяжек же наш выбор. Не сомневаюсь, что наш отец Кетиль приказал бы нам убить этих людей, как только они ступят на норвежский берег.

И сказал Сигурд:

- Ты не спрашивал моего позволения, принимая их на борт. А ведь я бы узнал Виглунда в лицо, ведь я как-то видел его вместе с его сестрой Хельгой. Однако я полагаю, что обещание, данное тобой Кетилю, не имеет сейчас силы. Хорошо же мы отблагодарим Торгрима за его помощь, если решим казнить их!

- Это хорошие слова, - ответил Гуннлауг, - быть по сему.

Они поймали попутный ветер и приплыли в Норвегию, и высадились у своего дома в Раумудале. Кетиля не было в доме. Когда же он вернулся, первыми, кого он увидел, были его сыновья, сидевшие в зале, а между ними сидели и сыновья Торгрима, в сопровождении двадцати четырех человек.

Отец был удивлен, что сыновья не приветствовали его, когда он вошёл в зал. Он узнал своих детей, но не узнал сыновей Торгрима, ибо никогда прежде не видел их. Он спросил, почему они не привечают его и кто эти незнакомцы рядом с ними.

Сигурд ответил:

- Это Виглунд и Траусти, сыновья Торгрима Заносчивого.

Кетиль обрадовался и воскликнул:

- Какое счастье! Немедля возьмите их и убейте! Я жалею только об одном: что здесь нет самого Торгрима, ибо я с превеликим удовольствием отправил бы и его вслед за сыновьями (Vildi eg að svo væri hér nú Þorgrímur hinn prúði og skyldu þeir svo fara allir).

Сигурд сказал ему:

- Мало же общего между нами и Торгримом (Mikill er þá munur vor Þorgríms prúða). Он спас нас с разбившегося судна, он относился к нам как к равным, когда мы полностью были в его власти; ты же, ослеплённый ненавистью, жаждешь смерти его сыновей. Мы же, как люди доброй воли, считаем, что у нас с сыновьями Торгрима должна быть одна судьба на всех, и прежде чем ты убьёшь их, тебе придётся иметь дело с нами.

Кетиль сказал, что не намерен сражаться против своих детей, и несколько смягчился.

И сказал Сигурд:

- Я бы хотел доверить это дело моему брату Гуннлаугу, известному своим благородством.

- Хорошо, - ответил Кетиль, - лучше уж такой исход, нежели детоубийственная сеча (Það mun nú verða að vera heldur en vér feðgar deilum illdeildum).

Решили, что так и будет, и рек Гуннлауг:

- Вот моё решение. Ясно, что эта женщина, Улоф, остаётся с Торгримом, но мы знаем, что она со временем унаследует имущество своего отца ярла Торира, а мой отец также имеет полное право на это богатство. Чтобы разрешить спор, следует выдать Ингебьёрг, дочь моего отца, за Траусти, сына Торгрима, а Сигурду Высокоучёному дать в жёны Хельгу, дочь Торгрима. Да будет по слову моему.

Все признали это решение справедливым, и Кетиль остался доволен таким исходом дела.

Так они прожили зиму в добром согласии, а Траусти женился на Ингебьёрг, а следующим летом все названные братья отправились на войну и снискали там большую славу, а более всех Виглунд, но почестей от них он не принимал. Поход длился целых три зимы, и они сдружились ещё теснее.

Но за всё это время никто не видел Виглунда в хорошем расположении духа; ибо без Кетильрид ему жизнь опостылела (Var Víglundur þó aldrei með hinu meira gleðibragði því að honum gekk Ketilríður aldrei úr hug).

20. Свадьба Кетильрид

Всё это время Хольмкель сидел у себя в усадьбе. Однажды он собрался в путь, прибыл на Ингьяльдов Пригорок и побеседовал с Торгримом, но никто не знает, о чём шёл разговор. Затем он уехал домой. Торлейв сын Стейнольва же продолжал ухаживать за Кетильрид, но она была холодна к нему.

Через некоторое время Торгрим послал куда-то троих своих людей с поручением. Они отсутствовали три недели и вернулись, и не сохранилось рассказов о том, чем были они заняты. Но вскоре в Низину явились три десятка человек, Хольмкель вышел к ним и попросил предводителя незнакомцев назвать себя. Тот сказал, что его имя Торд из Восточного Фьорда, и что он приехал просить руки Кетильрид. Хозяин усадьбы сообщил эту новость дочери, и та ответила, что так далека от мысли о замужестве, как только возможно, и что вообще не собирается выходить замуж, тем более за старика.

Торбьёрг осталась крайне недовольна таким ответом и в конце концов потребовала от Хольмкеля обручить дочь с Тордом вне зависимости от того, желает она этого или нет. Он подчинился, и Кетильрид уехала с Тордом, а свадьбу решили сыграть в Восточных Фьордах. Но жить там было негде, пока не выстроен дом для новобрачных, и Кетильрид беспрекословно присматривала за его сооружением, но никто не видел радости на её лице.

Торд, однако, не пытался взять её силой и вёл себя так, как будто они не были женаты: хотя они спали в одной постели, между ними всегда была завеса.

Торлейв был крайне расстроен (undi illa við) замужеством Кетильрид, но помешать происходящему не смог, так как её увезли слишком далеко. Торд же ласково обходился с Кетильрид, но на неё это не производило никакого впечатления, ибо сердце её было отдано Виглунду, и только он мог зажечь в её груди ответное любовное пламя.

21. О том, как Виглунд решил вернуться в Исландию

Виглунд и его побратимы вернулись с войны тем летом, и Кетиль встретил их как героев.

Как-то всех людей в усадьбе позвали мыть голову (höfuðþvott) в баню, но Виглунд отказался, объяснив:

- Я дал обет не мыть голову до тех пор, пока мы с Кетильрид не воссоединимся (Öngvan höfuðþvott mun eg hafa og öngvan hefi eg haft síðan við Ketilríður skildum).

И сказал ещё вису:

№ 9.

Мне любимая в последний вечер

Приготовила ванну

Из дубовой коры.

Не к спеху мне другая.

И не милы мне

Иные девы, в злато облачённые,

И во все дни, что мне остались,

Не позволю я им совершить

Надо мной омовение.

И не пошёл мыться.

Этой зимой во всей стране царил мир, а летом они решили вернуться в Исландию. Каждая дружина должна была плыть на своём корабле. Вот они вышли в море вместе и там разделились, и сыновья Кетиля попали во льды, но благополучно выбрались оттуда и причалили в той четверти, где стоял хутор Ингьяльдов Пригорок. Они сообщили Торгриму о примирении, заключённом с его сыновьями, и также сказали, что в скором времени его сыновья должны прибыть вслед за ними. Торгрим обрадовался.

А Виглунд и его брат плыли до тех пор, пока не увидели Снежный Ледник (Snæfellsjökul), и Виглунд сказал:

№ 10.

Там, за ледяным холмом,

Моя любовь сокрыта.

Единственная, взор которой

Мне мил. О сладостная, -

Пою я для высокой

Владычицы злата, -

Я горд тобою превыше всего.

Холм средь холмов. За тобою

Родина моей любимой!

И ещё одну вису рек Виглунд:

№ 11.

Владетель лука, обрати свой взор

На безрадостные пустоши,

Где сквозь тучи едва брезжит солнце.

Как грустно мне влачить здесь свои дни!

И даже горы - не преграда

Моей любви. Но тише!

Прекраснейшую из богинь

Не смею огорчать напрасно.

Тем временем ветер переменился и задул с суши, и их отнесло в открытое море. Потом с запада налетел ураган, и кораблю малого не хватило, чтобы накрениться и утонуть. На следующий день Виглунд сел на тюки с грузом и сказал, глядя в море и щурясь от порывистого ветра:

№ 12.

О Кетильрид! Я твой слуга.

Не дай мне духом пасть

Посредь бездушных и жестоких волн,

Что хлещут через палубу мою.

Её слово меня охраняет,

Крепись же духом, Траусти!

И ураган - не оправдание печали,

Что завладеть рискует сердцем Кетильрид.

- Сколь велики твои любовь и тоска, - заметил Траусти, - если ты её именем начал вису, им же и закончил.

- Ты и правда так думаешь, родич? - сказал Виглунд.

Их носило по морю много дней, пока после многочисленных испытаний, измученных донельзя, не выбросило на берег в Гаутвике, что в Восточных Фьордах.

Виглунд сказал:

- Здесь нам могут встретиться наши кровники (Það þykir mér ráð bróðir), а потому, брат мой, лучше будет нам скрыть свои имена. Я назовусь Эрном, а ты - Хравном.

Вскоре к кораблю явился хозяин усадьбы в Гаутвике. Они встретили его радушно и продали ему то, что он хотел, из перевозимого ими груза. Хозяин усадьбы сказал, что хотел бы познакомить гостей со своей молодой женой.

- Я бы хотел, - сказал он, - чтобы и она могла ступить на корабль и выбрать себе то, что ей нужно.

Он ускакал домой, а на следующее утро явилась хозяйка усадьбы. Она узнала Виглунда, но не подала виду. Виглунд же едва не лишился чувств, когда понял, кто эта женщина. Он провёл её на корабль и позволил взять себе всё, что ей понравилось.

Затем явился бонд, чтобы проводить моряков в усадьбу. Там они увидели хозяев дома, но когда владетель усадьбы поднялся, чтобы приветствовать новоприбывших, то споткнулся на ровном месте, ибо он был очень стар, и ноги плохо слушались его. Женщина сказала со вздохом:

- Старик - игрушка в руках злой судьбы (Illt er að eiga gamlan mann).

- Да здесь просто скользко (Þar var í sleipt næsta), - насмешливо ответил тот.

Им были оказаны всевозможные почести, и Виглунд решил, что Кетильрид его не узнала (Ketilríður mundi kenna hann). И сказала она вису:

№ 13.

О древо битвы огня Ван,

То светлое пламя, что, как я всегда знала,

Явит мне чудо с ним встречи!

Узнала я мастера золота Траусти.

Корабль, златом груженный, прибыл

К той, что уж успела выйти замуж

За человека столь преклонных лет,

Что во всём свете не сыскать такого.

Они прожили зиму в усадьбе, и Виглунд был чем дальше, тем мрачнее (harðla óglaður). Траусти же казался вполне довольным жизнью, да и хозяин усадьбы тоже, и все их прихоти выполнялись немедленно.

Говорят, однако, что Кетильрид всё время была облачена в капюшон с вуалью (hinnu fyrir andliti), потому что она не хотела, чтобы Виглунд узнал её, так что он в конце концов начал сомневаться, действительно ли это она.

21. Гости в Гаутвике

Однажды днём Кетильрид прогуливалась в одиночестве, и так как погода стояла необычно жаркая, она вынужденно откинула вуаль с лица. Виглунд в это время проходил мимо и смог наконец рассмотреть её черты достаточно чётко, и от испытанного смятения кровь прилила к его лицу (rauðan sem blóð). Он бросился в зал, где сидел Траусти. Тот спросил брата, что случилось и отчего он так изменился в лице. Виглунд ответил висой:

№ 14.

Истинную правду прореку тебе:

Я думал, никогда не встречу взгляда,

Как у моей любимой, с того дня разлуки,

Когда мне милой сделалась могила.

Сей трус-мужлан владеет моей девой!

Не должен ли я голову

С плеч ему снести? Какое горе

Он причиняет мне! И ведь я сам

Ему за это золотом платил.

Кетильрид, когда поняла, что Виглунд больше не сомневается в её личности, перестала носить вуаль.

Траусти сказал:

- Последним мерзавцем будет кто-то из нас, если поднимет руку на хозяина (Það er hið mesta óráð að gera nokkuð illt bónda), ведь он был к нам так добр. Безжалостна будет судьба к Кетильрид, если обречёт её на смерть мужа. Нам надо держаться от неё подальше.

И добавил:

№ 15.

Никогда больше, о разрушитель кострищ,

Не встанем мы спина к спине.

Ты станешь гнусным негодяем, коли

Сразишь владыку земель Фафнира.

И впредь нигде и никогда

Не заслоню тебя своим щитом;

Молю богов нас вразумить,

Иль в сечу выйдут братья.

Вот день уже клонится к вечеру, и люди идут отдыхать. Ночью Виглунд проснулся и прокрался в покои Кетильрид и хозяина усадьбы. Лунный свет падал так, что часть комнаты была хорошо освещена, а остальная часть скрывалась в сумерках. Виглунд отдёрнул занавес и увидел, что Кетильрид лежит, отвернувшись к стене, а хозяин дома спит на противоположном краю кровати, и голова его повёрнута во сне так, что отсечь её ничего не стоит.

Виглунд взялся за меч и вытащил его из ножён, но тут вошёл Траусти и сказал ему:

- Не делай этого, брат мой! Не будь столь труслив и бесчестен, чтобы зарубить спящего (sofanda mann). Не дай никому понять, что сердце твоё принадлежит этой женщине, веди себя как мужчина! - И добавил:

№ 16.

Брат мой! Се дева возлежит,

Что погубила твою радость и покой.

Теперь же может истребить и честь.

Вот что хочу тебе сказать я:

Коль скоро одна эта женщина

Всю твою жизнь заполонила,

Не должен ты давать ей

Поводов для скорби.

Тогда Виглунд присмотрелся внимательнее, и его поразило, что между спящими оставлено столь обширное пустое пространство. Братья вернулись к себе, но Виглунд этой ночью почти не спал, а на следующее утро был мрачен; хозяин же пребывал в отличном настроении и поинтересовался у Виглунда, что того печалит.

И Виглунд, называвший себя Эрном, сказал вису:

№ 17.

Белые руки хозяйки

Ледяного склона украли веселье:

Они сильнее оказались,

Чем безжалостные воды!

Подобно раскидистому дубу,

Твоя супруга помыслы мои

Собой накрыла и пленила сердце.

Мучительно смотреть,

Как женщина играет душами.

- Это серьёзная причина, - сказал хозяин, - однако мы постараемся развлечь вас. Сыграем в шахматы (teflum).

Они сели за игру, но мысли Эрна были далеки от игральной доски и постоянно возвращались к хозяйке дома; но вскоре она вошла в зал, посмотрела на доску и сказала хельминг:

№ 18.

О победитель многих битв,

Возрадуйся и передвинь фигуру

На поле, куда пал мой взгляд.

Тебя да ободрит моя поддержка.

Хозяин обернулся к ней и ответил:

№ 19.

И вновь богиня злата

Играет против мужа,

Хоть он, как бог богатства,

Во всём её достоин, кроме возраста.

Эрн вернулся к игре и свёл её вничью.

Хозяйка усадьбы почти не разговаривала с Эрном, но как-то днём Виглунд и Кетильрид всё же столкнулись в уединённом месте и завели беседу. Разговор был коротким. Когда они собирались разойтись, Виглунд сказал вису:

№ 20.

О светлобровая, нежнейшая из дев,

Мне кажется, что муж твой

Подобен лодке старой,

Что снята с переправы между шхер.

Но ты, что с первой встречи

Мною завладела, кораблю

Подобна, что бороздит просторы

Морские в полёте стремительном.

И Кетильрид ушла, а Эрн направился к хозяину дома, который приветствовал его. Эрн сказал вису:

№ 21.

Мой друг, ты счастлив тем, что ныне

Твоя жена, светлейшая из дев,

Тебе принадлежит всецело. Но она,

Хлёкк подобна, вонзилась копьём

В мою душу. И если бы мы повстречались

Не под этими сводами,

Я и богиня потоков сплетённых,

Кто знает, кому бы досталась

Златовласка, тебе или мне?

И ещё одну:

№ 22.

Древо битвы не взрастил бы

По своей воле я среди людей,

Но если служанке честью

Твоею женой было б стать,

То богине, что из тёмных вод отлива

Меня в облике женщины вывела,

Не место здесь. И не могу поклясться

Без горечи ни в чём,

Лишь только в том, что впредь ещё возжажду

Я девою всецело обладать.

Хозяин усадьбы ответил:

- Всё будет хорошо, если она сама решит, как поступить.

И на этом беседа прекратилась.

Хозяин усадьбы и в дальнейшем благоволил моряку и помогал ему совершенно бескорыстно; но тот был мрачен и не проронил за всё время ни одного доброго слова. Траусти, его брат, полагал, что это идёт ему во вред, и поговорил с ним начистоту, и посоветовал выбросить эти думы из головы и искать себе другую женщину. Эрн отвечал:

- Это невозможно, я не смогу разлюбить её, даже если бы я и сам того желал.

И сказал вису:

№ 23.

Люблю я чужую супругу,

Жену человека, что принял меня

Весьма радушно и, даже стар телом,

Крепок, подобный дубовому килю.

Другая женщина мне не нужна,

Но, сколько б ни минуло лет,

Если увижу, что благоволит мне

Дева - корабль улетит прочь стрелой,

Опасности презрев.

- Возможно, так и случится, - сказал Хравн.

Они направились в пиршественный зал и увидели там на возвышении хозяина дома. Его жена сидела у него на коленях, и руки его обнимали её стан. Эрн, однако, видел, что ей это удовольствия не доставляет (Örn það að henni var ekki mikið um).

Она спрыгнула с его колен, спустилась вниз и села на скамье. Затем она разрыдалась. Эрн подошёл ближе и сел рядом с ней, и утешил её ласковыми речами. Он сказал вису:

№ 24.

О дева, в лён облачённая,

Невесте подобная!

Волею случая нашёл я твой дом.

Но что же вижу? Руки дряхлого старца

Тебя обвили, пресветлая.

Но время придёт, о лучистая дева,

Когда на их месте мои

Нежные руки окажутся,

Чтоб тебя унести в золотые поля.

- Может так статься, - отвечала хозяйка, - что это время никогда не настанет.

Сказав так, она поднялась со скамьи и вышла, а хозяин, по-прежнему доброжелательный, молвил:

- Сейчас, Эрн, я бы хотел поговорить с тобой. Я вижу, что тебе можно поручить заботу о моём доме в моё отсутствие, поскольку я вскорости должен буду уехать отсюда примерно на месяц. Ты, вне сомнения, самый достойный человек из всех, кому я бы мог поручить это дело.

Эрн промолчал.

23. Свадьба в Гаутвике

В скором времени хозяин выехал из усадьбы в сопровождении пяти десятков мужчин. А после этого Эрн заговорил с братом и сказал ему так:

- Я думаю, нам будет лучше покинуть этот дом и не появляться в нём до тех пор, пока не вернётся хозяин; если мы этого не сделаем, в округе будут судачить, что я соблазнил Кетильрид, и тогда разница между мной и хозяином будет совершенно очевидна.

Они ускакали из дома и сели на корабли, и оставались там до тех пор, пока хозяин не вернулся в усадьбу. Но вернулся он куда с большей свитой, нежели уезжал: с ним приехали Торгрим Заносчивый, его жена Улоф и дочь Хельга, Сигурд Высокоучёный и Гуннлауг Искусный, его брат, и также Хольмкель, владетель Низины, всего пять десятков человек. Они въехали в дом одновременно с двумя моряками.

Кетильрид надела свой свадебный наряд и приготовила всё, как ей приказал хозяин. Когда же все гости расселись в зале, хозяин усадьбы поднялся с места и сказал так:

- Я прошу тебя выйти вперёд, Эрн Корабельщик (Stýrimaður), который с зимы прошлого года жил в моём доме вместе со своим братом, ибо я знаю, что в действительности тебя зовут Виглунд, а твоего брата - Траусти, и что вы сыновья Торгрима Заносчивого. Мне также ведомы твои думы о Кетильрид; и я скажу, что устраивал тебе множество ловушек и испытаний, и со всеми ты справился отлично, хотя твой брат и упреждал тебя от некоторых поспешных деяний. И я окончательно уверился в том, что ты не способен на подлый и злой поступок, и не намерен более скрывать от тебя истинное положение вещей. Знай, что моё истинное имя - Хельги, я сын ярла Эйрика и брат твоего отца, и я посватался к Кетильрид только затем, чтобы сохранить её для тебя, и она чиста. Кетильрид, со своей стороны, проявила себя как благородная женщина, а ведь мы и от неё скрывали, как на самом деле обстоят дела. Никогда мы не спали под одним покрывалом, и постель наша всегда была разделена завесой, хоть и жили мы под одной крышей. И я полагаю, что достаточно с неё испытаний, ведь она уже показала всеми своими делами, что не хочет знаться ни с каким мужчиной из всех живущих, кроме тебя (kenndi öngvan karlmann meðan þú lifðir). Знай также, что всё это замыслил Хольмкель, и мне кажется, что это достаточная вира с тебя за перемирие с ним, и что ты достоин руки его дочери. Я рад предложить тебе мир от его имени, и да будут ваши дальнейшие совместные дела только добрыми и благородными.

И Виглунд подошёл к Хольмкелю и пал перед ним ниц, и возложил голову ему на колени, и исполнилось в тот миг всё, чего он желал; и рек старик:

- Я благословляю вас с моей дочерью Кетильрид, и да будет мир между нашими домами отныне нерушим.

И Хольмкель выдал свою дочь Кетильрид за Виглунда, а Торгрим выдал свою дочь Хельгу за Сигурда Высокоучёного, а Хельги выдал свою дочь Рагнхильд за Гуннлауга Искусного. И говорят, что все свадьбы были сыграны одновременно.

И каждый поехал в свой собственный дом: Кетильрид и Виглунд зажили теперь счастливо и унаследовали Низину после Хольмкеля, отца Кетильрид; Гуннлауг Искусный и Сигурд предпочли покинуть страну и заложить дома в Норвегии; Траусти же унаследовал Ингьяльдов Пригорок от своего отца Торгрима.

Так кончается эта сага.

(В рукописи AM 510 4to текст заканчивается так):

№ 25.

Никто не мог подумать,

Что всё так обернётся,

Но всё, о чём мы просим,

Пред Богом отзовётся.

Боль и тоску мы гоним прочь,

Восславим правды торжество!

Свечей огонь пронизывает ночь,

Рок презрев и злое колдовство!

Мы благодарны всем, кто сагу рассказал, -

Судьба её была не так проста, -

И Торгейру, что набело писал.

Во славу Марии и Иисуса Христа!

Эту сагу записали отец с двумя сыновьями, молитесь же Богу за всех этих людей. Аминь.

* * *

КОММЕНТАРИИ (К ЧИТАТЕЛЯМ)

Еще в 1973 г. М. И. Стеблин-Каменский отмечал в своей статье "Исландские саги" (см.: Исландские саги. Ирландский эпос. - М., 1973. - С. 7-22), что адаптация исландских родовых саг, прядей и исторических трудов к потребностям русскоязычного читателя представляет значительные трудности. Как известно, исландский язык выделяется среди прочих европейских языков тем, что пуристические тенденции и стремление к преемственности эпох в нем выражены в превосходной степени: хотя исландские орфографические нормы за семь столетий письменной истории и претерпели некоторые изменения по сравнению с общескандинавским состоянием, в целом современный исландец может читать древние памятники родной культуры так же легко, как свежую статью в исландской Википедии. Диалектических различий язык не имеет, почти полностью сохранена древняя флективная система словоизменения, редуцированная в остальных скандинавских языках, а сколько-нибудь существенное фонетическое изменение претерпели лишь долгие гласные, подвергшиеся дифтонгизации (á→[au], ó→[ou] и т. д.), причем даже оно, как можно видеть, не отразилось на письме.

Существует даже специальная комиссия при альтинге, отвечающая за калькирование иностранных терминов с использованием сугубо исландского лексического инструментария; так, например, мобильный телефон называется тем же словом, каким в эддических песнях обозначались волшебная нить и руна (sími), а эквивалент слова "генетика" (erfðafræði) образован из корней "удел, доля при наследовании" (erfð) и "техническая наука" (fræði) . Понятно, что в силу: 1) такого архаичного, относительно прочих германо-скандинавских языков, и в первую очередь английского, играющего в современном мире роль lingua franca, состояния и 2) высокой идиоматичности языка, корректное воссоздание исландских памятников на европейских языках вообще и на русском в частности - сложная, хотя и крайне интересная задача.

Классик советской скандинавистики в цитированной выше работе привёл цифру в три с лишним десятка исландских памятников эпохи саг, остававшихся в то время непереведёнными. После нескольких "тучных" лет в начале нулевых, когда силами академических коллективов на русский язык было переведено значительное число исландских родовых саг и даже выдающийся исторический труд Стурлы Тордарсона "Сага об исландцах", обладающий некоторыми чертами военно-семейной хроники, казалось, что вскоре это число будет дополнительно сокращено. Однако из-за финансовых затруднений масштабный проект Антона Циммерлинга и издательства "Алетейя" по переводу исландских саг оборвался после выхода второго тома в 2007 г.

Нам, сетевому сообществу любителей скандинавской культуры, ничего не остаётся теперь, как взять на себя функцию, в чём-то родственную занятиям средневековых монахов-переписчиков, усилиями которых и спасены были от забвения многие, если не все, саги. Это заодно решает возможные проблемы с претензиями борцов за авторские права, поскольку сетевые переводчики, и я в их числе, обычно предпочитают работать на условиях свободного доступа к своей продукции. А сам воссозданный на русском текст теперь будет иметь изначально компьютерное качество безо всяких сканов и прогонов через FineReader, предназначаясь сразу для публикации в виртуальном пространстве.

Если в ближайшие несколько лет программа Циммерлинга будет возобновлена, я с удовольствием приму возможные приглашения к сотрудничеству и унификации контента от академических переводчиков. Однако в настоящее время альтернативы сетевым переводам скандинавской классики не существует.

Эта публикация открывает серию аналогичных работ по переводу на русский язык тех саг и прядей об исландцах, которые прежде никогда не переводились никаким академическим или сетевым ресурсом и не издавались на бумаге, но представляют значительный интерес для любого, кто чувствует себя немного викингом, монахом-книгочеем, скальдом или независимым бондом.

"Сага о Виглунде" (Víglundar saga) хотя и всеми бесспорно причисляется к исландским родовым сагам, но была записана много позже большинства из них, вероятно, уже после норвежской аннексии 1261-1264 гг., поскольку испытала заметное влияние европейского рыцарского романа, в частности тристановского и артурианского циклов.

Действие саги происходит в конце IX - начале Х века, в правление Харальда Прекрасноволосого, примерно в то же время, что и действие первых глав широко известной "Саги об Эгиле".

Сага, очевидно, и составлялась по образцу этого выдающегося литературного памятника.

В ней рассказывается прежде всего история любви исландского воина-скальда Виглунда (Víglundur) и девушки Кетильрид (Ketilríð) и, разумеется, тех испытаний, что пришлось преодолеть влюбленным, желавшим связать себя узами брака вопреки воле родственников.

Однако, так же, как и в "Саге об Эгиле", собственно история Виглунда предваряется "введением в предмет", то есть кратким рассказом об обстоятельствах, которые вынудили семью Виглунда бежать из Норвегии в Исландию, и причинах вражды, вспыхнувшей между отцом Виглунда Торгримом Заносчивым и его соперником Кетилем из Раумарики.

Как и герой "Саги об Эгиле" Торольв сын Квельдульва, Торгрим начал свою карьеру в качестве рядового дружинника конунга Харальда и быстро выдвинулся на службе властителю Норвегии. Однако как Торольв, так и Торгрим из-за своей свободолюбивой и своенравной натуры недолго пользовались расположением конунга и вскоре перешли к открытому сопротивлению его воле. Правда, если Торольв предпочёл остаться в Норвегии и был вскоре убит самим конунгом в результате карательного похода в Халогаланд, то Торгрим Заносчивый, отбивший любимую девушку у конунгова фаворита Кетиля вопреки воле сюзерена, повёл себя благоразумнее и немедленно ретировался в Исландию, где и дожил до преклонного возраста.

Следует заметить, что исландское, и притом довольно позднее, происхождение саги недвусмысленно явствует из схематичности, с которой в тексте описаны события, происходящие в Норвегии, и той тщательности, с которой из саги вытравлены практически все упоминания о языческой религии.

Так, висы составлены скорее по образцу среднеевропейских романсов, нежели в русле скандинавской традиции, и обеднены кеннингами, а имеющиеся практически не содержат обычных отсылок к дохристианской мифологической традиции, за исключением только висы № 21, где Кетильрид сравнивается с валькирией Хлёкк. Далее, в одной из редакций (AM 510 4to) сага завершается рифмованной, вполне христианской по духу канцоной, размер и стилистика которой не имеют ничего общего с поэзией скальдов. Канцона ценна тем, что в ней названо имя одного из тех, кто первым записал этот вариант саги: Торгейр.

Что же касается норвежских эпизодов, то там чётко видны анахронизмы и заимствования не только из более популярных родовых саг, но и из рыцарских романов.

Так, вводная глава о конунге Харальде, относящая действие саги к 870 - 930 гг., почти дословно списана с "Саги об Эгиле".

Гл. 2 перекликается с легендами об Изольде.

В гл. 4 рассказано, как конунг Харальд и ярл Эйрик, осматривая усадьбу последнего, прогуливаются по яблоневому саду. Ясно, что в Центральной Норвегии, тем более зимой, такое вряд ли было возможно, а следовательно, эпизод этот механически перенесён в сагу из памятников, возникших в странах с более тёплым климатом.

Эпизод с игрой в мяч в гл. 14, после которой конфликт Людей из Низины и жителей Ингьяльдова Пригорка обретает черты кровной мести, перекликается с "Сагой о Гисли", где именно во время такого состязания выясняется, что Гисли сын Кислого осуществил успешное покушение на Торгрима.

Описание битвы в гл. 16 напоминает "Сагу об убийстве на Пустоши".

К тому же обстоятельства, при которых происходили вооружённые столкновения между Людьми из Низины и сыновьями Торгрима, в гл. 14 и 16 почти идентичны. Даже число воинов с каждой стороны совпадает. Читатель вполне закономерно может задаться вопросом, почему ни одна из сторон не сделала выводов из первой схватки, и противники позволили цепи событий, повлёкших за собой эту стычку, в точности повториться. Имеются некоторые основания подозревать, что одна из битв описана по образу и подобию другой.

Все эти мелкие технические недочёты и повторы, впрочем, нисколько не снижают литературной ценности саги, которую с точки зрения современного человека вполне можно уподобить знаменитой шекспировской драме "Ромео и Джульетта", только со счастливым концом.

Самая ранняя дошедшая до нас версия саги датируется XVIII веком и приписывается, впрочем без особой уверенности, перу Йоуна Улавсона (1731-1811). Этот манускрипт известен как рукопись MS 140 из "Коллекции Тордарсона" Библиотеки Университета шт. Висконсин (Мэдисон, США). Он оцифрован, и его фотокопия доступна по следующему адресу. Современное критическое издание текста саги в соответствии с нормами исландской орфографии нового времени недавно было осуществлено сотрудниками Университета шт. Висконсин Питером Горманом (Peter Gorman) и Натали ван Дёйзен (Natalie Van Deusen).

Рукописью владели в разное время датский государственный чиновник и коллекционер Виллем Люксдорф и английский филолог Энн Гурни. У последней манускрипт был приобретен богатой исландской семьёй, один из представителей которой, финансист Хьёртур Тордарсон, эмигрировавший в США, и завещал его Университету шт. Висконсин.

Настоящий перевод сделан с цифровой копии исландского нормализованного текста Гормана и ван Дёйзен, имеющейся в интернет-коллекции Icelandic Sagas Online Database. Референтным источником служил английский перевод 1901 г. Уильяма Морриса (William Morris) и Эйрика Магнуссона (Eiríkr Magnússon), опубликованный впервые Оксфордским университетом.

Константин Рашников, Киев, ноябрь 2009 г.

* * *

Víglundar saga

Перевод: К. Рашников