Письменные источники

Источник: РОДОВЫЕ САГИ И ПРЯДИ (эксклюзивный перевод для сайта Ульвдалир Константина Рашникова)

1

Начинается эта сага с того, что в Ледовом Фьорде, в Банной Усадьбе, жил человек по имени Торбьёрн, сын Тьодрека. Он держал под собой годорд Ледового Фьорда, и был весьма родовитым и могущественным мужем. Но, в отличие от прочих достойных людей, никто во всём Ледовом Фьорде не стремился породниться с ним, ибо у Торбьёрна была привычка свататься к высокородным женщинам с тем только, чтобы впоследствии наложить руки на их имущество и забрать его себе, а очередную жену выгнать. У многих он отнял так добро и жилище, к великому их недовольству, а ещё некоторых вынудил покинуть насиженные земли. Под его опекой жила высокородная девушка по имени Сигрид, и Торбьёрн отвёл ей большое состояние, которым она, однако, не была вправе распоряжаться, пока оставалась под его крышей.

На Синем Болоте жил человек по имени Хавард, высокородный и уже в летах, а в пору своей молодости он был выдающимся викингом, лучшим среди всех воинов его времени; но в многочисленных битвах ему нанесли много тяжких труднозаживавших ран, и наиболее болезненной из них была рана подколенного сухожилия.

У Хаварда была жена по имени Бьярги, высокородная женщина, но вспыльчивого нрава. У них был единственный сын по имени Олав, юный годами, однако уже сильный, высокорослый и смелый. Хавард и Бьярги очень любили его, он же относился к ним со всемерным сыновним послушанием.

На Отмели в Ледовом Фьорде жил человек по имени Тормод, его жена звалась Торгерд. О нём мало что было известно, и в то время он был уже человеком преклонных годов; о нём говорили также, что он способен менять личину по своей воле, и люди опасались иметь с ним дело.

А близ Лунной Горы в Ледовом Фьорде жил человек по имени Льот, сильный и высокорослый муж, брат Торбьёрна, державший его сторону во всём.

На острове же Эдер жил человек по имени Торкель, мудрый, но не слишком отважный, хотя и высокого происхождения. Среди всех людей его имя выкликалось последним, ибо он был законоговорителем Ледового Фьорда. Следует здесь назвать и ещё двоих людей, Бранда и Вакра, домочадцев Торбьёрна из Банной Усадьбы. Бранд был мужем изрядного роста и силы. Летом он ходил по округе и в разных местах добывал вещи, которые требовались по хозяйству, а зимой стерёг овец. Он был добродушен и не навязывался никому против их воли.

Вакр был племянником Торбьёрна по материнской линии, он был мал ростом и веснушчат, язвителен и смешлив, и то и дело подстрекал Торбьёрна, своего родича, на различные дурные дела. Его нигде не привечали и не говорили о нём доброго слова. Он ничего особенного по хозяйству не делал, а только выполнял тайные поручения Торбьёрна, особенно в тех случаях, когда они были сопряжены с каким-то злым умыслом.

Наконец, в Ледовом Фьорде, на Холме, жили также женщина по имени Тордис, сестра Торбьёрна и мать Вакра, и другой её сын, по имени Скарв, высокорослый и сильный человек. Он жил вместе с матерью и заведовал хозяйством. А на Гагарьем Когте жил человек по имени Торольв, пользовавшийся всеобщим расположением, но незнатный. Он повадился навещать Сигрид из Торбьёрнова дома, уговаривая её оставить усадьбу ради него и забрать причитавшиеся ей деньги, однако Торбьёрн дал ему от ворот поворот и велел никогда более не заводить даже речи об этом.

2

Теперь сага переходит к рассказу о том, как Олав на Синем Болоте возмужал и стал подавать большие надежды, и люди говорили, что у Олава сына Хаварда вместо кожи медвежья шкура, ибо он даже в самые лютые морозы не выходил из дому одетым теплее, чем в короткие штаны, заправив в них рубашку и подпоясавшись кушаком.

В доме Хаварда жил человек по имени Торхалль, дальний родич хозяина, ещё молодой человек, которого наняли ухаживать за имуществом.

Однажды осенью люди из Ледового Фьорда отправились на овечий выгон, и скота там не оказалось, а Торбьёрн из Банной Усадьбы недосчитался шестидесяти голов. После этого быстро наступила лютая зима, и овец даже не искали. Однако следует сказать, что незадолго до наступления холодов Олав сын Хаварда пришёл на выгон и тоже обнаружил, что все овцы пропали. Он принялся искать овец, принадлежавших жителям округи, и нашёл как овец Торбьёрна, так и своих собственных, а также скотину своего отца, и скот многих других людей; затем он отвёл овец домой и отдал каждому тех, что ему причитались; за этот поступок он снискал дополнительное уважение, хотя его и прежде привечали.

Рано утром Олав привёл скотину Торбьёрна в Банную Усадьбу. Он явился, когда все жители дома сели за трапезу, и не нашлось ни одного мужчины, чтобы его встретить. Он постучался в двери, и вышла Сигрид, воспитанница Торбьёрна, ласково заговорила с ним и спросила о причине визита; Олав ответил:

- Я привёл скот Торбьёрна, который потерялся этой осенью.

Тем временем Торбьёрн услышал, что в двери дома кто-то стучит. Он выслал Вакра поглядеть, кто пришёл, и Вакр выскользнул наружу и выглянул в щель, и увидел, как Олав и Сигрид беседуют друг с другом; тогда он встал за дверью и подслушивал разговор, и услышал, как Олав говорит:

- Я думаю, нет нужды мне встречаться ещё с кем-нибудь. Ты, Сигрид, и сама сможешь рассказать, что скотина возвращена.

Она ответила утвердительно и проводила его, пожелав всех благ. Вакр поспешил обратно в покои хозяина, и когда Торбьёрн спросил, почему он вернулся и кто приходил, тот ответил:

- Вот как на духу: это был Хавардов малец, Олав, его сын, олух с Синего Болота, и он привёл домой твоих овец, которые потерялись в пору сбора урожая.

- Это хорошая весть, - сказал Торбьёрн.

- Так-то оно так, - сказал Вакр, - но сдаётся мне, что это был только предлог, ибо я видел, как они с Сигрид болтали этим утром, и разговор принял столь дружеский оборот, что она даже обняла его за шею.

Торбьёрн ответил:

- Каким бы ни был Олав бесстрашным человеком, он поплатится за то, что бросил мне вызов таким образом.

Олав же отправился домой. Время шло, и говорится, что Олав ещё не раз приходил в Банную Усадьбу, чтобы увидеть Сигрид; у них случилась любовь, и в окрестностях пошли слухи, что они с Олавом втайне обручились.

Когда снова пришла пора сбора урожая, люди отправились на овечьи пастбища, и там снова никого не оказалось, и опять-таки наибольшие потери понёс Торбьёрн. Когда же толпа мало-помалу разошлась, Олав снова ушёл один и искал по выгонам то здесь, то там, среди гор и торфяников, поросших вереском, и снова нашёл множество овец и распределил их так, чтобы каждому можно было возвратить его скот. Он сам позаботился о том, чтобы сделать это, и так как его любили в округе, то за это дело он получил немало благодарностей от всех, кроме Торбьёрна, который ненавидел его. Но даже слыша вокруг себя правдивые речи об этом, он не отступился от мысли вновь увидеться с Сигрид, а Вакр, в свою очередь, приложил все усилия, чтобы оклеветать Олава перед Торбьёрном. И снова Олав пришёл в Банную Усадьбу с большим стадом овец, как и в прошлый раз, и когда он приблизился к дверям, никто из мужчин не вышел встретить его. Он вошёл в пиршественный зал. Там сидели Торбьёрн и Вакр, его родич, и многие другие домочадцы. Олав приветствовал их и пожелал им доброго здоровья, и затем, сняв свою секиру с плеч, положил её у дверей, оставшись безоружным. Никто не ответил ему. Олав увидел, что никто не оказывает ему никакого внимания, и произнёс такую вису:

№ 1.

Мне тишина противна здесь.

Реку вельможным хёвдингам:

Высоки, словно древа

Копейные, сидите молча?

Не мало ль чести тем,

Кто запечатал свои рты?

Я здесь стою уж долго,

И нет от вас ни слова.

Затем Олав сказал:

- Лишь по своей доброй воле, о Торбьёрн, привёл я домой твой скот.

- Да-да, конечно, - ответил Вакр, - всем здесь прекрасно известно твоё искусство, пастух из Ледового Фьорда. Надо полагать, ты пришёл еще и затем, чтобы попросить себе часть скота, как это в обычае у нищих плутов? Пожалуй, и впрямь следует подать тебе некоторую милостыню, но не жди, что она будет слишком уж велика.

Олав ответил:

- В третий раз у меня не возникнет охоты приводить вам потерявшихся овец.

Он вышел из зала. Вакр побежал за ним, присвистывая и издевательски улюлюкая, но Олав не удостоил его ни словом, пока не добрался до родного дома.

Так прошло некоторое время, и снова пришла пора сбора урожая, и все люди благополучно отвели на хутора своих овец. Лишь Торбьёрн недосчитался шестидесяти голов и так и не нашёл их (1). Родичи его стали говорить, что Олав наверняка возжелал получить за свои услуги долю от стада или же вовсе украл его и не собирается возвращать. Однажды вечером Олав и его отец сели рядом за обеденным столом, и на блюдо им положили баранью ногу. Олав отказался ужинать, сказав:

- Для меня эта нога слишком большая и жирная.

- Ладно, - сказал Хавард, - как знаешь, сынок. Я могу тебя заверить, что нога эта взята от нашей скотины, а не от скотины Торбьёрна (2), хотя, признаться откровенно, тяжко мне думать, что мы вынуждены сносить такое оскорбление.

Олав швырнул ногу на стол и побагровел, и хотел было выскочить из-за стола, но, передумав, хватил по столешнице с такой силой, что нога разорвалась на части, одна из которых подлетела в воздух так высоко, что ударилась о резную притолоку и застряла там. Хавард поднял голову, посмотрел туда, улыбнулся и смолчал. В этот момент вошла женщина - Торгерд с Отмели, и Хавард приветствовал её, спросив, зачем она явилась. Она сказала, что её муж Тормод скончался.

- Но странные дела творятся в моём доме, - продолжила она, - он возвращается ко мне в постель каждую ночь. Я осмелюсь просить помощи у вас, хотя и знаю, что многие здесь хлебнули в своё время лиха от Тормода. Если сейчас заставить его вернуться в обитель мёртвых, дела пойдут на лад.

Хавард ответил:

- Я уже не в том возрасте, чтобы выходить на битву, и неопытен в общении с духами. Почему бы тебе не пойти в Банную Усадьбу? Мне кажется, что тамошние владетели заинтересованы в том, чтобы искоренить в своей вотчине подобное безобразие.

Она ответила:

- Ничего хорошего я не жду от них, а даже напротив, опасаюсь, чтобы они не причинили мне вреда.

Хавард сказал:

- Придётся тебе просить об этой услуге моего сына Олава. Юношам полезно доказать своё мужество в таком деле. Помнится, бывали деньки, когда мы считали подобное неплохим испытанием.

Она так и сделала. Олав согласился помочь ей, и позволил остаться на ночь. А на следующий день Олав пошёл вместе с Торгерд в её дом. Там все были очень напуганы.

Ночью домочадцы разошлись по кроватям, а Олав постелил себе у входной двери. Вдруг он увидел, как в зале вспыхнул свет, но какой-то тусклый и смутный. Олав был одет в короткие штаны и рубаху, поскольку не носил иной одежды, и укрывался шкурой. Тормод же выступил из мрака и прошёл в зал, размеренно покачивая своей лысой головой, и увидел мужчину, лежавшего там, где никто никогда не ложился. Он никогда не отличался особым гостеприимством, поэтому без раздумий подошёл к нему и дёрнул за край шкуры. Олав не дал ему стянуть её и удерживал до тех пор, пока покрывало не порвалось, и когда Тормод увидел, что лежавший под шкурой явно сильней его, то юркнул было под скамью, стоявшую у изголовья. Олав вскочил и замахнулся секирой, чтобы поразить его, однако Тормод выбил её и проскочил под его рукой, и Олав был вынужден схватиться с ним. Схватка была жестокой, ибо Тормод был столь могуч, что мало кто мог устоять против него, а вдобавок умудрялся выскользнуть из всех захватов. Но в конце концов свет погас, и Олав понял, что силы его иссякают. Тормод навалился на него и вытолкнул из дверей. В сенях лежало сплавное бревно. Так случилось, что Тормод запнулся об это бревно и упал наземь, и тогда Олав со всей силы пнул его коленом в живот так, что из Тормода дух вышел вон. В доме же стояла тишина. Олав вошёл обратно в зал и крикнул домочадцев, те поднялись, зажгли свет и принялись торжественно качать Олава. И нельзя сказать, что ему это было приятно, поскольку Тормод изрядно помял его. Но все в доме благодарили его за то, что он сделал, и он сказал в ответ, что, по его мнению, им больше не стоит опасаться Тормода.

Олав оставался там несколько дней и затем вернулся на Синее Болото. Вести о его славном деянии разлетелись по Ледовому Фьорду, а потом и по всем четвертям Исландии. И это лишь усилило неприязнь, которую испытывал к нему Торбьёрн.

3

Теперь следует рассказать о том, что в скором времени на берег Ледового Фьорда выбросило кита. Как Торбьёрн, так и Хавард имели некоторые основания претендовать на него, но всё же люди сходились во мнении, что Хавард больше заслуживает получить кита. И надо сказать, что это был лучший из всех китов, когда-либо добытых в стране.

Решили отдать этот спор на рассмотрение законоговорителя. Множество народу собралось там, и все ожидали, что кита присудят Хаварду.

Когда законоговоритель Торкель явился, его спросили, кому принадлежит кит.

- Ну, - промямлил он, - очевидно, что это их кит.

Тогда Торбьёрн обнажил меч и подошёл поближе.

- Чей-чей, ты сказал? - переспросил он.

- Э-э... конечно, твой, - поспешно ответил Торкель, и вид у него был как у побитой собаки.

Торбьёрн принялся разделывать кита и против обычных правил забрал всю тушу. Хавард отправился домой. Он был крайне рассержен. Присутствовавшие судачили, что бесстыжий нрав Торбьёрна опять дал о себе знать.

Однажды Олав пошёл проверить, как себя ведут овцы на выгоне, поскольку зима выдалась суровой, и за ними был нужен глаз да глаз. Была уже глубокая ночь. Он увидел Бранда Сильного, который шёл ему навстречу, и приветствовал его. Бранд ответил столь же учтиво. Олав справился, что привело его на Болото в столь поздний час. Бранд сказал так:

- Случилась беда. Сегодня рано утром я пошёл проведать свой скот, но оказалось, что кто-то согнал всех овец вниз, на береговую полосу, затопляемую приливом. Есть две тропы, по которым я мог бы вернуть их на склон, но каждый раз, как я пытаюсь сделать это, на моём пути становится некий муж и отгоняет их обратно, и так продолжалось весь день. Я решил позвать ещё кого-то на помощь.

- Я согласен пойти с тобой, - сказал Олав.

Они спустились на берег и увидели там овец, а рядом с ними Тормода. Олав сказал:

- Что ты выбираешь, Бранд, - отгонять овец или отвлекать Тормода?

Бранд ответил:

- Мне легче справиться с овцами (3).

Олав направился туда, где стоял Тормод. Со стороны отмели берег был весь укутан сугробами. Олав побежал к отмели за Тормодом, который всё время лишь чуть-чуть опережал его. Но когда он достиг отмели, то сумел схватить его. Олав боролся изо всех сил, и продолжалось это довольно долго, и Олав понял, что Тормод едва ли сколько-нибудь ослабел со времени их последней схватки. Они покатились по отмели, и сверху оказывался то один, то другой, пока они не влетели в сугробы, и снова то одному, то другому удавалось подмять под себя противника, и так продолжалось, пока они не достигли приливной полосы. Случилось так, что Тормод в этот миг оказался внизу, и Олав, напрягшись в последнем усилии, сломал ему позвоночник, а потом уплыл с ним в море и утопил там труп (4). И даже много позднее описанных событий это место пользовалось у моряков дурной славой.

Олав вернулся на берег и помог Бранду отогнать овец на выгон. Бранд горячо поблагодарил Олава и отправился домой.

Но когда Бранд вернулся в усадьбу, ночь была уже на исходе, и Торбьёрн поинтересовался, что его так задержало. Бранд рассказал ему о случившемся и о том, как Олав помог ему. Вакр сказал на это:

- Ты, наверное, и впрямь до смерти перепугался, раз тебе взбрело в голову позвать этого болвана, вся слава которого проистекает лишь от его разборок с призраками.

Бранд ответил:

- Я думаю, ты бы испугался больше моего. Ты искуснее в речах и хитёр, как лиса, но тебе нечего и думать тягаться с ним.

Они крепко повздорили, и кончилось дело тем, что Торбьёрн отругал Бранда и запретил ему распространяться о подвиге Олава, сказав:

- Для тебя или для любого другого человека из моего дома постыдно уповать на Олава больше, чем на меня и на мой род.

Меж тем зима подошла к концу, и пришла весна. Хавард заговорил с Олавом, своим сыном, и сказал:

- Дела обстоят таким образом, сынок, что я пока не могу противиться наездам Торбьёрна, но уже и не имею терпения жить рядом с ним.

Олав ответил:

- Едва ли бегство от Торбьёрна поможет нам, впрочем, поступай как знаешь, отец. Каково твоё решение?

Хавард сказал:

- На противоположном берегу фьорда есть ещё много незанятых холмов и ничейных равнин; там я возведу своё новое жилище и буду жить в согласии со своими друзьями и родичами.

Они сняли свой хутор и всё имущество забрали с собой, и соорудили там очень красивый новый дом, который впоследствии был прозван Хавардовой Усадьбой.

Ведь в те дни в Ледовом Фьорде ещё не было зависимых бондов, а только свободные землевладельцы (5). 

4

Каждое лето Торбьёрн сын Тьодрека ездил на тинг вместе со своими людьми, ибо он был могущественным и влиятельным человеком, и род его был многочислен.

В те дни на Лугу у Бардова Берега жил Гест сын Одлейва. Он был велеречив, богат, дружелюбен и пользовался значительным влиянием в народе. И в то же лето, когда отец и сын съехали с насиженных земель, Торбьёрн по своему обычаю прибыл на тинг, желая посвататься к сестре Геста сына Одлейва. Гест холодно принял его и сказал, что Торбьёрн своеволен и жестокосерд, а потому едва ли может стать его другом, но так как с Торбьёрном прибыла немалая дружина, Гесту пришлось ответить согласием на его предложение. Однако он выговорил себе условие, согласно которому Торбьёрну полагалось оставить свои неправедные дела и больше не пытаться подчинить своей воле каждого, а жить по закону, писаному или неписаному, а если бы он не сдержал такого обещания, то Гест имел бы право отозвать согласие на помолвку. Торбьёрн согласился. И тогда они поехали с тинга домой к Гесту, на Бардов Берег, и тем же летом сыграли самую пышную из всех свадеб в стране.

Когда об этом узнали в Ледовом Фьорде, Сигрид и Торольв, её родич, посоветовались друг с другом, созвали бондов и объявили о том, что Сигрид забирает себе деньги, положенные за её долю в имуществе Банной Усадьбы, и уезжает к Торольву на Гагарий Коготь (6).

Торбьёрн вскоре вернулся домой в Банную Усадьбу и узнал о случившемся. Отъезд Сигрид привёл его в ярость. Он угрожал бондам всеми мыслимыми карами за то, что они позволили Сигрид забрать её долю, и укрепился в решении во что бы то ни стало помешать её браку.

Теперь следует рассказать о том, что у Хаварда тем летом подобрался на редкость дикий и своенравный скот, и как-то утром пастух пришёл домой, а Олав спросил его, как дела. Тот ответил, что некоторые овцы разбежались, и он в затруднении, то ли искать тех, кто уже потерялся, то ли стеречь тех, кто остался. Олав ответил, что тому не о чем беспокоиться, и что он сам поищет пропавших, а пастуху лучше позаботиться о тех, кого он сумел привести с собой.

Олаву в то время сровнялось восемнадцать зим, и он был прекрасен собой и подавал самые большие надежды из всех юношей в крае. Он взял секиру и пошёл вдоль фьорда, пока не пришёл на Гагарий Коготь, и там он увидел, что все потерянные овцы сбились в то место, где впервые вышли на берег. Он подошёл к дому и постучал в дверь, а открыла ему Сигрид. Она приветствовала его, и он тоже ей обрадовался.

Но когда они беседовали, Сигрид изменилась в лице и сказала:

- Вот по фьорду плывёт ладья, и в ней, как я ясно вижу, сидят Торбьёрн сын Тьодрека и Вакр, его подручный; и на носу разложено оружие, и среди него лежит и Пламя Войны, меч Торбьёрна. Он явно вознамерился совершить что-то дурное или вскоре решится на это; и я молю тебя избежать встречи с ними. Если они подумают, что ты подсобил мне увезти скарб из Банной Усадьбы, это ничем хорошим не закончится.

Олав ответил:

- Я не сделал Торбьёрну ничего плохого. Я не боюсь его и не стану бежать от него одного.

- Твои слова достойны отважного мужа, - ответила она, - но всё же тебе лишь восемнадцать зим, и неразумно тебе сражаться с человеком, который никому не уступил в сражении и носит меч, прочнее которого не сыскать. И потом, если они за тобой приплыли, а это мне кажется вполне вероятным, то Вакр едва ли останется в стороне от поединка.

Олав сказал:

- У меня нет дел с Торбьёрном. Я не стану встречаться с ним по доброй воле, но если мы всё же повстречаемся, ты во всяком случае сможешь рассказать о многих славных деяниях, коли так суждено (7).

- Нет, не бывать этому, - сказала Сигрид.

Олав поднялся на ноги, пожелал ей долгих лет и счастья, и они простились. Он направился к побережью, туда, где стояло стадо. А Торбьёрн и Вакр уже были близко, и случилось так, что они решили причалить именно в этом месте. Он подождал, пока ладья не пристанет к берегу, и помог оттащить её от воды. Торбьёрн ласково заговорил с Олавом, тот ответил столь же любезно и спросил, куда держат они путь. Торбьёрн ответил, что намерен посетить свою сестру Тордис.

- Что же, пойдёмте вместе, - предложил Олав. - Мне как раз по пути, я должен отвести скотину домой. Но вполне вероятно, что после этого будут говорить, что пастухи стали самыми уважаемыми людьми в Ледовом Фьорде, если уж ты забрался в такую даль, чтобы помочь мне в этом деле.

- Нет, - сказал Торбьёрн, - этого я не сделаю.

Здесь следует сказать, что на песке лежало большое бревно, выброшенное приливом, несколько походившее на раздвоенную дубину с обломанными концами. Олав поднял эту дубину и взвесил в руке. Затем направился к овцам и погнал их впереди, и некоторое время они шли так все вместе.

Торбьёрн заговорил с Олавом и был сама любезность; однако Олав заметил, что они уже порядком отклонились от нужной дороги, и даже пошли обратно. Он зашагал так, чтобы все они шли не отставая друг от друга. Так они миновали холм, и после этого им следовало бы расходиться.

Но Торбьёрн повернулся и сказал:

- Вакр, родич мой, полагаю, нет больше нужды медлить с исполнением нашего замысла.

Олав понял, что происходит, и взбежал на склон холма, а они стали нападать на него снизу. Олав пытался защищаться своей дубиной, но Торбьёрн сражался своим мечом, Пламенем Войны, столь яростно, что рассёк дубину, как пёрышко. Но куски, на которые он разрубил дубину, всё ещё были достаточно увесисты, чтобы оказывать сопротивление. Но и эти обломки они изрубили, и тогда Олав стал обороняться секирой и защищался так умело, что противники получили много ран и оказались в сильном затруднении.

А Тордис, сестра Торбьёрна, встала рано утром в день битвы, услышала сильный шум, но ничего не смогла разглядеть, и тогда она послала служанку выяснить, что происходит. Та возвратилась и доложила, что Торбьёрн, её брат, и Вакр, её сын, бьются с Олавом сыном Хаварда, и тогда Тордис пошла в дом и рассказала об этом своему сыну Скарву, призвав его помочь родичам. Он ответил, однако:

- Я предпочёл бы сражаться вместе с Олавом - и в честном бою. И я почитаю ничуть не менее позорным нападать втроём на одного, нежели делать это вчетвером. Я отказываюсь идти туда.

Тордис ответила:

- Я-то полагала, что у меня два сына-смельчака, а теперь я вижу, что ошибалась всё это долгое время, ибо ты скорее дочь мне, чем сын, раз отказываешься помочь своим родичам, и если б я родила девочку, она и то была бы храбрее, чем ты, сын мой.

И вышла, а он, вне себя от гнева, схватил секиру и выбежал из дома, и примчался на склон холма, где шло сражение. Торбьёрн увидел его и начал биться ещё отчаянней, а Олав не заметил его приближения. И когда Скарв достиг Олава, он ударил его с двух рук, и секира вонзилась тому глубоко в спину. Олав в это время отражал натиск Торбьёрна, но, получив предательский удар, стремительно обернулся и ударил оставшегося безоружным врага по голове с такой силой, что лезвие разрубило череп и застряло в мозгу. Но Торбьёрн не терял времени даром и разрубил Олаву грудь, и оба они, Скарв и Олав, пали мёртвыми.

Затем Торбьёрн подошёл к Олаву и ударил его в лицо с такой силой, что передние зубы и вся нижняя челюсть вылетели изо рта.

Вакр спросил:

- К чему поступать так с мертвецом?

Торбьёрн ответил, что, вполне возможно, эти зубы ему ещё пригодятся, завернул их в тряпицу и оставил при себе. Затем они добрались до хутора и поведали Тордис о случившемся. Оба были очень серьёзно изранены.

Тордис была удручена и горько сожалела о том, как обошлась с сыном, однако дала им приют и оказала помощь.

Вести о битве облетели Ледовый Фьорд. Все полагали, что Олав сражался как истинный мужчина, и его оборона против всех врагов восхитила людей; но Торбьёрну надлежит отдать должное в том, что он рассказал всё как было и нисколько не преуменьшил свершений Олава (8).

Постепенно они оправились настолько, что смогли покинуть дом. Торбьёрн пошёл на Гагарий Коготь и расспрашивал там о Сигрид, но ему сказали только, что её никто не видел с того самого утра, когда она ушла вместе с Олавом. Её искали долго и упорно повсюду в крае, но поиски оказались безуспешны, и больше Сигрид никто никогда не встречал (9).

Тогда Торбьёрн отправился домой и зажил спокойно.

5

Когда Хавард и Бьярги получили известия о смерти Олава, старик Хавард тяжко вздохнул, лёг в постель и пролежал двенадцать месяцев, никуда не выходя и не желая никого видеть. Бьярги же строила какие-то планы, каждый день ходила к морю вместе с Торхаллем, а всю положенную работу по дому делала ночью. Все вели себя тихо. Никто не объявлял кровную месть за Олава, и люди поговаривали, что, вероятнее всего, род его так и не сможет отплатить за преступление, поскольку Хавард уже слишком ослабел, чтобы сражаться, а рассчитывать ему стоит только на силу, но никак не на справедливый суд. Время шло своим чередом.

Однажды утром Бьярги вошла к Хаварду и спросила, проснулся ли он, а он ответил, что да, и спросил, чего она хочет. Она сказала:

- Я бы советовала тебе вставать с постели и пойти в Банную Усадьбу поговорить с Торбьёрном, ибо он и по сей день избегает кары за свои злые дела. Но, чтобы злые языки ни о чём не судачили, ты не должен слишком многого требовать, буде он поведёт себя как должно.

Он ответил:

- Ничего хорошего из этого не выйдет, но я сделаю, как ты советуешь.

И вот Хавард вышел из дому и направился в Банную Усадьбу. Торбьёрн принял его вежливо, и Хавард также был с ним любезен. И сказал Хавард:

- Я пришёл затем, Торбьёрн, чтобы потребовать виру за моего сына Олава, убитого тобою и оставшегося неотомщённым.

Торбьёрн отвечал:

- Ты прекрасно знаешь, Хавард, что я убил многих, и пускай в народе и говорят, что они умерли неотомщёнными, а всё ж я ни за кого не платил виры. Но твой случай особый: ты потерял храброго сына и тронут этою потерей до глубины души. Мне кажется необходимым воздать тебе, хоть плата моя и может показаться тебе недостаточной. Взгляни-ка на поле, там ты увидишь коня, прозванного Старым Пердуном: он серой масти, постоянно печален и целыми днями лежит влёжку. Думаю, для тебя он достаточно стар. Кормить его можно мякиной, а в последнее время он даже ведёт себя чуть-чуть веселее. Если ты удовлетворишься таким возмещением, можешь забирать его с собой и владеть им в своё удовольствие.

Хаварду кровь бросилась в щёки, и он молча вышел (10). Вакр бежал за ним всю дорогу и издевался, пока Торхалль не отогнал его от лодки.

Когда они вернулись домой, Хавард снова лёг в постель и не вставал ещё двенадцать месяцев. Об этом случае узнали в народе, и общее мнение было таково, что Торбьёрн снова проявил себя жестокосердым мерзавцем.

Так прошло ещё какое-то время.

6

Следующим летом Торбьёрн снова собрался на тинг вместе со своими присными из Ледового Фьорда. И как-то раз Бьярги снова заговорила с Хавардом, а он спросил, чего ей надо. Она отвечала:

- Я бы хотела, чтобы ты поехал на тинг и посмотрел, можно ли там что-то сделать.

Он ответил:

- Знаешь ли, это последнее, что я бы надумал делать. Мало меня унизил Торбьёрн, чтобы доставлять ему удовольствие сделать это снова в присутствии всех хёвдингов страны?

Она сказала:

- Этого не следует бояться. Я даже думаю, там ты найдешь человека, который сможет помочь тебе. Это Гест сын Одлейва. Если случится так, как я думаю, и он будет хлопотать о перемирии между тобой и Торбьёрном, и даже вытребует от него достаточную виру серебром, то, сдаётся мне, выглядеть всё будет примерно таким образом: люди соберутся в круг и будут смотреть, как Торбьёрн отсчитывает тебе деньги, и коль скоро дойдёт до твоей очной ставки с Торбьёрном, то он не преминёт выкинуть какую-нибудь подлость, чтобы задеть твою честь, но ты постарайся снести эту подначку и затем уходи как можно скорее. И ежели окажется, что ты более великодушен, чем можно ожидать, то в кругу врагов воцарится разлад; и благодаря этому ты сможешь надеяться, что твой сын Олав будет отомщён, хотя на первый взгляд на это и трудно будет рассчитывать. Но если тебе не удастся удержать себя в руках, то не уходи с тинга без достойного ответа, ибо тогда не удастся отплатить вообще ни за что.

Хавард сказал:

- Я не совсем понимаю, что всё это должно значить, но если уж я узнаю, что мой сын Олав может быть отомщён, меня ничто не остановит.

7

И вот она помогла ему собраться в путь, и он направился на тинг, и по всему было видно, что он уже согбен годами и немощен. Когда он явился, все палатки уже были установлены, и народ был в полном сборе.

Он подъехал к одной большой палатке и узнал, что её покрывает человек по имени Стейнтор из Эре. Тот был не только высокороден и могуществен, но и обладал благородным сердцем. Хавард спешился и вошёл, и увидел там Стейнтора с дружиной. Хавард приветствовал его, и слова его были приняты радушно. Стейнтор спросил, кто перед ним, и Хавард назвал себя. Стейнтор промолвил:

- Так это ты тот самый муж, чей благонравный и достойный сын был убит Торбьёрном после обороны, прославившейся повсеместно в нашем краю?

Хавард подтвердил, что это он и есть, и попросил:

- Господин мой, позволь мне жить в твоей палатке во время тинга.

Тот отвечал:

- Я с радостью дам тебе такое позволение. Но веди себя спокойно и воздерживайся от стычек, ибо вижу я великую печаль в твоём сердце, которую навряд ли что-то сможет утолить. Постарайся же скрыть её от посторонних.

Рассказывают, что старый Хавард постелил себе лежанку в палатке, лёг там и пролежал почти весь тинг, ни с кем не вступая в беседу, но однажды утром Стейнтор позвал его и сказал так:

- Я всё понимаю, но что же ты лежишь здесь безучастно, как чурбан? Ты мужчина или трепло?

Хавард ответил:

- Я непрестанно думаю, как взыскать отмщения за моего сына Олава, и сердце моё разрывается от лживых поклёпов подлого труса Торбьёрна.

Стейнтор сказал ему:

- Прислушайся к моим советам. Ступай же к Торбьёрну и выскажи ему свои притязания; думаю, что если их поддержит Гест, а это вполне вероятно, то ты добьёшься желаемого.

Хавард поднялся, вышел из палатки и отправился к Гесту с Торбьёрном. Торбьёрн был у себя, а Гест отлучился куда-то. И вот Торбьёрн спросил у Хаварда, зачем тот явился. Хавард отвечал:

- Я так часто думаю о том, как был сражен мой сын Олав, что мне кажется, будто было это только вчера. Я здесь, ибо не имею больше сил сдерживаться и требую от тебя виры за убийство.

Торбьёрн ответил:

- Ну-ну. Я тебе вот что посоветую, дружище: приходи-ка ты ко мне в усадьбу, и тогда я подумаю, как тебя облагодетельствовать. А сейчас иди прочь и не мешай мне. Я, видишь ли, очень занят.

Хавард бросил:

- И это всё, что ты можешь сказать? Ты ещё у себя в усадьбе достаточно чётко дал мне понять, каковы твои подлинные намерения. Но я полагал, что здесь-то ты, быть может, одумаешься...

Торбьёрн разразился хохотом.

- Вот чудеса-то! - воскликнул он. - Ты никак подумываешь нажаловаться на меня хёвдингам! Проваливай и не смей больше никогда появляться на моём пороге, не то я прикажу тебя как следует отмутузить.

Хавард побледнел и вышел из палатки, и сказал:

- Я стар, но за всю свою жизнь я ещё никогда не делал такой ошибки, как сегодня.

Ему навстречу попался Гест сын Одлейва со своими людьми. Хавард был так разъярён и опечален, что света белого не взвидел и даже не стал разбирать, кто идёт, однако Гест заметил человека, понуро бредущего мимо.

Вот Хавард вернулся к своей лежанке и погрузился в тяжёлые думы. Стейнтор же спросил, как прошла встреча, и тот рассказал ему обо всём, что случилось. Стейнтор возмущённо воскликнул:

- Какая вопиющая несправедливость! Он покрыл себя вечным позором, и мы этого так не оставим.

Тем временем Гест зашёл к себе в палатку и был приветливо встречен Торбьёрном, однако спросил:

- Кто это вышел сейчас из нашей палатки?

Торбьёрн отвечал:

- Странно слышать от тебя такие вопросы. Много народу шляется тут и там, всех я и не упомню.

Гест сказал:

- Это верно, однако этот человек непохож на всех других: он высокого роста и хотя уже стар, но ещё крепок и многим даст фору. Мне он показался опечаленным и смертельно разгневанным. Так тягостно было ему, что он даже не разбирал дороги, удаляясь отсюда. И что же? Я вижу здесь и другого человека, вполне довольного собой. Что бы всё это значило?

Торбьёрн отвечал:

- Это должен быть старик Хавард из моего годорда.

Гест спросил:

- Не его ли сына ты зарубил?

- Его, - подтвердил Торбьёрн.

И сказал Гест:

- Сколь бесчестно ты поступил, нарушив обещание, данное мне, когда я разрешил тебе посвататься к моей сестре!

На тинг с Гестом приехал также и человек по имени Торгильс сын Халля, честный и храбрый, и было это в те дни, когда слава о деяниях его только начинала распространяться по стране (11). Ему Гест поручил найти Хаварда и привести его в свою палатку.

Вот Торгильс поступил так, как было велено, и сказал Хаварду, что Гест желает увидеться с ним.

Однако Хавард ответил так:

- Мне нет смысла о чём-то договариваться с Торбьёрном после тех оскорблений, которым он меня подверг.

Торгильс начал уговаривать его:

- Гест обещает заступиться за тебя, - убеждал он его.

В конце концов Хавард скрепя сердце снова явился к палатке Геста. Тот сам вышел встретить его и обошёлся с ним очень любезно, и сказал:

- Прошу тебя, Хавард, сядь и расскажи в моём присутствии обо всём, что у тебя вышло сегодня с Торбьёрном.

Тот сделал, как было велено, и когда Хавард закончил речь, Гест спросил у Торбьёрна, всё ли сказанное соответствует истине. Торбьёрн не осмелился солгать.

И Гест сказал ему:

- Твой поступок чудовищно несправедлив! Либо ты позволишь мне самому вынести решение по вашей тяжбе, либо я немедленно расторгаю наш союз.

Торбьёрн согласился вверить ему решение тяжбы, и все они вышли наружу. Гест позвал многих владетельных хёвдингов и попросил их собраться в круг, но некоторые всё же стояли поодаль и судачили о чём-то своём (12).

Засим Гест сказал:

- Торбьёрн, я не могу взыскать с тебя такую виру, какой ты заслуживаешь, ибо всех твоих денег не хватит, чтобы выплатить её. Придётся мне ограничиться тем, что я назначу тебе трёхкратную виру за убийство Олава. И, желая искупить все беды, что ты причинил Хаварду, я обещаю, что Хавард сможет найти кров и дары в моей усадьбе весной или осенью, когда бы ни пожелает явиться туда в гости, и что больше никто не посмеет оскорбить его, пока мы оба живы.

Торбьёрн сказал:

- Хорошо. Но позволь мне рассчитаться с ним, когда я приеду к себе домой.

- Нет уж, - отрезал Гест, - будь любезен выплатить все деньги здесь, на тинге. Я даже посодействую тебе в этом и сам выплачу однократную виру.

Именно это он и сделал со всеми почестями. Хавард безразлично посмотрел на него, сел и спрятал деньги в плащ. Тогда в круг вошёл Торбьёрн и стал платить, причём платил он самыми что ни на есть мелкими монетами. И вот когда он выплатил однократную виру, то заявил, что денег у него больше нет.

Гест сказал ему, чтобы тот даже и не думал увиливать.

Тогда Торбьёрн полез за пазуху, достал ещё один маленький свёрток и развязал на нём тесёмки.

- Сейчас-то, думается мне, ты сочтёшь, что получил всё сполна, - ехидно сказал он и швырнул свёрток в лицо Хаварду с такой силой, что у того кровь хлынула из разбитой губы.

- Вот, - крикнул Торбьёрн, - вот передние зубы и нижняя челюсть твоего сына Олава!

Хавард вскочил вне себя от ярости, поняв, откуда Торбьёрн взял деньги (13), и серебряные монеты выскользнули из его плаща и раскатились вокруг. Он сломя голову кинулся на стоявших рядом людей и ударил попавшегося под руку законоговорителя тинга в грудь с такой силой, что тот рухнул и долго лежал в беспамятстве. Хавард прорвался сквозь оцепление, и никто не сумел задержать его, ибо он бежал прочь с тинга к своей палатке быстро, как молодой человек. Когда же он вернулся в палатку, то, не промолвив ни слова, упал навзничь и какое-то время лежал недвижимо, будто мёртвый.

Гест, увидев это, сказал Торбьёрну:

- Сущий тролль ты, а не человек. Никто не сравнится с тобой в злонравии и бессердечии! Но погоди же, придёт день, когда ты или кто-то из твоего рода отплатит пред людьми за всё, содеянное тобою.

Гест был столь разгневан, что, настояв на своём, поехал с тинга прямо в Ледовый Фьорд, к Торбьёрну, и повелел Торгерд вернуться. Торбьёрн и его родичи сочли свою честь попранной, но не осмелились ничего ему противопоставить. Гест объявил во всеуслышание, что ещё и не так опозорит Торбьёрна, если тот ему впредь хоть где-то попадётся. Сказав так, он поскакал с дружинниками на Бардов Берег, забрав свою родственницу и все деньги, что дал ей в приданое.

Говорят, что Хавард отказался с ним встречаться и поехал домой, всё ещё вне себя от гнева, но перед его отъездом с тинга Стейнтор сказал:

- Где бы мы ни встретились впредь, Хавард, ты можешь просить меня о любой услуге, в которой будешь нуждаться.

Хавард поблагодарил его и уехал. Затем он лёг в постель и пролежал там третий год. И к концу этих двенадцати месяцев Хавард выглядел уже значительно крепче и решительней, чем прежде.

Бьярги продолжала ежедневно, в сопровождении Торхалля, наведываться на побережье (14).

8

Однажды летом они пошли к морю, как обычно, и увидели, как по фьорду с востока плывет какое-то судно. Они поняли, что в нем находятся Торбьёрн и его братья. Бьярги сказала:

- О, а ведь я хотела бы сейчас встретиться с Торбьёрном. Мы поступим вот как. Ты плыви наперерез ладье, и я немного поболтаю с ними. Но помни, что ты должен все время оставаться вблизи их судна.

Они так и поступили. Бьярги заговорила с Торбьёрном, неузнанной поприветствовала его и спросила, куда тот держит путь. Тот сказал, что он направляется на запад, в Вадиль.

- Там, ­- молвил Торбьёрн, - обитают мой брат Стурла и его сын Тьодрек, и я бы хотел, чтобы они переехали поближе к моей усадьбе.

- Сколько же времени ты намерен истратить на поездку, добрый господин? - спросила старуха.

Торбьёрн отвечал, что около недели.

Торхалль меж тем держался поблизости, и когда Бьярги выведала то, что хотела, она вернулась к нему в лодку. Они поплыли прочь, налегая на вёсла что есть мочи. Торбьёрн понял, кто говорил с ним, и вскричал:

- Проклятье! Поспешите за ними, убейте мужика и отрубите старухе руки и ноги! (15)

Однако Бранд сказал:

- Я вновь убеждаюсь, что всё, сказанное о тебе людьми на тинге, было чистейшей правдой. Так знай, что тебе не суждено сотворить всё зло, на которое ты горазд. Коли ты пожелаешь убить их, тебе прежде придется иметь дело со мною. Ты заплатишь добрую цену за свою злокозненную прихоть.

И когда Бранд закончил свою речь, Торбьёрн понял, что ничего не сможет поделать с ним, смирился и поплыл своим путём.

Бьярги тогда сказала:

- Как бы мало в это ни верилось, я надеюсь, что так будет положено начало мести за моего сына Олава. Мы не пойдем сейчас домой.

- Но куда же? - удивился Торхалль.

- К моему брату Вальбранду, - ответила она. - Он живет сейчас на Дворе Вальбранда, и уже очень стар, но высоко почитаем народом. Двух сыновей вырастил он, и хотя они еще малы летами, но подают большие надежды. Их зовут Торфи и Эйольв.

После этого о их поездке больше нечего рассказать, пока они не прибыли в это место. Вальбранд был дома, со своими домочадцами и гостями. Он вышел на двор, поприветствовал свою сестру и пригласил её к столу. Она отказалась, ответив:

- К сожалению, я должна вернуться засветло.

- Чем же уважить тебя, о сестра? - спросил он.

- Я бы желала, - отвечала она, - чтобы ты подарил мне пару-тройку твоих ловчих сетей.

- У меня их целых три, - ответил Вальбранд. - Одна из них, впрочем, прохудилась, но две вполне пригодны для охоты, тем более их еще ни разу не испытывали в деле. Сколько ты возьмешь?

Она говорит так:

- Мне пригодятся две новых сети, но я бы не хотела рисковать старой. Скажи, чтоб были готовы, когда они мне понадобятся.

Он сказал, что так будет, и Бьярги ушла.

Торхалль спросил:

- Куда теперь мы держим путь?

- К моему брату Торбранду, - ответила она. - Он живет сейчас на Дворе Торбранда, и чрезвычайно стар, но высоко почитаем народом. Двух сыновей вырастил он, и хотя они еще малы летами, но подают большие надежды. Их зовут Одд и Торир.

И когда они пришли в это место, Торбранд оказал им самый радушный прием и пригласил остаться, но Бьярги отклонила предложение.

- Чем же порадовать тебя, сестра? - спросил тот.

- Я бы хотела получить от тебя две-три новых верши, - говорит она.

Он ответствовал:

- У меня как раз есть три верши, одна очень старая, но две остальные еще ни разу не использовались. Сколько ты возьмешь?

Она сказала, что предпочтет новую пару, и на том они расстались. И спросил Торхалль:

- Куда сейчас нам направиться?

- Давай теперь посетим моего брата Асбранда, - сказала Бьярги. - Он живет на Дворе Асбранда и старше двух других братьев. Женат он на сестре твоего хозяина Хаварда, и у них есть сын, по имени Халльгрим, юный летами, но уже на диво высокий и сильный, обликом подобный взрослому мужчине.

И когда Бьярги пришла туда, Асбранд также принял их со всем возможным радушием и пригласил заночевать, но Бьярги объяснила, что намеревается вернуться домой до наступления сумерек.

- Что же привело тебя сюда, сестра моя? - спросил хозяин усадьбы. - Ведь тебя, увы, почитай что и невозможно застать у нас.

- Есть у меня одна маленькая забота, - ответила Бьярги. - Так случилось, что мы остались совсем без торфа, и я хотела бы одолжить у тебя секиру для расчистки близлежащих торфяников.

Он широко улыбнулся и сказал:

- Есть у меня две таких секиры. Одна из них совсем старая, порядком износилась, и вряд ли на что-то сгодится. А вот вторая, новая и остро отточенная, еще ни разу не была в деле!

Она сказала, что предпочтет взять новую секиру, и поинтересовалась, скоро ли та будет доставлена к ней.

Асбранд ответил, что позаботится об этом, и Бьярги с Торхаллем благополучно вернулись к себе в Хавардову Усадьбу до заката (16).

9

Вот прошло несколько дней, и Бьярги решила, что в скором времени уже можно ожидать возвращения Торбьёрна с запада. В тот день она пошла в спальню к Хаварду и спросила его, спит ли он.

Тот сел на постели и сказал вису:

№ 2.

С того самого злосчастного утра

Не смыкал я глаз ни на мгновенье,

В тоске и печали плывет корабля

Новый житель под звон дерзкой стали

Тех клинков, что за край тяжкого щита

Безвинного Олава все же проникли.

- То-то же поговаривали, что три последних года ты только притворяешься, что спишь, - сказала она, - а теперь и вправду настало время пробуждения. Наберись мужества, коли желаешь отомстить за своего сына Олава, ибо не представится на твоем веку лучшего случая свершить возмездие, нежели этой ночью.

Когда Хавард услыхал эти слова, он вскочил с постели и сказал вису:

№ 3.

Об одном лишь на оставшемся веку

Молю: дайте слово в тиши обронить;

Хотя и строки вис бессильны

Моё сердце были оживить

С тех пор, как я впервые

Узнал о гибели Ньёрда оружья... (17)

Любимый сын, о! воистину был ты

Главным богатством моим на земле!

Теперь Хавард был снова полон сил и не желал медлить более ни мгновения. Он отворил большой ларец, полный оружия, извлек оттуда шлем и надел его, затем облачился в кольчугу. Великая ярость обуяла Хаварда, и когда он выглянул во двор, то увидел, как чайка реет вокруг дома. И сказал Хавард вису:

№ 4.

Кричит под окнами моими

Вещая птица раздора,

Спешит к морю бренных тел,

Ища, кого бы пожрать на рассвете!

Так было и в древние дни:

С иссохшего древа вран вещает (18),

 Гуннар, что ястреб, летает над полем

Боя, Гаута мёда возжаждав (19).

Он быстро облачился в латы и выдал Торхаллю положенное тому оружие. Теперь они были готовы к битве. Он поднялся в горницу к Бьярги и крепко поцеловал ее, сказав, что не вполне уверен, сможет ли увидеться с нею снова.

Однако она посоветовала ему не тревожиться сверх меры и напутствовала такими словами:

- Нет надобности лишний раз побуждать тебя к мести за нашего сына Олава, и я вижу, что ум твой снова быстр, а сердце полно отваги.

И тогда они распрощались. Торхалль и Хавард спустились на побережье, сели в шестивёсельную лодку и плыли без передышки, пока не достигли Двора Вальбранда. Усадьба стояла на длинной косе, выдававшейся далеко в море, и там они причалили, а Хавард оставил Торхалля стеречь ладью до своего возвращения. Сам же Хавард направился к дому Вальбранда, и когда он вошёл, будучи в полном воинском снаряжении, на двор, то увидел за оградой отца семейства с двумя сыновьями. Братья забрасывали вилами сено на стог и так разгорячились от работы, что сняли верхнюю одежду и обувь, и Хавард заметил, что размер этой обуви, как у взрослых мужей.

Вальбранд приветствовал Хаварда и пригласил его к столу, но тот отказался.

- Я пришел за ловчими сетями, которые ты согласился одолжить моей жене, твоей сестре.

Вальбранд обернулся к сыновьям и крикнул им:

- Вот пришел Хавард, мой добрый родич, и он выглядит так, словно задумал какое-то трудное и славное дело.

Услышав это, они бросили вилы и принялись обуваться. Надо сказать, что обувь дала усадку оттого, что пролежала на солнце весь день напролет. Тем не менее братья втиснули ноги в башмаки и сноровисто побежали на зов отца, и когда после всего, о чем предстоит рассказать, они явились домой, то оказалось, что кожа с их ступней начисто ободрана, а башмаки полны крови (20).

Вальбранд дал своим сыновьям хорошее оружие и напутствовал такими словами:

- Повинуйтесь Хаварду и проявите всю доблесть, на какую способны.

Затем они все вместе направились на Двор Торбранда. Одд и Торир столь же проворно собрались на битву и присоединились к ним. После этого они посетили Двор Асбранда, где Хавард справился насчет секиры для расчистки торфяников, а Халльгрим, его родич, также без раздумий согласился присоединиться к его дружине. С молодым хозяином напросился пойти также и Аун, домочадец Асбранда и Халльгрима, лесник по роду занятий.

И вот всё ополчение вернулось к тому месту, где ждал их Торхалль, охранявший ладью. Теперь их было восемь человек, и каждый был воин на загляденье. И сказал Халльгрим своему родичу Хаварду:

- Что заставило тебя подняться с постели и покинуть усадьбу, родич, не взяв ни секиры, ни меча?

Ответил Хавард:

- Вполне вероятно, что все мы падем в сражении с Торбьёрном сыном Тьодрека и его людьми, и после того, как они нас вынудят расстаться, ты заговоришь по-иному (21), но в этой битве ни одно оружие не поможет мне, кроме Пламени Войны, меча из мечей.

Они принесли клятву, повторяя ее слова за Хавардом:

- Клянемся, что в предстоящем нам деле мы покажем себя как настоящие мужчины.

День уже угасал, когда они погрузились в ладью и поплыли вдоль побережья, и тогда Хавард увидел, как стая воронов реет над тем местом, где коса далеко выдавалась в море. Хавард сказал вису:

№ 5.

Я вижу знамение битвы кровавой

Над косой, выдающейся в море,

Сей миг я вестнику Одина (22) клятву

Даю: ему будет довольно поживы.

Внемлем мы вашей мольбе!

О Халльгрим! Пусть Хильд веселится! (23)

В добрый час, мое славное воинство,

Узрите! Счастливый день пришел!

Птицы встрепенулись от звуков его голоса и полетели прочь, но и на всем оставшемся пути вороны не переставали кружиться над ладьей.

Спутники Хаварда гребли изо всех сил, пока не достигли места, в виду которого стояла Банная Усадьба. Оно само по себе было очень удобно для высадки, и Торбьёрн возвел там большой и красивый причал. Склон, обращенный к нему, был полностью расчищен, все деревья были сведены, чтобы за берегом можно было без труда наблюдать. Ниже причала берег круто обрывался в море, так что не оставалось места для высадки ни для большого корабля, ни для малой ладьи, если бы моряки даже и захотели его найти; кроме того, с этой стороны подход преграждали заострённые китовые рёбра, укрепленные на скале, и прохода не было решительно никакого.

А вот с другой стороны от причала берег тоже повышался, но был покрыт галькой, и за полосой гальки стоял большой сарай, куда убирали челны в непогоду, а напротив сарая был большой пруд, и так получилось, что от сарая для лодок побережье не просматривалось, зато с возвышения, устланного слоем гальки, одинаково хорошо можно было разглядеть и сарай, и всю прибрежную территорию.

Именно там они и причалили, и Хавард сказал:

- Мы перетащим нашу ладью в пруд, а сами пойдем дальше, постоянно укрываясь за скалами, и так они не заметят нас; тем не менее, надлежит быть хладнокровными на этой охоте. Я запрещаю всякое ваше самовольство, пока не прозвучит мой сигнал.

К тому моменту уже совсем стемнело.

10

Теперь следует рассказать о том, что Торбьёрн и его родичи уже вернулись с запада, и было их на корабле десять человек: в том числе Стурла, его сын Тьодрек, Торбьёрн, Вакр, Бранд Сильный и два домочадца. Корабль был изрядно нагружен.

В тот же самый вечер они пристали в Банной Усадьбе, еще до наступления сумерек, и сказал Торбьёрн:

- Не следует нам ничего опасаться в родном доме. Я оставлю судно здесь на ночь, поскольку погода выдалась на славу, и ночь будет сухой и теплой, а ты, Вакр, постережешь оружие и доспехи.

Он снял доспехи и меч и отнес их в сарай.

Торфи, наблюдавший за этим, воодушевился и предложил:

- Идем и заберем их оружие.

- Рано, - молвил Хавард.

Однако он разрешил Халльгриму украсть Пламя Войны и принести ему.

Когда Вакр уснул на посту, Халльгрим побежал к сараю, взял меч и отнес его Хаварду. Тот взвесил меч в руке и сделал несколько грозных выпадов.

И вот Вакр проснулся, облачился в доспехи, надел шлем и приступил к обходу территории. Когда он подошел к пруду, враги выскочили из засады и хотели схватить его. Он же, заслышав звон их оружия, понял, что происходит, и попытался спастись бегством, но споткнулся и свалился в пруд вниз головой. Пруд был здесь мелок, но слой ила - глубок, а Вакр был в полном воинском облачении, очень тяжелом, и быстро увяз. Помощи ему никто, разумеется, не собирался оказывать, и скоро Вакру пришел конец. Когда нападавшие увидели это, они ринулись со скальной гряды вниз, к усадьбе. Торбьёрн, завидев их, кинулся на берег и отплыл в открытое море. Хавард, бежавший впереди всех, бросился в море и поплыл следом за Торбьёрном.

О Бранде Сильном говорится, что, вынужденный к сражению, он схватил весло, сделанное из китового ребра (24), и пронзил им голову Ауна, Халльгримова лесника. Сам же Халльгрим, когда это случилось, еще не спустился со скалы. Увидев, что Аун мертв, он выхватил секиру и нанес удар такой силы, что снес голову Бранда с плеч и разрубил его до самой поясницы. Затем он обратил внимание на Торбьёрна и Хаварда, плывущих в море, и бросился следом за ними.

Торфи сын Вальбранда сражался со Стурлой, человеком высоким и сильным, который обрушил на него все приемы ближнего боя, какими владел, поэтому сражение длилось долго, оба противника выказали изрядную доблесть, и было непонятно, чем завершится поединок.

11

Теперь сага возвращается к Хаварду и Торбьёрну, сыну Тьодрека, и надлежит сказать, что они отплыли уже достаточно далеко от земли, но продолжали плыть, пока не достигли шхеры, торчавшей средь волн, и случилось так, что Торбьёрн  приплыл к ней первым. Хавард же задержался, и безоружный Торбьёрн быстро подхватил большой камень и занес его, чтобы размозжить Хаварду череп.

Когда Хавард увидел опасность, он вспомнил, что, как говорит иноземная пословица, любая судьба всегда кажется легче судеб северян (25), и подумал еще, что если бы даже кто-то предложил ему прожить жизнь заново, сделав ее легче, счастливее и богаче, он бы отказался от всех благ ради победы над Торбьёрном (26).

С этой мыслью Хавард выбрался на шхеру. И в тот самый миг, когда Торбьёрн заносил камень, нога его подвернулась, он упал, и камень, который он держал в руках, рухнул ему на грудь, так что Торбьёрн тут же умер; но, несмотря на это, Хавард поднялся на ноги, подошел к нему, вытащил Пламя Войны и вонзил клинок в тело Торбьёрна. Тут подоспел Халльгрим, и он увидел, что Хавард рассёк лицо Торбьёрна и вырвал его коренные зубы и нижнюю челюсть. Халльгрим спросил, к чему поступать так с мертвецом, и Хавард сказал:

- Этот удар я замыслил в тот миг, когда Торбьёрн швырнул мне в лицо тряпицу с зубами моего сына, убитого этим же самым мечом, желая унизить меня перед людьми (27).

Они направились обратно. Люди сходились позднее во мнении, что обратный заплыв Хаварда был весьма доблестным деянием, ибо он в полной тьме не видел даже, есть ли какие-то шхера или риф на его пути, и говорят даже, что это было самое долгое плавание из всех, о которых есть рассказы.

Поднявшись на скальную гряду, они увидели человека, шедшего навстречу с окровавленной секирой. Под кольчугой на нем был голубой пояс. Подойдя поближе, они узнали в нем Торфи сына Вальбранда. Они приветствовали его, поздравив с победой, а тот спросил, мертв ли уже Торбьёрн. Хавард ответил висой:

№ 6.

Я заточил клинка края

О зубы прежнего владельца,

Я оросил клинка края

Слезьми смертными хёвдинга.

Я без зазренья совести

Присвоил Пламя Битвы (28),

Ибо тот, кто вложил его в ножны,

Ныне пал и лишился всей мощи.

Он спросил затем, что случилось в его отсутствие, и Торфи объяснил, что одолел Стурлу и зарубил его домочадцев, однако не спас от смерти Ауна. Хавард промолвил:

№ 7.

В царство мертвых мы спровадили

Уж четверых убийц кровавых

Его, безвинного дитяти Бьярги.

О! Поистине славная тризна!

Но и в наших рядах есть потери.

Аун сражен костью волка

Морского (29), как поведал,

Печали полон, бравый Халльгрим.

Затем они направились к сараю для лодок и были там встречены своими соратниками.

Эйольв спросил:

- Убить домашних рабов?

Хавард ответил, что рабы не имели никакого касательства к расправе с Олавом, и добавил:

- Оставьте их в живых и проследите, чтобы никто до рассвета не мародерствовал (30).

Халльгрим спросил, что теперь делать, а Хавард отвечал так:

- Что же, возьмем корабль и отчалим на нем прочь отсюда, к Лунной Горе, где живет Льот, ибо весьма вероятно, что он захочет отомстить за своих родичей, если сейчас мы оставим его в живых.

Они погрузились на корабль, прихватив с собой богатую добычу, и поплыли по фьорду в указанное место, пока не достигли Лунной Горы. Хавард молвил:

- Ведите себя осторожно и рассудительно. Льот хорошо вооружен, он владеет обширными землями, держит в доме стражу, которая от заката до рассвета охраняет его спальню, а под изголовьем постели имеется потайной погреб, из которого проложен ход на задний двор, где выставлены дополнительные охранники.

Торфи сын Вальбранда ответил:

- Ничего страшного. Пойдем в усадьбу и сожжем ее вместе со всеми обитателями, до последнего человека (31).

Хавард отверг его совет, и сказал так:

- Ты и твой родич Халльгрим пойдете теперь к дому и будете следить, не полезет ли кто через подземный ход, ибо я считаю, что вы лучше остальных справитесь с этою задачей. В доме есть еще пара дверей с фасада и другая пара, с торца, ведущая в пиршественный зал, и туда отправимся мы с Эйольвом, а первую пару дверей попробуют взломать Одд с Ториром, так чтобы мы все вместе ворвались в зал. А Торхалль будет стеречь лодку и отбивать нападение, если таковое воспоследует.

Так и было сделано. Они отправились в усадьбу. Там во дворе стояла большая резная беседка, и под стеной беседки дремал какой-то человек, и когда нападавшие проходили мимо, он проснулся, заметил их и хотел поднять тревогу. Однако Халльгрим тут же метнул копье и пришпилил им человека к стене дома, и так беглецу пришел конец (32). Они прокрались на те места, куда расставил их Хавард. В частности, Торфи и Халльгрим заняли позицию у задних ворот.

12

Говорят, что Хавард беспрепятственно вошел в зал и увидел, что там светло, как днем, от зажженных факелов, но дальше опять-таки простирается тьма (33). Он поднялся в спальню. Там была хозяйка усадьбы со своими служанками, она еще бодрствовала и не успела закрыть на засов свои покои. Хавард выхватил меч и заколотил рукоятью в дверь мужской спальни, Льот проснулся и спросил, кто там. Хавард назвал себя.

- Вот это неожиданность! - протянул Льот. - Не далее как позавчера, знаешь ли, до нас дошел слух, что ты уже спустился в обитель мертвецов.

- Сплетники, как всегда, все переврали, - отвечал Хавард, - я пришел, чтобы возвестить тебе о кончине совсем других людей, если ты захочешь послушать. Речь идет о твоих братьях, Торбьёрне и Стурле.

Льот, услышав такое, вскочил с постели и выхватил меч, хранившийся под кроватью. Он крикнул слугам, что пришел враг, но Хавард уже ворвался в комнату и рубанул Льота слева. Льот успел отвернуться, поэтому клинок соскользнул с плеча. Удар пришелся по кисти и отсек ее в локте. Льот вскочил на постель и занес меч неповрежденной правой рукой, чтобы пронзить Хаварда, но в этот момент в спальню влетел Эйольв и отрубил Льоту вторую руку. Тут и пришел Льоту конец.

В доме поднялось великое смятение, слуги Льота проснулись и похватали имевшееся у них оружие, но тут внутрь ворвались сыновья Торбранда, сея смерть на своем пути. Многие полегли от их рук. Хавард сказал, обращаясь к домочадцам:

- Ведите себя тихо и не делайте глупостей, иначе мы будем вынуждены убить всех мужчин, способных сражаться.

Слуги поспешили заверить, что будут вести себя тише воды, ниже травы, и в общем не очень-то печалились о смерти Льота, хотя все достаточно долго жили в его доме.

Нападавшие покинули усадьбу, ибо Хавард насытился местью. Торфи и Халльгрим встретили их, решив сняться с занятых постов, и когда они спросили Хаварда, что случилось в доме, тот промолвил:

№ 8.

На рассвете пересекли мы

Бурные воды, чтоб лед окропить

Кровью врагов. Остры осколки!

Славны дела потомка Гейрди! (34)

Эйольв был в битве подобен

Великому Бальдру! Сейчас да утихнет

Пламя светлое распри (35). Пребудьте

 Всемерно бдительны, бесценные друзья!

Они пошли к лодке, где их встретил Торхалль.

Торфи сын Вальбранда спросил, каковы будут распоряжения Хаварда теперь. Тот ответил:

- Следует теперь подумать и о нашей с вами безопасности. Хотя месть негодяев не может быть столь полной, как могла бы она быть, мы все же не можем быть совершенно спокойны за себя. У Торбьёрна еще осталось немало сторонников в крае, и меж них есть высокородные и могучие мужи. Я почитаю наиболее разумным отправиться под покровительство Стейнтора из Эре, ибо он обещал мне помощь во всех моих замыслах.

Они согласились, но сказали, что не расстанутся с ним, пока все не образуется. И вот они сели в лодку и поплыли по фьорду, гребя что было сил, а Хавард присел передохнуть, опершись веслом на уключину. Халльгрим предложил ему спеть какую-нибудь песню, чтобы было веселей грести. И Хавард сказал вису:

№ 9.

О Халльгрим! Воистину великое

Дело свершили мы, воздав

По заслугам злонравному Тьодрека отпрыску (36).

Урд (37) так решила, что в буре мечей

Суждено сгинуть Торбьёрну.

Но знайте, мастера ладьи (38):

еще могут подонки (39) на ваши

головы вскоре позариться.

13

Об их дальнейшей поездке больше особо нечего рассказывать, пока они не добрались до Эре. Был полдень, Стейнтор сидел в зале за пиршественным столом вместе со своими людьми. Хавард вошел в зал в сопровождении четырех соратников, бывших в полном вооружении, выступил вперед и приветствовал хозяина. Стейнтор ответил тем же и спросил, кто они. Хавард назвал себя.

- Не тебя ли приютили мы на тинге прошлым летом? - спросил Стейнтор.

Хавард сказал, что это было именно так.

Стейнтор продолжал:

- Сколь мало сходства между тобой нынешним и тем человеком! Мой гость был согбен годами и несчастьями, и перебраться из одной землянки в другую мог лишь с превеликим трудом, и мы порешили меж собою, что, верно, ему уже не подняться с постели, ибо слишком тяжкий груз лежит у него на сердце. Но взгляните! Ты воспрял ото сна, облачился в доспехи и явился ко мне во всей мощи и славе своей. Какие вести ты можешь сообщить нам?

Хавард отвечал:

- Я должен поведать тебе о смерти Торбьёрна сына Тьодрека, а также его братьев Льота и Стурлы, сыновей Тьодрека, и с ними пал Бранд Сильный и семеро его товарищей.

Стейнтор воскликнул:

- Великие дела творятся в крае! Кто же совершил сие достославное деяние, повергнув столь могучих владетельных мужей?

Хавард сказал:

- Я и мои родичи.

Стейнтор помолчал в изумлении, потом спросил, как Хавард намерен защитить себя. Хавард ответил:

- Я пришел сейчас к тебе, ибо помнится мне, что прошлым летом на тинге ты сказал, что, буде мне понадобится сколь угодно малая помощь, я в первую очередь могу идти к тебе, а не к кому другому.

Стейнтор молвил:

- Не ведал я, когда ты решишь обратиться ко мне за помощью, и уж вовсе не представлял, что ныне все, в чем я тебе мог и хотел споспешествовать, ты совершил собственноручно. Я не был бы твоим другом, коли отказал тебе теперь в том малом, что ты хочешь получить от меня. Останься здесь, Хавард, вместе со всеми твоими сподвижниками, пока все не уляжется, и я обещаю, что буду держать твою сторону во всех разбирательствах. И будем надеяться, что удача теперь будет на стороне правого, а не сильного. Ибо такие достойные люди, как вы, заслуживают полной победы.

Хавард ответил висой:

№ 10.

Смятены ныне ряды тех

клевретов, но коли возжаждут они,

Охотно продлим мы полет

грозных валькирий. Вдали от лика солнца,

К чести жителей Фьорда Ледового,

Беззаконье не прошло бесследно.

В вихре немирья и кровавом дожде

Летят снесенные клинками головы.

Он еще раз поблагодарил Стейнтора за поддержку и благородство, после чего снял доспехи и оружие и принял от Стейнтора новое одеяние. Снимая шлем и кольчугу, Хавард произнес:

№ 11.

Смеялись над горем моим,

Как кровавые волки, вельможи.

Любимый и единственный ребенок

Мой был клинком тогда сражен.

Но с той поры, как вышли на тропу

Смерти лесничие Одина (40),

Лишь отголоски воя волчьего

Слышны в горах безлюдных.

Стейнтор проводил Хаварда в горницу и сел у его постели. Он разрешил войти также и всем спутникам Хаварда. Рядом с Хавардом сели Халльгрим и  сыновья Торбранда, Торир и Одд, напротив же - сыновья Вальбранда, Торфи и Эйольв, а также Торхалль и домочадцы Стейнтора. Когда гости расположились, как им было удобно, Хавард сказал:

№ 12.

О Халльгрим! В доме сем

Мы пищу обрели и кров.

Да! Мы сошли с тропы войны,

Приют на время отыскав.

Но так случилось, что убийства

Нам путь к сей крыше указали.

А впредь, клянусь, не променяю

Я свой покой на копий спор.

Стейнтор на это ответил:

- Отрадно слышать, что ты теперь доволен жизнью и не помышляешь о новых битвах. Как бы мне хотелось, чтобы столь могучие и отважные люди, как собравшиеся здесь, прекратили кровопролитную вражду. Ведь у ваших жертв осталось еще довольно много родственников, которые наверняка задумаются о мести.

Хавард сказал, что кровная вражда ему опостылела - теперь он наконец сбросил многолетнюю тяжесть со своего сердца и думает лишь о том, чтобы в дальнейшем все события развивались мирно. И действительно, он столь искренне привечал каждого собеседника и был настроен так мирно, как если бы помолодел и оставил все заботы.

Но Хавард и его люди понимали, что сейчас рассказы об их деяниях разнеслись по всей стране и от многократного повторения потеряют всякую ясность, так что станет сложно судить, как же развивались события в действительности.

Поэтому они  просидели до заката все вместе - гости, Стейнтор и его люди, общим числом немногим меньше шести десятков боеспособных мужчин, - не теряя бдительности, но вместе с тем веселясь и не пренебрегая ни вином, ни медом, ни песнею.

Теперь надлежит нам оставить их в Эре, в доме владетельного Стейнтора, в роскоши и веселье, и поведать еще и такую историю:

14

На Красных Песках жил человек по имени Льот, по прозванию Смертобоец. Такое прозвище он получил за свою силу и огромный рост, которые позволяли ему неизменно первенствовать в боях без правил. Его сестра вышла замуж за Торбьёрна сына Тьодрека. О Льоте рассказывают, что он был донельзя своеволен и жесток, не задумывался и на миг, прежде чем снести с плеч голову любого несогласного исполнять его волю. В Красных Песках и во всех окрестных землях не было ни одного человека, кто мог бы считать себя надежно огражденным от нападок Льота.

Поблизости от Эре жил человек по имени Торбьёрн, уже в летах, владетель больших богатств, но не очень-то храбрый. У него было два сына, Грим и Торстейн.

Говорят, что Льот и Торбьёрн совместно владели заливным лугом, расположенным очень выгодно для ведения хозяйства, и распоряжались этою землей поочередно с промежутком в одно лето. Однако ручей, который весной разливался и затапливал луг, протекал в непосредственной близости к усадьбе Льота, и получилось так, что в тот год, когда очередь хозяйствовать на лугу была за Торбьёрном, паводка не произошло, и в последовавшем за этим споре Льот заявил, что Торбьёрн больше не имеет прав на луг и что для его же безопасности было бы лучше, чтобы он ушел восвояси и больше не разевал рта на эту землю. Когда Торбьёрн услышал это заявление, ему стало ясно, что Льот не отступится от своих слов.

Но их дома стояли совсем близко друг от друга. И когда однажды Торбьёрн и Льот повстречались на тропе между ними, Торбьёрн снова спросил, твердо ли Льот намерен отобрать у него луг или все же одумался. Льот сказал, чтобы Торбьёрн заткнулся и сидел тихо, и добавил:

- Тебе, равно как и всем остальным жителям Песков, ни в малой степени не позволено чинить наперекор мне. Или ты подчинишься, или я сгоню тебя не только с заливного луга, но и со всех земель, которыми ты еще владеешь. И тогда спорить нам будет уже не о чем.

Торбьёрн понял, что дальнейшие увещевания бесполезны, но так как он был богат, то предложил Льоту продать луг, выставив любую угодную тому цену. Льот запросил шесть сотен серебра, и на этом разговор окончился.

Когда сыновья Торбьёрна услышали, какое оскорбление нанесено их отцу, они пришли в ярость и сказали, что выкупать у беспредельщика их же собственную землю - верх безрассудства, и что они не потерпят такого бесчестья. Об этом стало известно в округе.

Через некоторое время братья отправились пасти овец, принадлежавших отцу. Торстейну сровнялось тогда двенадцать зим, а Гриму - всего лишь десять. Поднялась метель, и мальчики потеряли скот. И случилось так, что именно в это утро Льот решил встать пораньше и обойти угодья, ибо он был весьма рачительным хозяином. Когда братья понуро брели к овечьему загону, они заметили, как Льот возвращается с побережья. Тогда Торстейн сказал своему брату Гриму:

- Видишь ли ты, как Льот Смертобоец идет краем моря?

- Разве мог бы я принять его за кого-то иного? - воскликнул Грим гневно.

- Он нанес нашему роду тяжкое оскорбление, - сказал Торстейн. - Я думаю, мы могли бы взыскать с него за этот поступок.

Грим сказал:

- С твоей стороны весьма неразумно помышлять о бое с таким могучим человеком, как Льот, ибо он превосходит силою четверых или пятерых взрослых мужчин. Это тебе не игрушки.

Торстейн отвечал:

- Тем не менее я не отступлюсь. Не уподобляйся отцу и многим другим бондам, беспрекословно позволившим Льоту обобрать их.

Грим произнес:

- Если уж ты сравнил меня с ними, я просто обязан доказать противное. Я помогу тебе, чем только смогу.

- Хорошо, - сказал Торстейн, - быть может, боги прислушаются к мольбам правых.

У них были с собою топорики, маленькие по сравнению с оружием взрослого человека, однако остро отточенные. Они укрылись возле тропы и терпеливо ждали, пока не показался Льот. Тот шел быстрым шагом и сжимал в руке бердыш. Когда он почти миновал засаду, Торстейн ударил его топором в предплечье, и удар этот был такой силы, как для мальчика, что хотя и не отсек руку, но вывихнул ее в плече.

Однако Льот оборотился к мальчикам и воздел бердыш, чтобы зарубить Торстейна. Но в этот миг Грим исподтишка прыгнул на него, повалил, ибо Льот не ожидал атаки с этой стороны, и отсек руку, державшую оружие, а после этого удары братьев посыпались один за другим. Воистину диву даешься, что так пал Льот Смертобоец, и никто из братьев не получил даже легких ранений.

Они закопали труп в сугроб и так оставили. Когда они вернулись домой, отец стоял в дверях и обеспокоенно вглядывался вдаль. Он спросил, почему они так поздно, а их одежда в крови.

Они поведали о сражении с Льотом. Торбьёрн спросил, зарубили ли они его, и мальчики подтвердили, что Льот мертв. Он сказал:

- Проваливайте отсюда, безумцы, вы навлекли несчастья на мой дом! Вы совершили самый глупый поступок, о каком я только мог помыслить, и убили самого могущественного хёвдинга края! Его родичи придут мстить за него и в лучшем случае сгонят меня с моих земель, но и то вряд ли, а вероятнее, убьют и вас, и меня вместе с вами.

И с тем он прогнал их из дома.

Грим возмущенно воскликнул:

- Что у нас теперь может быть общего с этим старым слизняком? Он повел себя как последний трус!

Но Торстейн осадил его:

- Нет, братец, сдается мне, что папаша совсем не так осерчал, как хочет показать людям... (41)

Они пробрались обратно окольным путем. И действительно, Торбьёрн ласково встретил сыновей и позволил им остаться на краткое время, а вскоре отдал им двух коней и велел скакать во весь опор прочь из округи.

- Я пошлю вас к моему другу Стейнтору из Эре, - сказал он печально, - и буду уповать на то, что он примет вас под свою руку. Возьмите с собой этот золотой перстень, он стоит очень дорого, и Стейнтор часто спрашивал, не хочу ли я продать его, но никогда не соглашался уплатить справедливую цену. Но пусть, ради вашей безопасности, он получит его в дар.

После этого старик поцеловал сыновей и тепло простился с ними, выразив надежду, что когда-нибудь они все-таки свидятся вновь. О поездке мальчиков нечего сказать, пока они не явились в Эре поздним утром следующего дня. Они проследовали в зал и увидели, что там устроен великий пир, и все веселятся напропалую. Братья позвали Стейнтора и приветствовали его. Он ответил тем же и спросил, кто перед ним. Дети назвали имена свои и отца своего, и Торстейн сказал:

- Вот перстень, который отец наш посылает тебе, а с ним наилучшие пожелания и просьбу приютить нас в твоей четверти хотя бы до конца зимы, а там как получится, если нам будет нужна помощь.

Стейнтор принял дар и спросил:

- Какие вести вы принесли?

- Убит Льот, и это мы сразили его, - отвечали они.

Стейнтор воскликнул:

- Вот и второе сегодняшнее чудо. Глядите! Два мальца повергли столь прославленного и могучего бойца, как Льот! Но чем же он провинился перед вами?

Они поведали о бесчестных деяниях Льота.

Стейнтор хитро улыбнулся и молвил:

- Подойдите-ка вы к Хаварду из Ледового Фьорда, благородному мужу и гостю сего дома, - он сидит одесную меня, - и спросите его, согласен ли он , чтобы вы присоеднились к нашему пиршеству.

Они так и поступили, и Хавард приветствовал их, и спросил о том, что они хотят поведать ему, делая вид, что ничего не слышал. Они пересказали ему всю историю, и когда окончили рассказ, Хавард вскочил со скамьи, обнял их и произнес:

№ 13.

О стебли, под солнцем сраженья

Быстро растущие (42)! Славьтесь вовеки

Меж людьми! Воистину добрая весть!

О вы, отрада сердца моего!

Одни из всех живущих на земле

Не устрашились встречи с этим мясником!

Пусть облетят вести о подвигах

Всю Западную Четверть! Слава! Слава!

Хавард пригласил братьев сесть напротив, и они, преисполненные радости и гордости, последовали приглашению.

О всем случившемся стало известно на Красных Песках и во многих других областях страны. Льота нашли мертвым под забором, ограждавшим выгон, и когда люди пришли к Торбьёрну спросить, что он об этом знает, Торбьёрн не стал отрицать, что совершили убийство его сыновья. Но Льот не пользовался особой любовью жителей Песков, и так как Торбьёрн сказал, что осуждает поступок сыновей и уже выгнал их из дома, а домочадцы подтвердили его слова, то кровная месть на сей раз не была объявлена. Торбьёрн зажил в своей усадьбе мирно.

15

Теперь надлежит рассказать о тех, кто остался в Эре на полном содержании Стейнтора. Как ни богат был Стейнтор, но - приходилось кормить многих взрослых мужчин, - все же и его запасы мало-помалу подходили к концу.

В Долине Выдр жил человек по имени Атли. Он взял в жены сестру Стейнтора из Эре, по имени Тордис; Атли был гораздо меньше ростом, чем все люди, почти карлик, и еще о нем говорили, что мозги у него находятся в животе, ибо он слыл первейшим скрягой. Тем не менее он считался знатным хёвдингом и был так богат, что едва мог счесть свое достояние, а Тордис, сестра Стейнтора, была выдана за него только из-за его денег.

Долина Выдр находится вдалеке от основных дорог (43), на противоположном от Эре берегу фьорда.

Рассказывают, что Атли был так скареден, что не нанимал слуг, а вместо этого работал по хозяйству сам день и ночь, вследствие чего сделался таким отшельником, что ни в чьих делах не принимал участия, - ни в добрых, ни в злых. Он был чрезвычайно рачительным хозяином и выстроил обширный склад, в котором держал всевозможный скарб: припасы, от вяленой рыбы до сыра и мяса, а также многие другие полезные по хозяйству вещи.В этом помещении он поставил свою постель и каждую ночь проводил там, и жена была вынуждена спать там вместе с ним.

Рассказывают также, что однажды утром Стейнтор встал необычно рано, обулся, оделся и, тронув ногу Хаварда, попросил его вставать. Хавард быстро поднялся, вышел из горницы и разбудил по дороге всех своих спутников, одного за другим, даже и против их воли, и когда все собрались во дворе усадьбы, где их уже ожидали Стейнтор с несколькими людьми, Хавард сказал:

- Добрый хозяин, мы готовы следовать туда, куда тебе будет угодно указать нам путь, и примем твое решение, будет оно отвечать нашим желаниям или же не будет им соответствовать. Хотя, как ни тяжело мне это признать, мне сейчас некуда больше идти.

Стейнтор отвечал:

- Я всего лишь намереваюсь посетить моего шурина Атли и хотел бы, чтобы вы составили мне компанию.

Те спустились вниз, к морю, где стояло на приколе отнятое ими у Торбьёрна судно. Они погрузились на него, налегли на весла и двинулись по фьорду. Однако Стейнтор видел, что на душе у них кошки скребут.

В то утро Атли также проснулся рано и встал с постели. Он оделся лишь в двойной белый камзол, внизу длинный, а сверху более короткий. Об Атли также следует сказать, что он никогда не ходил быстро, ибо был заморыш, лысый, дурно пахнущий, с глубоко запавшими от недоедания глазами.

Итак, он вышел на двор и посмотрел на лицо погоды, и нашел ее крайне мерзкой: холодной и сырой.

А потом он взглянул на берег и увидел, как там готовится причалить судно, пришедшее с той стороны фьорда, и узнал своего шурина Стейнтора. И нельзя сказать, что Атли сильно обрадовался его визиту.

А за домом Атли был выгон, расположенный несколько поодаль от остальных пастбищ, в полях, и там стоял огромный стог, сено для которого он стащил со всех окрестностей. Атли ничего лучшего не придумал, кроме как стремглав побежать туда и зарыться в сено.

О Стейнторе и его людях надлежит сказать, что они высадились на берег благополучно и направились к усадьбе, и когда они вошли в дом, Тордис проснулась и ласково встретила брата и его спутников, и выразила сожаление, что он совсем редко ее навещает. Стейнтор спросил, где его шурин Атли, а та сказала, что он куда-то вышел, но вот-вот вернется. Стейнтор попросил поискать его, но Тордис не нашла мужа нигде в усадьбе. Она вернулась и озадаченно сказала об этом Стейнтору. И спросила:

- Зачем же ты явился, родич?

Он ответил:

- Я собирался попросить у Атли взаймы немного еды.

Она промолвила:

- У меня не меньше прав распоряжаться в этом доме, нежели у Атли. Я разрешаю тебе взять все, что ты хочешь.

Они направились в склад и перенесли оттуда почти все припасы на корабль. Тогда Стейнтор сказал спутникам:

- Вы можете отправляться домой, а я останусь с моей сестрой, подожду хозяина, моего шурина, и поговорю с ним. Хотелось бы мне увидеть, как Атли поведет себя, когда вернется.

Тордис сказала:

- Сдается мне, брат мой, что большого толку от вашего разговора не будет. Ничего хорошего мы от него не услышим. Впрочем, делай как знаешь, только пообещай мне, что, как бы ни обернулось дело, ты останешься с Атли по крайней мере не в худших отношениях, чем прежде.

Стейнтор пообещал ей это, и тогда она усадила его так, чтобы он оставался незаметен, а спутники его пошли своей дорогой назад к кораблю. Погода окончательно испортилась, и они порядком поплутали по фьорду, прежде чем добрались до цели.

16

А тем временем Атли пролежал под сеном до тех пор, пока не увидел в проделанную щелочку, как корабль отходит от берега. К тому времени он так окоченел, что с трудом выбрался наружу, пополз по направлению к складу, и когда он достиг его, то зуб у него опять не попадал на зуб, но не от холода, а от ужаса. Увидев, что склад пуст, он принялся в панике бегать вокруг него, восклицая:

- Что за разбойники наведались сюда?

Тордис пришла на шум и ответила:

- Не было здесь никаких разбойников. Приезжал мой брат Стейнтор, со своими людьми, и я позволила им взять те припасы, которые ты посчитал украденными.

Атли в гневе закричал:

- Я обо всем позаботился, когда посватался к тебе! Ты ни в чем не испытывала недостатка! Я был богатым человеком, пока не женился на тебе и не встретился с твоим братцем Стейнтором, подлейшим из воров! Теперь он пришел и ограбил меня подчистую, и мы теперь пойдем по миру в рубищах, попрошайничая на большой дороге!

Тордис сказала:

- Чушь. Мы никогда ни в чем не будем нуждаться. Иди-ка ты лучше в постель и согрейся, ты совсем замерз.

Он плакал и скулил под одеялами, которые она навалила сверху, и Стейнтор счел, что его шурин довел себя до крайней степени истощения: он потерял обувь и был бос, а под капюшоном у него не было никакого головного убора (44).

Атли постепенно отогрелся в ее объятиях, продолжая поносить Стейнтора последними словами и называя его гнусным разбойником, и наконец затих. А потом сказал:

- Ну, если хорошо подумать, то у меня есть еще и не такие богатства, а главное из них - ты. Да и шурин мой, Стейнтор, не такой уж плохой человек. Он самый высокородный хёвдинг округи, и потому можно считать, что я просто подарил ему этот скарб или - о! - сдал на хранение, как если бы припасы эти все еще оставались здесь, у меня.

И еще долго он так восхвалял Стейнтора, пока тот не вышел из укрытия и не подошел к постели. Тогда Атли как ни в чем не бывало встал и дружески обнял его.

Стейнтор спросил ехидно:

- Так что, шурин мой Атли, ты продолжаешь пребывать в уверенности, что мы разграбили твой склад?

Атли возмущенно отвечал:

- Это лучшее применение, которое я мог найти этому имуществу! Я разрешаю тебе и в дальнейшем владеть всеми этими вещами, и не испытывать недостатка ни в чем. Мои богатства - твои богатства! Из всех хёвдингов четверти ты наиболее достоин обладать этим сокровищем, а вместе с тобою - сии достославные мужи, воздавшие по заслугам негодяю, причинившему им столько зла, и будь уверен, что твой сегодняшний поступок достоин великого человека!

Стейнтор сказал:

- Атли, я тебя ни о чем не прошу, кроме как о том, чтобы ты впредь не был так жаден. Живи себе в радость, найми наконец слуг, выйди на люди. Раньше я был уверен, что ты человек достойный, а теперь вижу, что ты ведешь себя глупо и гнусно.

Атли пообещал ему это, и Стейнтор в тот же день отправился домой. Шурья поладили, и Стейнтор, прибыв в Эре, решил, что поездка прошла удачно.

Он сидел после этого дома, и остаток зимы прошел в играх и застольях.

17

В Эре жил человек по имени Сварт, высокий и могучий, сила его равнялась силе четырех мужчин. Он делал большую часть домашней работы. Однажды днем Стейтнтор послал за ним и сказал так:

- Сегодня мы хотели устроить командный борцовский турнир, и нам недоставет одного человека. Ты не мог бы заменить его?

Сварт ответил:

- Неразумно отвлекать меня для этой пустячной забавы, у меня как раз накопилось много дел по хозяйству, которые хёвдинги вряд ли возьмут на себя. Но пусть будет по твоему хотению.

С ним боролся Халльгрим. Лучшее, что можно сказать об их поединке, это что каждый раз, как они сходились по сигналу, Сварт оказывался поверженным, да так, что после каждого удара о землю с него сваливалась обувь, и у него уходило немало времени, чтобы прийти в чувство и обуться снова. Все присутствовавшие немало потешались, а Хавард сказал:

№ 14.

Подобны Ньёрду Вальбранда сыны,

Исполнены чести и силы.

О грозные валькирии! Помехой не была

Ведь им тесная обувь в тот день,

Когда явились мы к убийцам сына.

Обильная жатва на поле Гюльви (45)

Собрана в тот летний день.

Халльгриму сровнялось в ту пору восемнадцать зим, и он уже был столь статен, как если бы вступил в пору полного расцвета сил.

Так миновала зима, и люди стали собираться на тинг.

Стейнтор сказал, что он в затруднении, как поступить с теми, кого он укрывает от преследования. Брать их с собой на тинг опасно, а оставлять в усадьбе без дозорных также неразумно. Но за пару дней до тинга он повстречался с Атли, своим шурином, и Атли сказал, что он хотел бы пригласить этих людей к себе в гости на время тинга. Стейнтор отвечал, что он как раз не мог придумать, кому бы поручить это дело,

- так чтобы не волноваться за их судьбу, и ты будешь наилучшим моим помощником в этом деле, если укроешь их у себя.

Атли сказал:

- Я с радостью помогу тебе.

- Я был прав, возлагая на тебя свои надежды, - заключил Стейнтор.

18

После этого Хавард и его люди поскакали к Атли в Долину Выдр, где Атли встретил их с распростертыми объятиями. Ни в чем там они не испытывали недостатка, и Атли устроил пир на весь мир в их честь; там присутствовало в общей сложности десятеро отважных воинов. Атли привел в порядок склад и постелил им там, а также полностью обеспечил их оружием.

Тем временем Стейнтор объявил всеобщий сбор и не пренебрег помощью ни друзей, ни родственников, ни хёвдингов, расположенных держать его сторону; и выехал на тинг в сопровождении трех сотен человек, - тингманнов (46), родичей, друзей и хёвдингов.

19

Жил человек по имени Торарин, годи Фьорда Дюри в Западной Четверти страны, великий хёвдинг, и в те годы он был уже стар.

Он приходился родным братом сыновьям Тьодрека, но был намного мудрее и осмотрительнее их. Когда до Торарина дошли вести о том, что его братья и родичи умерщвлены, он счел свою честь попранной и начал искать путей для кровной мести, ибо он был ближайшим родственником погибших, кто еще мог объявить ее.

В преддверии тинга он созвал к себе людей из Фьорда Дюри, как родичей, так и друзей.

Между ними пришел и Дюри, следующий по рангу после Торарина в годорде последнего, и закадычный его приятель. Сын его звался Торгрим, и к тому времени он уже вполне возмужал для битвы. О нем рассказывали, что он искусен не только в воинских искусствах, но и в мастерстве колдовских заклинаний.

Когда Торарин изложил друзьям свои замыслы, они полностью поддержали его и предложили, чтобы Торарин и Дюри отправились на тинг с двумя сотнями человек, а Торгрим сын Дюри вызвался убить Хаварда со всеми его спутниками. Он сказал, что, по слухам, эту зиму они провели в доме Стейнтора из Эре, и тот пообещал отстаивать их интересы, как свои собственные.

Торгрим далее сообщил, что Стейнтор, по его сведениям, как раз выехал из дома на тинг с большой дружиной, а его гости отправились в Долину Выдр к Атли Скупцу, шурину Стейнтора,

- и нет ничего слаще, чем перебить их всех на глазах друг у друга.

Так и порешили, и Торгрим выехал из дома, взяв с собою восемнадцать человек. О поездке этой особо нечего сказать, пока они не прибыли к усадьбе Атли в Долине Выдр, и было это ранним утром. Они встали лагерем так, чтобы их не было видно от дома. Торгрим позволил своим людям спешиться и укрыть коней в лощине, а сам сказал, что очень устал и хочет вздремнуть. Он прилег, прикрыв голову кожаной накидкой, и спал очень беспокойно (47). 

20

Теперь следует сказать, что те, кто укрывался в Долине Выдр, ночевали на том самом складе, но под утро всех разбудил шум, произведенный Атли; он ворочался во сне и колотил руками и ногами по постели, как бы отбиваясь от врагов, и никто не мог сомкнуть глаз. Тогда Торфи сын Вальбранда разбудил его и спросил, почему он не дает им спать. Атли огорченно хлопнул себя по лысой голове и сел в постели.

Хавард спросил, что ему привиделось, и тот отвечал:

- Мне снилось, что я вышел из склада и увидел волчью стаю, вбегавшую на двор с юга, в ней было восемнадцать зверей, а впереди следовала огромная лисица, ростом равная пещерному великану, и никогда прежде не доводилось мне встречать подобной твари: она злобно рыскала глазищами туда-сюда и обнюхивала все углы в усадьбе. Все звери выглядели поистине устрашающе. Но как только она вбежала во двор, Торфи разбудил меня. И мне представляется несомненным, что сон этот в руку и предвещает лихие замыслы против нас. Вставайте!

Атли сам подал пример собеседникам, вскочив с постели и облачившись в доспех, и те тут же собрались и приготовились к бою. Атли вооружился мечом и сказал грозно, хотя сам был почти незаметен за спинами гостей:

- Может оказаться, что мой шурин Стейнтор напрасно надеялся отыскать тут пристанище для вас, однако раз уж так повернулось дело, - позвольте мне принять командование нашим отрядом. Прежде всего нам надлежит выбраться отсюда и прокрасться вдоль стены, так чтобы противники не смогли запереть нас ни внутри, ни в ограде. А что до побега, - я думаю, что возможность такая даже не закралась вам в головы.

И они подтвердили, что даже и не думали об этом.

21

Теперь следует рассказать о том, как Торгрим пробудился ото сна, весь в поту (48), и молвил:

- Я проникал мыслию в дом и рыскал вокруг него, и мне кажется, что заставить их сдаться будет сложно. Так поспешим же побыстрее разделаться с ними и вернуться восвояси, на заслуженный отдых. Я думаю, что правильнее всего будет сжечь их в доме.

Они вооружились и побежали в усадьбу. Но Атли и его люди увидели их заблаговременно, и Атли сказал:

- Вот и Люди из Фьорда Дюри пожаловали, и ведет их, верно, Торгрим сын Дюри, отъявленный мерзавец и первейший колдун в тех местах. Это лучший друг Торарина, который принял теперь на себя кровную месть за своего брата Торбьёрна. Сейчас думаю я, что мне надлежит, противу всяких ожиданий врагов, сразиться с самим Торгримом. Ты же, Хавард, как человек закаленный в битвах и великий хёвдинг, мог бы сразиться сразу с двумя противниками; так и сделаем. Тебя, Халльгрим, я попрошу биться вон с теми двумя, самыми статными из всех, а вам, Торфи и Эйольв, сыны Вальбрандовы, достанутся вон те четверо. Также и вам, Одд и Торир, сыновья Торбранда, выпадут четверо врагов. Вам, Грим и Торстейн, сыновья Торбьёрна, достаются трое, а Торхаллю и моему слуге - по одному на каждого.

Распределив силы таким образом, Атли изготовил их к обороне. Торгрим и его люди подступили к дому с юга и увидели, что дела обстоят совсем не так, как им хотелось бы, и что внутри их уже ждут вооруженные противники. И Торгрим сказал в сердцах:

- Кто бы мог подумать, что трусишка Атли окажется бесстрашнее многих, но идем на них!

И началась битва. Первыми в сечу кинулись Атли Карлик и Торгрим, сражавшийся огромным двуручным мечом. Но в тот день кровь все никак не обагряла этот клинок.

Они бились некоторое время, и сталь будто отскакивала от Торгрима. Атли крикнул:

- Ты, верно, не человек, а тролль, о Торгрим, раз сталь не берет тебя.

Торгрим ответил:

- Зря ты это провякал, дурак. Теперь я обрушу на тебя все свое умение и вскоре сниму твою пустую лысую башку с плеч.

Атли вскоре увидел, что чаши весов склоняются отнюдь не в его сторону. Тогда он отбросил меч, наклонился так, чтобы пробежать между рук Торгрима, и подножкой свалил того на землю. У него теперь не было оружия, и он понимал, что действовать надо быстро, ибо враг много сильнее. Он подкатился под Торгрима, мертвой хваткой вцепился тому в горло и поволок туда, где лежал его меч, а дотащив, методично перепилил о лезвие шею противника.

После этого он вскочил, дико озираясь кругом, и увидел, что Хавард тоже поразил одного из своих противников. Атли побежал ему на помощь, и вскоре пал и второй. Халльгрим убил двоих врагов, как и Торфи. Эйольв поразил одного, Торир и Одд - троих, одного же ранили. Торстейн и Грим сразили двоих и ранили одного. Торхалль убил своего противника, и только слуга Атли не смог победить.

Хавард скомандовал прекратить битву. Торстейн сын Торбьёрна, однако, не подчинился и сказал так:

- Не можем мы допустить, чтобы до отца нашего на Красных Песках дошли вести о том, что дети его не справились с работой, которая ничего не стоила другим мужчинам.

С этими словами он подскочил к одному из врагов, вооруженный только неизменным топориком, и снес его голову с плеч, и после этого счел свой долг исполненным.

Атли спросил:

- А почему бы не убить их всех?

Хавард сказал:

- Не надо.

Тогда Атли сел в высокое кресло и попросил, чтобы оставшихся в живых медленно провели перед ним. Каждого пленника он остриг налысо и вымазал им головы дегтем. Потом он вытащил свой нож из кожаного футляра, где тот хранился, не торопясь заточил и отрезал им уши пленников.

- Теперь проваливайте к Дюри и Торарину, - сказал Атли, очень довольный собой, - и пусть эти отметины напоминают вам о вашем славном походе против Атли Карлика.

И Люди из Фьорда Дюри побрели прочь, как побитые собаки. Восемнадцать человек ворвались в усадьбу, а в живых осталось лишь трое.

А Хавард сложил такую вису:

№ 15.

От востока до запада весть

Разлетелась по Фьорду Ледовому,

Что сталь густо покраснела

Ныне в буре мечей.

Игра клинков теперь окончена.

Кто мнил себя хозяевами битвы,

Те рассеяны и сметены с пути

Отважными сынами Вальбранда.

Затем они отволокли трупы из усадьбы и похоронили их в братской могиле с соблюдением надлежащих обрядов (49).

22

Теперь сага возвращается к людям на тинге, куда съехалось значительное число хёвдингов со всей страны, меж ними Гест сын Одлейва, Стейнтор из Эре, Дюри и Торарин.

Вот они начали обсуждать это дело, и Стейнтор представлял интересы Хаварда и его людей, требуя оправдания для них, а Гест сын Одлейва, известный своим умом и неподкупностью, а равно сведущий во всех подробностях истории, должен был быть избран третейским судьей. Поскольку обоим была известна подоплека происходившего, они охотно согласились исполнять эти роли.

Гест сказал:

- Коль скоро обе стороны согласились поручить мне решение вопроса, я не замедлю вынести вердикт. Вначале следует вспомнить дело об убийстве Олава сына Хаварда, разрешенное было мною прошлым летом, ибо я назначил за Олава трехкратную виру. Из этой виры будет оплачена смерть Стурлы, Тьодрека и Льота, умерших неотомщенными, но поскольку Торбьёрн сын Тьодрека положил начало вражде, причинив много бед Хаварду, то за него вира не положена. И точно так же не будет начислена вира за смерть Вакра и Скарва, его племянников, однако смерть Бранда Сильного приравняю я к гибели Ауна, лесника Халльгрима, и также как за одного человека следует уплатить виру за смерть Льотова раба, убитого Хавардом и его спутниками.

Далее, если говорить об убийстве Льота Смертобойца, то за него тоже не представляется справедливым требовать возмещения, ибо многим ведомо крайне несправедливое обхождение его с Торбьёрном, а равно и с теми людьми, которых он подгрёб некогда под свою руку, и поистине воля богов проявилась в том, что двое мальчиков сразили такого бойца, как Льот. Торбьёрн также оправдан, ибо луг принадлежал им совместно, а теперь он может распоряжаться землей по своему желанию.

Однако, учитывая требования Торарина, я постановил, что Халльгрим сын Асбранда, Торфи и Эйольв, сыновья Вальбранда, Торир и Одд, сыновья Торбранда, а также Торстейн и Грим, сыновья Торбьёрна, приговариваются к изгнанию из страны на весь оставшийся тебе, Торарин, срок жизни - а мы хорошо помним, что ты муж уже весьма преклонных годов. Хавард должен съехать со своей земли и не появляться более в этой четверти страны, и то же касается его родича Торхалля.

Я надеюсь, что решение мое вы сочтете справедливым, и мир заключен без ущерба для какой-либо из сторон.

Стейнтор выступил вперед и принял мировую для Хаварда и всех его спутников на условиях, озвученных Гестом, а также выплатил двойную сотню серебра. Торарин и Дюри также выступили вперед, злорадно усмехнувшись, но показались при этом вполне довольными соглашением.

И тут на тинг вбежали те самые безухие, о которых шла речь ранее, и во всеуслышание поведали, чем обернулась их поездка.

Эта новость показалась всем очень значительной, и люди сошлись во мнении, что все повернулось по справедливости, а Торгрим погиб по собственной глупости, дав втянуть себя в чужую вражду.

И Гест сказал:

- Да уж. Твои родичи поистине превзошли всех злонравием и трусостью. Как только у тебя язык повернулся, о Торарин, договариваться о мировой, коли ты замыслил уж прежде столь мерзкое и бесчестное деяние? Я не отступлю от своих слов, сказанных в неведении о твоих истинных намерениях, и вашей вражде будет положен конец по моему велению, но сдается мне, что вы, Торарин и Дюри, сами себя перехитрили и потеряли более, чем хотели, ибо я никогда впредь не встану на вашу сторону в каком бы то ни было споре. А ты, Стейнтор, проявил себя как честный и благородный муж, и я намерен в дальнейшем во всем помогать тебе, что бы ты ни задумал совершить, ибо я уверен, что все твои дела повернутся на добро, а не на зло.

Стейнтор согласился на осуществление вынесенного Гестом приговора, добавив:

- И я также полагаю, что они самим себе навредили, потеряв многих дружинников и опозорившись прилюдно.

Тинг был на этом объявлен закрытым. Гест и Стейнтор расстались друзьями, а вот между Торарином и Дюри пробежала черная кошка, и они были вне себя от бессильной злобы. Стейнтор выслал отряд в Долину Выдр, как только вернулся. Когда его дружинники повстречались с теми, кто скрывался там, и каждый поведал другим, как развивались события, то все сошлись во мнении, что дела обернулись сравнительно неплохо.

Спутники Хаварда поблагодарили Стейнтора за поддержку. Все согласились, что его шурин Атли также обошелся с ними как нельзя лучше и совершил великие деяния, заслужив право называться храбрецом из храбрецов. Дружба шурьев окрепла, и Атли с тех пор пользовался славой доблестнейшего из малоросликов, где бы ни держал свой путь.

23

После этого Хавард и все его спутники направились в Ледовый Фьорд, и Бьярги была несказанно рада встрече, а отцам братьев так и вовсе показалось, будто молодость возвратилась в их дряхлые тела. Хавард исполнил обещание устроить пир на весь мир в своей усадьбе, вновь, как некогда, сиявшей роскошью, и ни в чем не было недостатка на этом празднестве. Стейнтор из Эре был там, и Атли, шурин Стейнтора, и Гест сын Одлейва, и родичи Геста, и все хёвдинги, поддерживавшие Хаварда. Поистине это был праздник из праздников; собравшиеся пили и веселились, и так продолжалось день и ночь напролет без малого неделю.

Хавард был теперь богат сверх всякой своей нужды, и потому в конце праздника он приступил к раздаче подарков. Первым он одарил Стейнтора, которому отдал три десятка валухов и пять овец, меч, щит и массивный золотой перстень, ценнейшее из всех богатств дома. Затем он преподнес дары Атли, сыновьям Вальбранда, сыновьям Торбранда и сыновьям Торбьёрна. Каждого он одарил оружием и другими ценными, красивыми и полезными в хозяйстве вещами. Халльгриму он отдал меч - Пламя Войны, и прилагавшиеся к нему доспехи. Затем он поблагодарил всех гостей за поддержку в час испытаний и добросердечие. Также и всем прочим присутствовавшим на пиру, помимо поименованных прежде, Хавард преподнес щедрые дары, не скупясь ни на золото, ни на серебро.

Когда Стейнтору настало время уезжать в Эре, Гесту - на Бардов Берег, а Атли - в Долину Выдр, они простились с хозяином и остались с ним в превосходных отношениях. Те, кто был приговорен к изгнанию, отплыли из Вадиля, что на западном побережье, и вышли в море в конце лета. Они поймали попутный ветер и вскоре прибыли в Норвегию.

Там правил тогда ярл Хакон. При дворе его они остались на зиму, а весной снарядили корабль и отправились с ярлом в викингский поход, где снискали себе славу отважных воинов. Так миновало несколько времен года, и Торарин умер. Тогда они смогли вернуться, уже будучи весьма известными людьми; и навеки остались в сагах и памяти потомков как в нашей стране, так и далеко за ее пределами.

И больше в этой саге о них не будет говориться.

24

Хавард тем временем продал землю и переселился в Северную Четверть, сперва в долину, называемую Сварфадардаль, а затем в Овечью Долину. Там он возвел новый дом и прожил несколько зим, и дом этот был назван, как и предыдущий, Хавардовой Усадьбой.

А по прошествии этих зим до Хаварда дошел слух, что в Норвегии умер ярл Хакон, на смену которому пришел конунг Олав сын Трюггви, ставший единоличным правителем страны. Также рассказывали, что Олав отказался от старых богов и принял новую веру.

Тогда Хавард разбил свое домашнее капище, разобрал хутор, отплыл вместе с Бьярги и Торхаллем в Норвегию и прибыл к конунгу (50). Там он был встречен весьма радушно. Хавард крестился вместе со всеми домочадцами и прожил следующую зиму при дворе Олава, пользуясь большим уважением конунга. Той зимой Бьярги скончалась, а летом Хавард и Торхалль отправились обратно в Исландию. Хавард захватил с собой из Норвегии большой груз строительной древесины, намереваясь соорудить церковь, но вышло так, что сперва ему пришлось построить новый дом в нижней части долины, именуемой Торхалльдаль (51).

Вскоре после этого Хавард занемог и, пролежав некоторое время в постели, позвал Торхалля. Когда тот явился, Хавард заговорил с ним и сказал так:

- Я болен, и, думается, хворь эта сведет меня в могилу. Я желаю, чтобы все имущество, которое останется после меня, перешло в твою собственность, в награду за твою многолетнюю безупречную службу мне. Перенеси этот дом в верхнюю часть долины и пристрой к нему церковь, и в ней я хочу быть погребен (52).

Так и было сделано. И вскоре после этого Хавард умер.

Торхалль, во исполнение его завета, перенес дом в верхнюю часть долины и окружил его благоустроенным хутором, прозванным Торхаллевой Усадьбой. Там он поселился и прожил всю оставшуюся жизнь, и потомки его были многочисленны.

Еще говорится, что к тому времени, когда христианские миссионеры пришли в Исландию (53), Торхалль уже построил церковь, в которой похоронил тело Хаварда. Была она выстроена из того самого дерева, которое Хавард, в виде бревен, привез с собой из Норвегии. Могила Хаварда стала местной достопримечательностью, ибо он был известен как великий хёвдинг и почитался народом.

Так кончается эта сага.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Троекратное повторение одного и того же сюжета типично для древних сказок и вообще является расхожим мифопоэтическим архетипом. Позже этот прием, как и числа, кратные трем, еще не раз будет использован в саге.

2. Я попытался отразить здесь игру слов, в соответствии с которой слово "скотина" может быть отнесено как к домашним животным, так и к самому Торбьёрну.

3. Бранд признает тем самым превосходство Олава в храбрости, если не в силе. За это его будет потом упрекать Торбьёрн сын Тьодрека.

4. Читатель может себе представить, какая физическая подготовка и нечувствительность к холоду требовалась, чтобы выдержать такой поединок и последующий заплыв, даже если история и приукрашена в угоду впечатлительной и легковерной средневековой аудитории. В позитивистских терминах история с Тормодом может рассматриваться просто как фокус пройдохи, желавшего создать себе репутацию искусного колдуна. Однако Торгерд, жена Тормода, воспользовалась случаем и науськала Олава на изрядно надоевшего ей муженька.

5. Тем самым впервые, пока еще бегло, определяются временные рамки истории и делается заявка на остросоциальный пафос.

6. Сигрид догадывалась, что Торбьёрн в будущем передаст ее долю в имуществе в распоряжение Торгерд дочери Одлейва, и она попадет в еще большую зависимость от него на еще более унизительных условиях, нежели прежде.

7. Олав, как человек амбициозный и бесстрашный, нуждается только в свидетеле предстоящей битвы. Гораздо больше, нежели смерти от меча Торбьёрна, юноша опасается того, что об этой его последней битве не сложат ни песни, ни саги. Жестокость просьбы Олава, высказанной им  влюбленной в него Сигрид, не укладывается в парадигму его восприятия привычного мира. Однако с точки зрения кодекса викингской чести поведение Олава безупречно.

8. Торбьёрн, таким образом, берет на себя функции свидетеля из п.7. Этот шаг несколько скрадывает подлость убийства и, очевидно, именно для того и предназначен.

9. Подразумевается, что Сигрид покончила жизнь самоубийством, бросившись в море. Это сближает её с Гудрун из "Старшей Эдды", которая также пыталась свести счёты с жизнью после гибели своего любимого Сигурда (см. "Подстрекательство Гудрун" (Guðrúnarhvöt)). Важно заметить, что Сигрид даже не пыталась отомстить за Олава, ибо верность дому воспитателя Торбьёрна была для нее не менее значима, нежели любовь к Олаву. Этот конфликт уровней подчинения/привязанности приводит ее к суициду и делает лишь эпизодическим женским персонажем.

10. Это второе смертельное оскорбление, нанесенное Хаварду Торбьёрном. Первым, как легко понять, было убийство сына. Но если бы Торбьёрн согласился теперь выплатить за него причитающуюся виру, то был бы в определенной степени обелен в глазах общества.

11. Несмотря на такие характеристики, о Торгильсе в этой саге более нигде не упоминается.

12. Ясно, что эти люди опасались настраивать против себя могущественного Торбьёрна сына Тьодрека. Они не могли, впрочем, не знать, что мировая должна быть заключена в присутствии всех хёвдингов, прибывших на тинг, и такое "голосование ногами" делает всю затею Геста бессмысленной с юридической точки зрения.

13. Очевидно, Торбьёрн нашел эту серебряную мелочь у Олава. Таким образом, третье смертельное оскорбление (опять символическое число, ср. с тремя годами, которые Хавард пролежал в немощи) становится даже более тяжким, чем все остальные. Торбьёрн не только вновь подтверждает, что он убил Олава намеренно. Выясняется, что он вдобавок надругался над телом Олава и ограбил его.

14. Ср. с тем, что сказано о поведении эддической Гудрун в вышецитированном источнике и "Второй песни о Гудрун" (Guðrúnarkviða II). С другой стороны, для Бьярги было вполне естественно посещать место гибели сына.

15. Вероятно, Торбьёрн никогда не видел Бьярги, редко выходившую из дому, и не знал ее в лицо.

16. Опять появляется мотив троекратного повторения неких формализованных действий или троекратного воспроизведения некоторой жизненной ситуации. То, что Бьярги непременно должна вернуться домой до наступления темноты, позволяет предположить, что обход братьев сопровождался какими-то магическими действиями.

17. В висе № 1 кеннинг ЖИТЕЛЬ КОРАБЛЯ (погребальной ладьи), а в висе № 2 кеннинг НЬЁРД ОРУЖЬЯ означают Олава, сын Хаварда.

18. Отсылка к "Речам Гримнира" (Grimnismál). Иссохшее древо = Иггдрасиль. Смысл здесь в том, что вселенский порядок вещей с гибелью Олава серьезно нарушился, ибо противу всяких правил и законов, как произвольно установленных, людских, так и принятых богами, чтобы предательски убитый благородный молодой человек оставался неотомщенным.

19. Возможно, здесь имеется в виду Гуннар с Конца Склона, персонаж "Саги о Ньяле", прославленный викинг, павший в единоличном бою против большого отряда своих кровников в 991 г., то есть как раз незадолго до описываемых событий. В таком случае Хавард призывает дух Гуннара в обличье ястреба себе на помощь. МЁД ГАУТА = слава, добыча битвы (?).

20. Это указывает на беспрекословную верность сыновей Вальбранда приказаниям отца и будет воспето Хавардом в висе № 14.

21. То есть в Вальхалле.

22. ВЕСТНИК ОДИНА = ворон. См. вису № 4.

23. Хильд - одна из валькирий.

24. Можно понять и так, что Бранд выдернул одно ребро из оборонительного сооружения над обрывом (см. выше).

25. Непонятно, говорится ли здесь о жителях Северной Четверти, откуда, возможно, был родом Хавард (в саге об этом ничего не говорится), то ли о скандинавах вообще.

26. Хавард тем самым кладет на алтарь богов битвы единственное, что у него сейчас еще оставалось - свою жажду жизни и мести, заставившую подняться со смертного одра и совершить наезд на Торбьёрна.

27. Ситуация зеркально, с точностью до диалогов, повторяет сцену убийства Олава Торбьёрном. Для Хаварда это, без сомнения, имело сакральное значение. Непонятно, разыгрывал ли Халльгрим наперед заданную роль или удивился столь же искренне, как в свое время Вакр.

28. Пламя Битвы = Пламя Войны (меч Торбьёрна, перешедший теперь к Хаварду).

29. МОРСКОЙ ВОЛК = кит.

30. Приказ Хаварда выгодно отличает его от большинства современников. Ограбить захваченную усадьбу, перебить слуг и изнасиловать женское население не считалось тогда чем-то особенно постыдным. Впрочем, тут же говорится, что без добычи спутники Хаварда не остались. Возможно, здесь имела место некоторая правка, направленная на то, чтобы сделать Хаварда в глазах слушателя совсем уж безупречным героем.

31. Эта тактика, если ее можно так назвать, применялась повсеместно в тех случаях, когда нападавшие ставили целью не грабеж или запугивание хозяев, а именно кровную месть, и в то же время эффективная осада усадьбы была бы затруднительна в силу численного превосходства окруженных там. Ср. слова Торгрима сына Дюри в гл. 21. В то же время, "Сага о Ньяле" и "Сага об Исландцах" подтверждают, что сожжение врага в доме считалось более тяжким преступлением, нежели простое убийство, и приравнивалось, говоря современным языком, к преступлению против человечности.

32. Хотя погибший домочадец Льота нигде даже не назван по имени, это не значит, что его смерть прошла без последствий. Позднее за него будет выплачена вира.

33. Это подчеркивает, что Хавард выступает в данный момент как ходячее воплощение смерти, и тьма следует за ним. В то же время данный эпизод свидетельствует о том, что в усадьбе совсем не ожидали нападения.

34. ПОТОМОК ГЕЙРДИ = вероятно, Эйольв. Гейрди - валькирия (?)

35. Игра слов. Кровная вражда сравнивается с ярко пылающим костром, но вспомним, что меч, которым Хавард зарубил Льота, называется Пламя Войны.

36. ОТПРЫСК ТЬОДРЕКА = вероятно, именно Льот, а не Торбьёрн. Виса относится к последнему с хронологической точки зрения бою.

37. Урд - божество судьбы.

38. МАСТЕРА ЛАДЬИ = гребцы (здесь: спутники Хаварда).

39. ПОДОНКИ = естественно, оставшиеся в живых родственники Торбьёрна и Льота.

40. ЛЕСНИЧИЕ ОДИНА = воины (Хавард и его люди).

41. Торбьёрн притворился, что разгневан на сыновей, чтобы подтолкнуть их к немедленному бегству из округи.

42. СТЕБЛИ, РАСТУЩИЕ ПОД СОЛНЦЕМ СРАЖЕНИЯ = молодые воины (Грим и Торстейн).

43. Таким образом, добраться к Атли как друзья, так и враги могли только по воде, и это, несомненно, было обдуманным элементом его защиты против воров.

44. Здесь противоречие. Ранее сказано, что Атли был одет только в двойной камзол, а куртки с капюшоном на нем вообще не было. Собственно, поэтому он так и замерз.

45. ПОЛЕ ГЮЛЬВИ = битва. ЖАТВА НА ПОЛЕ ГЮЛЬВИ = трупы. Гюльви - шведский конунг, персонаж "Младшей Эдды". См. о нем "Видение Гюльви" (Gylfaginning).

46. Тингманны - формально независимые жители округа ("малые" бонды, smábændr), находившиеся на иерархической лестнице древнеисландского общества выше безземельных (einhleypingar), бедняков (úmegð) и рабов (þrællar), но ниже годи и хёвдингов. Обязаны были сопровождать хозяина округа в его поездках на всеисландский тинг, но пользовались достаточно широкой экономической и правовой самостоятельностью.

47. Подразумевается, что Торгрим впал в нечто вроде шаманского транса, и душа его на время покинула тело. См. следующую главу.

48. Из колдовского видения Торгрим понял, что противники хорошо подготовлены к нападению, и даже он сам может пасть в предстоящем бою.

49. Опять подчеркиваются благородство сторонников Хаварда и их верность кодексу воинской чести.

50. Столь решительный поступок Хаварда представляется несколько неожиданным, если учесть, что он прежде был вполне убежденным сторонником языческих верований. Похоже, что Хавард разобрал хутор не столько из внезапно проявившегося отвращения к старой вере, сколько опасаясь возможных преследований агентами норвежского конунга как себя, так и своих близких, воевавших на стороне ярла Хакона, и поспешил на всякий случай засвидетельствовать почтение Олаву сыну Трюггви. Упоминание этого конунга относит действие главы к 995-996 гг. В то же время следует заметить, что в конце Х в. норвежские правители еще не имели достаточных ресурсов, чтобы разворачивать сколько-нибудь активную деятельность среди исландцев, и практически не оказывали реального влияния на жизнь Исландского Содружества. Поведение Хаварда в этом эпизоде больше пристало бы какому-нибудь хёвдингу века Стурлунгов при дворе Хакона Старого, чем независимому землевладельцу начала II тысячелетия н.э. Этот скрытый анахронизм вместе с некоторыми деталями, обсуждаемыми ниже, заставляет предположить, что гл. 24 может быть позднейшим дополнением, тем более что в конце гл. 23 стоит фраза Lýkur nú hér frá þeim að segja, обычно выполняющая функцию завершающей формулы.

51. Создается впечатление, что долина названа как раз по имени Торхалля, спутника Хаварда, который унаследовал имущество последнего и прожил в этой местности всю жизнь. В таком случае есть основания подозревать, что гл. 24 вставлена в сагу позднее, чем все остальные (см. выше п. 50).

52. Остается совершенно непонятным, зачем Хаварду понадобилось строить новый большой дом в нижней части долины, чтобы потом завещать Торхаллю перенести его в верхнюю часть. Похоже, что глава содержит сведения "краеведческого" характера, объясняющие происхождение названий долины (Торхалльдаль) и хутора (Торхаллева Усадьба), и неизвестный автор первого письменного варианта саги просто решил, воспользовавшись случаем, приписать основателю крупнейшего поселения своего родного округа тесное сотрудничество с прославленным викингом из Ледового Фьорда, отождествив его с легендарным соратником Хаварда Торхаллем. Подтверждением этого может служить тот факт, что ниже прямо рассказано, как Хавард стал кем-то вроде местного святого.

53. Крещение Исландии имело место в 1000 г. Учитывая, что лесов в Исландии нет вовсе, и любая строительная древесина по сей день импортируется, масштабное деревянное культовое строение на территории Торхаллевой Усадьбы автоматически превращалось в "административный и культурный центр" этого в общем-то захолустного округа.

* * *

КОММЕНТАРИИ

"Сага о Хаварде из Ледового Фьорда" с литературной точки зрения относится к лучшим родовым сагам. События, о которых идет речь в памятнике, имели  место, как это можно установить по сравнительной хронологии, основанной на датах правления норвежских владык, в 990-1000 гг. Однако записана сага сравнительно поздно, в XV в. Возможно, это объясняется тем, что она представляет собой неприкрытую апологию вооруженной борьбы отчаявшегося одиночки с могущественным противником, на стороне которого и деньги, и суд, - то есть в условиях, когда все юридические методы защиты от наездов врага исчерпаны, и приходится переходить от слов (в данном случае, от закона) к делу. Вполне естественно, что в Исландии Позднего Средневековья, уже более трех столетий находившейся под норвежским протекторатом, история эта приобретала совершенно отчетливую окраску социального "месседжа", призывавшего к сопротивлению алчным колонизаторам. Следует, однако, заметить, что канва событий выдержана исторически вполне правдоподобно, в саге нет откровенных анахронизмов и неувязок, частых даже в таком референтном источнике по древнеисландской истории, как знаменитая "Сага о Ньяле". Правда, некоторые подозрения вызывает гл. 24, в которой рассказано о том, как главный герой Хавард принял христианство. Но в целом следов какой-либо целенаправленной редакторской правки в саге нет. Как и во многих других "родовых сагах", текст то и дело перемежается висами, вложенными в уста Хаварда и, значительно реже, иных персонажей. Историчность их, а равно - справедливость идентификации авторства не поддаются, естественно, сколько-нибудь уверенной оценке. Несомненно, однако, древнее происхождение большей их части, изобилующей многоуровневыми кеннингами с постоянными отсылками к песням "Старшей Эдды".

Что до прозаической части, то сюжетная структура в целом довольно обычна для исландских памятников. Первые главы посвящены описанию местности, где будет происходить действие, и знакомству слушателя с главными и второстепенными героями. Затем рассказано о завязке стержневой распри и обстоятельствах, при которых вяло тлевшая неприязнь хёвдинга Торбьёрна сына Тьодрека к своему соседу, ветерану викингских походов Хаварду, переросла в кровавую вражду. Отличает эту сагу от большинства остальных подчеркнутое внимание к личности Хаварда, в то время как его немногочисленные родичи остаются в тени. Связано это как с тем, что Хавард к началу повествования был уже довольно стар, по тогдашним меркам, так и с тем, что при всей своей воинской удачливости он не скопил большого состояния и, соответственно, не располагал большой дружиной и не обзавелся корпусом друзей, сторонников и простых прихлебателей. Когда Торбьёрн с подручными убивает сына Хаварда, тот до последнего пытается воздержаться от открытой стычки, требуя от хёвдинга денежной компенсации и мирового решения вопроса. Однако Торбьёрн отличался крайней наглостью в решении как имущественных, так и уголовных споров: судя по тому, что сообщается о методах Торбьёрна в гл. 1, в наши дни его, вероятно, назвали бы рейдером. Потому все претензии Хаварда он игнорирует и в конце концов, нанеся тому изуверским поступком дополнительное смертельное оскорбление, доводит противостояние до крайности.

Остаток саги, кроме гл. 23-24, занимают "сводки с фронта", щедро сдобренные типичным для саг черным юмором и обрамленные разными житейскими ситуациями. В лаконичности своей и размахе возможных последствий они иногда производят впечатление притч. Можно сказать, что "Сага о Хаварде из Ледового Фьорда" иллюстрирует ut extremis уникальное явление, определенное Режи Буайе в недавно переведенной у нас книге "Средневековая Исландия" так:

"... Огромная мощь каждого предложения, экономия средств, мастерское применение различных приемов рождают великое искусство, которое... создает удивительно стойкое впечатление объективности повествования, иллюзию его историчности".

Сага географически локализована почти исключительно в Западной Четверти Исландии, и лишь в заключительных двух главах, аутентичность которых я считаю предметом возможной дискуссии, упоминаются Северная Четверть и Норвегия.

Сага впервые переводится на русский язык в рамках недавно начатого проекта сетевых переводов скандинавской классики для сайта Ульвдалир.

Имеются также переводы на английский, датский и немецкий языки, собранные в Icelandic Saga Online Database.

Константин Рашников, Киев, январь 2010 г.

* * *

Hávarðar saga Ísfirðings

Перевод: К. Рашников