| Пребывание Олава сына Трюггви при дворе Владимира Великого
I. Рождение Олава сына Трюггви
Астридою именовалась та женщина, которую конунг Трюггви сын Олава имел в супружестве; она была дочь Эйрика Бьодоскалли, человека сильного, жившего в Опростадире. Но по убиении конунга Трюггви Астрид убежала и взяла тайно из имущества столько, сколько могла иметь с собою в дороге. Ее сопровождал воспитатель ее, называвшийся Торольвом Вшивая Борода; он никогда не отлучался от нее. Другие же вернейшие друзья ее выходили соглядатаями, и собирали известия об ее врагах и их разъездах. Астрид, нося в утробе своей плод конунга Трюггви, приказала отвести себя на одно озеро и скрылась там на некотором острове с немногими людьми. Там родила она дитя мужского пола, которого Торольв окропил водой и назвал Олавом - именем деда его по отцу. Это случилось в 969 году по Рождеству Господа нашего и на 32 году правления кейсара Отты, и на первом году Эдуарда, короля английского. Астрид скрывалась на этом острове целое лето; но как скоро ночь стала темнее, день убавился, погода сделалась холоднее, то Астрид снова пустилась в путь вместе с Торольвом и немногими другими; они шли по населенным местам, укрываясь только темнотою ночи, и не показывались на глаза людям. Однажды под вечер близились они к Эйрику отцу Астрид, жившему в Опростадире. Они приблизились тайно; Астрид послала вестников в город сказать Эйрику о своем прибытии. Он приказал отвести их в один уединенный дом и предложить им стол, уставленный наилучшими яствами. После кратковременного пребывания ее там сопровождавшие ее удалились от нее, но она сама осталась и две прислужницы с нею, также сын ее Олав, Торольв Вшивая Борода и Торгильс, шестилетний сын его. Они провели там всю зиму.
II. О советах Гуннхильд против Астрид и Олава
Конунг Харальд, прозванный Серой Шкурой, и Гудрёд, брат его, вдруг после убиения конунга Трюггви сына Олава отправились в поместья, которые принадлежали ему: но тогда Астрид уже убежала оттуда, и они ничего не узнали о ней. Темный слух дошел до них, что она беременна дитятею от конунга Трюггви. В следующую осень они поехали в северные части государства и, найдя там Гуннхильд, мать свою, рассказали ей обстоятельства тех дел, которые происходили во время путешествия их. Она со вниманием расспрашивала о том, что касалось Астрид. Они пересказывают ей тот слух, который они слышали. Гуннхильд отвечает: "То должно быть, думаю я, справедливо, что она воспитает сына Трюггви, если никаких не встретится препятствий". Но по той причине, что сыновья Гуннхильд, как в ту осень, так и в следующую зиму имели ссоры с Хаконом ярлом, не было розысков в ту зиму Астрид и ее сына. Весною же Гуннхильд послала людей в Упплёнд и даже в Вик разведать о том, что делается с Астрид. Но те лазутчики, возвратившись к Гуннхильд, ничего не могли сказать об Астрид, кроме того, что она, может быть, живет в Опростадире у своего отца и, вероятно, воспитывает там сына конунга Трюггви, но что они никого из них там не видели. В то время у Гуннхильд был человек, весьма сильный и притом вернейший друг ее, называвшийся Хаконом. Она предложила Хакону, чтобы он поехал в Опростадир к Эйрику и, взяв оттуда сына Трюггви, привез бы его к ней. Она дала Хакону 30 человек спутников, хорошо вооруженных и снабженных лошадьми. Они поехали по известной дороге и были уже недалеко от Опростадира. Здесь друзья Эйрика осведомляются о путешествии их и о причине приезда; они дают знать Эйрику о лазутчиках Гуннхильд. Это было под вечер, но Эйрик в ту же ночь сготовил Астрид, дочь свою, в путь, дал ей хороших путеводителей. Они пустились в дорогу, когда оставалась большая часть ночи. Эйрик, выпроводив их за ограду (города), говорил Астрид: "Теперь вы отправляетесь в путь потому так скоро, что я не могу держать вас здесь долее, ибо Гуннхильд ищет твоего сына и хочет лишить его жизни. Но я посылаю вас на восток в Швецию к одному из моих наилучших друзей, зовущимся Хаконом Старым. Мы оба долгое время занимались морским разбоем. Между нами была теснейшая дружба, так что мы имели общую казну, я нашел его вернейшим во всех вещах. Теперь он, хотя и не носит на себе почетного имени, однако ж имеет большие поместья в Швеции. Я надеюсь, что он для меня позаботится о вас". После этого они пошли своим путем, а Эйрик возвратился в город. Под вечер они достигли области, называемой Скаун. Здесь увидели они большой двор и, войдя в него, просили себе ночлега. Они имели на себе бедное платье для того, чтобы скрыть от людей свое высокое звание. Человек, живший в нем, назывался Бьёрн Гадюка. Он, будучи, впрочем, человеком богатым, но негостеприимным, согнал их со двора. Поэтому они в тот же вечер пошли в другую отстоящую оттуда деревню, называемую Вицкар, в которой жил поселянин по имени Торстейн. Он дал им ночлег и угостил их очень хорошо, они спали в ту ночь весьма спокойно.
Хакон, посланный Гуннхильд, рано по утру прибыл со своей свитою в Опростадир, когда Астрид и провожатые ее в предшествующую ночь ушли оттуда. Он расспрашивал о ней и ее сыне. Эйрик ответствует, что ее там не было. Хакон не поверил словам его и обыскал с величайшим вниманием то поместье - как вне, так и внутри. Они промедлили там долго в тот день и получили некоторое известие об отсутствии Астрид. Тогда взяли они лошадей и поехали по той же дороге, по которой пошла прежде Астрид со своими провожатыми. Вечером они приехали к Бьёрну Гадюке в Скаун, были там угощены, и Хакон спрашивал у Бьёрна, не может ли он сказать им чего-нибудь об Астрид. Бьёрн отвечает: "Сюда приходили какие-то люди в бедном одеянии, которых я счел нищими, и просили у меня ночлега, но я согнал их со двора, потому что все нищие несносны мне. Между тем приходит мне на ум, что в числе их была женщина чрезвычайно прекрасная, хотя была одета бедно, с ребенком мужского пола очень пригожим, еще престарелый мужчина и мальчик нескольких лет. Теперь, вероятно, ночуют они здесь где-нибудь поблизости в деревнях". В тот самый вечер шел работник Торстейна из лесу и зашел по дороге в поместье Бьёрна. Он заметил, что там было много гостей, и узнал причину назначения их. Придя домой, он рассказал все это поселянину Торстейну. И так когда оставалась третья доля ночи, тогда Торстейн разбудил гостей своих и велел им поспешно удалиться. Он говорил с ними сердито и нахмурясь. Но когда они вышли со двора на дорогу, тогда Торстейн распростился с Астрид ласково, сказав напоследок: "Не по злости или жестокости выгнал я вас из дому моего так скоро и так немилосердно, но потому что посланные Гуннхильд Матери Конунгов приехали к Бьёрну Гадюке с намерением взять сына, рожденного тобой от конунга Трюггви и отвести его к ней. Теперь идите вы по моему указанию в лес до тех пор, пока не встретится вам озеро. В середине озера есть остров, обросший тростником, на который весьма легко перейти вброд. Скройтесь там в тростнике и оставайтесь, пока я не приду к вам. Но теперь я возвращусь домой, ибо я предугадываю, что посланные Гуннхильд скоро приедут сюда искать вас, и если я выеду с ними на поиски, то я постараюсь, чтобы вы не были найдены". После этого Торстейн возвратился в дом свой, а они пошли в лес к озеру и скрылись на острове, как он сказал им. Рано утром Хакон приехал от Бьёрна в селение и везде, куда ни приходил, спрашивал об Астрид. Придя к Торстейну, он спрашивал, не приходили ли они к нему. Торстейн отвечал: "Ночевали здесь какие-то люди и на рассвете дня ушли отсюда в лес к востоку". Хакон, выслушав его, сказал: "Ну, поезжай с нами отыскивать их, тебе должны быть известны все пути и все берлоге в лесу". Торстейн подтвердил это и вдруг собрался. По пришествии их в лес Торстейн сказал: "Теперь разойдемся по разным местам, потому что лес, который должно нам обыскать, велик. Смотрите прилежно, не заметите ли какой-либо перемены в лесу, ибо не невероятно, что они, услышав человеческий голос или увидев предстоящую себе опасность, скроют дитя, а сами спасутся бегством. Осмотрите внимательно все ущелья, которые покажу вам". Он показал им все сторону (леса), противоположную той, где была Астрид и ее провожатые, а пошел каждый из них особо. И когда они не могли видеть его, то он побежал в селение и, взяв дитя у одной служанки, принес его в лес туда, где лес был самый частый, и скрыл его в некотором ущелье. Спустя немного времени после дитя начало плакать, и бывшие на поиске, услышав это, прибежали все на то место, а Торстейн был последний (из прибежавших). Но когда они осмотрели это дитя, тогда Торстейн сказал: "Это не дитя конунга, но тот человек, который принес это дитя сюда, хотел хитростью провести нас, ибо очевидно, что этот человек имел намерение отвлечь нас от поиска". Они обыскивали лес весь тот день, однако ж не нашли Астрид. Потом посланные возвратились к Гуннхильд и рассказали, что они делали во время разъезда.
Астрид и ее провожатые пробыли на острове тот день, в который искали ее в лесу. Но в следующую ночь пришел туда Торстейн, как он обещал им, дал им съестных припасов и другие вещи, в которых они нуждались и еще провожатого, который знал все пути на восток в Свитьод (Швецию). Торстейн и Астрид разлучились хорошими друзьями. Астрид продолжала непрерывно свое путешествие, пока она со своими провожатыми не пришла в дом Хакона Старого. Она прожила у него со своим сыном долгое время спокойно и весело.
III. Хакон Норвежец поехал в Свитьод искать Олава
Гуннхильд Мать Конунгов собирала между тем известия об Астрид и ее сыне. Но проведав, что они были в Свитьод, она посылает того же Хакона, своего друга, к Эйрику конунгу свионов с ласковыми словами и подарками. Эйрик конунг свионов принял благосклонно посланных Гуннхильд и угостил их весьма хорошо. Через несколько времени Хакон открыл причину своего посольства конунгу Эйрику, говоря, что Гуннхильд просит конунга, чтобы он пособил Хакону овладеть мальчиком Олавом сыном Трюггви и представить его к ней. Конунг Эйрик отвечает: "Я могу, конечно, дать тебе столько вспомогательного войска, сколько, по твоему мнению, тебе нужно, хотя я, впрочем, думаю, что ты сделаешь у Хакона Старого только то, что будет согласно его воле". У Хакона Старого был сын по имени Рёгнвальд; он находился тогда у конунга Эйрика в великой милости. Рёгнвальд присутствовал при разговоре конунга с Хаконом Норвежцем. Он собрался как можно скорее и поехал с некоторыми людьми домой к своему отцу. Он пересказал ему, что к нему скоро приедут посланные Гуннхильд Матери Конунгов с большим отрядом войска, и с какой целью приедут они к нему. Вскоре после того приехал туда Хакон со многими воинами, которых дал ему конунг Эйрик. Хакон Старый принял их дружески. После этого Хаконы начали разговор между собой. Хакон Норвежец заговорил так: "Гуннхильд Мать Конунгов прислала меня сюда с тем поручением, что она добровольно берет на себя воспитание Олава сына Трюггви, представляя себе, что она наилучше всего удовлетворит таким образом дитяти и родственникам его за обиду и оправдает своих сыновей без дальнего размышления убивших конунга Трюггви, своего родственника, если она воспитает отрока с честью и сохранит его до его зрелых лет для того царства, для которого он рожден". Хакон Старый отвечает: "Смело и правдоподобно пересказал ты поручение, данное тебе, но так как Гуннхильд показала на опыте, что она полна лжи и коварной злобы, то мать дитяти не верит ее благовидной лести. И потому нет нужды скрывать от тебя долее то, что Олав не поедет с тобой против воли Астрид, и что он никогда не попадет во власть Гуннхильд, доколе они захотят остаться здесь в моем покровительстве".
После такого разговора они разлучились. Посланные уехали и прибыли к конунгу Эйрику. Хакон был вынужден пересказать конунгу все, что произошло между ним и Хаконом Старым. Конунг Эйрик отвечал: "Того надлежало ожидать от него, ибо Хакон не уступил бы своего права мужам сильнейшим, нежели ты, даже здесь в Свиавельде (Швеции)". После этого посланные Гуннхильд собрались в обратный путь на север в Норвегию, прося снова вспоможения у конунга, чтобы взять мальчика с собой, несмотря на желание или нежелание Хакона Старого. Конунг сделал так: дал ему теперь бóльший вспомогательный отряд, нежели прежде. Прибыв к Хакону Старому, они потребовали, чтобы мальчик ехал с ними. Хакон не согласился на это и отвечал так: "Я предсказал тебе, тезка, когда ты приезжал сюда, чему должно случиться, то есть, что сама Астрид должна располагать отъездом, как своим собственным, так и ее сына Олава, и что она с тем отдалась во власть мою, чтоб ей уже ни в чем не зависеть от твое воли". Хакон Норвежец, раздраженный словами его, начал поносить его и угрожал ему гибелью, если он не исполнит своего поручения, как он хочет. Хакон Старый отвечает: "Ты не смеешь грозить мне, потому что у меня не недостает сил защищать себя и правое дело против сильнейших мужей, нежели ты, хотя ты имеешь теперь около себя великое множество вооруженных людей". У Хакона Старого был раб по имени Бурсти. Он был велик ростом и силен и всегда представлялся сердитым. Во время спора, происходившего между тезками, как о том уже сказано, Бурсти наскочил на Хакона Норвежца с большими запачканными навозными вилами и говорил ему очень сердито: "Кто ты такой дерзкий и надменный, какого еще не было прежде, когда ты осмеливаешься грозить нашему господину. Ну, выбирай любое из двух, и то и другое для тебя весьма хорошо, или убирайся сейчас прочь со всеми твоими людьми или я нанесу тебе вечное бесчестие этими навозными вилами". Тогда посланные почли за лучшее удалиться оттуда скорее, как только можно, едва избежав побоев из рук того раба. Они поехали сначала к конунгу Эйрику, а потом на север в Норвегию и рассказали Гуннхильд о своем неблагополучном путешествии, также о том, что они видели Олава сына Трюггви. Она была весьма недовольна поездкою их.
IV. Предсказание матери конунга Гардов
В то время как сыновья Гуннхильд начали править Норвегией, правил Гардариками конунг, называвшийся Вальдамаром. Жена его именовалась Аллогией. Она была умна и благотворительна, хотя тогда господствовала религия языческая. У конунга Вальдамара была мать очень старая и слабая, так что она непрестанно лежала в постели, но по внушению прорицательного духа предугадывала будущее и неведомые вещи. Там постоянно господствовало обыкновение, что в первый вечер праздника йоля, когда усядутся по местам люди во дворце конунга, была приносима старушка, мать конунга, перед трон его, и предсказывала, не предстоит ли какая ли опасная война конунгу или его народу и другие подобные вещи, когда ее о том спрашивали. Так случилось в одну зиму, что старушка была принесена во дворец по обычаю. Тогда спросил конунг, не видел ли она каких-либо иностранных владетелей или полководцев, которые бы хотели присвоить себе царство его? Она отвечает: "Нет, не предвижу, сын мой! Ни пагубной войны, ни несчастья, угрожающего тебе или твоему царству, но вижу, впрочем, великое и важное видение: на севере в Норвегии родился за несколько времени пред этим у конунга сын, который будет воспитываться здесь в Гардариках до тех пор, пока не сделается знаменитым государем. Он не сделает вреда твоему царству, но водворит в нем мир и свободу, и умножит славу твою различными способами, наконец, возвратится в свое отечество, когда он будет в цвете своего возраста и получит то царство, для которого он рожден. Он будет блистать великим светом и достоинством и сделается полезным для многих народов в северной половине земного шара. Впрочем, недолго удержит за собой царство в Норвегии. Вынесите теперь меня вон, - сказала она, - я прорекла слишком многое и истинное об этом муже". Она была вынесена тогда вон.
Многие молодые люди и дети сильных мужей выехали из Норвегии от насилия сынов Гуннхильд. Одни из них пустились на разбой в различные страны, другие искали себе славы у иностранных государей, как, например, Харальд Гренландец был в Свитьод у Скёглар-Тости. Сигурд сын Эйрика в Опростадире и брат Астрид жил на востоке в Гардариках у конунга Вальдамара и был в большой чести и силе. Астрид, сестра его, после двух годичного пребывания в Свиавельде у Хакана Старого захотелось поехать туда к нему. Олав, сын его, рожденный ею от конунга Трюггви, был тогда трех лет. Хакон Старый отпустил ее туда с некоторыми купцами и наградил щедрой рукой как ее, так и ее людей всеми нужными для них вещами. Но когда они вышли к востоку в море, напали на них морские разбойники. Это были эстландцы. Они взяли в плен и товары и людей, из последних некоторых умертвили, а некоторых, разделив между собою, определили в рабство. Здесь Олав был разлучен со своей матерью и достался по жребию некоему Клеркону вместе с Торольвом, своим воспитателем, и Торгильсом, сыном Торольва. Клеркону показался Торольв слишком старым для службы и неспособным к работе, поэтому он убил его, а мальчиков повез с собою в Эстланд и продал их человеку по имени Клерк и взял за них чрезвычайно хорошего козла. Третий человек, купивший через несколько времени потом Олава, и заплатившего за него богатую епанчу, или плащ, назывался Реас, жена его звалась Рекон, а сын Рекони. У этого господина жил Олав долгое время очень хорошо, потому что Реас любил его столько же, сколько своего сына. Олав пробыл 6 лет в этом изгнании в Эстланде. Реас-поселянин купил и Торгильса, сына Торольва Вшивая Борода, но он был приневолен к работе, как и другие рабы. В то время приехал в Эстланд Сигурд сын Эйрика, дядя Олава по матери, будучи послан от Вальдамара конунга Хольмгарда для взыскания в той стране дани. Сигурд ехал великолепно с великим множеством людей. Случилось однажды, когда Сигурд подъезжал верхом со всей своей свитой к поместью Реаса, что мальчик Олав играл с другими юношами, ибо Реас по любви к нему не хотел принуждать его к работе, но приучал к телесным упражнениям и учтивости, также одевал его и снабжал всем прочим, как своего собственного сына. Но когда Олав увидел неизвестных людей, въезжающих в поместье верхом, тогда он пошел навстречу собранию и кланялся как начальнику, так и всем прочим учтиво. Сигурд принял благосклонно его приветствие и сказал потом: "Я вижу по тебе, добрый мальчик, что ты, как кажется, иностранец, потому что твоя поговорка и твое лицо не имеет ничего такого, что бы принадлежало здешнему народу, ну, скажи мне свое имя и род или в какой земле родился ты". Он отвечает: "Я называюсь Олавом, в Норвегии мой род, и там родился я, мой отец был Трюггви сын Олава, а мать Астрид дочь Эйрика в Опростадире, человека сильного". Тогда Сигурд узнал его род и то, что он был ему племянник по сестре. Потом спросил у него Сигурд: "Как ты зашел сюда и каково теперь твое состояние?" тогда Олав пересказал все о своем странствовании и о том, что с ним случилось. Напоследок вымолвил Сигурд: "Хочешь ли ты освободиться из-под власти Реаса и уехать отсюда?" мальчик отвечает: "Здесь для меня гораздо лучше, нежели как было мне прежде, потому что Реас, воспитатель мой, дает мне очень многое, чего я могу только пожелать. Однако ж я охотно желал бы уехать отсюда, если бы Торгильс, совоспитанник мой, был освобожден от рабства и поехал со мной". Сигурд приказал ему вести себя к Реасу, хозяину дома, и он привел его к нему. Реас принял Сигурда и всю его свиту весьма учтиво, а когда они начали разговаривать друг с другом, то Сигурд сказал ему: "Я хочу купить у тебя двух чужеземных мальчиков, находящихся в твоей власти". "Я даю тебе право, - отвечает Реас, - купить старшего мальчика за ту цену, которую мы взаимно назначим, но младший гораздо красивее и умнее его, и я думаю, что тебе покажется слишком дорого купить его, и притом, скажу тебе правду, что так люблю этого мальчика, что отнюдь не продам его в неволю. Но так как я знаю, что ты человек честный, то может статься, что я тебе предоставлю выкупить его отсюда большой суммой денег, но с тем условием, если ты дашь верное слово, ни за что не продавать его и не содержать хуже, нежели как он содержался здесь". Сигурд отвечает: "Цени его так дорого, как хочешь, только я куплю его на всех тех условиях, какие ты предложил, и у меня совсем нет того на уме, чтобы продать его, когда он будет в моей власти, потому что он мой родственник". Когда они поговорили об этом долго ли, хорошо ли, то Сигурд купил Торгильса за полфунта, а Олава за четыре фунта с половиной золота. Он взял с собой обоих мальчиков в Хольмгард и не сказал никому о роде Олава. Он содержал его во всех отношениях очень хорошо. Олаву было тогда девять лет от роду.
V. Олав сын Трюггви убивает Клеркона
Случилось однажды, что Олав стоял на торговой площади, где было великое множество народа. Там узнал он Клеркона, который убил воспитателя его Торольва Вшивая Борода. Олав имел небольшой топор в руке. Он подошел к Клеркону и вонзил ему тот топор в голову, так что он проник до мозгу. Олав побежал назад в гостинницу и рассказал это Сигурду, своему родственнику, а Сигурд тотчас повел его во дворец конунговой супруги Аллогии и, сказав ей, как было дело, просил ее помочь отроку. Она, посмотрев на отрока, молвила: "Неприлично умерщвлять такого пригожего мальчика", - и приказала явиться всем своим телохранителям в полном вооружении. В Хольмгарде так строго наблюдалось всеобщее спокойствие, что каждый, убивавший другого человека без суда, наказывался смертью. Теперь сбежался весь народ, по обычаю и законам их, искать Олава, где он скрылся, и хотел лишить его жизни, как повелевал закон. Тут разнесся слух, что он был во дворце супруги конунга и что там готовы воины в полном вооружении для защиты его. Это дошло потом до конунга. Он поспешил со своими телохранителями и не допустил ту и другую сторону до кровопролития, сначала успокоив их, а потом примирив. Конунг присудил денежную пеню за убийство, а супруга конунга заплатила ее. После этого Олав жил у супруги конунга и был очень любим ею и уважаем всем народом. В Гардариках был закон, что там никому не позволялось проживать, кто был рожден от конунга, разве с позволения самого конунга. Поэтому Сигурд пересказал конунговой супруги, какого роду был Олав и по какой причине зашел он туда, то есть, что он не мог оставаться в своей земле по ненависти и гонениям на него его врагов. Сигурд просил ее пересказать это конунгу. Она сделала так и попросила конунга подать помощь конунговому сыну, подвергшемуся такой жестокой участи. Своею просьбой она достигла того, что конунг согласился на то, чего она желала. Он принял Олава под свое покровительство и содержал его так пышно, как только надлежало содержаться сыну конунга. Олав прожил в Гардариках девять лет у конунга Вальдамара. Он был красивее, больше ростом и сильнее всех мужей, а в искусствах превосходил всех норвежцев, о которых говорят саги.
VI. Прорицания, произнесенные в Гардариках об Олаве сыне Трюггви
В то время, как Олав прибыл в Гардарики, были в Хольмгарде многие люди, которые предсказывали многие будущие вещи. Они все, по своему предвидению. Предсказали одно, что гении-хранители одного чужестранного мужа, младого возраста, явились в ту страну, обещающие такое счастье, что они ни у одного еще человека не видели гениев-хранителей, которые были бы славнее их, но они не знали, кто или откуда он был, а впрочем утверждали многими словами, что ясный свет, который освещает его, разливается над всеми Гардариками и далеко на восточные страны земного шара. Так как конунгова супруга Аллогия была умнейшей из всех жен, то она вдруг узнала из лица Олава, только что увидев его в первый раз, что этот мальчик, будет иметь то высокое счастье, как предсказали прорицания, что он доставит великую честь Гардарикам; поэтому пользовался он наилучшим угощением конунга и конунговой супруги и отмененном уважении мужей мудрых и благодетельных. Олав вырос в Гардариках, и рос прежде мудростью, силами и крепостью, нежели летами. Конунг Вальдамар любил Олава, как будто бы, он был его собственный сын, приказал обучать его военным наукам, верховой езде и различным искусствам, так же учтивости, свойственной человеку, приготовляющемуся управлять народами. Он успевал во всем, что касалось до ловкости, гораздо скорее, нежели многие другие юноши. Одно только не нравилось в нем конунгу, что он никогда не хотел поклоняться языческим идолам и имел великое отвращение от всякого идолослужения. Он всегда ездил с конунгом к капищу, но никогда не входил в него и стоял за дверьми, когда конунг приносил жертвы божествам. Конунг часто увещевал его, чтобы он так не поступал и не навлекал на себя гнева богов, и не терял бы чрез то цвета юности своей, и потому прошу я тебя, говорил ему конунг, чтобы ты почитал богов и укрощал пред ними покорностью; в противном случае я опасаюсь, что они прольют на тебя страх своего бурного гнева и жестокости, когда ты подвергаешь себя такой опасности. Олав отвечает: "Не боюсь я богов, которым ты поклоняешься, потому что у них нет ни голоса, ни зрения, ни слуха, ни разумения в чем бы то ни было. Но из того, кажется мне, я наиболее могу понимать, какой они природы, что твое конунговское величество и твое лицо, воспитатель мой, представляются всегда ласковыми и светлыми, когда ты не ездишь в капище и не приносишь божествам жертв. В противном случае ты представляешься мне мрачным и скучным, и оттуда заключаю я, что божества, которым ты служишь, управляют, может быть, тьмою, и потому я никогда не буду воздавать им почтения, но я не поношу их, по нехотению оскорбить себя.
VII. Первый военный поход конунга Олава
Говорят, что Олав сын Трюггви, будучи 12 лет отроду, просил своего воспитателя дать ему военные суда и войско. Как скоро конунг согласился на это, то он приготовил свои суда и войска и прежде, нежели пустился в путь, спросил он у конунга, нет ли каких городов-областей, которые бы прежде находились бы под управлением конунга Гардов, а теперь исторглись из-под власти его. Конунг говорит, что многие и большие государства долго находились под властью Хольмгарда, но теперь взяли их под свою власть другие правители и воинственные люди силой и оружием. После того, как конунг рассказал это Олаву со всей отчетливостью, Олав в первый раз вывел свои военные суда из Гардов. Он имел, хотя небольшое, но прекрасное войско. В то время был обычай у витязей, что сыновья конунгов между ними, начиная рядить войском, были называемы конунгами, хотя они не рядили еще областями. Поэтому воины дали Олаву имя конунга. Вскоре оказалось, какие хорошие способности имел он для управления войска, хотя и был молод летами, ибо он из тех владетелей, которые несправедливо и разбойнически утвердились в областях, плативших дань конунгу Вальдамару, одних убил, а других выгнал из них вон. Он имел против них многие битвы, и во всех был победителем и в первое лето возвратил те государства и области, которые вышли было из-под власти конунга Вальдемара. Осенью прибыл он в Хольмгард и поднес конунгу и его супруге многие и редкие дорогие вещи, состоящие в золоте, драгоценных каменьях и великолепных одеждах. Конунг и супруга его и весь народ приняли его с радостью и ласками, так протекло несколько времени, что Олав летом находился летом в военных походах и защищал мужественно и храбро Гардарики от витязей, делавших на нее нападения, и покорил под власть конунга Вальдамара многие крепости и провинции в Восточных Странах. Зимою очень часто проживал он в Хольмгарде, будучи уважаем конунгом и любим его супругою. В это время он сам содержал большой полк на своем иждивении, которое давал ему конунг, и так как он был щедр на деньги для своих воинов, то он был вообще любим ими. В это же время случилось, что часто случается, когда иностранцы, достигшие высокой степени могущества или великой знаменитости, предпочитаются туземцами, что многие начали завидовать Олаву в том, что он был в любви у конунга и не менее у супруги конунга. Они говорили конунгу, чтобы он не возвышал так много Олава, потому, говорили они, что человек подобного рода весьма опасен, если он возьмет себе в голову, сделать вред тебе или твоему государству, особенно, когда он превосходит других в искусствах, дружестве и силе; мы не знаем еще, о чем у него идут непрерывные разговоры с твоей супругой. У сильнейших конунгов того времени был обычай, что супруга конунга имела половину гридней и содержала их на своей иждивении, получала на то казну, и все, что нужно было. Так было и у конунга Вальдамара, что супруга его имела не менее гридней, как и сам конунг, и они очень спорили между собой об отличных людях, ибо тот и другая хотели иметь их в своей службе. Теперь случилось так, что конунг поверил советам тех, которые клеветали на Олава. Конунг сделался несколько суров и скрытен пред ним, а Олав, заметив это, открыл супруге конунга, сказав притом, что он хочет отправиться в северные страны, говоря, что его родственники имели там прежде государства. "Мне представляется, - продолжал он, - весьма вероятным, что мое мужество будет иметь там счастливые успехи". Супруга конунга пожелала ему счастливого пути и сказала, что он, где ни будет, останется благородным. О воспитании Олава сына Трюггви в Гардах упоминается в стихотворении Рекстевья, которое было сочинено о нем:
Славный хранитель обширной земли
Воспитан был в Гардах;
Злата податель, мужей превышавший,
Свершил деянье героев.
Красильщик молнии Одиновой бури
Олав знаменитым флотом,
Которым он обладал,
Рядил недолго, но славно.
Потом Олав вооружил свои корабли и войско и пустился в путь с востока от Гардов в Эйстрасальт. Корабли его были украшены щитами с обеих сторон, неслись быстро и производили шелест пред ветром. Конунг Олав, плывши с востока, пристал к Боргундархольму, вышел там на землю и начал грабить. Но туземцы, собравшись на берег, выступили с ним в битву. Конунг Олав победил и получил великую добычу. Об этом говорит Халльфред Трудный Скальд в похвальном стихотворении, которое он сочинил о конунге Олаве:
Вождь кровью окрасил на Хольме
И на востоке у Гардов
Жесткие вреды трупов:
Не всему ли то миру известно?
После битвы конунг Олав стоял со своим войском пред Боргундархольмом. Там застала их буря и ужасное колебание моря, так что они не могли долее держаться на якорях. Оттуда поплыли они на юг к Стране Вендов, нашли там хорошую пристань, разъезжали там везде дружелюбно и пробыли несколько времени. В Стране Вендов был конунг Бурицлав, и имел у себя три дочери, из коих одна называлась Гейрой, другая Гуннхильд, третья Астрид. Гейра дочь конунга была замужем, но лишилась своего мужа. Она была женщина очень красивая лицом и очень мужественная. Гейра рядила государством с именем правительницы после своего мужа в том месте, где Олав пристал в гавань. Советник ее назывался Диксин. Он имел великую власть, был благоразумен и любим всеми. Столичный город, где чаще всего жила Гейра, находился недалеко от берега, при котором стояли корабли Олава.
VIII. Конунг Олав зимует у Гейры
Случилось однажды, что Диксин-советник пришел во дворец к правительнице. Она спросила о новостях. Он отвечает ей: "Я ничего не знаю нового, кроме того, что ты уже слышала, то есть, что незнакомые люди пристали сюда к берегу со многими корабля. Предводитель войска на них есть человек замечательный как по происхождению, так и по лицу, и называется Олием Гардским (т. е. Русским). Он выдает себя за купца, но я скажу, сколько я то понимаю, что он должен быть храбрым предводителем войска, ибо я никого не видел красивее его лицом и станом, он имеет прекрасные и быстрые глаза, велик ростом, и все тело его так пригоже и стройно, какого только каждый знаменитый человек пожелал бы себе". Правительница, выслушав внимательно все, что говорил Диксин, послала его потом на корабли со своими приказаниями. Диксин пошел на корабли и, нашед конунга Олава, говорит ему так: "Известно, что здесь, где вы пристали к берегу, рядит государством знаменитая правительница, называемая Гейрою, дочь конунга Бурицлава. Теперь, узнав, что вы ездите здесь дружелюбно и не делает никакого вреда ее государству, она прислала меня просить тебя и все твое войско для перезимования в столичный горд государства, где она сама имеет пребывание со своими придворными и гриднями, ибо теперь лето приближается к концу, и настает погода жестокая и великие бури". Конунг Олав принял это предложение с великой радостью. Они вытащили свои корабли на землю и покрыли их, а корабельные снасти и товары отдали под сохранение советнику Диксину. Потом поехали в город. Правительница приняла их с величайшей лаской и благосклонностью. Они провели там целую зиму в большой чести и уважении. Конунг Олав и правительница имели между собой продолжительные разговоры и понравились друг другу, и в ту же зиму конунг Олав просил правительницу Гейру быть его супругой. Она пересказала это Диксину, своему советнику, и другим родственникам и друзьям своим, и они все единогласно подтвердили, говоря, что такое сватовство для нее весьма выгодно. К тому же Диксин сказал то, что в самом деле было справедливо, что для всех ее распоряжений и для самого государства то будет величайшей подпорой, если такой знаменитый военачальник, каков был Олав, утвердит свое местопребывание и успокоится там. Сватовство кончилось тем, что конунг Олав женился на правительнице Гейре. Свадьба была самая великолепная. С нею получил он распоряжение и управление государством.
Вскоре сделалось ему известным, что многие крепости и области в Стране Вендов были прежде подчинены власти правительницы Гейры, но отложились от нее со всеми податями и повиновением к ней. Конунг Олав вышел в ту же самую зиму со своим войском против тех крепостей. Он осадил сначала один укрепленный и многолюдный город и предложил гражданам мир, если они согласятся исправно заплатить дань, которую они должны были заплатить. Граждане кричали ему в ответ, что они никогда не сдадутся и не будут платить дани. После этого он устремился на город и, употребив многие военные хитрости, наконец взял его. С жителями было поступлено так, что те только получили жизнь, которые с покорностью просили себе мира. Воины Олава получили там великую добычу. Потом Олав осадил другой многолюдный и весьма укрепленный город. Граждане вышли на стену и говорили ему так: "Мы слышали, какое войско имеешь ты, и какая несчастная участь постигла тех, которые с излишним сопротивлением и злобой восстали против вас. Поэтому мы хотим принять другое намерение, которое представляется нам и основательнейшим и умнейшим, то есть лучше предаться добровольно вашей власти и вашему состраданию, нежели безумно сопротивляться вашему божественному счастью, которое везде поддерживает и подкрепляет вас. Ибо хотя мы, по указанию природы, наслаждались долгое время счастьем, однако ж мы знаем, что не должно много полагаться на его вертящееся колесо, потому что оно может перевернуться, когда наименее всего ожидаешь того. И в знак нашего добровольного согласия на то мы сдаем наш город, отворяем вам ворота и позволяем вас свободно зайти в него". Конунг Олав обрадовался таким речам и обещал им большие и достойные награды по заслугам. Он приготовился тотчас войти со своим войском в город. но когда он вошел в него только с немногими воинами, большие железные ворота были затворены и заперты крепкими засовами. Тогда граждане устремились на них со всех сторон из домов и из клетей в полном вооружении и возбуждали друг друга, чтоб ни один из воинов конунга не ускользнул от них. Конунг и его воины мужественно встретили их и защищались храбро. Они стояли все совокупно где-то на одном месте подле стены. Конунг, увидев, что дело таким образом не будет иметь успеха, сказал своим воинам: "Делайте все тоже, что я делаю пред вами". Конунг тотчас вскочил на городскую стену, потому что она была низка с внутренней стороны, потом спрыгнул со стены за город. этот скачок был весьма высок, но впрочем не причинил вреда, потому что внизу было мягко. Потому спрыгивали его воины, а он сам принимал их, так что они все сошли на землю невредимыми. Потом он сделал со всем своим войском столь жестокое нападение на город, что они в короткое время сделали большой пролом в городской стене, вошли в город, несмотря на сопротивление граждан, и там началось жесточайшее сражение, кончившееся тем, что находившиеся в крепости все были побиты. Они взяли себе в добычу все, что имело какую-либо цену, а сам город обратили в пепел. Конунг не прежде успокоился, доколе не подчинил себе все крепости и провинции, которые вышли из-под власти и повиновения правительницы Гейры. По окончании всего он возвратился в столичный город свой и провел там остаток зимы. Об этой войне конунга Олава говорится в Рекстевье, а говорится так:
Олав, благодетель волков,
Более всех царей,
Быстро запад войною громил
И грады венедов разрушил.
Свидетель шипенья змеи трупов,
Искусный в Одиновом деле,
Каждый раз в битве
Венчался победой.
Здесь говорится, что Олав вел более войн в Стране Вендов, нежели какой-либо другой конунг прежде его, и в каждом сражении оставался победителем.
IX. Датская крепость взята по совету Олава
Конунг Олав сын Трюггви пробыл зиму в Стране Вендов. Весною он вооружил свои корабли и пустился в море. Он направил свои корабли на Сканей, вышел там на берег, но тамошние жители, собравшись, сразились с ним. Олав одержал над ними победу и получил великую добычу. После этого он поплыл на восток в Готланд, там взял он купеческий корабль, принадлежавший ямтам. Бывшие на корабле защищались храбро, но битва кончилась тем, что Олав, преодолев корабль, убил много людей и взял все товары. Третье сражение имел он в самом Готланде, одержал и там победу и получил великую добычу. Так говорит об этом Халльфред Трудный Скальд:
Еще положил на войне
Детей и ямтов и вендов
Воинственный князь,
Рано к этому делу привыкший.
Отважный в сражении правитель вождей
Был страшен для жизни готландцев,
Я слышал, что злата податель
В Скане бурю меча произвел.
После этого конунг Олав поплыл со своим флотом вдоль берегов дани прямо на юг к реке Сле, ибо он узнал, что там находился Отта кейсар и с ним Бурицлав конунг вендов, тесть Олава, и что они имели нужды во вспомогательном войске. Олав, нашед кейсара, обещал подать ему помощь со всеми своими войнами. Кейсар, увидев его, спросил, кто он. Он отвечал: "Мое имя, Государь, просто! Я называюсь Олием". Кейсар вымолвил: "Ты велик ростом и обещаешь хороший успех, и все твои воины представляются мне отважными, и я охотно приму вашу помощь". Кейсар имел тогда домашний совет со своими советниками и другими военачальниками. Он сказал так: "Рассудите вы, добрые военачальники, и подайте совет, что должно предпринять нам, ибо мы находимся в великом затруднении, потому что все это великое войско, собранное здесь, лишено почти всех съестных припасов, а датчане. Скрыли от нас свой скот и все прочее имущество, принадлежащее им. Там, внутри государства, где они наилучше всего надеются защитить его от наших рук, так что по сю сторону датской крепости нельзя найти такого имущества, которое бы могло служить пропитанию воинов. Мы имели уже здесь несколько битв, и еще много труда остается нам покорить эту землю. Теперь дайте совет, как должно поступить, чтобы сохранить нашу честь". Но когда кейсар перестал говорить, то большая часть его советников молчала, а те, которые отвечали, говорили, что им осталось избирать любое из двух: или отступить и возвратиться в свое государство, или убить своих лошадей для пропитания воинов. Кейсар возразил: "С этими советами сопряжены большие затруднения. Ибо есть конину есть величайшее нарушение христианской религии для крещеных людей тогда, когда они другим образом могут продолжить свою жизнь. Но если мы в этот раз прекратим войну и возвратимся в наше государство, то я могу предвидеть, что мы никогда не получим в другое время большего или лучшего войска для завоевания Данавельда, а для меня самого будет величайшее бесчестие и преступление нарушить мой обет, ибо я дал Богу обет в этот самый раз или обратить Данию в христианство, или умереть здесь, и потому я не приму ни того, ни другого совета. Но послушаем, что скажет вновь пришедший военачальник Олий. Олий отвечал: "То прилично моему уму, Государь, что не так легко, и хотя я не совсем хороший советник, однако я так высоко ценю мои советы, что я ничего не скажу, если ты, Государь, и все твои советники не дадут обещания принять и следовать тому, что я предложу". Кейсар согласился, и все дали обещания принять совет, который предложит Олий. Тогда Олий вымолвил: "таков мой первый совет, чтоб вы искали оттуда помощи, где ее много, чтобы все войско постилось твое суток для того, чтобы Бог, сотворивший все, даровал нам победу над датчанами и попустил вам совершить намерения, которые вы предприняли. Потом я хочу, чтобы все войска шло в тот лес, который ближе всего находится к датской крепости. И чтоб каждый воин нарубил связку ветвей и отнес под крепость, а после этого мы посмотрим, что покажется нам наиприличнейшим". Все согласились на то, что сказал Олий, и одобрили совет его.
Следующий день утром рано воины пошли в лес и поздно вечером принесли хворосту под крепость. На другой день Олий дал приказ, чтобы все взяли сосуды, употребляемые для воды, какие только можно было только найти, и наполнили их щепками, омоченными в дегте, и приготовили бы для того баллисты, или машины, бросающие камни и стрелы. Не говоря о прочем, чем они занимались, мы скажем только, что Олий приказал некоторым воинам штурмовать крепость, где можно было подступить к ней, стрелами и камнями. Но днем они не могли осаждать ее, потому что ярл Хакон прежде, нежели он уехал, оставил множество воинов во всех крепостях для защиты их, если явится неприятельское войско. Вечером поздно воины кейсара, по приказанию Олия, вложили огонь в водяные сосуды и бросили их под крепость. Огонь вдруг объял сухие щепки в сосудах. И как скоро пламя выбилось из сосудов, то обхватило хворост, принесенный воинами под крепость. Погода в продолжение дня была светлая и тихая, но к вечеру поднялся сильный и сухой ветер с юга, и с наступлением ночи произвел бурю. Теперь, когда хворост начал гореть, а ветер дул на крепость, огонь быстро распространялся в крепости и потом в самых насыпях ее, состоявших большей частью из дерева. Пожар был так велик, что одно загоралось от другого, и что в следующее утро не было видно даже следа датской крепости, кроме камней.
После этого кейсар со всем своим войском возвратился к Сле на свои корабли, и там переправился с ним через залив в Йотланд, где воины уже не имели недостатка в съестных припасах, ибо у них было довольно датского скота на убой. Но когда Харальд конунг датчан узнал, что датская крепость сожжена, и что кейсар Отта пришел в Йотланд с величайшим войском, то он поспешил ему навстречу со своими воинами. На месте встречи их произошло жаркое и продолжительное сражение, и кончилось тем, что кейсар остался победителем. Конунг Харальд убежал оттуда в Лимафьорд и, нашед там для себя корабли, переплыл на Марсей. После взаимных посольств от Харальда к кейсару и от кейсара к нему было заключено перемирие и назначен съезд. Кейсар Отта и конунг датчан Харальд имели свидание на Марсее. Поппо назывался епископ, который был с кейсаром. Он изложил христианскую веру конунгу Харальду и рассказал ему многие чудеса всемогущего Бога. Но когда епископ изложил дело Божие обстоятельно и ясно, конунг Харальд отвечал: "Не покину я веры, которую я имел и соблюдал во всю мою жизнь, и до меня мои родственники и предки, не покину ее по одним вашим словам, хотя вы говорите красноречиво и ласково, до тех пор, пока не покажете очевидных признаков, так что мне нельзя уже будет сомневаться в том, что ваша вера лучше и справедливее, нежели наша". Епископ Поппо приказал тогда положить себе на правую руку раскаленную железную плиту и на глазах у всех пронес ее девять футов, потом показал он конунгу Харальду свою руку, которая отнюдь не была обожжена. Конунг Харальд, увидев это, удивился, принял христианскую веру и крестился со всем своим войском.
Конунг Харальд, находясь на Марсее, еще до свидания с кейсаром послал известие ярлу Хакону, чтобы он пришел на помощь к нему. Ярл прибыл на остров прямо в то время, когда конунг повелел окрестить себя. Конунг посылает тогда приказание, чтобы ярл явился к нему. Как скоро они сошлись, то конунг принудил ярла, чтобы он приказал окрестить себя. И так ярл Хакон крестился со всеми, которые были вместе с ним. После чего конунг дал ярлу священников и других ученых мужей с приказанием, что он повелел окрестить весь народ в Норвегии. ярл, распрощавшись с ним, отправился в Халс в Лимафьорде и ожидал там попутного ветра.
Рассказывают, что кейсар Отта был крестным отцом у Свейна сына Харальда и дал ему свое имя, и потому он при крещении был назван Отта Свейн.
Кейсар, увидев, что совет удался весьма хорошо, спросил его еще, в какой земле родился он или какого он происхождения. Олий отвечает: "Теперь не стану скрывать того долее от тебя, государь. Я называюсь Олавом, родом норвежец. Конунг Трюггви сын Олава был моим отцом". - "Я слышал нечто о твоем отце, а о тебе более. Теперь хочу, чтобы ты ехал со мной в Страну Саксов, я сделаю тебя великим полководцем в моей империи". Олав отвечает: "Примите благодарность за ваше предложение, но я имею некоторое государство в Стране Вендов и хочу охранять его, но я желаю быть вашим другом". Император сказал ему на то: "Да будет так". После этого Отта возвратился в Страну Саксов в свое государство и распрощался дружески с конунгом Харальдом. Конунг Харальд крепко держался христианской религии до самой смерти. Конунг Бурицлав поехал в Страну Вендов и с ним Олав сын Трюггви, зять его. О войне, которую они вели в Дании, говорит Халльфред в похвальном стихотворении Олаву:
Гонитель в фаланге скота
Сразил березы в военных рубашках,
Лишив из коры, в Данамерке
На полдень от города Гейдов.
X. Поход Олава сына Трюггви
Говорят, что Олав сын Трюггви никогда не почитал идолов, и все богослужение их было весьма ненавистно ему. Но все то, что он слышал о Боге небесном и его чудесах, ему чрезвычайно нравилось, в особенности глубоко содержал он в своей памяти те чудеса Божьи, которые видел в Дании. Следующую зиму после того, как Олав разлучился с кейсаром Оттой, провел он в своем государстве в Стране Вендов, а весной снарядив свои корабли, отправился на морской разбой и грабил сначала по Стране Фризов, потом Стране Саксов и даже в Стране Флемингов. О чем так говорит Халльфред:
Князь сын Трюггви под конец
Приказывал часто рубить
Уродов - саксонцев в добычу
Свирепому коню гигантши.
Хвалимые друзьями, правитель,
Давал лошадиному стаду
Вечерних наездниц пить всюду
Кровь черную многих фризов.
Стеснитель могущий мятежных
С меча содвинул ножны,
Вождь роздал плоть вранам
Флемингского войска.
XI. Олав сын Трюггви получает щит от Тангбранда
В то время был Альберт епископом в Бримуме в Стране Саксов. У него был ученик Тангбранд сын Вильбальда графа города Бримум. Он был тогда уже взрослым, когда Гугберт, епископ Кантарабюрги, пригласил к себе на пиршество епископа Альберта и дал ему и всей его свите дорогие подарки. В числе приглашенных на это пиршество был Тангбранд с епископом, и когда были раздаваемы подарки, тогда епископ Гугберт сказал Тангбранду: "Ты ведешь себя как рыцарь, хотя ты и клирик, поэтому я дарю тебе щит, на котором изображен святой крест с ликом Господа нашего, что означает твою ученость". Тангбранд принял с благодарностью этот подарок. После этого епископ Альберт со своей свитой уехал с пиршества. Но когда они прибыли назад в Страну Саксов, тогда прибыл туда же конунг Олав сын Трюггви. С ним увиделся Тангбранд. Он носил тогда тот щит, который подарил ему епископ Гугберт. Конунг Олав, увидев этот щит, рассматривал со вниманием, что было на нем изображено, и дивился тому чрезвычайно. Он молвил потом Тангбранду: "Что это за пострадавший на кресте, кому вы поклоняетесь, христиане?" Тангбранд отвечал: "Мы поклоняемся Господу нашему Иисусу Христу". Конунг спросил: "Что сделал он злого, когда он так пострадал?" Тогда Тангбранд пересказал ему подробно о страдании Господа и о чудесах креста. Тогда конунг Олав начал торговать этот щит, но Тангбранд подарил его ему. Конунг сказал ему: "Этот подарок нравится мне чрезвычайно, и если тебе случится, что ты будешь иметь нужду в чьей-либо помощи или покровительстве, то обратись ко мне, и я отплачу тебе за щит, но впрочем, я желаю, чтобы ты взял от меня сколько-нибудь серебра. Тангбранд согласился на это. Тогда конунг приказал заплатить ему то, чего стоил щит, и они расстались друзьями. После сего конунг Олав осенью поплыл в Страну Вендов и провел там третью зиму.
XII. Конунг Олав ознаменовался крестом
Когда конунг Олав сын Трюггви пробыл три зимы в Стране Вендов, то случилось происшествие, которое чрезвычайно печалило как его, так и многих других: именно правительница Гейра, его супруга, сделалась больной и умерла от той болезни. Эта потеря была так велика для конунга Олава, что он не находил после этого для себя приятности в Стране Вендов. Он приготовил свои корабли и поплыл сначала в Данию, а оттуда имел намерение отправиться на восток в Гардарики. Это должно быть и вероятно, что он при своей печали прежде всего обратится туда, где он прежде жил так долго и был очень доволен своей участью. Но когда они стояли подле Дании в ожидании попутного ветра, то конунг Олав вышел однажды на землю, и они, по обычаю военных людей, угнали скот. Туземцы, приметив это, собрались вместе и пустились за ними в погоню в великом множестве. Князь и его воины приметили это не прежде, как тогда, когда множество народа окружило их со всех сторон. Они хотели спастись бегством, но второпях не находили способа к выходу, ибо там, где они находились, были частые и невысокие кустарники, но не было безопасных убежищ. Конунг Олав с великой надеждой на милосердие Божие дал тогда своим воинам следующий совет? "Я знаю, - сказал он, - что тот Бог могущественнее, который распоряжается небесами и сотворил все вещи. Я слышал также, что он имеет знак победы, за которыми следует великая сила. Это тот крест, на котором он пострадал. Итак, помолимся со смирением этому самому небесному Богу, да скроет он нас своим знамением креста, ляжем на землю и, взяв две ветви, возложим их на себя в виде креста".
Они все сделали так, как он приказал им. После этого враги их устремились на них с великим шумом и звуком оружия, имея намерение вдруг переловить их, ибо незадолго пред этим видели их близ себя. Но не нашед их, они разбежались туда и сюда по лесу, потому что они не видели их, хотя они лежали у них под ногами, и так этот святой крест с Божией помощью пособил им. Туземцы прекратили поиски, а конунг Олав и его спутники встали и пошли на свои корабли. Жители, увидев это, погнались за ними из всех сил. Тогда для конунга и его воинов не было другого средства спасения, как повергнуться на землю в том самом месте, до которого они дошли: но датчане также не нашли их, когда они лежали на открытом поле, как прежде в густом лесу.
XIII. Про конунга Олава
После этого происшествия Олав направил свои корабли на восток в Гарды, и будучи там принят конунгом Вальдамаром и супругой его Аллогией весьма ласково, перезимовал в Хольмгарде со своими воинами. В одну ночь привиделось ему во сне великое и достопримечательное видение. Именно ему представился огромный каменный столп, подымавшийся в воздух так высоко, сколько ему можно было видеть. Этот камень с внешней стороны был иссечен как бы уступами или седалищами. Ему представилось, что он восходил по этому каменному столбу так долго, что зашел за облака. Там ощутил он такое сладкое благоухание, что подобного ему он никогда не ощущал. Он обозрелся кругом и везде увидел окрест себя прекрасные места, цветущие удовольствиями всякого рода. Там увидел он светлых мужей, облеченных в белые одежды и украшенных всякой светлой славой, исполненных неизреченной радостью. После этого он услышал над собой глас, говорящий к нему так: "Слушай, Олав, муж благонадежный! Твои дела умножатся для добрых вещей и принесут славный плод Богу во славу, а тебе в честь и на теперешнее и на будущее время, потому что ты никогда не поклонялся проклятым идолам и не воздавал им языческого почтения, поэтому твое имя прославится в мире. Однако ж еще многого недостает тебе, чтобы ты был совершенным служителем Божьим, потому что ты не имеешь совершенного познания или убеждения в божественных вещах и не омыт еще Святым крещением".
Тогда ужаснулся Олав и молвил с великим беспокойством: "Кто Ты, Господи! да верую в Тебя? - Глас отвечал ему: "Поезжай в Грикланд, там будет открыто тебе имя Господа Бога твоего, и если ты будешь верить в него чистосердечно и сохранишь слово его верно, то ты как себя, так и многих других выведешь с мрачных сбивчивых стезей языческой религии на светлые пути святой веры, потому что Бог избрал тебя к тому, чтобы ты стяжал ему многие народы, и за это ты получишь вечное спасение и славу большую, нежели какую ты видел ныне". Когда он после видения и слышания таких вещей хотел сойти с каменного столпа, тогда увидел внизу под собой многие ужасные места, исполненные пламенеющими муками, и услышал вопли и отчаяние и горестный плач душ, которые там мучились. Там, казалось, узнал он многих полководцев и друзей своих, которые веровали в языческих богов, и там же увидел он страшные муки, приготовленные конунгу Вальдамару и супруге его Аллогии. Всем этим видением он был чрезвычайно устрашен и так тронут, что его глаза были наполнены слезами, когда он проснулся.
И в то же самое утро, одевшись, приказал он своим воинам собраться в дорогу. Он правил как можно скорее свои корабли в Грецию, там нашел он многих славных учителей, которые ему имя Господа Иисуса Христа, и говорят, что Олав тогда же ознаменован крестом. После этого он просил Епископа, называвшегося Палем, чтобы он ехал в Гардарики и проповедовал бы там учение Божие Христианское языческим народам. Епископ Паль был великий друг Божий, он сказал, что он поедет в Гардарики, если Олав поедет вперед и растолкует причину его посещения, так чтобы вожди не сопротивлялись тому, что он будет насаждать там Христианскую Божию религию. Конунг Олав возвратился назад в Гарды и проповедовал там Святую веру, сперва, в частности, конунгу и супруге его. Конунг сначала упорно сопротивлялся, а его супруга была более уступчива, но при помощи убеждения конунговой супруги дело, наконец, дошло до того, что конунг приказал собрать народное собрание. Когда сошлись многие вельможи и великое множество народа, и собрание заняло места, тогда Олав сын Трюггви встал и говорил так: "Я надеюсь, Государь конунг, что ты при твоем благоразумии можешь понять, что как тебе, так и всем прочим, знатным и незнатным, как я уже прежде тебе о том несколько раз сказал, гораздо лучше веровать в единого истинного Бога, своего Творца, того, который сотворил небо и землю, и все видимое и невидимое, и подает вечное спасение без конца всем истинно верующим в него и истинно служащим Ему, нежели блуждает в такой великой тьме, чтоб веровать в ложных идолов, которые тем менее могут подать какую-либо помощь другим, что сами они не могут тронуться, если не будут снесены или совлечены другими, как я сказал тебе гораздо прежде, когда я не знал еще Бога, мне однако ж казалось безрассудным служить им. Поэтому я потреблю весь мой труд и всю мою ревность и никогда не перестану проповедовать вам слово Божье, доколе не сведу тебя, конунг, и весь этот народ с мрачной стези заблуждения, по которой вы слишком долго ходили, на светлые пути надежды вечного спасения".
Конунг Вальдамар отвечает на его речи и говорит так: "Из тех малых лучей, которые сияют из твоих прекрасных увещаний (к моему уму), можно, по моему мнению, видеть, что религия христиан лучше нашей, но долговременная привычка к прежней вере возбраняет мне взять во внимание то, что принадлежит к ней, и кроме того. мое чувство говорит, что моему слабоумию неприлично покинуть ту веру, которую мои родственники и предки сохраняли всегда во всю жизнь, один после другого, потому я хочу об этом трудном деле послушать мнений, сначала супруги моей, которая гораздо умнее меня, потом всех других воевод и наших советников". Речь конунга была принята с великим рукоплесканием. Но как скоро водворилось молчание, то супруга конунга начала свою речь так: "Этот муж Олав пришел к тебе, конунг, когда он был ребенком, будучи только что освобожден от изгнания и великого рабства. Ты принял его чужеземного и незнакомого в твою милость, так что воспитал и наставил его с такой любовью, как будто он был твой собственный сын. Он употребил это в свою пользу так, что укрепил и увеличил твое государство со всем благорасположением, как скоро только мог предпринять что-либо по своему возрасту и силам, поэтому он был любим всеми добрыми людьми. Теперь он был несколько времени в отлучке и сделался другом и добрым советником тем государям, которым он не был одолжен такими благодеяниями, какими тебе. Кажется также, что он с великим усердием и важностью предлагает то вероятное дело, которого он служит провозвестником, и которое всякое всякому благоразумному человеку покажется спасительным. Итак, моя совесть дает мне разуметь, что твоя мать, конунг, предвидела некогда этого самого мужа и что многие мудрые и прозорливые мужи сего государства предсказали, что один иностранец будет здесь воспитан, который не только украсит это государство светлым лучом своей мудрости и знания, но что его благость прекрасно процветет и далеко в других местах. Я видела это прежде на его лице и любила его тогда и всегда потом более, нежели других юношей. Теперь это справедливее, нежели то, что подозревали некоторые злые люди, то есть, что будто нечто порочное скрывается под нашей любовью". Супруга конунга кончила свою речь так, что все похвалили ее красноречие и мудрость.
Собрание заключилось тем, что все Божией помощью и убеждением супруги конунга обещались принять истинную веру. В это время прибыл из Грикланда епископ Паль по доверенности к конунгу Олаву и крестил конунга Вальдамара и Аллогию - супругу конунга и весь народ их, и утвердил их в Святой вере. Такой первый плод своего труда принес своему Господу этот верный служитель Царя небесного, в то время еще не окрещенный, по примеру Святого Басилия, который явно проповедал святую веру прежде, нежели был крещен. Это и неудивительно, что Бог вдохнул своего духа в сердце мужа, ознаменованного святым крестом под исповеданием святой веры, которого он избрал для того, чтобы он проповедал его дело языческим народам. Бог, который своим промыслом избрал Амбросия, тогда еще не крещенного, в архиепископы своей Христианской Церкви. Он же очевидно послал своего Ангела для указания спасительного пути к святой вере язычнику Корнелию сотнику, чтоб он получил награду за те добрые дела, который он сделал прежде. Тот же самый Господь наш Иисус Христос явился открыто язычнику Плациду, начальнику конницы, и призвал его к своей благодати, когда он не знал божественных вещей, хотя сделал много добра. То, что сказано теперь о проповеди христианского учения Олавом, сыном Трюггви в Гардарики, не невероятно, потому что превосходная и достойная веры книга, называемая imago mundi (изображение мира) говорит ясно, что те народы, которые называются Русцы, Полявы, Унгарии обращены в христианскую веру во время кейсара Отты III. Некоторые книги говорят, что кейсар Отта ходил со своим войском в Аустрвег и привел там повсюду народ к христианской религии и с ним Олав сын Трюггви. |
|
