| Эту горькую
слагая песню
о бедной судьбине,
о себе поведаю,
сколькие были
скорби смолоду,
невзгоды всегодние,
а сегодня хуже:
5
не видать предела
моим страданьям.
Как меня хранитель
и родню свою кинул,
муж, уплывши по хлябям,
плакала я на рассвете:
где же ты, господин мой,
один скитаешься, –
собиралась в дорогу
за супругом, как должно,
10
я, обиженная судьбою,
нелюбимая, злосчастливая,
но мужнино семейство
замыслило худо,
втайне захотело
развести нас навеки,
чтобы друг от друга
врозь мы жили
долго в юдоли этой, –
все бедой мне обернулось:
15
приказал мне хозяин
жить на землях его наследных,
дал надел мне чуждый,
где без людей надежных,
от слуг любимых далеко
изболелась я душою,
и супруга законного
вдруг постигла,
как суров его жребий,
скрытны мысли,
20
как он духом страдает,
думая об отмщенье,
а беззаботен будто;
не забыть мне прежнего:
как часто мы ручались,
что разлучит нас только
гибель-могила,
да по-другому стало
ныне…
нашей супружеской
25
любви как не бывало,
претерпеваю повсюду
гнев и ненависть,
и гонения из-за любимого;
вот здесь, под дубом,
мой дом-земляника, –
в земляной темнице,
в лесной трущобе
я живу поневоле,
вовсе истосковалась;
30
тут утесы темные,
тесные долы,
стены осторожные,
терниями заросшие,
сторона унылая, –
изныла я сердцем
в разлуке с другом;
супруги, живущие
на земле в согласьи,
ложе делят,
35
мне же здесь, под дубом,
бродить одинокой,
зори встречая
в подземной келье,
сидеть мне долгими
днями летними,
о судьбе моей о бедной
скорбя и плача,
о лишениях жизни,
ибо душе вовеки
40
в печали, в злосчастье
облегчения не будет, –
такой тоскою
моя жизнь окована;
и мужу смолоду
не можно быть беспечным, –
сердцем невеселый,
хоть по всем приметам
тих и безмятежен,
он терпит муку,
45
тоску такую же, –
пускай овладел он
всеми блаженствами жизни
или бежал в далекую,
изгнанник, в страну чужую; –
одинокий друг мой,
он сидит под диким
льдистым утесом,
милый, изнемог он,
морем окруженный
50
в обители бедствий,
в неизбывной печали
духом он исстрадался,
дом вспоминая счастливый,
другие годы.
Горе тому, кто роком
обречен на мученье
в разлученье с любимыми.
Неоднократно делались попытки отождествить героев этой и предыдущей элегий и представить обе элегии как дополняющие друг друга части какого-то сказания. Но сходство изображенной в них ситуации едва ли свидетельствует о большем, чем о традиционности элегических мотивов. Тон обеих элегий совершенно различен: в "Плаче жены" ситуация изображена как трагическая, не оставляющая для героев надежды на счастливый исход. Здесь всецело господствует чувство скорби, и воспоминания героини о прошлой ее жизни с мужем, отрывочные и невнятные, постоянно перебиваются ее сетованиями на горькую участь в настоящем. Это доставило немало трудностей исследователям элегии, задавшимся целью непротиворечиво истолковать отношения между ее персонажами и восстановить ее фабульную основу. Каждая строка подавала здесь повод для разногласий; обсуждалось самое число участников "драмы"; время от времени возобновляются и попытки доказать, что автор лирического монолога – мужчина (впервые у Шюкинга; в недавнее время та же мысль показалась привлекательной Бамбасу: Bambas R. C. Another view of the Old English "Wife's lament". – Journal English and Germanic philology, vol. 62, 1963, p. 303-309. Публикуемый перевод опирается в основном на издание Лесли (см. выше), и различные толкования элегии отмечаются лишь в тех случаях, когда они требуют разного прочтения текста).
1 Эту горькую слагая песню… – Сходным образом начинается и "Морестранник". В оригинале употреблено др. англ. Giedd – слово, которое могло обозначать любое стихотворное произведение небольшого объема, в том числе и песню; с народной песней эту элегию роднят многие стилистические черты (см. по этому поводу Malone K. Two English Frauenlieder. – Comparative literature, vol. 14, N. 1, p. 107-117).
7 плакала я на рассвете… – Этот традиционный песенный образ дополнительно осложнен в древнеанглийской поэзии, где предутренняя пора обычно ассоциируется с холодом, страхом и одиночеством. В эти часы являлись в Хеорот Грендель и его мать ("Беовульф"), на рассвете начинались обычно битвы ("Битва в Финнсбурге"). Среди поэтизмов встречаются сложные слова, буквально переводимые как "утренне-холодный", "утренне-больной", "утренний ужас", "утренний крик", "рассветная беда".
9 …собиралась в дорогу за супругом, как должно… – Было замечено (Лесли), что во фрагментах "Плача", повествующих о прошлом, муж героини неизменно обозначается более формально ("супруг", "господин", "хозяин"), часто терминами, подчеркивающими его главенство в супружеских отношениях. Напротив, в строках о разлуке и страданиях героев, особенно эмоционально насыщенных, часто встречаются такие слова, как "любимый" или "друг". Можно думать, что это распределение синонимов преследовало не только стилистические цели. Как и во всех элегиях, источником трагизма в "Плече жены" является разрушение связей героя с обществом. Не последовав, "как должно", за супругом, героиня не только обрекла себя на разлуку и физические лишения, но, помимо своей воли, разорвала супружеские узы.
15-17 …приказал мне хозяин… изболелась я душой… – Перевод учитывает конъектуру Лесли. Смысл этих строк, видимо, состоит в том, что замужество оторвало героиню от родного дома и принудило ее жить среди чужих и, судя по всему, враждебных к ней людей.
18-26 …и супруга законного… и гонения из-за любимого… – Эти строки несколько прояснены в переводе. Чаще всего в них видят намек на то, что муж (вняв наветам своих родичей?) замыслил недоброе против героини, может быть, стал прямым виновником ее заточения в подземную темницу. Но Лесли справедливо отмечает, что слова оригинала mor? ("убийство"), ст. 20, f?h?u ("распря"), ст. 26, употреблялись в древнеанглийских памятниках только в не допускающем инотолкований терминологическом значении. Речь, стало быть, идет о какой-то (внутрисемейной?) распре, которая ведет к изгнанию "мужа" и за которую безвинно платится героиня элегии.
37 …сидеть мне долгими днями летними… – Обычно в древнеанглийской поэзии страдания ассоциируются с зимою и холодами (ср. "Деор", "Морестранник", "Скиталец"). Здесь же "долгие летние дни" скорее подразумевают не конкретное время года, а лишь длительность страданий. Ср. выражение "краткий зимний час" в значении "самое малое время" в ст. 136 "Грехопадения". В "Беовульфе" (ст. 2894) встречается даже выражение "(сидели) долгий утренний день (погруженные в печаль)", представляющее на первый взгляд оксюморон; здесь очевидно сливаются представления об утренней тоске и о страданиях, долгих, как летний день в северных широтах.
42-45 …и мужу смолоду… тоску такую же… – Неясно, к кому относятся эти слова. Некоторые исследователи даже вчитывали в них угрозу некоему третьему лицу, "Яго" предполагаемой семейной драмы. Но всерьез могут приниматься, по-видимому, лишь два толкования: 1) слова обращены к "мужу" и непосредственно связаны с последующими строками, в которых воображение героини рисует его "под диким льдистым утесом", "в неизбывной печали"; 2) слова представляют собой типичное для элегий нравоучение (ср. особенно "Скиталец", ст. 112 след.), которому, заметим, во всем соответствует поведение героя, описанное в ст. 20-21 ("как он духом страдает, обдумывая убийство, а кажется беззаботным"). |
|
