| начинается перечень глав третьей книги
I. О заглавии этого труда; почему он называется Антаподосис.
II. О том, как по смерти Беренгара и уходе Рудольфа из Италии венгры опустошали Италию.
III. Описание достойного плача сожжения Павии, изложенное в стихах.
IV. О том, как меч Божий не до конца сокрушил Павию, но благодаря своему милосердию чудесным образом спас её от венгров.
V. О том, как город был спасён благодаря заслугам блаженного Сира, его покровителя.
VI. О том, как блаженный Сир, придя в Павию, пророчествуя, предсказал её процветание и падение Аквилеи.
VII. Почему Ирмгарда после смерти своего мужа Адальберта обладала такой властью.
VIII. Вскоре после того, как Рудольф возвращается из Бургундии, Ирмгарда поднимает против него мятеж и вместе с итальянцами обороняет Павию.
IX. Король Рудольф с войском подступает к Павии.
X. О том, как благодаря коварству Ирмгарды Рудольф бросил ночью своих и бежал к ней.
XI. О том, как узнав утром об этом деле, воины Рудольфа бежали в Милан.
XII. Итальянцы посылают за Гуго.
XIII. Рудольф вторично отправляется в Бургундию и приглашает к себе на помощь своего тестя Бурхарда.
XIV. По какой причине Бурхард отправился в Милан, и почему с почётом его приняв, сговариваются о его смерти.
XV. Бурхард, покинув Милан, прибывает в Новару, где итальянцы убивают его вместе со всеми его людьми.
XVI. После смерти Бурхарда Рудольф бежит в Бургундию, а Гуго по Тирренскому морю прибывает в Италию.
XVII. Некоторые итальянцы поспешили в Пизу ему навстречу, куда пришли также послы от папы Иоанна, по приглашению которого [Гуго] отправляется в Павию и становится королём.
XVIII. О Видо, брате короля Гуго, который тогда владел Тосканой и взял в жёны римскую блудницу Мароцию.
XIX. О многих достоинствах короля Гуго, которые затмило его сладострастие.
XX. О том, что король Гуго имел тогда 2-х сыновей.
XXI. О том, что король Гуго приобрёл дружбу короля Генриха.
XXII. Кого король отправил послом в Константинополь к императору Роману.
XXIII. О 2-х собаках, отправленных к императору, которые хотели его растерзать.
XXIV. По какой причине посол короля Гуго был удивительно славно принят императором.
XXV. О диком льве, которого убил Роман.
XXVI. Как Роман был назначен сперва друнгарием, а затем – василеопатером.
XXVII. Доместик Фока, сражаясь с болгарским царём Симеоном, добровольно бежал, когда услышал, что Роман стал отцом василевса.
XXVIII. О том, как Фока, придя в Константинополь, был схвачен Романом и ослеплён.
XXIX. О Симеоне, болгарском царе, который прежде был монахом, а затем стал царём.
XXX. О Романе, который дал императору Константину в жёны свою дочь Елену.
XXXI. Почему императоры имеют прозвище "Порфирогенет".
XXXII. О том, как Василий, убив своего государя, императора Михаила, сам стал императором.
XXXIII. О том, как Господь наш Иисус Христос посредством видения устрашил Василия, [напомнив ему] о смерти Михаила.
XXXIV. О раскаянии Василия и о церкви прекрасной работы, построенной им в знак покаяния.
XXXV. О том, как Роман обратился с речью к знати и из василеопатора стал императором.
XXXVI. О том, что Роман происходил из низкого рода.
XXXVII. Роман делает императором своего сына Христофора, незаконно ставя его над Константином, своим государем.
XXXVIII. О том, как между императором Романом и Симеоном был заключён мир.
XXXIX. О Вальперте и Гецо Павийских, поднявших мятеж против короля Гуго.
XL. О том, как они были укрощены, обманутые королевским посольством.
XLI. Чуть позже Вальперт лишается головы, а Гецо – зрения.
XLII. О епископе Ильдуине и монахе Ратере, из которых Ильдуин был назначен королём Гуго архиепископом Милана, а Ратер – епископом Вероны.
XLIII. О том, как папа Иоанн был схвачен, брошен под стражу и там умер, о том, кого рукоположили после него, а также о смерти Видо и назначении маркграфом Ламберта.
XLIV. Мароция приглашает короля Гуго вступить в брак.
XLV. Об укреплении, расположенном при входе в город Рим, где был принят король Гуго и откуда он чуть позже с позором был изгнан Альбериком.
XLVI. О том, что это случилось по Божьему промыслу.
XLVII. О том, как и почему король Гуго схватил и ослепил, следуя совету брата Бозо, Ламберта, другого своего брата, отдав Бозо его марку.
XLVIII. Король Гуго принимает клятву от короля Рудольфа и подарками приобретает дружбу короля Генриха.
XLIX. Арнульф, герцог Баварии, устремляется по призыву графа Мило и епископа Ратера в Италию, а король Гуго спешит ему навстречу.
L. О баварах, перебитых воинами короля Гуго.
LI. Почему Мило оставил Арнульфа и пришёл к королю Гуго.
LII. Арнульф захватывает крепость в Вероне и возвращается в Баварию.
LIII. О возвращении Вероны королю Гуго, о пленении епископа Ратера и о книге, написанной им довольно искусно.
заканчивается перечень глав
начинается книга третья
I. Не сомневаюсь, святейший отец1, что тебя немало удивляет название этого труда. Возможно, ты скажешь: "Если он повествует о деяниях знаменитых мужей, почему дано ему название Ανταπόδοσης, антаподосис?". На это я отвечаю: Труд сей имеет своим назначением отметить, показать и прокричать [на весь мир] о деяниях того Беренгара2, который не правит ныне, но тиранствует в Италии, а также жены его Виллы3, достойной имени 2-й Иезавели4 за безмерность её злодеяний и Ламии5 – за ненасытную страсть к грабежам. Ведь столько стрел лжи, столько разорительных утеснений и нечестивого рвения выказали они безо всякой на то причины против меня, моего дома, рода и семьи, что ни языком сказать, ни пером описать невозможно. Так пусть же послужат им эти страницы антаподосисом, то есть воздаянием, когда за свои страдания открою я нынешним и будущим поколениям их τήν άσεβείαν, асевиан, то есть их нечестие. Пусть будет он также антаподосисом святейшим и счастливым мужам, оказавшим мне различные благодеяния. Из упомянутых же мною людей или тех, кого я ещё только собираюсь упомянуть, нет или почти нет никого, исключая одного нечестивого Беренгара, кому я или родители мои не были бы горячо благодарны за их благодеяния. Наконец, то, что книжица эта написана εν τη εχμαλοσία, эн ти эхмалосия, то есть в плену или, вернее, на чужбине, свидетельствует о нынешнем моём изгнании. Начал я её во Франкфурте – месте, отстоящем на 20 миль от Майнца, и продолжаю писать на острове Паксу6, удалённом от Константинополя примерно на 900 миль. Но вернёмся к теме.
II. После смерти Беренгара7 и в отсутствие Рудольфа грабежи венгров во главе с Салардом распространились по всей Италии; дошло до того, что они окружили стены города Павии валом и, разбив вокруг неё палатки, закрыли гражданам вход и выход. Последние, из-за грехов своих, не могли ни оказать им сопротивление, ни смягчить дарами.
III.
Вот светлый Феб от знака Водолея удаляясь
Вновь восходить к созвездью Зодиака начинает
И растоплять снега, лежащие на горных склонах
Эол8 свои 4 ветра отправляет,
Когда рука неистовая венгров
Бросает, радуясь, огонь на город,
Воспользовавшись ветрами Эола.
Благодаря тех ветров дуновенью
Из малой искры возгорелось пламя.
Но мало венграм лишь огнём губить людей тех,
Со всех сторон стекаясь, они не только угрожают смертью,
Но протыкают копьями тех, которых испугало пламя.
И Павия несчастная, а некогда прекрасная горит.
Вулкан, вздымая языки, благодаря тем ветрам
И церкви, и отечество сжигает.
И гибнут матери, и дети, и девицы.
И гибнет толпами святой и православный люд.
Святой подвижник, города епископ погибает,
Чьё имя Иоанн, что значит "добрый".
То золото, что время долгое хранилось в сундуках,
Везде лежит, открытое преступным взорам,
Огнём рассыпано по многочисленным клоакам.
И Павия несчастная, а некогда прекрасная горит!
Ты видишь – реки серебра и чаши жертвенные здесь лежат, блистая,
Тела сожжённые прекраснейших мужей.
Яшмы богатство здесь, зелёные топазы,
С презрением отвергнуты сапфиры и берилл.
И к золоту уже не обращает лицо своё достойный ювелир.
И Павия несчастная, а некогда прекрасная горит!
Тицин прозрачный кораблей без счёта
Не смог спасти богатством своих вод.
И сгорела несчастная, а некогда прекрасная Павия
в 924 г. от воплощения Господня, 12 марта, 12 индикта, в пятницу, в 3-м часу. Я умоляю вас и каждого, кто прочтёт эти строки, милосердно почтить память тех, кто сгорел там.
IV. Всё же меч милостивейшего и всемогущего Господа, о милосердии и правосудии которого поёт пророк и милосердием которого полнится земля, не разрушил её до конца. Ведь, несмотря на то, что из-за заслуженных нами грехов она и была сожжена, зато не попала в руки врагов. Так исполнилось то, о чём поёт царь и пророк: "Неужели навсегда отринул Господь, и не будет более благоволить? Неужели навсегда престала милость Его из рода в род? Неужели Бог забыл миловать? Неужели во гневе затворил щедроты Свои?"9. А вот как обращается к Нему другой пророк: "Когда будешь во гневе, вспомни о милости"10. Уцелевшие жители, оказав венграм отважное сопротивление, с радостью пели вместе с пророком: "Вот оно – изменение десницы Всевышнего"11.
V. Великую помощь и содействие этому оказало славное вмешательство святейшего отца нашего и славного учителя – блаженного Сира, чьи останки покоятся в названном городе. Истинным оказалось его пророчество, согласно которому "названный город Павия падёт, поражённый, но милостиво будет спасён Господом". Отправленный ради проповеди блаженным Гермагором, учеником евангелиста Марка, пришёл блаженнейший отец в Павию и, вдохновлённый пророческим даром, почтил её такого рода предсказанием:
VI. "Возрадуйся, город Павия, ибо придёт к тебе радость с гор чужеземных. Не малым, но самым богатым будешь ты названа средь городов сопредельных". И, чтобы дать больше веры этому пророчеству, он в тот же час сообщил и о падении небезызвестного города Аквилеи в таких словах: "Горе тебе, Аквилея, ибо попадёшь ты в руки нечестивцев, будешь разрушена и не восстанешь вовек!". Всем известно, что так и случилось. Ведь Аквилея, некогда очень богатый и многолюдный город, была взята и до основания разрушена12 нечестивейшим королём гуннов Аттилой13, чтобы более, – как видим мы ныне, – уже не подняться. Павию же, как сказал святейший муж, мы и видим, и называем богатым городом; не только соседние, но и отдалённые города превосходит она своими богатствами. Что поминать другие, когда сам знаменитый, известный всему миру Рим уступил бы ей место, если бы не обладал драгоценными телами блаженнейших апостолов. Из этого ясно, что именно вмешательство патрона нашего – блаженнейшего Сира, почтившего Павию столь истинным и дорогим пророчеством, спасло её. Наконец, предав огню Павию и собрав по всей Италии немалую добычу, венгры возвратились восвояси14.
VII. В это время, после смерти Адальберта15, маркграфа города Ивреи, его жена Ирмгарда, дочь Адальберта, могущественного маркграфа Тосканы, и Берты, получила власть над всей Италией. Причиной же её власти было то, что она, – стыдно и сказать, – вступала в плотские связи со всеми, не только со знатью, но и с простолюдинами.
VIII. Примерно в то же время король Рудольф, вернувшись из Бургундии, вступил в Италию и после смерти Беренгара опять овладел королевством. Но уже через несколько дней итальянцы начали ссориться друг с другом. Столь сильное волнение было вызвано из-за слабости плоти красотой Ирмгарды, ибо одним она дарила свою любовь, а другим в ней отказывала. Потому и случилось, что могущественный архиепископ Милана и некоторые другие стояли на стороне короля Рудольфа; с Ирмгардой же было так много мятежников, что они сумели не впустить короля в саму столицу королевства – Павию.
IX. И случилось, что король Рудольф, собрав войска, приступил к Павии, разбив лагерь в миле от города, в месте, где сливаются Тицин и та великая река По, о которой Марон поёт следующее: "Царь всех рек Эридан"16, а также: "О, рогатый поток, владыка вод гесперийских"17. И вот, ночью Ирмгарда, будучи женщиной коварной, отправила королю Рудольфу через названную реку такого рода послание:
X. "Если бы я хотела тебя погубить, ты бы давно уже был мёртв. Ведь будь на то моя воля, все твои люди поспешно бросили бы тебя и перешли ко мне. В этих местах ты был бы уже побеждён и схвачен, если бы я последовала их советам". Король не только поверил этому посольству, но и пришёл в ужас; отпустив послов, он передал, что сделает всё, что она ему советует. Не медля, уже следующей ночью король Рудольф оставил всё – палатку, приготовленное ложе, втайне от стражей сел в лодку и, бросив своих людей, как можно быстрее поспешил к Ирмгарде.
XI. Итак, когда наступило утро, королевские вассалы в глубоком молчании столпились вокруг его палатки. Вскоре среди пришедшей знати возникло немалое удивление – почему король вопреки обыкновению спит так долго. Они попытались разбудить его шумом, как некогда евнухи – Олоферна, но, как и последние, не получили никакого ответа. Наконец, войдя в палатку и никого там не найдя, одни закричали, что короля схватили, другие – что он убит. Но никто и мысли допустить не мог, что он сбежал. Пока они, удивлённые, не знали, что делать, пришёл посол, сообщив, что король Рудольф вместе с врагами желает на них напасть. Поражённые ужасом, они с такой скоростью обратились в бегство, что если бы ты мог их видеть, то сказал бы, что они не бегут, но летят.
XII. Достигнув Милана, как места вполне безопасного, архиепископ Ламберт с общего согласия обратился к Гуго18, могущественному и мудрейшему графу Прованса, с просьбой – прийти в Италию, отобрать королевство у Рудольфа и самому овладеть им. Ведь он и сам давно уже по многим соображениям пытался овладеть Итальянским королевством. Так, во времена названного короля Беренгара он приходил в Италию с сильным войском; но, так как время царствовать ему тогда ещё не пришло, он был устрашён Беренгаром и обращён в бегство.
XIII. Наконец, Рудольф, не сумев из-за неверности своих людей одолеть вышеназванных врагов, отправился в Бургундию и просил герцога Швабии Бурхарда19, на дочери которого был женат, прийти ему на помощь. Тот, собрав войска, немедленно отправился в Италию вместе с Рудольфом. Достигнув Ивреи, Бурхард обратился к Рудольфу с таким предложением:
XIV. "Мне кажется, не глупо было бы, если бы я сам под предлогом посольства отправился в Милан. Ведь в этом случае я смог бы осмотреть город и разведать их настроение". Отправившись в путь и уже достигнув Милана, он, прежде чем вступить в город, свернул ради молитвы к церкви блаженного и драгоценного мученика Лаврентия; но, как говорят, не столько ради молитвы, сколько ради иного дела. Ведь поскольку эта удивительной и дорогой работы церковь располагалась вблизи города, он, как рассказывают, хотел построить там укрепление, посредством которого собирался держать в узде не только миланцев, но и многих других князей Италии. Покинув её и проезжая верхом вдоль городских стен, он на родном, то есть немецком, языке сказал своим людям следующее: "Если я не сделаю так, что все итальянцы будут иметь только по одной шпоре и будут ездить на гнусных клячах, то я – не Бурхард; крепость и высоту их стен, посредством которых они надеются защитить себя, я ни во что не ставлю; ударом своего копья я замертво сброшу со стен своих врагов". Он говорил так потому, что полагал, будто никто из его врагов там не понимает его языка. Однако, к несчастью для него там стоял некий презренный оборванец, который знал немецкий язык и тотчас же сообщил архиепископу Ламберту обо всём услышанном. Тот, будучи человеком умным, не отвернулся от Бурхарда, но, затаив в душе зло, принял его и оказал великую честь; так, среди прочего, как знак своей любви, он дал ему право охотиться на оленя в своих угодьях, чего никому не разрешал, кроме самых близких и преданных друзей. В то же время Ламберт побуждал всех жителей Павии и некоторых других князей Италии убить Бурхарда, удерживая последнего до тех пор, пока все те, кто должен был его убить, не сумели, согласно его расчётам, собраться.
XV. Итак, случилось, что Бурхард, покинув Милан, в тот же день прибыл в Новару. Проведя там ночь, он встал на рассвете, чтобы продолжать путь в Иврею, как вдруг подвергся нападению многочисленного отряда итальянцев. Он, однако, не выступил против них, как следовало бы воинственному мужу, а тотчас же обратился в бегство. И, так как по словам блаженного Иова "нельзя перейти установленного ему предела"20 и "ненадёжен конь для спасения"21, конь, оступившись, сбросил его в ров, окружавший городские стены. Здесь, пронзённый копьями напавших на него авзонов, он сменил жизнь на смерть. Его люди, увидев это, поскольку ничего иного не могли, бежали в церковь святейшего исповедника Гауденция. Однако, авзоны, возбуждённые и озлобленные угрозами Бурхарда, взломали двери церкви и у самого алтаря поразили всех, кого там нашли.
XVI. Рудольф, услышав об этом, покинул Италию и поспешно вернулся в Бургундию. Пока всё это имело место, Гуго, граф Арелата и Прованса, взошёл на корабль и по Тирренскому морю поспешил в Италию. Итак, Бог, желавший, чтобы он правил в Италии, послав попутный ветер, в самый короткий срок привёл его к Алфее, то есть Пизе – столице провинции Тосканы, о которой Марон говорит: "Искони алфейские Пизы"22.
XVII. По прибытии его в Пизу, туда же явился посол от римского папы, то есть Иоанна Равеннского. Прибыли также послы почти от всех итальянцев, всячески предлагая ему править ими. Он же, и сам издавна желая этого, поспешно прибыл в Павию и с общего согласия принял власть в свои руки. Через короткое время [Гуго] отправился в Мантую, где папа Иоанн, выйдя ему навстречу, заключил с ним договор.
XVIII. В это время, после смерти Берты, матери короля Гуго, сын её Видо, которого она родила от Адальберта, как мы уже сообщали23, владел Тосканской маркой, взяв себе в жёны римскую блудницу Мароцию.
XIX. Король Гуго был не менее мудр, чем отважен, не менее храбр, чем хитёр; он почитал Бога, любил любящих святую веру, заботился о нуждах бедных людей и пёкся о церковном благополучии; людей, посвятивших себя религии и философии, он не только любил, но и весьма чтил. Однако, все эти его блестящие достоинства перекрывала страсть к женщинам.
XX. Так, он взял себе в жёны Альду из рода тевтонских франков, которая родила ему сына по имени Лотарь. Кроме него, от одной, весьма знатной женщины – Вандельмоды, он имел ещё сына по имени Губерт24, который и ныне жив, считаясь могущественным князем в провинции Тоскана. Его деяния, если будет угодно Богу, будут изложены в соответствующем месте25.
XXI. Итак, Гуго, став королём, стал, как мудрейший муж, рассылать послов по всем странам, дабы снискать дружбу многих королей и князей, но в особенности славнейшего короля Генриха26, который, как мы упоминали выше, правил баварами, швабами, лотарингцами, франками и саксами. Он подчинил также многочисленный славянский народ, сделав его своим данником; [Генрих] был также первым, кто подчинил данов и заставил их себе служить; именно поэтому имя его сделалось славным у многих народов27.
XXII. Итак, король Гуго, повсюду приобретая дружбу королей и князей, постарался сделать своё имя известным также отдалённым от нас ахейцам28. Ими в то время правил достойный памяти и славы Роман29, щедрый, человеколюбивый, мудрый и благочестивый император; [Гуго] отправил к нему послом моего отца, как человека испытанных нравов и весьма красноречивого30.
XXIII. Прибыв туда, он среди прочих, отправленных королём Гуго подарков, привёз императору Роману двух собак, каких в том отечестве никогда не видели. Будучи приведены к императору, они, если бы руки многих людей не удержали их, тотчас же разорвали бы его своими зубами. Я думаю, что [собаки], увидев императора, увенчанного по греческому обычаю теристрой31 и одетого в необычное платье, приняли его не за человека, а за чудище.
XXIV. Впрочем, император принял [моего отца] с великим почётом. Причём не столько из-за новизны дела или количества даров, сколько из-за того, что когда мой отец прибыл в Фессалонику, на него напали славяне из тех, что восстали против императора Романа и опустошали его землю. Причём, по Божьей милости случилось, что когда одни из них были убиты, двое славянских князей живыми были взяты в плен. Представив их императору, чья радость была безгранична, отец получил от него богатый подарок и, радостный, вернулся к королю Гуго, который его туда и отправил. Однако, через несколько дней после своего возвращения отец заболел и, удалившись в монастырь, принял там святое монашеское облачение, в котором через 15 дней умер, отойдя к Господу и оставив меня малым ребёнком. А теперь, поскольку речь зашла об императоре Ρομανού, то есть Романе, мне кажется не лишним рассказать о том, кто он такой и каким образом достиг вершин власти.
XXV. Когда правил Лев, отец того самого Константина, этот император Ρομανος, хоть и был πτοχός, птохос, то есть беден, тем не менее считался всеми χρήσιμος, хрисимос, то есть весьма способным. Он был из тех незнатных людей32, которые получали от императора жалованье за службу во флоте. Постоянно проявляя εις την μαχην, ис тин махин, то есть в битвах, свои χρησιμότατα, хрисимотата, то есть способности, он ετιμηθη, όπως προτοκαραβος, этимити опос протокаравос, то есть был почтён за это первенством, заслужив должность начальника флота. Однажды ночью, когда он отправился на разведку против сарацин, из тростника, – в том месте было болото, густо заросшее тростником, – вдруг выскочил лев и, загнав в болото стадо оленей, задрал одного из них, утолив тем самым свой голод. Ρομανος δέ τόν αύτών ψόφον ακουων εδειλιασεν σφόδρα, Романос де тон автон псофон акуон эдилиасен сфодра, Роман же, услышав издаваемый ими шум, сильно испугался. Ведь он думал, что это отряд сарацин, которые, обнаружив его, хитростью хотят погубить. И вот, встав Ορθρου δέ βαθεος, орфру де вафеос, то есть рано утром, он тщательным образом всё осмотрел, а увидев следы, εύθέως, эвфеос, то есть тотчас же, понял, что произошло. Итак, поскольку лев прятался в тростнике, Ρομανος, Роман приказал поджечь тростник со всех сторон, метнув в него греческий огонь, который нельзя погасить никакой жидкостью, кроме уксуса. Однако, в тростнике была камышовая заросль, куда и бежал лев, спасшись тем самым от огня; дело в том, что ветер, подув с противоположной стороны, отклонил огонь и не дал ему добраться до этой заросли. Когда огонь погас, Роман, надеясь найти там кости или иные следы [зверя], всего с одним провожатым, неся в правой руке меч, а в левой – плащ, отправился осматривать всё это место. Ничего не найдя, он уже собирался вернуться, когда заметил, что та заросль уцелела от огня и решил узнать причину этого чуда. И вот, когда эти двое стояли, беседуя о чём-то друг с другом, лев их услышал, – услышал, ибо παρα τώ καπνω, пара то капно, то есть из-за дыма, разъевшего ему глаза, не мог видеть. Желая выместить на них ярость, причинённую огнём, лев, мгновенно прыгнув, бросился на то место, где слышал их голоса – прямо между ними. Роман, в отличие от провожатого, не испугавшись, но сохраняя хладнокровие, – ибо только если мир, распавшись, рухнет, чуждого страха сразят обломки33, – бросил на лапы льва тот плащ, что нёс в своей руке. Лев стал рвать его вместо человека, а Роман сзади изо всех сил вонзил свой меч ему в зад. Разрубив и расчленив кости таза, он лишил льва возможности стоять, после чего тот упал и издох. Итак, убив льва, Роман, увидев издали, что проводник его лежит на земле полумёртвый [от ужаса], стал звать его громким голосом. И, поскольку тот не отвечал ни слова, Роман подошёл к нему и, пнув ногой, сказал: ‘έγειρε, ειπεν, άθλιε καί ταλεπορε, μη φοβού, эгире ипен афлие ке талепоре ми фобу, что значит: "Вставай, – говорит, – несчастный" и "не бойся, несчастный". У того, когда он поднялся, дух захватило при виде величины льва. Εζεπλισσοντο δέ πάντες πέρι τού Ρομανού τάυτα ακουσαντες, экзеплиссонто де пантес пери ту Роману тавта акусантес, то есть все удивились, услышав это о Романе. Потому-то и вышло, что как за прочие заслуги, так и за этот славный подвиг, императором Львом была оказана Роману столь великая честь, οπως παντα τα πλοια, опос панта плиа, то есть все корабли были переданы в его руки и должны были исполнять все его приказы.
XXVI. Наконец, Лев, благочестивейший греческий император, о котором мы упоминали выше, отдав долг природе и вступив на путь всякой плоти34, оставил наследниками своего царства Александра, родного своего брата, и Константина, единственного своего [сына], который и поныне жив и благополучно царствует, а тогда был ребёнком и, как говорят греки, αλαλον, алалон, то есть ещё не разговаривал. Для защиты дворца и управления их собственным имуществом он, как это там принято, дал им евнуха в сане паракимомена35, а Фоку сделал δομεστικον μεγαν, великим доместиком36, то есть главой сухопутного войска. Романа же, не за знатность рода, но за величие души, он назначил δελονγαρην της πλοώς, делонгарин тис плоос, то есть начальником флота37. Через короткое время Александр умер, оставив империю малолетнему Константину. В то время, как великий император Лев отходил ко Христу, названный доместик Фока, глава сухопутного войска, вёл армию против царя болгар Симеона, который стремился осадить Константинополь, и мужественно его отразил. Роман же, будучи человеком умным, услышав о смерти обоих императоров, то есть Льва и Александра, собрал флот недалеко от столицы и, отплыв, прибыл с собранными судами к малому острову38 возле Константинополя, став так, чтобы его хорошо было видно из дворца. Однако, к самому дворцу не поплыл и хвалебные гимны Порфирогенету, согласно обычаю, не пел. Это вызвало у евнуха-паракимомена и прочей константинопольской знати немалые страх и смятение. Через послов его спросили – что означает эта наглость, почему не идёт он к царю и не воздаёт положенных ему хвалебных гимнов. А Роман им ответил, что избегает дворца, опасаясь за свою жизнь; и прибавил, что если паракимомен вместе с прочими не придут к нему и не гарантируют под присягой жизнь его и честь, он тотчас же удалится к королю критских сарацин и обрушится с его помощью на Аргосское царство39. Насколько умно он это сказал, стало ясно в дальнейшем. Итак, как мы сказали, вся знать, поражённая страхом и не зная, что скрывает змей в траве40, доверчиво вышла к нему, охотно желая исполнить то, чего он добивался. Роман же, следуя доброму совету, схватил их всех и бросил в трюм; затем, с большой свитой и без всякого риска поспешил он в город и, очистив дворец от тех, кого подозревал, заменил их своими сторонниками: ректора, магистров, патрикиев, логофета, эпарха, китонитов, кубикуляриев, протоспафариев, спафариев, спафарокандидатов и парафалассита назначил он из своих людей; прочих же, как мы сказали, он устранил. А чтобы довести начатое до конца, он вступил в связь с матерью Порфирогенета – Ζοη, Зоей41. Как только город оказался в его руках, Роман был провозглашён всеми василеопатором.
XXVII. Между тем, доместику Фоке, который воевал с болгарами и уже одержал победу над врагом, – ведь он сам стремился стать василеопатором, – сообщили о деяниях Романа. Будучи смущён духом и поражён сильной болью, он немедленно бросил победное знамя, с которым преследовал врагов и обратил тыл, заставив своих людей бежать. Болгары же, следуя призыву Симеона, опять воспрянули духом и с успехом погнали теперь тех, от кого прежде, проиграв сражение, бежали; ахейцы подверглись тогда такой резне, что ещё долго после этого поле [битвы] было, казалось, полно костей42.
XXVIII. Наконец, Фока, названный доместик, с великой поспешностью вернулся в Константинополь, стремясь войти во дворец и, силой, а не разумом, попытаться стать василеопатором. Но так как "сила без разума губит сама себя" и, как говорит Флакк, "разумную силу боги возносят ввысь"43, доместик был схвачен Романом и ослеплён. Ещё более увеличив немалую против болгар силу, он вдвойне отплатил им за разорение греческих [земель].
XXIX. Говорят, что этот Симеон был emiargon, то есть полугреком, ибо в детстве изучал в Византии риторику Демосфена и силлогизмы Аристотеля. Затем, как рассказывают, оставив изучение наук, он принял святое одеяние монаха. Однако позднее, прельщённый жаждой власти, он сменил тишину и покой монастыря на светские бури, предпочитая следовать скорее примеру отступника Юлиана, нежели блаженнейшего Петра, носящего ключи от царства небесного. У [Симеона] было два сына, из которых одного звали Баяном, а второго – Петром44. Последний и поныне жив, сильной рукой правя болгарами. Говорят, что Баян настолько овладел магией, что однажды нечаянно превратился в волка или подобного ему зверя.
XXX. Сверх того, Роман в том же году, когда стал василеопатором, дал своему государю, малолетнему императору Константину Порфирогенету в жёны свою дочь Елену. Я называю его Порфирогенетом потому, что, как записано нами выше, он был рождён не в пурпуре, а во дворце Порфире. И поскольку об этом опять зашла речь, будет не лишним повторно изложить то, что мы слышали о происхождении этого Порфирогенета и что ты можешь найти в главах VI, VII, VIII, IX и X первой книги, описанное такими словами45:
XXXI. Император-август Константин, от имени которого город Константинополь получил своё название, велел построить τ’ν ο’κον τοvτον, тон ойкон тутон, этот дворец, дав ему имя "Порфира"; он желал, чтобы здесь родился на свет наследник его власти, да и вообще, всякий потомок его рода был бы назван этим прекрасным именем "Порфирогенет". Потому-то и полагают некоторые, что ныне правящий Константин, сын императора Льва, ведёт своё происхождение от его крови. Της γενεσεως δέ αυτού η αληθεία αυτή εστην, тис генесеос де авту алития авти эстин, то есть правда о его происхождении такова.
XXXII. Император-август Василий, его дед, происходя из низкого рода в Македонии, побуждаемый бедностью, пришёл в Константинополь, чтобы поступить на службу к некоему игумену, то есть аббату. И вот, император, который правил в те годы, по имени Михаил, придя ради молитвы в монастырь, где тот служил, увидел, что красотой он превосходит прочих и, призвав игумена, просил его подарить ему этого мальчика; приняв его во дворце, он даровал ему чин кубикулярия. А через малое уже время тот стал настолько могущественен, что все называли его 2-м императором. Поскольку всемогущий Бог везде, где хочет, посещает в качестве справедливого цензора рабов своих, он допустил, дабы император тот лишился на время здравого рассудка для того, чтобы тем милосерднее вознаградить его в высших сферах, чем тяжелее унизит его в низших. Ведь, как говорят, во время своей болезни он даже друзьям своим велел объявить смертный приговор. Придя же в себя, он распорядился таким образом, чтобы, если тех, кого он приказал казнить, уже нельзя вернуть, казни подвергнуть исполнителей приговора. Страх перед этим сохранил жизнь тем, кого он приказал осудить. Когда же вторично он указал на это Василию, тот – о ужас! – получил от своих приверженцев такого рода совет: "Дабы не был приведён в исполнение приказ безумного царя теми, кто не любит тебя, скорее даже ненавидит, ты лучше сам убей его и прими императорский скипетр!". Отчасти подгоняемый страхом, отчасти сам стремясь к власти, он без промедления осуществил сказанное. Итак, убив [царя], Василий сам стал императором.
XXXIII. Затем, по прошествии малого времени ему явился в видении Господь наш Иисус Христос; держа правую руку господина его императора, которого тот велел убить, он обратился к нему с такими словами: "Василий, за что ты убил господина своего, императора Михаила?". Разбуженный этим, [Василий] осознал, что виновен в тяжком преступлении; быстро, однако, придя в себя, он задумался над тем, что теперь следует делать.
XXXIV. Обретя поддержку в том спасительном и действительно приятном обещании Господа, [переданном им] через пророка, согласно которому когда бы грешник ни раскаялся, он будет спасён, со слезами и стонами признал он себя грешником, виновным в пролитии крови невинного. Следуя доброму совету, он приобрёл себе друзей богатством неправедным, дабы молитвы тех, кого он тешил здесь временными благами, спасли бы его от вечного пламени геенны [огненной]. К востоку же от дворца он построил церковь, – драгоценное и удивительное строение, – в честь князя высшего и небесного воинства архангела Михаила, которого греки называют архистратигом, то есть военачальником. Одни называют эту церковь Неа, то есть "Новая", другие – Эннеа, что на нашем языке значит "звучащая 9 раз", ибо во время службы церковных часов колокол бьёт ровно 9 раз.
XXXV. Итак, на 2-й год после того, как Роман стал василеопатором, он, вызвав к себе знать, обратился к ней с такой речью: "Носители46 римского достоинства, то есть магистраты!47 Поскольку я не только стал василеопатором благодаря вашей воле, но и связан верностью святейшему императору благодаря родству с glaucopis, то есть зеленоглазой Еленой, полагаю, что достоин права обрести хоть какой-то знак императорского убранства, достоинство которого доставило бы мне уважение людей". Итак, народом было решено и постановлено всеми, чтобы, поскольку Роман – человек столь великих достоинств и дочь его leucolenon, то есть белорукая Елена состоит в браке с императорским величеством, следует разрешить ему носить сапоги из красной кожи, как это подобает императорам. Но этого ему показалось мало. В самом деле, по прошествии года, когда власть его стала ещё больше, он обратился к знати с новой речью: "Поскольку общим вашим решением было постановлено, чтобы я носил императорские сапоги, то я περιφανέστατοι ηρωαις, перифанестати, то есть благороднейшие господа, поначалу воспринял это, как αγλαα απινα, аглаа апина, то есть драгоценный дар, оказанный мне милостью вашей власти; однако, по более тщательному размышлению мне стало казаться, что я теперь поступаю по обычаю мимов и шутов, которые красят себя различными красками, дабы тем легче вызвать смех толпы. Я вызываю смех не только у других, но и у самого себя, когда ногами кажусь императором, головой же – простолюдином. Какая комедия, какой мим лучше?48 Так вот, или предоставьте мне корону, или заберите императорские сапоги, которые делают меня смешным в глазах людей". Из-за этих ли слов, или скорее из-за того, что силой власти превосходил он прочих, было принято единодушное решение, согласно которому он получил корону, не потеряв украшения в виде сапог. Никто не удивился его мудрости, но все от чистого сердца возблагодарили Бога, который униженных возвышает, узников разрешает, в руке которого чаша чистого вина, из которой он попеременно дарит то одного, то другого49.
XXXVI. Происходил же [Роман] из низкого, а именно из армянского, рода и даже в мыслях не допускал, что в будущем будет сидеть в царском дворце и держать императорский скипетр. Но что говорит пророк Анна? "Господь делает нищим и обогащает, унижает и возвышает, с земли поднимая бедняка и из тлена возвышая нищего, сажает рядом с вельможами и престол славы даёт им в наследие. Ибо у Господа основания земли"50. Итак, да будет одному лишь бессмертному, незримому Богу честь и слава во веки веков, аминь.
XXXVII. Наконец, Роман, став императором, сделал таковым также сына своего Христофора, которого имел ещё до обретения императорского достоинства; после же обретения императорской власти жена родила ему сына по имени Стефан. Вскоре, опять забеременев, она родила ему ещё одного, по имени Константин51. Сделав их всех императорами, он, вопреки праву и закону подчинил своего государя Константина Порфирогенета своему первенцу Христофору; причём настолько явно, что во время is tin proeleusin, то есть общественных процессий, то ли в св. Софию и Влахерны, то ли в [храм] св. Апостолов, Роман и первенец его Христофор шли впереди, а Константин Порфирогенет и два прочих – следовали за ними. С каким негодованием воспринял это праведный судья, ясно указало последующее наказание. Ведь Христофор в скором времени умер. Итак, Константин Порфирогенет, занимаясь молитвами и чтением, полностью вверил себя Господу, добывая средства к жизни трудом своих рук. Так, он превосходно занимался τήν ζογραφίαν, зографиан, то есть живописью.
XXXVIII. В это время Симеон Болгарский стал сильно утеснять Аргос. Тогда Роман, дав в жёны его сыну Петру, который и сейчас ещё жив, дочь своего сына Христофора, смирил его первоначальную ярость и привязал к себе посредством выгодного договора. Девушка же, сменив имя, была названа Ириной, – что значит "мир", – потому, что именно благодаря ей между болгарами и греками был заключён прочный мир52.
XXXIX. В те времена в Павии могущественными судьями были Вальперт и Гецо по прозвищу Эверард53. Причиной власти Вальперта было то, что он сделал своего сына Петра епископом в Комо, богатейшем городе, а дочь Розу – выдал замуж за пфальцграфа Гизельберта. Правда, к тому времени оба они уже умерли. Итак, весь народ в Тицине, то есть Павии, стекался к [Вальперту], разбирая у него свои тяжбы и жалобы. Наконец, упомянутый Гецо по прозвищу Эверард пользовался такой же, как и [Вальперт] властью, ибо был соединён с ним узами родства. Однако, знатность свою [Гецо] запятнал дурными нравами. Ведь он был крайне честолюбив, жаден и завистлив, склонен к мятежу, часто нарушал законы и не исполнял божьих заповедей; впрочем, Бог не оставил это без наказания; чтобы не быть многословным, скажу, что он во всём был подобен Катилине54, ибо как тот пытался убить консула и защитника республики Марка Туллия Цицерона55, так этот стремился предать смерти короля Гуго. Ведь когда однажды король Гуго, не ожидая ничего дурного, пребывал с немногочисленной свитой в Павии, тот, устроив заговор, хотел напасть на него; но из-за того, что Вальперт, по натуре не такой жестокий, промедлил, замысел расстроился.
XL. Кроме того, сам король Гуго цветистыми и сладкими, как мёд, речами отвратил их от этого безумного начинания. Ведь, узнав, что против него составлен заговор и что заговорщики собрались в доме у Вальперта, он через послов обратился к ним с такой речью: "Отчего вы, храбрые мужи, столь рьяно и внезапно восстаёте против вашего господина, скорее вашего короля? Если случилось нечто вам неугодное, мы это исправим. Ведь за позднее исправление обычно не корят, особенно если не было допущено небрежности"56. Эти слова укротили пыл [заговорщиков]. Один только Гецо с прежним упрямством старался уговорить их сообща напасть на короля и предать его мучительной смерти. Однако, волей Бога это его злое намерение не осуществилось. Послы же, вернувшись к королю, сообщили ему о том, что видели и слышали.
XLI. Итак, король Гуго, коварно сделав вид, будто не придаёт случившемуся никакого значения, покинул Павию и поспешил в отдалённое место; разослав послов и письма, он велел своим вассалам прибыть к нему. Среди них выделялся могущественный граф Самсон, который был злейшим врагом названного Гецо. Увидев короля, он сказал ему следующее: "Я вижу, что тебя действительно угнетают те тревожные и тягостные для тебя события57, что произошли в эти дни в городе; но если ты меня выслушаешь и сделаешь так, как я скажу, [мятежники] попадутся в собственные сети. Ведь другого, кто мог бы дать лучший совет, нежели я, найти нелегко; тебе самому, во всяком случае, никто не даст лучшего совета58. Одного лишь прошу: когда все они благодаря моему содействию будут схвачены, пусть Гецо со всем своим добром будет передан мне в руки". Услышав от короля, что тот будет ему отдан, Самсон продолжил: "Лев, епископ города Тицина, – не считается другом Вальперта и Гецо, ибо они всегда и во всём идут наперекор его воле. Вы знаете, что есть обычай, согласно которому лучшие граждане спешат за пределы города навстречу королю, который прибыл в Павию из других мест. Так вот, тайно поручите епископу закрыть все городские ворота и держать при себе ключи, когда вы в условленное время подойдёте к Павии, а они выйдут вам навстречу из города, чтобы, когда мы начнём их хватать, они не могли ни бежать в город, ни ожидать оттуда подмоги". Так и вышло. Ведь когда король в условленное время подошёл к Павии, а названные люди вышли ему навстречу, епископ охотно исполнил то, что ему было велено. Король, как то и советовал Самсон, приказал всех их схватить. Гецо тотчас же передали Самсону, ослепили и урезали язык, которым он порочил короля. О, как было бы славно, если бы он навсегда остался и слепым, и немым! Но увы! Хоть язык и был урезан, речи он не лишился; зато, согласно греческой басне, потеряв зрение, он продлил себе жизнь, которая и по сей день длится на погибель многим. Мы вставим здесь ту забавную басню, которая по глупости греков так объясняет почему слепые живут долго: ‘Ζευς καί Ηρα ηρισαν περι αφροδισιών, της πλειονα έχει ηδομας εν τη συννουσία και τότε Τιρεσίαν Εβρου υιον εζήτησαν. Ούτος γάρ εν ταις αμφοτέραις φύσεσοι μεταμορφώθη, επιδι δράκοντα επατησεν. Ούτος ούν κατα της Ηρας απεφκυνατο, καί Ηρα οργιςθείσα έπήρωσεν άυτόν, Ζευς δέ εχαρίσατο άυτώ πολοίς ζησαι ετεσι, και όσα ελεγεν μαντικα λεγειν, Зевс ке Ира ирисан пери афродисион, тис плиона эхи идомас эн ти синнусиа; ке тоте Тиресиан Эвру ион эзитисан, утос гар эн тес амфотерес фисеси метаморфоти эпиди драконта эпатисен; утос ун ката тис Ирас апефкинато, ке Ира оргистиса эпиросен автон, Зевс де эхарисато авто полис зисе этеси, ке оса элеген мантика легин’. В переводе это значит: "Юпитер и Юнона поспорили о любви, кто из них получает большее наслаждение при соитии. И спросили о том Тиресия59, сына Эвера. Ведь он попеременно был и мужчиной, и женщиной, ибо наступил на дракона. [Тиресий] высказался против Юноны, и та в гневе ослепила его. Юпитер же даровал ему долгие годы жизни и дар предсказания". Но вернёмся к теме.
Гецо, как мы уже сказали, был изувечен, а имущество его конфисковано. Прочие в большинстве своём были отданы под стражу. Вальперт на следующий день был обезглавлен, а огромное богатство его расхищено; жена его Кристина была схвачена и подвергнута различным пыткам, дабы [заставить] её выдать спрятанные сокровища. Так что короля с тех пор стали бояться не только в Павии, но и в прочих частях Италии; его более не презирали, как прочих королей, но оказывали ему всяческие почести.
XLII. В это время Ильдуин60, епископ Льежской церкви, будучи изгнан со своего престола, пришёл в Италию к королю Гуго, с которым был связан родственными узами. С честью его приняв, король в качестве кормления уступил ему Веронское епископство. А когда вскоре после этого умер архиепископ Ламберт61, Ильдуин был назначен на его место епископом Милана. Вместе с названным Ильдуином пришёл некий монах по имени Ратер, который из-за своего благочестия, а также знания 7 свободных искусств был вскоре назначен епископом Вероны, где графом был упомянутый нами выше62 Мило.
XLIII. Между тем, Видо, маркграф провинции Тосканы, вместе со своей женой Мароцией начал обдумывать план низложения папы Иоанна; к этому их побуждала ненависть, которую они питали к Петру, брату папы, ибо папа любил его, как и следовало любить родного брата. Случилось, что во время пребывания Петра в Риме, Видо тайно собрал у себя большое количество воинов. И вот, однажды, когда папа вместе с братом и малочисленной свитой находился в Латеранском дворце, воины Видо и Мароции, напав на них, Петра убили на глазах у брата, а самого папу, схватив, бросили под стражу, где он вскорости умер. Говорят, что лицо его накрыли подушкой и таким гнусным образом задушили. После его смерти папой поставили Иоанна63, сына той самой Мароции, которого эта блудница родила от папы Сергия. Видо же в скором времени умер и его место занял Ламберт, его брат.
XLIV. Мароция, эта бесстыжая блудница, отправила после смерти своего мужа Видо послов к королю Гуго, приглашая его прийти и овладеть славнейшим городом Римом. Но это, – утверждала она, – возможно только в том случае, если король Гуго женится на ней.
Что безумствуешь ты, Мароция, страстью любовной пылая?
Ищешь ты поцелуев брата покойного мужа,
Хочешь быть братьев обоих женою, Иродиада,
Неужто забыла, слепая, запрет Иоанна,
Брату брать в жёны вдову брата родного64.
Не разрешит тебе это и песнь Моисея-пророка,
Кто повелел, чтобы брата вдова выходила за брата,
Если первому сына родить не сумела65.
Но все мы знаем, что ты родила уже мужу [потомка].
Ты мне ответишь: "Я знаю; но нет забот у прелестницы пьяной"66.
Вот король Гуго идёт, твой желанный, как бык, ведомый на жертву,
Страстью к Риму скорее сюда привлечённый.
Но для чего ты, преступница, губишь столь славного мужа?
Стать королевой угодно тебе преступленьем,
Но потеряешь ты Рим по воле Господней.
То, что это произошло справедливо, ясно не только людям рассудительным, но и глупцам.
XLV. При входе в город Рим стоит некое восхитительной работы и удивительной твёрдости укрепление67; перед его воротами построен великолепный мост через Тибр, по которому люди входят в Рим и выходят из города; помимо же этого моста нет иного пути через реку. Но и по мосту можно пройти не иначе, как с согласия защитников укрепления. Ведь само это укрепление, – о прочем я умолчу, – такой высоты, что церковь, сооружённая на его вершине в честь князя всевышнего и небесного воинства архангела Михаила, получила название "Церковь св. Ангела до небес". Король, полагаясь на это укрепление и оставив войско в отдалении, прибыл в Рим с небольшой свитой. Хорошо принятый римлянами, он вошёл в названное укрепление, в спальню блудницы Мароции. Вступив с ней в кровосмесительный брак, он, чувствуя себя в полной безопасности, свысока стал смотреть на римлян. У Мароции же был сын по имени Альберик, которого она родила от маркграфа Альберика68. Когда, следую убеждению матери, он лил воду мывшему руки королю Гуго, то есть своему отчиму, тот ударил его по лицу в наказание за то, что он лил воду неумеренно и без [должной] скромности. Желая отомстить за нанесённое ему оскорбление, [Альберик] собрал римлян и обратился к ним с такой речью: "Достоинство города Рима настолько уже оскудело, что повинуется даже распоряжениям блудниц. Что может быть более гнусным и отвратительным, чем допустить гибель города Рима из-за нечестивого брака одной женщины и позволить бывшим рабам римлян, то есть бургундам, повелевать римлянами? Если меня, своего пасынка, он69 ударил по лицу, будучи ещё только новым и чужим для нас человеком, как, вы думаете, будет он обращаться с вами, когда укрепится здесь? Разве не знаете вы ненасытности и высокомерия бургундов? Обратите внимание на само значение их имени70. Ведь вот почему их назвали бургундами: когда римляне, покорив мир, привели множество пленных из их рода, они велели им возвести себе дома за пределами города, но чуть позже изгнали их оттуда за высокомерие; а так как те называют "бургом" группу не окружённых стеной домов, то римляне и прозвали их "бургундами", то есть "изгнанными из бургов". Впрочем, они зовутся ещё и вторым, туземным именем – галлами аллоброгами. Я же, согласно присущему мне fronesin, то есть благоразумию, называю этих бургундов "горланами"71, как потому, что они из-за высокомерия кричат во всё горло, так и потому, – что более правильно, – что они без меры предаются обжорству, которое осуществляется через горло". Услышав это, все [римляне] тотчас же оставили короля Гуго и избрали своим господином Альберика, а чтобы король Гуго не имел времени вызвать своих воинов, немедленно осадили укрепление.
XLVI. Ясно, что таков был приговор Божьего правосудия, дабы король Гуго ни в коем случае не мог удержать то, что приобрёл путём столь гнусного преступления. Подгоняемый сильным страхом, он по верёвке спустился с той стороны, где укрепление примыкает к городской стене, и, бросив [Рим], бежал к своим. Итак, король Гуго вместе с названной Мароцией был изгнан72, Альберик получил власть над городом Римом, в то время, как брат его Иоанн занимал высший и вселенский престол.
XLVII. Некоторые говорят, что Берта, мать короля Гуго, не родила своему мужу, маркграфу Адальберту, ни одного сына, но, тайно взяв их у других женщин и симулировав роды, подбросила ему Видо и Ламберта, чтобы после смерти Адальберта иметь сыновей, с помощью которых она могла бы сохранить всю ту власть, какой обладал её супруг. Мне кажется, что всё это выдумано лжецами для того, чтобы король Гуго скрыл таким образом нечестивый характер своего брака и избежал пятна υβριν, то есть бесславия. Всё же более вероятной мне кажется другая цель, из-за которой это было сказано и о которой следует теперь рассказать. Ламберт, получивший после смерти своего брата Видо Тосканскую марку, был мужем воинственным, способным на любое деяние. Король Гуго, ввиду Итальянского королевства, держал его под сильным подозрением. Ведь он боялся, чтобы итальянцы не оставили его и не поставили королём Ламберта; к тому же Бозо, брат короля Гуго со стороны [отца]73, интриговал против [Ламберта], ибо сам страстно желал стать маркграфом Тосканы. Следуя его совету, король Гуго, угрожая, сообщил Ламберту, чтобы тот не осмеливался более называть его своим братом. Тот же, будучи человеком смелым и непокорным, отвечал ему не почтительно, как следовало бы, а дерзко: "Чтобы не мог король отрицать того факта, что я – его брат и оба мы произошли на свет из одного тела и из одного лона, я поединком желаю доказать это всем сомневающимся". Король, услышав это, избрал некоего юношу по имени Тевдин и велел ему вступить с [Ламбертом] в поединок из-за этого дела. Но Бог, который праведен и суд которого справедлив74, в котором нет неправды75 и который разрушает всякую неясность, открывая всем истину, допустил, чтобы Тевдин тотчас же пал, а Ламберт одержал победу. Король Гуго был немало смущён подобным оборотом дела. Но, следуя совету, он, задержав, отдал Ламберта под стражу. Ведь он боялся, чтобы тот, будучи отпущен, не отнял у него королевство. Итак, схватив [Ламберта], он передал своему брату Бозо Тосканскую марку76, а чуть позже лишил Ламберта зрения.
XLVIII. В это же время итальянцы отправили [послов] в Бургундию, приглашая короля Рудольфа прийти к ним. Король Гуго, узнав про это, также отправил к [Рудольфу] послов, уступил ему все земли, какими владел в Галлии до того, как стал королём, и принял от Рудольфа клятву никогда не вступать в Италию77. Не менее удачно приобрёл он дружбу Генриха, могущественного короля, о котором мы уже упоминали выше, отправив к нему богатые дары; имя [Генриха] было тогда в большой чести у итальянцев, ибо он первым победил данов, никому ранее не подчинявшихся, и сделал их своими данниками. Ведь [даны] – это тот дикий народ, живущий на севере, у [берегов] Океана, чья жестокость нанесла удар благородству очень многих народов. Однажды, поднявшись со своим флотом вверх по течению Рейна, они страшно опустошили всё огнём и мечом; даже такие славнейшие города, как Агриппина, которая ныне зовётся Кёльном, Трир, отстоящий далеко от Рейна, и некоторые другие города в королевстве Лотаря78 были взяты штурмом и разграблены; всё, что они не смогли унести с собой, было сожжено. Даже термы и дворцы в Ахене были обращены ими в пепел. Но оставим это и вернёмся к основному порядку изложения.
XLIX. Арнульф, герцог Баварии и Каринтии, о котором мы упоминали выше79, живя недалеко от Италии, собрал войско и выступил, чтобы отнять у Гуго его королевство. Пройдя Тридентскую марку80, – первую с этой стороны марку в Италии, – он достиг Вероны. Здесь его охотно приняли граф Мило и епископ Ратер, по приглашению которых он и прибыл в Италию. Король Гуго, услышав про это, собрал войско и поспешил ему навстречу.
L. Когда он прибыл на место и разослал в окрестности конные, как говорят люди, отряды, значительная часть баварцев, выйдя из замка Гаузенинг, вступила в бой с итальянцами. Но потерпела такое поражение, что спасся из них лишь тот, кто позже и поведал об этом. Герцог Арнульф был немало смущён этим обстоятельством. Потому-то и вышло, что, следуя [данному ему] совету, он решил схватить графа Мило и покинуть Италию, увезя его с собой в Баварию, чтобы затем, опять набрав войско, он мог вернуться вместе с ним в Италию. Однако, это не укрылось от Мило.
LI. Волнуемый различными мыслями, он решительно не знал, что теперь делать. Идти к королю Гуго, перед которым был виноват, он по вполне понятным причинам боялся; быть же уведённым Арнульфом в Баварию казалось ему хуже не только смерти, но и самого ада. Итак, пребывая в нерешительности, он решил всё же бежать от Арнульфа и явиться к королю Гуго, ибо полагал, что легко сможет склонить его к милосердию. Арнульф же вернулся в Баварию так быстро, как только мог.
LII. Однако, прежде он захватил крепость, которая была в том городе, и увёл с собой в Баварию брата Мило и его воинов, пытавшихся защитить эту [крепость]. Сразу после его ухода город был передан королю Гуго, а Ратер, его епископ, был им схвачен и отправлен в изгнание в Павию. Именно там он и начал писать свою изящную и остроумную книгу о тяготах своего изгнания. Всякий, кто прочтёт её, найдёт там ряд остроумных моментов относительно этого дела, которые будут не менее приятны для вдумчивого читателя, нежели полезны.
заканчивается книга третья антаподосиса
ПРИМЕЧАНИЯ
1. То есть, епископ Рецемунд.
2. То есть Беренгара II, короля Италии.
3. Вилла (р. ок. 915 г.) – дочь Бозо, маркграфа Тосканы. Жена Беренгара II с 931 г.
4. Иезавель – жена Ахава, царя Израиля, дочь жреца Астарты. Была фанатически предана идолопоклонству и жестоко преследовала пророков. Ее имя стало символом всякого несчастия.
5. Ламия – согласно верованиям древних греков, страшное мифическое существо, вампир, пожирающий юношей и детей.
6. Паксу – один из Ионических островов, близ Керкиры.
7. Смерть Беренгара (ум. 7 апреля 924 г.), дату которой Лиутпранд, очевидно, не знал, ошибочно указана им перед пожаром Павии.
8. Эол – бог ветров в древнегреческой мифологии.
9. Псал., 76, 8-10.
10. Аввакум, 3, 2.
11. Псал., 76, 11.
12. В 452 г.
13. Аттила (ум. 453 г.) – король гуннов в 434-453 гг. При нём гуннский союз племён достиг наивысшего могущества.
14. Неверное указание. Венгры из Верхней Италии ушли в Прованс и там, к западу от Роны были уничтожены.
15. Последний раз Адальберт упомянут в Туринской грамоте от 28 февр. 929 г. Об Ирмгарде см. Ant. II, прим. 85.
16. Вергилий, Георгики, I, 482.
17. Вергилий, Энеида, VIII, 77.
18. О нём см. Ant. II, прим. 57.
19. О нём см. Ant. II, прим. 29.
20. Иов, 14, 5.
21. Псал., 32, 17.
22. Вергилий, Энеида, Х, 179.
23. См. Ant. II, 55.
24. Губерт наследовал Бозо в конце 936 г. Позже он стал пфальцграфом и герцогом Сполето и маркграфом Камерино. Умер между 967 и 970 гг. Был верным сторонником Оттона I.
25. Лиутпранд более о нём не упоминает.
26. Генриха I Птицелова, короля Германии.
27. См. Ant. III, 48; Видукинд, I, 40.
28. То есть, грекам.
29. Роман I Лакапин (ум. 948 г. июль) – пришёл к власти в 919 г. Император Византии в 921-944 гг.
30. В 927 г.
31. Теристра – головной платок.
32. Роман происходил из самых низов общества. Его отец Феофилакт – армянский крестьянин – был в награду за услугу, оказанную Василию I, зачислен в императорскую гвардию. При Льве VI Роман служил на флоте, в 911 г. стал стратигом Самоса, а затем и друнгарием флота.
33. Гораций, Оды, III, 3, 7-8.
34. Лев VI умер 11 мая 912 г., а его брат и соправитель Александр – 6 июня 913 г. Константин VII (сын Льва VI) был коронован императором 9 июня 911 г.
35. Паракимоменом в первые годы правления Константина VII был некий Константин, сторонник Льва Фоки. Роман, придя к власти, устранил его.
36. Т. е. доместиком схол.
37. Т. е. друнгарием флота.
38. 25 марта 919 г. Роман во главе флота прибыл в Вуколеон и фактически стал хозяином положения.
39. Т. е. Византийскую империю.
40. Вергилий, Эклога III, 93: latet anguis in herba.
41. Роман Лакапин, упредив кандидата Зои Льва Фоку, сослал её в монастырь, а в мае 919 г., выдав свою дочь Елену за Константина VII, стал таким образом василеопатором. 24 сент. 920 г. Роман был возведён в сан цезаря, а 17 дек. стал императором, соправителем Константина VII.
42. Имеются в виду поражения греков у Ахелоя (близ Анхиала) во Фракии 20 авг. 917 г. и у Катасирта (близ Константинополя). Но оба они произошли до прихода Романа к власти.
43. Гораций, Оды, III, 4, 65-67.
44. Баян или Вениамин. Пётр был царём Болгарии с 927 по 969 гг.
45. В главах 31-34 Лиутпранд почти дословно повторяет содержание Ant. I, 6-10.
46. В оригинале – "архонты".
47. В оригинале – principes, то есть "князья, знать, первый люди в государстве".
48. Ювенал, Сатиры, 5, 157.
49. Свободное изложение Псал., 144, 14; 145, 7; 74, 9.
50. 1 Царств, 2, 7-8.
51. У Романа было 4 сына (Христофор, Стефан, Константин и Феофилакт) и 4 дочери. Христофор был его старшим и самым любимым сыном. Роман собирался завещать ему императорскую власть, но Христофор умер а августе 931 г. Все сыновья Романа (кроме Христофора) родились между 912 и 917 гг. (так что Лиутпранд здесь несколько ошибается).
52. В 927 г.
53. Оба упомянуты рядом друг с другом 10 ноября 915 г. и 14 мая 927 г.
54. Катилина, Луций Сергий – претор 66 г. до н. э. В 63 г. до н. э. поднял мятеж, подавленный Цицероном.
55. Цицерон, Марк Туллий (106-43 гг. до н. э.) – консул 63 г. до н. э.
56. См. Cic. ad fam. II 7, 1.
57. Свободно изложено по Cic. ad fam. II 12, 1.
58. См. Cic. ad fam. II 7, 2.
59. Тиресий – легендарный слепой прорицатель; сын Эвера и нимфы Харикло. Юношей Тиресий увидел 2-х змей и убил одну из них, оказавшуюся самкой. Боги, в наказание, превратили его в женщину. Через 7 лет Тиресий убил змею-самца и к нему вернулся его прежний пол. По милости Персефоны Тиресий и в Аиде сохранил разум и способность предвидеть будущее.
60. Ильдуин (ум. 936 г.) – архиеп. Милана в 931-936 гг.
61. Ламберт умер 20 июня 931 г.
62. См. Ant. II, 73.
63. После папы Иоанна Х (914-928) правили Лев VI (в мае – дек. 928 г.) и Стефан VII (928-931). Только в марте 931 г. папой стал Иоанн XI (сын Мароции).
64. Марк, 6, 18.
65. Втор., 25, 5.
66. Ювенал, Сатиры, 6, 300.
67. Имеется в виду мавзолей Адриана, преобразованный в средние века в замок св. Ангела.
68. См. Ant. II, прим. 72 и 77.
69. То есть, король Гуго.
70. Подобная этимология слова "бургунды" встречается только у Лиутпранда. Происхождение названия от слова "бург" даётся, правда, и у Павла Орозия в его "Истории против язычников" (VII, 32, 12), но в ином смысле.
71. В оригинале: Burgundiones (бургунды) – gurguliones ("горланы").
72. Мароция была удержана её сыном под арестом. Видимо, вскоре она умерла (между 932 и 937 гг.), ибо 12 дек. 937 г. Гуго женился на Берте, вдове короля Рудольфа (см. Ant. IV, 13).
73. Их (т. е. Гуго и Бозо) отцом был Теобальд, граф Арля, сын убитого в 864 г. Хукберта, аббата Св. Маврикия.
74. Псал., 118, 137.
75. Псал., 91, 16.
76. В 931 г. Уже в грамоте от 17 окт. 931 г. Гуго называет своего брата Бозо "нашим любимейшим братом и славнейшим маркграфом".
77. В 933 г. Рудольф стал таким образом королём объединённого Бургундского королевства.
78. Т. е. в Лотарингии.
79. См. Ant. II, 18, 21-23.
80. На территории Южного Тироля. |
|
