| начинаются главы четвёртой книги
I. О том, что [автор] до сих пор писал об услышанном им, а теперь будет писать о том, что сам видел.
II. Король Гуго назначает своего сына Лотаря королём и отправляется с войском в Рим.
III. Король Гуго даёт в жёны Альберику свою дочь, чтобы посредством этого обмануть его.
IV. Сарацины из Фраксинета прибывают в Аквы, где все до единого гибнут в сражении.
V. В городе Генуе стал течь кровавый источник, и в том же году [Генуя] была взята африканскими сарацинами.
VI. Причина, по которой Манассия, епископ Арля, покинув свою церковь, принял другую, и его собственное объяснение этого.
VII. О том, как в бранном ответе на основании свидетельств писания доказано, что [Манассия] поступил неправедно.
VIII. О том, кого взял в жёны Беренгар, и о его брате Анскарии.
IX. О маркграфе Тедбальде, который сразился с греками и кастрировал пленных.
X. Насколько забавно некая женщина спасла своего мужа от кастрации.
XI. Король Гуго хватает и бросает под стражу своего брата Бозо, который, следуя совету жены, восстал против него.
XII. Как король Гуго изгнал из Италии Виллу, жену Бозо, и о поясе, найденном в постыдном месте.
XIII. О смерти короля Рудольфа, на вдове которого король Гуго женился, а дочь отдал замуж за своего сына.
XIV. О короле Гуго, который из-за наложниц ненавидел свою жену.
XV. О смерти короля Генриха и о том, где его похоронили, а также о его сыновьях.
XVI. О мудрости короля Генриха, который назначил королём своего сына Оттона.
XVII. О дочери брата короля Англии, на которой Оттон женился до того, как стал королём.
XVIII. О Генрихе, который, следуя совету дурных людей, восстал против брата.
XIX. Бранная речь в стихах, [обращённая] к Генриху и [направленная] против дьявола, стараниями которого он пожелал бороться против брата.
XX. Об Эберхарде, который, удерживая Генриха, пока ещё верного своему брату, в некоем замке, начал мятеж и увёл его во Франконию.
XXI. Условия, на которых Эберхард отвратил Гизельберта от верности королю.
XXII. Гизельберт и Эберхард отпустили Генриха из-под стражи.
XXIII. Хитрость, посредством которой Эберхард собирался обмануть Генриха и Гизельберта, и самому завладеть королевством.
XXIV. Об удивительной победе, которую король Оттон одержал благодаря молитве, и о ранении Генриха в руку.
XXV. Как король Генрих приобрёл священное копьё.
XXVI. Доказательство из Священного Писания, согласно которому всякая победа или сражение зависит не от случая, а от воли Бога.
XXVII. О том, как многие, следуя совету архиепископа Фридриха, покинули короля, осаждавшего крепость Брейзах.
XXVIII. Об удивительной стойкости и ответе короля Оттона.
XXIX. Каким образом, благодаря тому, что Бог сражался за короля, Гизельберт и Эберхард были разбиты у Андернаха Удо и Конрадом.
XXX. О после, который сообщил королю, спешившему в церковь, об их смерти.
XXXI. Король Оттон сообщает Бертольду, герцогу Баварии, о смерти этих [князей] и о своём желании дать ему в жёны или свою сестру, или дочь своей сестры.
XXXII. Об архиепископе Фридрихе, который, давно уже оставив короля, отправился в город Мец, чтобы собрать войско, и услышал там об их смерти.
XXXIII. О том, как этот архиепископ был схвачен и отдан под стражу.
XXXIV. О Генрихе, которому сестра запретила вступать в [её] укрепления для войны с королём.
XXXV. О нём же, прибегшем позднее к милосердию короля.
заканчивается перечень глав
счастливо начинается книга четвёртая
I. Всё, что я сообщил до сих пор, святейший епископ, изложено мною так, как то я слышал от заслуживающих доверия мужей, бывших очевидцами случившегося; а теперь я расскажу о событиях, в которых сам принимал участие. В то время я был ещё очень мал, но благодаря приятному голосу приобрёл расположение короля Гуго. Ведь он очень любил пение, в котором меня не мог превзойти ни один из моих сверстников.
II. Итак, король Гуго, видя, что удача всюду сопутствует ему, назначил при всеобщем согласии после себя королём своего сына Лотаря1, которого ему родила жена Альда2. Назначив его, он задумался, как бы овладеть Римом, из которого его так позорно изгнали. Собрав большое [войско], он пошёл на Рим. Жестоко опустошив окрестные места и провинции, тревожа город ежедневными атаками, он так и не смог овладеть им.
III. Наконец, надеясь обмануть Альберика хитростью, [Гуго] предложил ему в жёны свою дочь Альду3, родную сестру его сына, короля Лотаря, чтобы, заключив таким образом мир с Альбериком, сделать его, как сына короля, неопасным для себя. Однако, Альберик, будучи человеком неглупым, на дочери его женился, но Рима, которого тот домогался, ему не отдал и по-прежнему не доверял [Гуго]. И всё-таки король Гуго заманил бы и поймал Альберика τουτω τώ αγκηστρω, туто то агкистро, то есть на эту удочку, если б тому не помешали козни его собственных вассалов, не желавших мира между ними. Ведь, если бы король захотел наказать кого-то из своих людей, тот сразу же мог бы бежать к Альберику, а тот из страха перед королём с радостью бы его принял и с почётом разместил в Риме.
IV. Пока всё это происходило, сарацины, населявшие Фраксинет, собрали большое [войско] и пришли к Аквам4, городу в 50 милях от Павии. Их πρωβωλος, проволос, то есть предводитель, Сагиттус был самым гнусным и нечестивым из сарацин. И вот, по милости Божьей в завязавшейся битве этот ταλέπορος, талепорос, то есть несчастный, погиб вместе со всеми своими людьми.
V. В это же время в городе Генуе, которая расположена в Котийских Альпах, в 800 стадиях от Павии, на [берегу] Африканского моря, стал обильно течь кровавый источник, предвещая всем грядущую гибель. И действительно, сюда в этом же году с огромным флотом пришли пуны; войдя незаметно для жителей в город, они всех, за исключением женщин и детей, перебили, а затем, погрузив все городские и церковные сокровища на суда, вернулись в Африку.
VI. В это же время Манассия, епископ города Арля, узнав о могуществе короля Гуго, с которым был связан узами кровного родства5, бросил вверенную ему церковь и, движимый честолюбием, отправился в Италию, чтобы ограбить, скорее даже разрушить там многие церкви. А король Гуго, надеясь более спокойно править Италией, если все должности в королевстве будут розданы его родичам, вопреки праву и обычаю доверил ему или, – что более соответствует истине, – отдал в кормление6 Веронскую, Тридентскую и Мантуанскую церкви. Но и этим тот не был доволен, а получил ещё Тридентскую марку, где, побуждаемый дьяволом, перестал быть епископом, став светским вассалом. На этом мне, agie, то есть святой отец, хотелось бы немного остановиться, чтобы [привести] его собственное объяснение того, почему он так поступил, и с Божьей помощью его опровергнуть.
VII. "Блаженный Пётр, – говорил он, – основав церковь в Антиохии, позже перешёл в город Рим, который, находясь тогда на вершине могущества, повелевал всеми народами. Там он по Божьей воле основал святую и почитаемую всем миром церковь, поручив первую, то есть Антиохийскую, церковь своему ученику – блаженному евангелисту Марку; с тем, правда, условием, чтобы он вначале основал [церковь] в Аквилее, а затем поспешил в Александрийскую [церковь]. То, что так и случилось, как нам известно, ни для кого, что читал их деяния, не является тайной". Но, чтобы ты, о Манассия, понял из нашего ответа, что правда о сём тебе неведома, знай, что уже родителям твоим, давшим тебе имя, было известно его значение. Ведь имя "Манассия" переводится, как "забывчивый" или "забывший Бога"7. Что ещё более правдиво и открыто могли предсказать твои родители, чем дав тебе это имя? Ведь ты, – говорю я, – настолько забыл о себе, что не помнишь даже того, что ты – человек. Дьявол тоже знает писание, но будучи лжив, лживо его толкует, используя для погибели, а не для спасения. Разве ты не знаешь, как он, пытаясь в нечестивом усердии ранить стрелами искушения Господа и искупителя нашего Иисуса Христа, извратил слова пророка: "Ибо ангелам своим он заповедает о тебе" и "И на руках они понесут тебя, да не преткнёшься о камень ногою Твоею"8. То, что это действительно записано и то, что об этом сказано, не отрицает ни один верующий. Но с каким коварным умыслом привёл данную истину сей Левиафан9, ты можешь понять из ответа Того, кто выше разума не только смертных, но и ангелов: "Не искушай, – говорит, – Господа Бога твоего"10. Итак, ты видишь сам: используя правдивые утверждения, ты вкладываешь в них лживый смысл, как это делал Юлиан Отступник, отвечая христианам и вводя их, из желания завладеть их имуществом, в заблуждение такими словами: "Не владейте, – говорит учитель ваш, – ни золотом, ни серебром"11. И такое: ‘ευκοπώτερον γαρ εστην καμηλον δια τρυμαλίας ραφίδος ειςελθείν η πλουσιον εις την βασιλείαν τοΰ θεοΰ, эвкопотерон гар эстин камилон диа трималиас рандос иселтин и плюсион ис тин басилиан ту теу’, что значит: "Легче верблюду пройти сквозь игольные уши, чем богатому войти в царствие небесное"12. И такое: "Кто не отрешится от всего, чем владеет, не может быть моим учеником"13. Итак, скажи, что он сказал более лживое или более гнусное, чем ты? Ведь то, что Пётр [делал] ради справедливости, ты обращаешь в вину. Я думаю, что ты не понял или, – что более вероятно, – не читал "Деяния апостолов". Ведь ты нашёл бы там совершенно ясное указание, что верующие продавали своё добро и складывали деньги к ногам апостолов, чтобы всё у них было общим и никто бы не сказал, что это – его собственное; и каждому давалось, кто в чём имел нужду14. И если Пётр избегал прикасаться к золоту, как к чему-то заразному, тому золоту, которое почитается людьми величайшей ценностью, а тебе дороже души твоей, то с какой же целью, утверждаешь ты, покинул он Антиохию и перебрался в Римскую церковь? Если ты скажешь, что ради приобретения имущества, – а это – явная ложь, – то я докажу тебе, что [поступил он так] ради спасения душ и славного мученичества. Ведь ему было сказано его учителем, скорее творцом и искупителем, следующее: "Когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил куда хотел; а когда состаришься, то прострёшь руки твои, и другой препояшет тебя и поведёт, куда не хочешь. Сказал же это, давая разуметь, какою смертью Пётр прославит Бога"15. Наконец, читаем далее в другом месте, что уже после воскресения на вопрос Петра – "Куда идёшь?" – Господь ответил: "В Рим, чтобы вторично претерпеть крестные муки". Итак, Пётр пришёл, движимый не честолюбием, но [стремлением] к мученичеству, ища не золота, но спасения душ. О, если бы совесть твоя могла сказать о тебе то же самое, ты был бы счастлив, скорее даже блажен! Но не сможешь ты, – говорю я, – отрицать, что купил себе Веронское епископство, чего, как мы учили, никогда не делал Пётр, не какой-то обычный человек, но тот самый апостол. Мы знаем, что из-за стремления к богатству ты лишился в этом деле чести не только, как духовное лицо, но и просто как человек. Сказано, между тем, достаточно; вернёмся теперь к [нашему] начинанию. Впрочем, в соответствующем месте мы расскажем ещё, как незаконно овладел ты Миланской кафедрой.
VIII. В это время тот Беренгар, от тирании которого ныне стонет вся Италия, был маркграфом города Ивреи16. Король Гуго дал ему в жёны свою племянницу Виллу17, дочь Виллы и брата его Бозо, маркграфа провинции Тосканы. Анскарий же, брат Беренгара, которого родила от Адальберта Ирмгарда, сестра короля Гуго, славился тогда благородной отвагой и силой.
IX. Маркграфом Камерино и Сполето был тогда Тедбальд18, также известный герой, связанный с королём Гуго узами близкого родства. Он отправился на помощь князю Беневента против греков, которые того сильно утесняли19. Вступив с ними в сражение, он одержал победу. Наконец, случилось, что взял он в плен множество греков, которые удерживали уже не землю, но одни только крепости. Кастрировав их, он сообщил стратегу, который ими командовал, следующее: "Узнав, что для вашего святого императора нет ничего более ценного, чем евнухи, я скромно постарался отослать ему этих немногих, и отошлю ещё больше, если то будет угодно Богу".
X. Вставим здесь один забавный, скорее мудрый поступок, который тогда совершила некая женщина. Ведь, когда однажды греки вместе с жителями этой земли вышли за стены некоей крепости на битву с упомянутым Тедбальдом, кое-кто из них попал в плен. Когда [Тедбальд] их кастрировал и отослал в замок, некая женщина, пылая любовью к супругу и сильно волнуясь за целость его членов, неистовая, с растрёпанными волосами ушла из замка. Разодрав себе кровавыми ногтями лицо, она громко заплакала, причитая, перед палаткой Тедбальда; "По какой причине, – спросил он её, – ты, женщина, так горько плачешь?". Она же, – ибо прикинуться глупцом в нужном месте – высшая мудрость20, – дала ему такой ответ: "Новое и неслыханное дело, о герои, вести войну против беззащитных женщин. Ни одна из нас не ведёт свой род от крови амазонок; предаваясь только занятиям Минервы, мы ничего не смыслим в оружии". А когда Тедбальд спросил её: "Кто из героев, будучи в здравом уме, – исключая времена амазонок, – воевал против женщин?", она ответила: "Скажи, как можно более жестоко воевать против женщин и что более худшее можете вы им причинить, чем, если постараетесь отрезать яйца у их мужей, от которых зависит радость нашего тела и, – что самое главное, – надежда на будущее потомство? Ведь, кастрируя их, вы забираете не их добро, но наше. Разве, – говорю я, – то стадо коров и овец, что вы отняли у меня в предыдущие дни, заставило меня прийти в ваш лагерь? С потерей скота, причинённой мне вами, я смирюсь, но трепещу и никоим образом не хочу мириться со столь страшным, жестоким и непоправимым горем. Все божьи святые, такую напасть от меня отвратите!"21 Эта речь сильно всех насмешила, настолько подняв у людей настроение, что женщина смогла вернуть не только своего мужа, целым и невредимым, но и весь отнятый у неё скот. Когда она, получив их, ушла, Тедбальд, отправив вслед за ней мальчика, спросил, что ему отнять у её мужа, если тот опять выйдет из замка сражаться против него? "Оба глаза, – отвечала она, – нос, руки и ноги. Если [муж] так поступит, пусть [маркграф] отнимет у него всё, чем тот владеет; но то, что принадлежит мне, то есть его служанке, пусть оставит в покое". Поняв благодаря смеху и возвращению супруга, что обрела своей первой речью расположение людей, она, отправив позже посла, передала это [маркграфу].
XI. В это время Бозо, брат короля Гуго, подстрекаемый своей корыстолюбивой женой Виллой, замыслил против короля некое новое и гнусное [злодеяние]. Это не укрылось от Гуго. [Бозо] был немедленно схвачен и отдан под стражу22. Причина же его низложения была следующая. Когда Ламберт, о котором мы упоминали выше, был ослеплён, а Бозо получил Тосканскую марку, жена его Вилла воспылала страстью к стяжательству, причём настолько, что ни одна из знатных женщин всей провинции Тосканы не решалась носить на себе драгоценные украшения. Не имея детей мужского пола, она имела зато 4-х дочерей – Берту, Виллу, Рихильду и Гизелу. Из них Вилла, жена того Беренгара, который и ныне жив, постаралась сделать всё, чтобы мать её не считалась более самой худшей из женщин. Но, чтобы не описывать слишком подробно все деяния [её матери], приведу лишь одно – самое постыдное, по которому ты сможешь судить, какой она была и во всех прочих отношениях.
XII. У её мужа, Бозо, был удивительной длины и ширины золотой пояс, сиявший от блеска множества драгоценных камней. Когда Бозо был схвачен, король приказал тщательно отыскать этот [пояс] сверх прочих сокровищ; забрав богатства, он велел с позором изгнать из Италии жену [Бозо], как заговорщицу и зачинщицу всего этого преступления, отослав в Бургундию, откуда она была родом. Но, тщательно всё обыскав и не найдя пояс, послы вернулись к Гуго, доставив ему остальное. Тогда король сказал: "Возвращайтесь назад и перетряхните все украшения её платья, даже подушку, на которой она сидит во время езды верхом. Если и там не сможете найти пояс, снимите с неё всю одежду, чтобы не смогла она его спрятать нигде на себе самой; ведь я знаю, насколько она хитра и корыстолюбива". Итак, они вернулись и, обыскав всё согласно королевскому приказу и ничего не найдя, сняли с [Виллы] всю её одежду. Наконец, когда они, учинив столь постыдное и неслыханное деяние, стояли, опустив глаза, дабы не видеть сего позора, один из рабов, устремив на неё взор, увидел, как из половой щели свисает красный шнурок; когда он его бесстыдно схватил и позорным образом потянул, вслед за шнурком из тайной части её тела вылез наружу и сам пояс. Причём раб тот не только не устыдился, но крайне обрадовался столь позорному деянию, закричав: "Ха! Ха! Хе! Какой я славный акушер! Славного мальчика родила госпожа; долгие лета ему!23 Как был бы я рад, скорее безмерно счастлив, если бы жена родила мне хотя бы 2-х таких ребят. Я бы отправил их послами в Константинополь, где, как я слышал из рассказов купцов, император охотно принимает такого рода посланцев". От таких речей Вилла ещё больше смутилась и, проливая слёзы, излила всем им скрытую в её сердце боль. Раб же, – как это было в его обычае, – не только не тронутый её унижением, но ещё более воодушевившись, прибавил, чтобы растравить её ноющую рану, следующее:
"Что безумствуешь24, Вилла, начав
Золото в теле своём прятать?
О, неслыханная алчность,
Драгоценности прятать в себе!
Рожать таких детей матерям не пристало,
Зато не нужно 10 месяцев мучаться с ними.
Плодовитая мать, не прекращай же
Нам рожать подобных потомков,
Переживущих тебя, породившую их!"
Тут он замешкался, ибо по шее его ударил проворно
Другой слуга, словами острыми вовсю его ругая.
По завершении этого дела, пояс был доставлен королю, а [Вилла] отправлена в Бургундию. Впрочем, кто из них двоих – она, спрятавшая [пояс], или он, приказавший его искать, – поступил более гнусно, не берусь сказать. Не вызывает сомнения лишь то, что оба были охвачены безмерной страстью к золоту и драгоценным камням.
XIII. Кроме того, умер Рудольф25, король Бургундии, и король Гуго женился на его вдове Берте, ибо Альда26, мать его сына, короля Лотаря, к тому времени уже умерла. Но и сыну своему Лотарю он дал в жёны Адельгейду27, дочь Рудольфа и той самой Берты, отличавшуюся как красотой, так и чистотой нравов. Правда, греки считают недопустимым, чтобы сын без греха женился на девушке, если мать её вышла замуж за его отца и две плоти соединились воедино.
XIV. Вскоре Гуго, обманутый интригами своих многочисленных наложниц, не только перестал одаривать жену свою Берту супружеской любовью, но и всяческим образом стал её унижать; насколько справедливо наказал его за это Бог, мы не преминём рассказать в соответствующем месте. К трём из множества своих наложниц [Гуго] питал особо пылкую и постыдную страсть. Это были: Пецола, происходившая из самого низкого, рабского рода и родившая ему сына по имени Бозо28, – после смерти Видо [Гуго] поставил его епископом церкви в Пьяченце; далее Роза, дочь упомянутого выше казнённого Вальперта29, родившая ему удивительно прекрасную дочь; и, наконец, третья – Стефания, родом римлянка, родившая ему сына по имени Тедбальд; позже он был сделан [отцом] архидьяконом Миланской церкви с тем условием, чтобы после смерти архиепископа он стал его преемником. Если буду жив, то по порядку расскажу, как получилось, что Бог не допустил исполнения этого. Народ же называл [этих шлюх] за гнусное и позорное поведение именами богинь, а именно: Пецолу звал Венерой, Розу – Юноной, – из-за ревности и постоянной ненависти, ибо по слабости плоти каждая [женщина] казалась ей более красивой, чем она сама, – а Стефанию – Семелой. Так как не только король пользовался их услугами, дети их вели свой род от неизвестных отцов.
XV. В это же время отошёл к Господу король Генрих30, поражённый тяжкой болезнью, в замке, лежащем на границе Тюрингии и Саксонии под названием Мемлебен31. Его тело было доставлено в Саксонию и с великими почестями погребено в церкви монастыря благороднейших и благочестивейших дев, который расположен на королевской земле и носит название Кведлинбург. Там же проживает и почтенная жена его, разделявшая с ним [тяготы] власти, по имени Матильда32; будучи из того же рода, она была выше всех женщин, каких я когда-либо видел и о каких слышал; во искупление грехов [супруга] она не прекращала справлять там панихиды, принося себя Богу в жертву живую33. Ещё до вступления мужа на престол, она родила ему сына, которого назвала Оттоном, того самого, – говорю я, – властью которого управляются северные и западные стороны света, чья мудрость их умиротворяет, благочестие радует, и от суровости правосудия которого они трепещут. Уже после того, как [Генрих] стал королём, [Матильда] родила ему ещё 2-х сыновей; одного из них она назвала Генрихом34 – по имени отца; это был весьма изящный, мудрый в советах и красивый лицом [юноша]; взор очей его был жив и в то же время кроток. Из-за недавней его смерти35 мы до сих пор проливаем горькие слёзы. Наконец, третьим сыном был Бруно36; поскольку норманны до основания разрушили [тогда] церковь в Утрехте, благочестивый отец велел ему быть её служителем и в последующем восстановить. Деяния [сыновей Генриха] мы подробно изложим в соответствующем месте, а пока вернёмся к теме.
XVI. Насколько рассудителен и мудр был король Генрих, можно судить уже потому, что королём он поставил самого способного и благочестивого из своих сыновей. Ведь, если бы королевское достоинство не досталось после твоей смерти, о мудрейший король, столь великому наследнику, гибель грозила бы всему [твоему] народу! По этому случаю приведём во славу обоих такие строки:
Некогда сам побеждал ты обычно
Веры врагов в кровавом сраженье,
Ныне же слышим, король, что огромное горе
Смертью своей причинил ты народу.
Но прекращает вдруг плакать толпа,
Короля дорогого лишившись,
Ибо другой встал на место его, почитаемый миром,
Сын, достойный отца своей славой,
Отто король, тот самый, который
Властью великой народы чужие смиряет,
Нам же мир он несёт долгожданный.
Всё, что погибло со смертью отцовской,
Светлым восходом своим возвратил он,
Мягкий и кроткий, терпимый со всеми,
Недругам враг он жестокий и лютый.
Многие войны тебе предстоят, от которых
Имя твоё вплоть до звёзд вознесётся,
Будешь те земли попирать ты ногами,
Где льётся медленный свет Медведицы Малой,
Также и те, что имеют Геспера имя, который
Иначе зовётся ещё Люцифером,
Факел неся пред сияющей Эос.
XVII. Король Оттон ещё до вступления на трон взял себе в жёны дочь брата короля Ательстана37 из благороднейшего народа англов именем Отгифу38, которая родила ему сына Лиудольфа39. Мы проливаем горькие слёзы, как только вспоминаем о его недавней кончине40. О, если бы он или совсем не родился, или не умер так рано!
XVIII. В это же время Генрих, брат названного короля, по наущению некоторых дурных людей стал его злейшим врагом. Ведь тот, кто, обретя после акта творения высочайшую честь, захотел стать равным своему творцу, стал через послушных ему людей восстанавливать Генриха против его брата, скорее короля и государя, такими словами: "Разве правильно поступил твой отец, предпочтя тебя, рождённого в королевском достоинстве, тому, кто не был рождён в нём? Очевидно, что не в здравом рассудке принял он это ошибочное решение, но под влиянием эмоций. Так действуй же, ведь сил у тебя в избытке! Устрани брата и возьми себе королевство! И пусть королевская власть достанется тому, кому по милости Божьей довелось и родиться в этом достоинстве".
XIX.
Что пылаешь ты, юноша, лучший из саксов,
Жаждою власти столь сильной?41 Ведь запрещает
Это тебе не отец твой Генрих, но Бог сам.
Ибо лишь Он, милосердный и добрый,
Скипетр дал и тебя поучает,
Тот, без кого нет ни власти, ни трона.
В мире случается то лишь, что Богу угодно,
Через кого суд вершат господа, короли побеждают42.
С братом в бой ты стремишься вступить нехороший,
Гнусный злодей, нечестивый, кровавый?
Левиафан, Бегемот43 ты безбожный,
Почто обманом готовишь возобновление распри старинной?
За все преступленья свои понесёшь наказанье,
За то, что отверженных много тебя осуждают,
Ты однажды раскаешься в этом.
Всех злых людей ожидают адские цепи,
Не избежать и тебе их, злодею.
Однако, даже погрузившись по праву в вечный мрак Эреба44
Туда с собой не повлечёшь ты
[Всех] христиан, [ведь всем известно],
Что, если смоет кто святым крещением
Груз совершённых ими грехов,
Тех ожидает Божья милость,
Даром от смерти всех падших спасая.
XX. Побудил же [Генриха] к столь гнусному и тяжкому преступлению граф Эберхард45. Ведь, во время первого мятежа [Эберхарда] Генрих, как и положено, оказывал поддержку своему брату, королю и государю, изо всех сил беспокоя его врагов. Но, так как беспечность часто приносит несчастье не только тем, кто стремится к временным благам, но и тем, кто посвятил себя вечному и живёт в созерцании внутреннего благочестия, и, как говорит Вегеций Ренат в книге о воинском деле: "в опасности большая беззаботность обычно влечёт за собой более тяжкие последствия"46, вышло, что когда Генрих пребывал в некоем замке, слабо заботясь о своей безопасности, названный Эберхард, собрав большое войско, осадил его и, прежде чем брат-король смог оказать [Генриху] помощь, захватил [замок], после чего ушёл восвояси, увезя с собой как немалые богатства, так и самого [принца]47. Король, стремясь отомстить за бесчестье своего брата, а скорее за своё собственное, изо всех сил начал преследовать названного Эберхарда и его сторонников.
XXI. Эберхард же, отвратив от верности королю Гизельберта, герцога Лотарингии, оказал [Оттону] с его помощью немалое сопротивление. Несмотря на то, что жена этого Гизельберта была сестрой короля48, он был одушевлён надеждой самому получить корону, и был поэтому расположен скорее оказывать королю сопротивление, чем, как следовало бы, помогать ему против его врагов. Однако, увидев, что и таким образом не в состоянии [успешно] сопротивляться королю, они, вняв мудрому с точки зрения людей, но глупому с позиции Бога совету, обратились к Генриху с такого рода словами:
XXII. "Если ты клятвенно обещаешь следовать нашим советам, то мы тебя не только отпустим, – ибо ты наш пленник, – но более того, сделаем тебя нашим государем, – если, конечно, ты хочешь стать королём". Однако, они говорили это не потому, что действительно собирались так поступить, а чтобы с его помощью им было легче одолеть короля.
XXIII. Король же располагал несколькими весьма храбрыми армиями, а именно: войском Германа49, герцога Швабии, брата его Удо50 и Конрада51, имевшего прозвище "Мудрый". Будучи связаны с Эберхардом узами родства, они всё же предпочли умереть, – если бы так сложились обстоятельства, – за правду вместе с законным королём, нежели вопреки справедливости торжествовать вместе со своим родичем. Итак, Генрих, будучи обманут данным ему обещанием, быстро собрал своих людей и всеми силами стал помогать [мятежникам], сражаясь против короля. Но, поскольку записано, что "злоба обманывает сама себя"52, хотелось бы немного на этом задержаться и рассказать, каким образом обманула [Генриха] его злоба. Так вот, Эберхард не мог отвратить Гизельберта от верности королю и привлечь на свою сторону, пока не обещал сделать королём его самого. В свою очередь, Гизельберт надеялся обмануть Генриха таким образом, чтобы, победив с его помощью короля, в дальнейшем его устранить и самому овладеть королевским троном. Однако, Эберхард изначально задумал иной план. Ведь, победив короля, он рассчитывал их обоих лишить королевской власти и самому её захватить, как это можно заключить из его слов, сказанных им своей жене незадолго до смерти. Лаская жену у себя на груди, он сказал: "Радуйся пока на груди графа; скоро ты будешь веселиться в объятиях короля". Но действительность показала, что всё вышло совсем не так, и злоба обманула сама себя.
XXIV. Итак, [Генрих], как мы уже сказали, воодушевлённый, а скорее обманутый такого рода обещанием, собрал войско и, вместе с Гизельбертом и Эберхардом выступил против короля. Король, не испугавшись их численности, но уповая на милость Божью, весело двинулся им навстречу. Но, чтобы ты знал, насколько легко Богу побеждать многих с помощью немногих, и что никто не спасётся от избытка своей силы53, услышь о повторении Господом древнего чуда.
Воины короля, достигнув Рейна у места под названием Биртен, начали уже переправляться через реку, не зная, что Генрих вместе с названными графами уже здесь. Лишь очень немногие сошли с кораблей, едва успев вскочить на коней и взять в руки оружие, когда узнали, – не услышав от кого-то, а увидев собственными глазами, – что отряды вышеназванных [графов] уже здесь и спешат им навстречу. Тогда они обратились друг к другу с такой речью: "Величина этой реки, как вы знаете, не позволяет нашим товарищам прийти к нам помощь, нам же, – даже если бы мы захотели, – не позволит вернуться назад; не секрет, насколько смешным будет, – особенно нашим землякам, – если храбрые мужи сдадутся врагам, не сопротивляясь, избегнут смерти, выкупив свою жизнь ценою вечного позора. И, несмотря на то, что невозможность бежать, – что иной раз сильно вредит самому врагу, – и мысль о вечном позоре, – если бы мы стали молить о милости, – дают нам уверенность в предстоящей борьбе, есть причина, а именно – стремление к правде и справедливости, которая особо побуждает нас сражаться. Ведь если в сражении с неправдой рухнет земной наш дом, мы обретём на небе вечный и нерукотворный"54. Придя от этих слов в возбуждение, они в яростном натиске бросились на врага. Король пришёл к выводу, что столь великой силой [духа] его люди обязаны божественному вмешательству; не имея возможности из-за разделявшей их реки собственноручно помочь им, он вспомнил, что народ Господень победил напавших на него амаликитян посредством молитв Моисея, раба Божьего55; тотчас же соскочив с коня, король вместе со всем народом стал, проливая слёзы, молиться пред победоносными гвоздями, которыми руки Господа нашего и спасителя Иисуса Христа были прибиты [ко кресту], и которые ныне вложены в [священное] копьё. Насколько сильна, – по словам блаженного Иакова56, – оказалась молитва праведного мужа, ясно показал исход дела. Ведь во время молитвы [короля] ни один из его людей не был убит, тогда как все враги обратились в бегство; причём некоторые из них так и не поняли, почему они бежали, ибо из-за крайней малочисленности преследователей не могли видеть врагов. Многие были убиты, а Генрих – тяжело ранен в руку, и хоть твёрдость тройного панциря не дала лезвию добраться до мяса, сила полученного удара причинила такой ушиб, что никакие заботы врачей так и не смогли его вылечить; поэтому [Генрих] ежегодно страдал от периодических сильных болей. Это, как говорили уже гораздо позже, и стало причиной его преждевременной смерти57. Но, поскольку речь зашла о священном копье, будет уместно рассказать, каким образом оно попало к [Оттону].
XXV. Король Бургундии Рудольф, в течение нескольких лет правивший в Италии, получил это копьё в дар от графа Самсона58. Оно значительно отличалось по виду и фигуре от прочих копий, будучи изящно изготовлено совершенно новым способом и имея в середине наконечника отверстия по обеим его сторонам. Вместо выступов в средней части копья, вплоть до его изгиба располагались два очень красивых лезвия. Как утверждают, копьё это принадлежало ещё Константину Великому, сыну святой Елены, которая нашла животворящий Крест. Посредине копейного острия, которое выше я назвал наконечником, расположен крест, составленный из гвоздей, которыми были прибиты ноги и руки Господа нашего и искупителя Иисуса Христа59. И вот, король Генрих, услышав, что Рудольф владеет столь бесценным даром небес, отправил к нему послов, пытаясь приобрести [копьё] за какую угодно цену, чтобы иметь в нём непобедимейшее оружие против зримых и незримых врагов и постоянно побеждать их с его помощью. Когда же король Рудольф заявил, что никогда и ни при каких условиях этого не сделает, король Генрих, – поскольку не смог смягчить [Рудольфа] дарами, – постарался запугать его разного рода угрозами. Так, он обещал всё его королевство опустошить огнём и мечом. И, поскольку то, о чём просили, было драгоценностью, тем краеугольным камнем, посредством которого Бог соединил земное с небесным, создав из обоих одно, сердце короля Рудольфа смягчилось и он лично передал праведному королю то, чего тот по праву добивался. Ибо там, где царит мир, нет места вражде. Ведь даже Пилат и Ирод сделались друзьями между собой в тот день, когда тот, кого они распяли, шёл от первого ко второму, хотя прежде они были во вражде друг с другом60. Сколь велика была любовь, с какой король Генрих принял названный бесценный дар, стало видно как из некоторых его поступков, так и, – особенно ясно, – из того, что он почтил [Рудольфа], сделавшего ему этот дар, не только золотом и серебром, но и немалой частью провинции Швабии61. Бог же, который смотрит на то, что в душе каждого62, обращает внимание не на количество даров, а на добрую волю и воздаёт за то, показал различными знаками уже в этом временном [мире], сколь велика награда, коей почтил Он благочестивого короля за упомянутое дело в вечности; так, неся перед собой сей победоносный знак, [Генрих] всегда устрашал и обращал в бегство восставших против него врагов. Итак, благодаря этому случаю, а скорее по Божьей воле король Генрих овладел этим священным копьём, которое, умирая, оставил вместе с королевством и прочим наследством своему сыну, о котором мы сейчас ведём речь. А с каким почтением относился тот к этому бесценному дару, доказывает не только нынешняя победа, но и удивительное изобилие божественных даров, о котором мы ещё скажем63. Итак, приведя в ужас и обратив в бегство [врагов], король вернулся домой, не столько радуясь победе, сколько восхваляя божественное милосердие.
XXVI. Хотелось бы несколько задержаться на этом и рассказать, что произошло это не случайно, но согласно Божьей воле. Что будет для нас более ясным, чем, если мы расскажем о явлении Господа и спасителя нашего Иисуса Христа после Его воскресения женщинам и ученикам. Фома хорошо знал о верности Петра, о любви Иоанна, который во время вечери возлёг на грудь учителя64; он слышал, что они поспешили к [Его] гробу и ничего, кроме плащаницы, там не нашли; узнал он также о видении ангелов, которые явились женщинам и сообщили, что Он жив. И что же? Положим, зная женскую слабость, он не поверил женщинам. Но скажи, святой Фома, – говорю я, – если ты не веришь также 2-м ученикам, спешившим к замку Эммаус, которым Он не только открылся, но и открыл писания, повествующие о Нём самом, более того – благословил, согласно обычаю, хлеб, преломил и дал его им, то отчего не желаешь ты оказать доверие всем [прочим] своим товарищам, которым Он явился через закрытые двери? Разве не помнишь ты, – говорю я, – что твой господин и учитель, которому ты обещал умереть вместе с ним, предсказал всё это перед своими муками? Ведь он говорил: "Вот мы восходим в Иерусалим, и совершится всё, написанное через пророков о Сыне Человеческом. Ибо предадут Его язычникам и поругаются над Ним, и оскорбят Его и оплюют Его, и будут бить, и убьют Его; и в 3-й день Он воскреснет"65. Почему же ты сомневаешься в Его воскресении, когда видел, что Он, как и предсказывал, был предан язычникам, бит, оплёван и распят? Но не беда, что старался ты потрогать твоего Бога собственными руками. Ведь сам царь наш от века, устрояющий спасение посреди земли66, который знает обо всём ещё до того, как оно случится, предвидел, что многие погибнут из-за подобного заблуждения и, будучи добр и милостив, сказал [Фоме]: "Протяни палец твой и вложи руку твою в рёбра мои; и не будь неверующим, но верующим"67.΄Εζαΰδα δε Θομα άγιε, экзауда де тома агие, что значит, убедись же, святой Фома, и устрани от нас своим неверием всякое сомнение. "Господь мой, – сказал он, – и Бог мой". О, сомнение, достойное всяческой похвалы! О, неверие, которое веками должны все восхвалять! Ведь, если бы ты не усомнился, я не верил бы столь крепко. Если бы мы рассказали тогда о вере учеников [Его] и уверовавших женщин еретикам, которые лживо утверждали, что Господь наш Иисус Христос не воскрес во плоти, они благодаря дьявольскому коварству противопоставили бы нам многочисленные аргументы против. Но услышав, что усомнившийся Фома трогал тело, прикоснулся к шрамам от ран и, тотчас же откинув неверие, воскликнул: "Господь мой и Бог мой", те, кто раньше много кричали, казалось, сразу же онемели, как рыбы, ибо поняли, что то была истинная плоть, которую можно потрогать, и истинный Бог, который вошёл через закрытые двери. И то, что Фома усомнился, было не случайностью, но проявлением Божьей воли.
Таков, благочестивейший король, именно таков был замысел божественного провидения, которое желало столь неожиданной, – по причине малочисленности воинов, – победой показать смертным, насколько угоден Богу тот, кто молитвой заслужил [право] одержать столь славную победу при помощи столь малого [войска]. Возможно, – а скорее всего так оно и есть, – что ты прежде не знал, сколь сильно любит тебя Бог; позже он дал тебе это понять, почтив столь славной победой. Ведь мы ничего не знали бы о тех добродетелях, которыми обладали святые мужи, о том, как держались они в виду испытания их Богом, если бы они не доказали это [своими делами]; мы можем заключить сие из слов ангела, сказанных Аврааму, когда тот хотел принести в жертву своего сына; ведь он сказал ему: "Не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего; ибо теперь я знаю, что боишься ты Господа"68, то есть я сделал это известным тебе самому и последующим [поколениям]. Ведь Господь знал, какой сильной любовью любит его святой патриарх Авраам ещё до того, как тот хотел принести ему в жертву сына; но сам любящий не знал, как сильно он Его любит, пока принесением в жертву любимого сына не доказал это самым ясным образом. Мы можем также доказать это утверждение со слов блаженного Петра: "Господи, – сказал он, – с тобой я готов и в темницу и на смерть идти". А Господь сказал ему: "Говорю тебе, Пётр, не пропоёт петух в эту ночь, как ты трижды отречёшься, что не знаешь меня"69. О, святой Пётр, тот, кто создал тебя, знал тебя лучше, чем ты сам. Ты полагал, что обладаешь истинной верой; но тот, кто знает всё, ещё прежде чем оно случится, предсказал, что ты трижды отречёшься от него. Позже, помня эти Его слова, на Его вопрос: "Любишь ли ты Меня?", ты объявил Ему о своей любви, дав такой скромный ответ: "Господи, Ты всё знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя70. По моему убеждению, я люблю Тебя больше, чем самого себя, если только любя Тебя, можно любить себя. Соответствует ли это, как я полагаю, истине, Ты, который создал меня таким, каков я есть, и наделил праведнейшей любовью, дабы я любил Тебя, знаешь лучше, чем я сам". Итак, добрый король, случилось это не ради твоей веры, но ради веры тех убогих, которые думают, что победа зависит только от численности [войска], а в человеческих делах всё решает случай. Ведь мы знаем, что даже если бы ты перешёл [реку] с 12-тысячными легионами и одержал победу, то приписал бы её не себе, но Господу. Причина Его желания дать тебе возможность победить благодаря молитве малым числом состоит в том, дабы всех, кто полагается на Него, заставить любить Его ещё сильнее и одновременно показать, сколь сильно Он тебя любит тем, кто этого ещё не знал. Но оставим это и вернёмся к нашему рассказу.
XXVII. В пределах Эльзаса есть замок, который зовётся на местном наречии Брейзах и укреплён как благодаря Рейну, омывающему его наподобие острова, так и благодаря естественной неприступности самого места. Эберхард разместил в нём большое количество своих воинов, с чьей помощью не только овладел большей частью названной провинции и внушил ей страх, но и жестоко разорял [земли] верных королю [вассалов]. Наконец, добрый король, беспокоясь об [ущербе] своих людей, а не о своём собственном, собрал войско и вступил в Эльзас, чтобы осадить названный замок. Когда он туда пришёл, большинство епископов, вняв убеждениям Фридриха71, архиепископа Майнцкого престола, бывшего тогда вместе с королём, покинули ночью разбитые ими по кругу палатки и, бросив короля, тайно бежали каждый в свой город; сам же Фридрих коварно остался [при короле]. Воины короля, заметив это, обратились к [Оттону] с такого рода речью: "Пора тебе, король, подумать о своём спасении; оставь это место и уходи в Саксонию. Для тебя не секрет, что брат твой Генрих ведёт против тебя войну; если он узнает, что с тобой такое малочисленное войско, то нападёт столь внезапно, что и бежать не удастся. Так вот, лучше пополнить войско и опять вернуться, чем погибнуть жалким образом или с позором бежать". На это неустрашимый король ответил им, как некогда говорил своим людям Иуда, по прозвищу Маккавей: "Не говорите так! Ведь если пришёл наш час, давайте доблестно умрём, не омрачив позором нашу славу72. Лучше принять смерть за правду и справедливость, чем, избежав её, жить в позоре. Наконец, если тем, кто противится Божьим установлениям73, полагаясь только на свою численность, а не на Бога, угодно, сражаясь за неправое дело, умереть и сойти в вечный мрак Эреба, то нам тем более по нраву ещё яростнее биться, – ибо боремся мы за правое дело, – и, сражаясь, умереть, если выпадет сей жребий всякой плоти. Ведь обратить тыл перед решающим сражением из-за малочисленности своего войска, значит для тех, кто сражается за правду, усомниться в Боге". Сказав это, он не только отговорил их от предполагаемого бегства, но и побудил доблестно сражаться.
XXVIII. На одно только, славный отец, обрати самое пристальное внимание; ты удивишься, когда услышишь, что [король умел] побеждать не только врагов, но и порывы своей души. Ведь и грешники с Божьего соизволения могут иной раз победить врага; соблюдать же непоколебимую силу духа, то есть не превозноситься в успехах и не падать духом при неудачах, дано лишь избранным. Итак, услышь, с каким пылом веры положился [Оттон] в столь бурное время на камень, которым был Христос74. В то время при нём находился некий очень богатый граф, чьё довольно значительное войско украшало армию короля. Видя, что очень многие покинули королевское войско, перейдя [к врагу], он, видя в человеке лишь внешнее, а не внутреннее, молча стал размышлять сам с собой примерно так: "Я без сомнения получу у короля всё, чего бы ни попросил в этой сумятице, особенно теперь, когда нам предстоит жестокая война, и он боится, как бы я его не покинул". Итак, отправив послов, он умолял короля уступить ему некое, очень богатое поместьями аббатство под названием Лорш, дабы, пользуясь его землями,- ибо он и его вассалы нуждались в земле, – служить королю с большим успехом. Король же, будучи наделён хитростью не только голубя, но и змеи, не мог не заметить его коварного умысла, а потому дал послам такого рода ответ: "То, что я думаю об этом деле, я предпочитаю сообщить [графу] лично, а не через послов". Услышав его ответ послам, [граф] преисполнился великой радостью, ибо надеялся добиться того, о чём просил. Поэтому, не медля прибыв к королю, он просил его высказать своё решение относительно этого дела. А король при всём народе сказал ему следующее: "Должно повиноваться больше Богу, нежели людям75. Ведь кто, пребывая в здравом уме, не понял, что ты высказал здесь не смиренную просьбу, но угрожающее требование? Записано: Не давайте святыни псам76. И, хоть это было сказано отцами [церкви] в ином, духовном смысле, я считаю, что дам святыню псам в том случае, если те церковные земли, которые были переданы воинам Божьим благочестивыми людьми, я отдам воинам светским. Тебе же, кто просит столь дерзко и беззаконно, я заявляю при всём народе, что ты не получишь от меня ни это, ни что-либо иное. И если сердце велит тебе уйти вместе с прочими неверными [вассалами], то чем скорее [ты уйдёшь], тем будет лучше". Услышав это, граф покраснел, выдав тем самым тайну своего сердца, – ибо лицо есть зеркало души, – и, тотчас бросившись королю в ноги, признался в том, что грешен и тяжко провинился [перед королём].
Итак, оцени теперь, с какой твёрдостью крушит Божий воин не только видимых, но и невидимых врагов. Ведь древний враг, убеждая подняться против него самых сильных князей, даже брата подстрекая отобрать у него королевство, полагал, что не причинит этим [Оттону] большого вреда, ибо всё это – внешний ущерб; потому и побудил он названного графа требовать для себя наследство святых, чтобы король тотчас вызвал на себя гнев Божий, как только незаконно передаст своим вассалам достояние рабов Божьих. Но, поскольку ему это не удалось, [сила] святого короля, за которого ради [проявленной] им стойкости в испытании сражался сам Бог, возросла, о чём мы сейчас и расскажем.
XXIX. Святой Давид говорил от лица Господа: "Если бы народ Мой слушал Меня, и Израиль ходил Моими путями, Я скоро смирил бы врагов их, и обратил бы руку Мою на притеснителей их"77. То, что это исполнилось в [нашем] короле, который был послушен Господу и ходил Его путями, ясно вытекает из того, что я сейчас расскажу.
Эберхард и Гизельберт, услышав, что король пребывает в Эльзасе, собрали огромное войско и, не опасаясь, что кто-то ещё может оказать им сопротивление, перешли Рейн у Андернаха, после чего стали всюду избивать верных королю людей. В тех краях тогда находились Удо, брат Германа, герцога Швабии, и Конрад, по прозвищу "Мудрый", о которых выше мы сказали, что они остались верными королю. Однако, поскольку их войско было значительно слабее войска [мятежников], они не посмели выступить против них. Всё же, следуя Божьему велению, данному не словами, но внушением [свыше], они по пятам следовали за [врагами], которые возвращались с богатой добычей. Когда они несколько продвинулись вперёд, навстречу им вышел, плача и рыдая некий священник. На вопрос их, откуда он идёт и почему плачет, он ответил: "Иду от тех разбойников, которые, отняв у меня коня, – единственное, чем я владел, – ещё более усилили гнёт моей нужды". Услышав это, названные Удо и Конрад осведомились, точно ли он видел Гизельберта и Эберхарда. И, когда тот ответил, что "отправив почти всё [войско] с добычей за Рейн, сами они, в окружении только избранных рыцарей, – да не пойдёт им это на пользу! – собирают фураж", они бросились на них с такой стремительностью, что если бы ты их тогда видел, то сказал бы, что они не бегут, но летят. Что же дальше? Эберхард погиб от меча, а Гизельберт утонул в водах Рейна78; не сумев поглотить [эти воды] из-за большого их количества, он испустил дух. Из прочих ни один не убежал, но или живым попал в плен, или погиб от меча. Итак, ты видишь теперь, каким образом Господь обратил руку свою на врагов короля, который, как Он знал, ходил путями Его.
XXX. Пока всё это происходило, король в Эльзасе, ничего об этом не зная, был готов скорее умереть, чем бежать перед врагом. И вот, случилось, что когда ранним утром, вскочив по своему обыкновению на коня, он отправился в церковь, дабы укрепить себя молитвой, – ибо церковь находилась далеко [от лагеря], – то, устремив взгляд вдаль, увидел, как навстречу ему весьма поспешно движется человек, в котором он сразу же узнал вестника. А поскольку тот, кто пришёл, нёс радостные вести, он, как только увидел короля, своими жестами дал ему знать о радостном характере последующего сообщения. По этому же признаку все, кто там был, поняли, что объявлено будет об успехе и, навострив уши79, сбежались выслушать [посла]. Однако, степенный шаг, приведение в порядок волос и одежды, а также важное его приветствие казались им вечностью80. Король, видя, что народ волнуется, с трудом перенося заминку посла с докладом, сказал: "Говори, с какой целью ты прислан! Изложи сначала [суть] дела, – пусть и нарушив этим правильный порядок [протокола], – чтобы избавить окружающих от страха и наполнить их души радостью; а затем уж почти нас приветствиями в виде длинного вступления и риторического предисловия. Не как, но что ты скажешь, ждём мы сейчас от тебя. Ведь нам более по сердцу радоваться сельской простоте, чем томиться изяществом Туллия". Услышав это, [посол] первым делом сообщил, что Эберхард и Гизельберт погибли, и собирался продолжить рассказ о том, как это произошло, но король жестом остановил его, соскочил с коня и со слезами, в молитве возблагодарил Бога. Закончив [молитву], он поднялся и продолжал начатый им путь в церковь, дабы вверить себя Богу.
XXXI. В это время Бертольд81, герцог Баварии, брат герцога Арнульфа, муж весьма деятельный, всеми силами поддерживал партию короля. Король, желая, чтобы он разделил нынешнюю его радость также, как прежде разделял невзгоды, на следующий день отправил [к нему] послов, сообщив об оказанной ему Господом великой милости. А чтобы ещё больше его обрадовать, он передал, что если [Бертольд] имеет намерение жениться на его сестре, то есть вдове Гизельберта, – ибо Бертольд не был связан брачными узами, – он клятвенно обязуется выдать её за него замуж; если же нет, он может дать ему в жёны почти уже взрослую дочь Гизельберта, которая была рождена ему этой сестрой и находилась у короля. От этих слов Бертольда охватила безмерная радость, но он предпочёл ждать [совершеннолетия] ещё недостаточно взрослой дочери, нежели жениться на матери, уже бывшей замужем82.
XXXII. Наконец, и Фридрих, архиепископ Майнцкой церкви, по совету которого короля покинули многие епископы, перестал действовать тайно, открыв всем свою неверность; примерно за 10 дней до смерти названных выше [графов], он, покинув короля, поспешно прибыл в Майнц, но не стал там задерживаться, а отправился в город Мец. Ведь Генрих, брат короля, намеревался по возвращении Эберхарда и Гизельберта вместе с этим Фридрихом собрать там войско и развязать таким образом серьёзную войну с королём, пребывавшим тогда в Эльзасе. Когда же названный архиепископ туда прибыл, к нему весьма неожиданно и несвоевременно явились послы, сообщившие о смерти названных князей. От этих слов [Фридрих] пришёл в ужас, совершенно не зная, что теперь делать.
XXXIII. Король, покинув между тем Эльзас, занял Франконию. Боясь его, жители Майнца отказались принять в городских стенах вернувшегося к ним архиепископа. Потому и вышло, что чуть позже он был схвачен верными королю людьми, приведён к нему и отправлен под стражей в Саксонию83. Пребывая там какое-то время под арестом, он благодаря милосердию короля позднее опять был восстановлен в своём прежнем достоинстве.
XXXIV. Наконец, и Генрих, полуживой от страха перед королём, то есть своим братом, решил запереться в замке под названием Шевремон, укреплённом не только человеческим мастерством, но и самой природой. Однако, его сестра, вдова Гизельберта, узнав об этом, не только не дала ему возможности воплотить этот план в жизнь, но и обратилась к [Генриху] с такого рода речью: "Ну вот! Тебе мало тех моих несчастий, которые я терплю из-за смерти супруга? Ты желаешь ещё запереться в моих укреплениях, чтобы гнев короля, подобно дождю, пролился над этой землёй? Я этого не потерплю, не позволю, не допущу!84 Я родилась не настолько глупой, чтобы ты мог извлекать для себя выгоду из моих бед".
XXXV. Генрих, услышав это и не зная, что ещё можно сделать, взял с собой несколько епископов, чья защита могла бы ему помочь, и однажды с босыми ногами пришёл к королю, который ничего об этом не знал; бросившись королю в ноги, он смиренно умолял его о милости. Король же сказал ему: "Недостойное деяние твоё не заслуживает милосердия. Но так как я вижу тебя униженным перед собой, то не причиню тебе зла". Итак, король приказал ему отправляться в замок, расположенный во Франконии, в месте под названием Ингельгейм85, и пребывать там под бдительной стражей до тех пор, пока ярость его гнева несколько не утихнет и он не решит, следуя совету мудрых людей, что с ним делать.
заканчивается, – благодарение богу! – книга четвёртая
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Лотарь (р. 926/28 г. ум. 950 г. 22 нояб.) – сын короля Гуго от Альды. Король Италии в 948-950 гг. Женат (947 г.) на Адельгейде, дочери Рудольфа II, короля Бургундии (см. ниже). Их дочь – Эмма (948-988) стала женой Лотаря, короля Франции.
2. Альда – из рода тевтонских франков. Жена короля Гуго с 924 г.
3. Альда (р. 925 г. ум. 954 г.) – дочь короля Гуго от Альды. Жена Альберика II с 936 г.
4. О них см. Ant. II, прим. 64.
5. Он был племянником Гуго, сыном его сестры Теутберги.
6. "Отдал в пищу (на съедение)". Ветхозаветная фраза, см. Псал., 68, 22; Иезек., 15, 4.
7. Исидор, "Начала", VII, 6, 73.
8. Лука, 4, 10-11.
9. Левиафан – библейское морское чудовище, враждебное Богу (Яхве).
10. Лука, 4, 12.
11. Матфей, 10, 9.
12. Марк, 10, 25.
13. Лука, 14, 33.
14. Деяния апостолов, 4, 34-35.
15. Иоанн, 21, 18-19.
16. О нём см. Ant. II, прим. 54.
17. О ней см. Ant. III, прим. 3.
18. Тедбальд I (ум. 936 г.) – племянник Альберика I. Маркграф Камерино и Сполето в 928-936 гг.
19. Император Роман I предпринял в 935 г. поход против Ландольфа I, герцога Беневента, и ряда других князей Южной Италии.
20. Дистихи Катона, II, 18.
21. Вергилий, Энеида, III, 620.
22. В 936 г.
23. Свободное изложение по Теренцию ("Девушка с Андроса", 487).
24. Вергилий, Эклога Х, 22.
25. В июле 937 г.
26. См. Ant. IV, прим. 2.
27. Адельгейда (р. 932 г. ум. 999 г. 17 дек.) – дочь Рудольфа II, короля Бургундии. С 947 г. – жена Лотаря, короля Италии; с 951 г. – жена Оттона I Великого.
28. Бозо (ум. 949/951 г.) в первый раз был упомянут, как епископ и эрцканцлер короля, 26 марта 941 г.
29. См. Ant. III, 41.
30. 2 июля 936 г.
31. У Лиутпранда ошибочно – Himenleve.
32. Матильда (р. ок. 896 г. ум. 968 г. 14 марта) – дочь Дитриха фон Рингельхейма и Рейнхильды, дочери норманна Готфрида. С 909 г. – жена Генриха I.
33. Рим. 12, 1.
34. Генрих Баварский (р. ок. 922 г. ум. 955 г. 1 нояб.) – 2-й сын Генриха I; герцог Баварии
35. 1 ноября 955 г.
36. Бруно (р. ок. 925 г. ум. 965 г. 11 окт.) – 3-й сын Генриха I; архиепископ Кёльнский и герцог Лотарингии.
37. Ательстан (ум. 940 г. 27 окт.) – король Англии в 924-940 гг. Сын Эдуарда Старшего. То есть Отгифа была его сестрой, а не племянницей.
38. Отгифа (Эдит) (ум. 946 г. 26 янв.) – дочь короля Англии Эдуарда Старшего. Жена Оттона I с 927 или 929 г.
39. Лиудольф (930-957 гг.) – старший сын Оттона I. В 949-954 гг. – герцог Швабии.
40. 6 сент. 957 г.
41. Вергилий, Георгики, I, 37.
42. Псал., 8, 15.
43. О Левиафане см. прим. 9. Бегемот – один из демонов.
44. Эреб (греч. – "мрак") – олицетворение вечного мрака. Лиутпранд имеет в виду Ад.
45. Эберхард (р. 885 г. ум. 939 г. 2 окт.) – брат Конрада I. Герцог Франконии в 918-939 гг.
46. Вегеций Ренат, III, 22.
47. Генрих был схвачен Танкмаром в Белеке и выдан Эберхарду.
48. Гизельберт был женат (с 928/9 г.) на Герберге, сестре Оттона I.
49. Герман I (ум. 949 г. 10 дек.) – герцог Швабии в 926-949 гг. Сын Гебхарда II Юного, герцога Лотарингии, и Иды из рода Эццо.
50. Удо I (ум. 949 г.) – граф в Рейнгау и Веттерау, из рода Конрадинов. Брат герцога Германа Швабского; двоюродный брат короля Конрада I и герцога Эберхарда.
51. Конрад Мудрый (Курцбольд) (ум. 948 г. 30 июня) – граф Нидерлангау; двоюродный брат Германа и Удо.
52. Псал., 26, 12.
53. Псал., 32, 17.
54. 2 Кор., 5, 1.
55. Исход, 17, 8-13.
56. Иаков, 5, 16.
57. См. Ant. IV, прим. 36.
58. См. Ant. III, 41.
59. В целом описание не соответствует тому копью, которое хранится в сокровищнице Хофбурга в Вене, и его копии в Кракове.
60. Свободное изложение текста Луки (23, 12).
61. В начале ноября 926 г. состоялась встреча Генриха I и Рудольфа II на сейме в Вормсе. Рудольф II признал себя вассалом Генриха I, а тот, в свою очередь, уступал ему область между Ааре, Юрой и Рейсем. Сюда же входила и южная часть Эльзаса с Базелем.
62. 1 Царств, 16, 7; Притчи, 24, 12.
63. Лиутпранд более к этому не возвращался.
64. Иоанн, 13, 23-25.
65. Лука, 18, 31-33.
66. Псал., 73, 12.
67. Иоанн, 20, 27.
68. Бытие, 22, 12.
69. Лука, 22, 33-34.
70. Иоанн, 21, 17.
71. Фридрих (р. ок. 905 г. ум. 954 г. 25 окт.) – 10-й архиеп. Майнцский в 937-954 гг.
72. 1 Макк., 9, 10.
73. Рим., 13, 2.
74. Кор., 10, 4.
75. Деяния апостолов, 5, 29.
76. Матфей, 7, 6.
77. Псал., 80, 14-15.
78. 2 октября 939 г.
79. Вергилий, Энеида, II, 303: arrectis auribus.
80. Теренций, Самоистяз., 240: dum comantur, annus est ("покуда с места тронутся, уж год прошёл").
81. Бертольд (ум. 947 г. 23 нояб.) – младший сын Лиутпольда, маркграфа Баварии, брат герцога Арнульфа. Герцог Баварии в 938-947 гг. (до этого, с 926 г. – герцог в Каринтии). Несмотря на верность Бертольда королю, его сын Генрих (III) был лишён Оттоном I возможности наследовать отцу в Баварии (стал герцогом Каринтии, и лишь ненадолго в 983-985 гг. – герцогом Баварии).
82. Бертольд женился на Билетруде. Правда, неизвестно в точности, была ли она дочерью Гизельберта. А Герберга, его вдова и сестра Оттона I, вторично вышла замуж за Людовика IV Заморского (ум. 954 г.), короля Франции.
83. Согласно Видукинду (II, 25) местом его ссылки был Гамбург, а согласно продолжателю Регино – Фульда.
84. Цицерон, I речь против Катилины, 5.
85. Сюда он был сослан после неудачи своего второго мятежа в 941 г. |
|
